е стоит. Поэтому вы должны
привести  яхту капитана Шондраковского в рабочее  состояние и стартовать так
быстро, как только сможете.
     - Но... - растерянно  сказал Магнус, - тогда ведь нам  придется бросить
свою яхту?
     - Новую купите, - проворчал чужак. - Впрочем, если вы так прижимисты...
Вас  ведь двое.  Один  может остаться  на  "Ландграфе",  второй -  доставить
"Саркофаг". Тогда в дополнение к пятидесяти миллионам у  вас будет сразу две
яхты. Но  ремонт  и  оживление  "Карандаша" -  вдвоем и  в  авральном темпе.
Поскольку соглашение уже вступило в силу - это приказ.
     Вызывайте меня,  когда "Карандаш"  будет готов  стартовать.  И в  любом
случае - каждые сутки ровно в полдень. Сколько там у вас сейчас времени?
     - Полседьмого утра, - машинально ответил Магнус.
     - Вот сегодня в полдень и вызывайте. До свидания, господа яхтсмены!
     Экран мигнул на  миг и погас; окно броузера схлопнулось в яркую точку в
центре куба, а затем точка растворилась вместе с самим кубом.
     - Фу-у-у-у... - тяжко выдохнул Бьярни. - Ну и дела...  А ведь мы  так и
не спросили этого типа - кто он и как его зовут.
     Магнус зябко передернул плечами:
     - Знаешь, братец... Что-то подсказывает мне, что  лучше нам этого  и не
знать.  Целее  будем.  А сейчас, займемся-ка ремонтом. Какой  у этого Шор...
капитана инструмент имеется, ты не отыскал?
     Ремонт  сожрал два полновесных  дня. Двое суток. Правда, все  это время
распухшее  солнце  беспрерывно  заливало  багровым  половину  обзорников,  а
глубокая чернота космоса, еле-еле  разбавленная одиночными пикселами далеких
звезд, таилась во второй  половине. "Карандаш" впервые  за двадцать три года
сомкнул  створки  внешнего   шлюза  и  наполнился   воздухом.  Освещение  из
аварийного режима было переведено Магнусом в штатный. Двое суток. Всего двое
суток, и затерянный в пространстве мертвый кораблик снова стал обитаемым.
     Дважды Эрлингмарки вызывали чужака - в полдень,  как и было договорено.
Четырежды  мотались  на сингулярниках  от  "Карандаша"  к  "Ландграфу"  и от
"Ландграфа" к  "Карандашу". Половина от нежданного миллиона перекочевала  со
счета Бьярни на счет Магнуса. И наконец-то настало время решать.
     Бьярни с еще  мокрой после душа головой смаковал кофе на камбузе, когда
старший  Эрлингмарк  вернулся  с "Карандаша".  Содрал скафандр, налил и себе
кофе, и удовлетворенно сообщил:
     - Все. Готов "Карандаш". Хоть сейчас стартуй.
     Бьярни понимающе кивнул.
     -  Ну, брат? - задал Магнус давно ожидаемый вопрос. - Что будем делать?
Тебе хочется бросать "Ландграф"?
     - Если честно, то нет. Совершенно не хочется.
     - И у меня та же фигня. Значит, надо разделяться.
     - Надо, - согласился Бьярни.
     - Давай думать. Кому лучше повести это чешуйчатое чудо, а кому остаться
на "Ландграфе".
     Бьярни отхлебнул кофе.
     - А ты как считаешь, Магни?
     Магнус наморщил лоб.
     -  Вообще-то  я считаю,  что  пока  ты отвел бы  "Карандаш",  я мог  бы
спокойно ковыряться в системах  наведения. И  к твоему возвращению вернуть к
жизни и "Ландграф"  тоже. Но  вести  "Карандаш" -  не на прогулку смотаться.
Если честно,  то побаиваюсь я этих чертовых ребят, хозяев саркофага, готовых
вот так,  без  раздумий,  выложить миллион  первому  встречному  и еще сорок
девять - готовому рискнуть и сунуться к ним в лапы.
     Бьярни, не перебивая, слушал.
     - С другой  стороны,  упустить возможность  срубить деньги, на  которые
можно безбедно  жить всю  оставшуюся жизнь  - это надо умудриться. А значит,
надо рисковать.
     - Есть еще другой путь, - с неожиданным хладнокровием заметил Бьярни. -
Саркофаг  стоят явно дороже пятидесяти  лимонов. Иначе за него  не сулили бы
столько. Что нам мешает залечь на тюфяки, а спустя какое-то время попытаться
его втихую продать?
     Магнус едва заметно кивнул:
     -  Именно  этих слов я и ждал от тебя, братец. Да, можно попытаться. Но
только  представь  что с  нами  сделают  приятели  этого  скуластого,  когда
изловят...
     - Если изловят, - поправил Бьярни.
     - Нет, Бьярни,  -  не согласился Магнус. - Не  "если изловят", а именно
"когда изловят". Слишком мелкая мы рыбешка, чтобы пытаться надуть китов.
     - Так уж и китов... - усомнился Бьярни.
     - Китов, Бьярни. Именно китов. Пузатых и сытых.  Ты заметил, как быстро
они выяснили о нас почти все необходимое? Имена, подробности о нашей яхте, и
даже  то,  что мы сейчас без работы. Тут такими возможностями  попахивает...
Представить страшно.
     -  Если они такие  всемогущие, -  с ехидцей вставил Бьярни,  -  что  им
мешает  добраться  до  саркофага  самостоятельно?  На  кой  им  двое вольных
яхтсменов,  которые,  заметь,  вполне  могут нанимателя  и  надуть?  Ну  сам
подумай.
     Магнус подавил глубокий  вздох; с минуту  он молчал,  отхлебывал кофе и
скреб небритую щеку - размышлял.
     - Я  против, Бьярни.  Мне кажется,  что  не следует  надувать компанию,
возможностей которой не знаешь в полной мере. А если это военные?
     - Да  какие  они военные, - фыркнул в чашку Бьярни. - Типичные бандиты.
Причем, видимо, из крутых.
     - Тогда я тем более против. Что-то неохота, чтоб нам кишки на лонжероны
намотали.
     - Крутых тоже, случается, успешно кидают.
     Магнус сердито бухнул кулаком по столешнице:
     - Да  пойми  ты,  Бьярни,  мне неохота прожить остаток  жизни в страхе!
Неохота шарахаться  при каждом  вызове! Неохота прятаться и  вечно носить  с
собой активированный бласт!
     - Спокойствия, значит, хочешь? - уточнил Бьярни.
     - Да! Спокойствия! И душевного равновесия! - отрезал Магнус.
     -  Что  ж,  - с прежним  хладнокровием констатировал Бьярни, - я уяснил
твою позицию, старший. Наверное, придется ее и принять.
     Некоторое время Магнус мрачно изучал текстурный рисунок на пластике.
     - Ладно, -  проворчал он наконец и бросил перед  собой монетку.  - Ты -
орел,  я - решка. Кто выпадет,  идет  на "Карандаше". Второй сидит  здесь  и
ждет.
     - Если пойдешь ты, - сказал  Бьярни, - я за  это время  вряд ли  починю
наведение.
     - Ну и хрен с ним, с наведением. Бросай.
     Бьярни   медленно   сгреб  монетку  со   стола,  положил  на   согнутый
указательный  палец и  сильно подбросил большим.  Монетка,  бешено  крутясь,
звякнул о пластик,  срикошетила и  почти  беззвучно шлепнулась на  ворсистый
пол. Орлом вверх.
     - Ну,  вот, - удовлетворенно  крякнул Бьярни.  -  А  ты как раз  привод
починишь. А потом у  нас будет по собственной яхте и по кругленькой сумме на
кармане.
     Магнус ногой пододвинул монетку к себе.
     -  Опасаюсь  я за тебя,  братец.  Как бы  ты  не  выкинул  какой-нибудь
фортель.
     Но Бьярни очень серьезно покачал головой:
     - Нет,  старший. Если мы  решили играть честно, я не стану  выбрасывать
никаких  фортелей. Мы  всегда  верили  друг другу,  и  никогда не подводили.
Поэтому мы и вместе. Да и отец учил никогда не подводить брата.
     Магнус протянул руку над столом и с чувством похлопал Бьярни по плечу.
     - Спасибо,  младший. Я, прям,  тобой  горжусь.  Честно-честно!  Приятно
сознавать, что у тебя есть брат, на которого можно положиться как на  самого
себя.
     - Пожалуйста! - с ехидцей ответил Бьярни и победно ухмыльнулся.
     -  Ладно, - Магнус  чуть подался вперед -  энергично, с  нетерпением. -
Пойдем,  помогу  тебе  вещички на "Карандаш" переправить. И стартуй - раньше
начнем, быстрее отделаемся.
     Эрлингмарки синхронно встали. На пороге Магнус поймал Бьярни за плечи и
слегка сжал. Взглянул брату в глаза.
     - Ну... Удачи нам.
     Бьярни только глубоко вздохнул.
     - Да, - вспомнил Магнус. - И вот еще что. Надо бы мертвых похоронить...
Даже свайгов. По обычаю  астронавтов.  А то мы  их в тамбур сволокли  и все,
будто испорченный груз. Не годится так.
     С этим нельзя было не согласиться.
     "Карандаш"  ушел  в  пульсацию через  четыре с половиной часа. На  виду
красного  гиганта  из системы  Набла Квадрат осталась  единственная  пришлая
извне песчинка - яхта "Ландграф". Одинокий космический странник.
     Магнус так  и не успел починить наведение икс-привода. Спустя еще шесть
часов  впритирку к "Ландграфу" вспухла внушительных размеров финишная сфера.
Яхту-неудачницу разорвало нарушениями метрики за  доли секунды. Магнус  даже
не успел понять, что умирает.
     Когда выходящий из пульсации корабль  - линейный рейдер азанни - возник
в  зоне  финиша  и  пространство  стало  постепенно  приходить  в  норму,  о
"Ландграфе" уже ничего не напоминало. Он целиком превратился в беспорядочное
излучение.
     Экипаж  рейдера,  среди  которого,  кстати  говоря, не  было ни  одного
азанни,  прекрасно  знал,  что  исправный  привод самостоятельно  никогда не
наведется в область пространства, где сосредоточена хоть какая-нибудь масса.
Даже  такая  в  сравнении   с  рейдером  незначительная,   как  человеческая
яхта-сотник.
     Рейдер пробыл в районе Набла Квадрат совсем недолго,  после чего ушел в
новую пульсацию.
     Бьярни  Эрлингмарк, понятно, даже не подозревал,  что его старший  брат
еще до истечения первых суток марша на "Карандаше" перестал жить.
     Яхта капитана-поляка  начала нравиться Бьярни уже после первого прыжка.
Сравнительно небольшая,  уютная, удобно скроенная и  ухоженная  до  мелочей.
Даже двадцать три года в космосе с открытыми шлюзами не смогли вселить в нее
дух запустения. Впрочем, братья ведь  постарались привести ее в  максимально
жилой вид  - переинитили  по  новой  системы регенерации и жизнеобеспечения,
устроили профилактику системам энергоснабжения, слегка пополнили запасы воды
и пищи.
     Даже старые фильмы Бьярни понравились.
     Чувствуя некоторую неловкость,  Бьярни  покопался  в вещах экс-капитана
"Карандаша" и все, что  счел  слишком  уж личным, собрал в пластиковый пакет
для мусора и сволок в дальний грузовой отсек. По необъяснимому наитию  через
отсек с саркофагом Бьярни чуть ли не прокрался, держась у стеночки, подальше
от этого чешуйчатого сундука с  загадочными сокровищами. И по  пути туда,  с
мешком на плече, и обратно,  уже  налегке. Саркофаг  взирал на  него с немым
равнодушием.
     Астрогационные  приборы, наведение  и привод работали безукоризненно  -
Бьярни сверил реальный  прыжок с расчетами и поразился ничтожной погрешности
-  действительно  ничтожной. Исчезающе  малой.  И  дальность  пульсации  для
полсотника  оказалась завидная -  почти вдвое превышающая среднюю норму  для
приводов такого класса.
     За двое  суток Бьярни добрался до размытой границы основного диска - до
сих пор он шел практически в точный перпендикуляр к галактической эклиптике.
Можно было, конечно, идти наискосок, по касательной к ядру, но Бьярни решил,
что  правильнее  будет обогнуть ядро  "сверху" - в этом случае  трек-пунктир
будет лежать  через несколько  обитаемых областей  пространства,  где  легче
заправиться, легче  починиться  в случае  глобальной  поломки, да  и  помощи
дождаться не в пример больше шансов.
     От чего помощи - Бьярни не стал уточнять даже в мыслях.
     Поначалу  за  мелкими  хлопотами  и  ввиду  непривычности к "Карандашу"
Бьярни  не  обращал внимания на  кое-какие  странности.  Точнее,  просто  не
замечал их. Считал частью корабля.
     Только на шестой день  Бьярни  обратил внимание, что в  первом грузовом
отсеке освещение не переходит в экономный режим, даже когда он сам  покидает
эту часть корабля.
     Вообще, что на таких небольших яхтах, что на звездолетах покрупнее, уже
много  лет  действовало простое и разумное  правило:  автоматика отслеживала
передвижения  экипажа  по кораблю и  услужливо переводила  освещение  пустых
помещений в аварийный режим, то есть четыре из пяти световых  панелей гасли.
Получалось,  что  люди постоянно  передвигались  в  центре  освещенной зоны.
Только в жилых каютах  свет можно было погасить вручную. Бьярни заметил, что
грузовой  отсек почему-то освещен, когда ненароком включил камеру, с которой
показывал чужаку-заказчику саркофаг -  она так  и осталась лежать в грузовом
отсеке, подключенная ниточкой  волоконки к  корабельному компу. Взглянув  на
картинку, Бьярни с некоторым  недоумением  обнаружил,  что  первый  грузовой
освещен с обычной интенсивностью.
     Понятно, что спустя несколько минут он уже стоял  перед сегментником  в
грузовые.
     Даже с  порога было  видно, что во втором отсеке  царит  полутьма - там
панели  были  большей  частью  потушены.  Штук пять  всего венчали под самым
потолком желтоватые конуса дневного света.
     Первый отсек напоминал баскетбольную площадку во время финального матча
или  стол хирурга во время операции  -  Бьярни  не различал даже собственной
тени. Ее попросту не было.
     По дуге (снова по  дуге!) Бьярни прошел к широкому пролету, ведущему во
второй отсек.  Едва он переступил маркировочную  черту,  второй  отсек  ярко
осветился.  Почти  весь  -  только вдоль дальнего  борта осталось  несколько
неработающих  светопанелей.  Но  стоило Бьярни сделать десяток-другой  шагов
вперед,  и  во  втором отсеке также исчезли  тени. Постояв некоторое время в
центре пустого отсека,  Бьярни пошел назад.  Когда  он  подходил к черте,  у
дальнего борта погасли первые  несколько панелей.  Когда  переступил  - весь
отсек  немедленно  погрузился в  полутьму.  Лишь более  светлый  треугольник
остался на полу за пролетом - антипод тени, подарок из отсека номер один.
     С некоторой демонстративностью Бьярни приблизился к выходу, перед самой
перепонкой  обернулся, саркастически глядя на  чешуйчатый ящик, и решительно
шагнул через маркировку.  Он  ожидал,  что  автоматика опомнится и услужливо
погрузит в полутьму первый грузовой.
     Фигушки. И не подумала автоматика сделать это.
     В  глубокой  задумчивости  Бьярни  вернулся  в  рубку  и  полез  искать
документацию к корабельным системам освещения.
     Сначала  Бьярни решил, что автоматика реагирует  на движение, но вскоре
отмел эту мысль. Даже если человек неподвижен -  свет ведь не гаснет, верно?
Значит, движение тут ни при чем. Температура тоже, скорее всего -  во всяком
случае на  кипящий  кофейник светопанели  никак  не реагировали. Едва Бьярни
покидал камбуз, свет там послушно пригасал. Да и над работающей  плитой свет
тоже не  зажигался  -  там как раз  панель в  потолке  и  рядом еще  решетка
вытяжки.
     Роясь  в  файлах  документации,   Бьярни  вспомнил  отцовскую  яхту   и
хулиганское существо  по имени  Матильда  - собаку-терьера. Бьярни готов был
поклясться, что Матильду корабельная автоматика  не уважала, и свет там, где
ей вздумалось бродить, сроду не включала.
     Так,  по крайней  мере, Бьярни казалось. Теперь.  Раньше  он о подобных
вещах попросту не задумывался.
     Порывшись  в  документации  еще  немного,  Бьярни  утвердился  в  своей
догадке. Работа  автоматики зиждилась на сканировании  и  регистрации высшей
нервной деятельности. Попутно  Бьярни узнал, что принцип  и  его  реализацию
земляне позаимствовали  у свайгов. А проще говоря - слизали  с их детекторов
интеллекта,  которыми  некогда  надменные  рептилии  проверяли  инопланетных
дикарей,  дабы  убедиться, что  перед ними  не  животные,  а очередная  раса
потенциальных сателлитов.  Свайги давно вышвырнули свои детекторы на свалки,
им теперь по  большому счету  чихать на уровень  интеллекта всех космических
дикарей вместе  взятых, и сателлиты их уже почти два века как независимы,  а
принцип все живет и живет, и верно служит людям, безропотно разгоняя потемки
в закоулках человеческих кораблей...
     До чего же удивительны порой капризы бытия!
     "Но что же это получается? - размышлял  Бьярни, рассеянно пролистывая в
экране текст. - Что автоматика полагает этот чешуйчатый ящик разумным - раз,
и живым - два? Или, скорее, даже не ящик, а его содержимое?"
     А как,  извините, этот  самый ящик  поддерживал эту самую  деятельность
целых  двадцать три года? Впрочем, с  чего,  собственно,  Бьярни  взял,  что
поддерживал? Может,  ящик  дремал  себе,  и  проснулся  только когда  братья
Эрлингмарки приблизились к "Карандашу"?
     "Стоп,  стоп,  стоп! -  оборвал беспорядочно скачущие мысли  Бьярни.  -
Будем рассуждать последовательно."
     Чужак сразу же назвал ящик  саркофагом. Стало быть, это не просто  шкаф
или  непомерно  большой  чемодан, а  устройство  для  хранения  чего-либо  и
обеспечения внутри соответствующих условий.
     Бьярни  снова  полез  в  корабельную  файлотеку и  выудил  из толкового
словаря определение слова "саркофаг".
     "Саркофаг, -  гласил словарь, -  от греческого "саркофагос",  небольшая
гробница  из  камня, дерева и других материалов (ничего себе -  небольшая! -
подумал Бьярни), нередко украшенная росписью."
     Гробница, значит. Но при чем тут тогда высшая нервная деятельность?
     "Этот саркофаг, - справедливо  рассудил Бьярни,  -  скорее  уж похож на
консервационную  камеру. Но тогда он должен  быть  подключен  к каким-нибудь
приборам, к системам поддержания жизни и удаления отходов..."
     Бред.
     Бьярни не заметил, как вновь оказался в первом грузовом. Только на этот
раз он не стал  красться вдоль стеночек, а направился  прямо к  "гробнице из
камня, дерева и других материалов".
     Вряд ли  чешуйчатая  поверхность саркофага являлась камнем или деревом.
Скорее уж "другим материалом". Бьярни с некоторой опаской приложил  ладонь к
оному материалу и едва удержался, чтобы не отдернуть руку.
     Ему  показалось,  что  он  прикоснулся  к  живому  существу.  Явственно
чувствовалось тепло и даже словно бы какие-то токи там, внутри. Ни с чем  не
сравнимое биение жизни.
     У Бьярни мгновенно вспотел лоб.
     "Черт возьми! - подумал Бьярни,  пытаясь унять заколотившееся ни с того
ни  с  сего сердце.  -  А  почему, собственно, меня  это  так  волнует?  Ну,
допустим, везут там какую-нибудь редкостную зверушку в анабиозе... Ну, пусть
даже человека или инопланетянина. Ну и что с того?"
     Он не мог  найти объяснения  беспокойству.  Но и избавиться от него  не
мог.
     "Хотя...  Такое  тепло  -  какой  уж  тут  анабиоз... Скорее  похоже на
содержание под капельницей."
     Он обошел вокруг саркофага.  Ни к чему этот ящик не был подключен, хотя
с  одного торца виднелась какая-то толстая кишка с  подсохшими краями. Кишка
неприятно напоминала набухший яйцеклад селентинского пегаса. Тут же на  полу
валялось несколько отслоившихся чешуек.
     "А почему я решил, что этот ящик должен быть к чему-нибудь подключен? -
Бьярни продолжал размышлять. - Все необходимое  вполне может крыться внутри.
Оборудование,  там,  блок питания... Во,  какой  шкафина  здоровенный,  туда
вполне получится  впихнуть и меня, и Магнуса, и даже пива про  запас не одну
банку, чтоб от скуки не помереть, и еще останется довольно места."
     "Кстати, о питании,  - Бьярни зябко передернул  плечами. - Какая-нибудь
атомная батарея с автономом в полтысячи лет? Сбегать, что ли, за тестером?"
     Нет,  вряд  ли  саркофаг  излучает.  Если  и   есть   там  какая-нибудь
долговечная  батарея, то она надежно  изолирована, иначе содержимому  трудно
гарантировать... гм... долгую жизнь.
     Зато  можно  этот  ящичек...  просветить.  Рентгеном  примитивным,  или
ультрачастотником...
     "Стоп. Чужак ведь предупреждал, что интересоваться содержимым саркофага
нежелательно - и это еще самое мягкое из слов."
     В нерешительности  Бьярни поскреб затылок. Конечно, чужак не  узнает...
Но вдруг тому,  кто внутри,  рентген или ультрачастотник опасны? Или хотя бы
заметны?
     Что   тебе  дороже,  Бьярни,  половина  от  пятидесяти  миллионов   или
неутоленное любопытство?
     Думай, решай...
     Потоптавшись  с  полминуты,  Бьярни придумал,  что можно  проделать без
особого риска. Воровато оглянувшись, он  подобрал  одну  из отслоившихся  от
кишки-яйцеклада чешуек и потрусил в лабораторию.
     Конечно, лаборатория - это слишком громкое слово. Ну откуда, скажите на
милость,   насто