Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
нять их сокровенного смысла. "Почему ты не сделал из меня человека?
- недоумевал он теперь. - Почему я, зная о людях все, не научился их
понимать?"
Он проверил маневровые системы по очереди, вручную приводя их в
нейтральный режим и запирая кодом, вскрыть который не смог бы даже Суф.
Вывел из летного архива "картинку" панорамы, не имеющую ничего общего с
аритаборским астропейзажем и несколько раз проверил надежность
страховочной блокировки, на случай, если Альбе удастся вскрыть панели
управления. Но Альба, появившись на корабле, первым делом подозрительно
оглядел его самого.
- Если эта штуковина привезет меня на Землю или в ЦИФ, так и знай, я
вернусь и рассчитаюсь с тобой за все.
- Ой, как страшно! - огрызнулся Голли. - Сейчас нырну в лианы, только
сперва отправлю тебя подальше и буду очень признателен, если ты мне
поможешь. Гляди сюда: это блок аварийной связи...
- Ничего не хочу знать! - Альба закрыл глаза и заткнул уши. - Только
отправь меня в зону, из которой Латин вытащил Феликса и больше ни слова,
даже не смей за мной следить.
- Не знаю, что ты задумал...
- Пожалуйста, - взмолился Альба, - ответь мне на вопрос, только искренне,
как землянин землянину, как ты считаешь, животные могут думать?
Голли опешил. Он ожидал провокации, но совершенно не с той стороны.
- Могут, конечно. Только не так, как люди.
- А как? Представь себе привязанного к забору йогурта, который дернулся
бежать за кошкой. Что он думает? Ах, эта проклятая цепь, которая меня не
пустила. Правильно же?
- Допустим, - согласился Голл.
- А что думает в этой ситуации человек? Ах, этот чертов кретин, который
привязал меня к забору. Да? Что думает в этой ситуации гуманоид Ареала?
Ах, эти чертовы обстоятельства, которые сложились так, что вынудили одного
несчастного кретина всякий раз привязывать меня к забору! А что в этой
ситуации будет думать мадиста?
- Ну, продолжай.
- Никогда. Не смей больше никогда спрашивать, о чем я думаю. И не
рассчитывай, что тебе удастся контролировать мои мысли.
- Вот теперь я понял, о чем ты думаешь, маленький беспомощный фантазер. Ты
возомнил себя мадистой и боишься, что Феликс тебя раскусит. Иначе ты бы не
удрал со стенда и не рвался б отсюда...
Альба собрался возразить, но передумал и демонстративно повернулся к Голли
спиной.
- Оставь меня одного.
- Противно смотреть, когда ты такой. Уж лучше бы сидел у отца на хуторе, -
произнес Голли и так же демонстративно покинул корабль. "В этой ситуации
нормальный человек просто обязан как следует хлопнуть дверью, -- рассуждал
он, - теперь я понял, отчего мне так неуютно". Точнее, он понял это,
наткнувшись на одно из стихотворных излияний, которые отец бережно
подбирал за Альбой: "В пустой кромешной темноте мне двери не найти. Мне
неуютно было жить. Я чувствовал себя чужим, но как же мне уйти?"
Отсутствие дверей! Неужели этот юный сочинитель иногда бывает прав? Может,
не стоило ему мешать? Может, отпустить его пока не поздно? - но корабль
уже зашел на дальнюю орбиту. - "Поздно", - успокоил себя Голли и еще раз
прогнал в памяти последние показания бортовых панелей, не оставил ли он
лазейку для маленькой гадкой "мадисты", которая за последние дни утомила
его больше, чем самый дальний перелет.
На следующий день Матлин отправился на поиски Голли и нашел его в той
самой оранжерее, под тем же деревом, где несколько дней назад просиживал
Альба.
- Наматывает круги по орбите. Доволен, как идиот, - опередил его вопрос
Голли.
- Сегодня начинаем работу со стендом. Ты нам поможешь?
Голли ничего не ответил, и пока Феликс праздно прогуливался по галереям,
собирая вокруг себя как сторонников, так и противников грядущего
эксперимента, старался побороть в себе то же самое ощущение дискомфорта,
которое недавно мучило Альбу. Пытался понять, каким образом оно могло
передаться ему теперь, когда, казалось бы, все должно успокоиться и
вернуться в прежний ритм. Он перешел на другое место, но чувство тревоги
не покинуло его. Он спустился в лабораторию Феликса и Баю, в которой не
было ни души. И на галерее этого уровня не было ни души. Даже на соседних
галереях признаков жизни не наблюдалось. Будто обитатели Аритабора
внезапно провалились неизвестно в какую дыру, один за другим, как песок в
скважину.
Он удержался от соблазна порыться в архивах лаборатории, имея к ним
бесконтрольный доступ. И это произошло с ним впервые. Много лет следуя за
Феликсом по местам скопления засекреченной информации, он тренировал силу
воли, выдержку, но так и не натренировал... Сейчас ему впервые просто не
хотелось. Было неинтересно, пусто, тошно и одиноко без маленького вредного
существа. Глупого, бесполезного и беспомощного, которое он привык всюду
водить за руку. Дня не проходило, чтобы Голл не мечтал от него избавиться.
А теперь каждую минуту ждал его возвращения и впервые в жизни начинал
понимать своего отца по-человечески, а не так, как подсказывал ему
природный инстинкт цивилизации, где уважающие себя граждане никогда не
станут посвящать жизнь воспитанию сопливого поколения. Перед ним
пульсировал пустой куб экрана панорамы. Шли последние часы, минуты до
начала работы. Ничто не нарушало пустоты, пока экран не вспыхнул фоном
того же оттенка, что аварийный индикатор болфа.
Манжет Голли сработал "на прием", в контуре панорамы ясно и четко
прорисовалась серия навигационных позывных: "Срочно! Срочно! Срочно!
Вернись на корабль!"
УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Чистая линия фактуры (ЧЛФ). А/К-коэффициенты (19-я Книга Искусств. О
перспективах АПС-фактора и возможных тупиках мадистологии)
Вклад "чистой линии" в так называемую систему научных доказательств трудно
переоценить. В Ареале эта система зачастую называется просто
идентификацией, - термин, который, в сущности, заменил само понятие
"наука" и является лишь частным случаем искусств. Идентификация -
соотнесение объективного явления с его субъективным восприятием. Только и
всего. За успешные идентфикации Нобелевских премий не дают, а воспринимают
их как должное, как само собой разумеющееся.
Чистой же линии фактуры нередко ставилось в вину само существование
мадисты. Находятся теоретики, которые и теперь способны доказать, что
мадиста - не что иное, как апогей развития этой расовой ветки, обладающей
мощнейшей природной аналитикой. Но обладатели этой "аналитикой" все же
физически существуют и не где-нибудь, а в этом самом Ареале, на этом самом
Уровне, в природной среде, вполне логически объяснимой. Чаще всего это
естественные планеты и спутники со сверхмалой гравитацией, имеющие толстую
внешнюю прослойку среды, похожей то ли на очень разреженную жидкость, то
ли на слишком концентрированный газ (конечно, не вдаваясь в тонкости
химического состава). В просторечье это называется "критической
гравитацией", не позволяющей ни ходить, ни плавать, ни видеть, ни слышать.
Соответственно, никаких традиционных органов восприятия ЧЛФ не имеет, да
они ей и ни к чему.
Как случилось, что в столь экзотической среде могли появиться разумные
существа? Все это элементарно объясняет биоинженерная информатика, в
которой существует теория о том, что разумные (т.е. обладающие субстанцией
личности) существа появляются не только там, где природа обильна зеленой
растительностью, а лишь там, где могут появиться согласно тонким
энергетическим процессам, происходящим в ЕИП. От местных условий зависит
лишь форма этой цивилизации, ее, грубо говоря, расовая группа, возможности
и перспективы выжить.
Появление ЧЛФ объясняется лишь этой единственной теорией. Всеми остальными
биоинженерными теориями оно исключительно опровергается.
Сама ЧЛФ выглядит, должно быть, неважно. Впрочем, не буду сочинять, никто
никогда не видел, как они выглядят, и не пытался вытянуть их на свет из
мутного болота. Самой же цивилизации дальние странствия по мирозданию
также ни к чему. Они и так знают об этом мироздании больше, чем самый
заядлый путешественник. Исследователи строят гипотезы и теряются в
догадках, существует ли ЧЛФ как классическая цивилизация в виде идентичных
друг другу биологических особей или это единый эволюционирующий организм,
похожий на мыслящую оболочку планеты? Известно лишь, что уровень вскрытия
мозга у ЧЛФ достигает 80% против наших 5-8 или среднего по всем ступеням
Ареала не больше 50. В отличие от версии WW, они не имеют моды растягивать
свое существование на неопределенно долгий срок и если уж решают свести
счеты с жизнью - у последней не остается шанса. Возможно, это объясняется
невероятной активностью ЕИП в зоне их обитания. А по-человечески, скорее
всего, необычайно быстрым пресыщением всеми прелестями физического бытия.
Вероятно, одно с другим взаимосвязано. Но, что особенно интересно в этой
цивилизации, - принцип действия их внутреннего интеллекта практически один
к одному похож на принцип действия искусственных локальных инфополей при
том, что он великолепно отрегулирован и самым надежным образом защищен от
шпионских проникновений извне. А естественные информационные накопители
вполне заменяют то, что бонтуанцы называют вскрытой генетической памятью.
До чего может дойти цивилизация, обладающая такими возможностями от
природы, трудно себе представить. Только мадиста здесь ни при чем.
ЧЛФ с начала освоения ареала имела несколько стабильных пунктов обитания
(вспышек цивилизации). Именно вспышек, потому что от ступени протофактуры
до верхней ступени Ареала (по Дуйлю) она способна добраться за каких-то
пару тысячелетий. После чего столь же скоропостижно сгинуть. ЧЛФ рано
входит в инфополя Ареала и существует в них чрезвычайно осторожно, не
разбрасываясь лишней информацией. Собственно, сам факт ее существования
был вычислен посредниками после открытия АПС-фактора НИМа. Факт
подтвердился и положил начало повальному увлечению АПС в версии WW,
которое уже было описано в предыдущей тетради. Именно версия WW взялась в
свое время серьезно изучать феномен "чистой линии", пока кому-то на
последнем этапе ЧЛФ не померещилась мадиста.
"Чистую линию" изучали в основном мадистологи, и, как ни удивительно, она
от такого взаимодействия получала немало удовольствия, но так же, как
мадиста, требовала для общения с собой высокой степени защиты мозга.
Астарианские исследователи находили эти контакты весьма полезными для
себя. ЧЛФ работала, как колоссальной мощности аналитическая машина,
практически не имеющая ограничения в возможностях, при этом четко
блокировала в себе любые попытки интуитивного моделирования. Можно сказать
проще: первое невероятно развилось за счет отсутствия второго (или второе
атрофировалось за счет переизбытка первого). Ученые мудрецы не сразу
поняли, в чем тут дело, а когда поняли - идентифицировали и этот факт. Из
этого факта, в свою очередь, появились два совершенно необходимых термина,
применяемых практически в любых областях - от биопсихологии до бог знает
каких отраслей точного "машиностроения". Речь идет о двух коэффициентах:
адаптивном и креативном.
Коротко объясню, что имеется в виду под, казалось бы, и без того понятными
словами: адаптивный коэффициент (АК) показывает способность объективного
взаимодействия - восприятие, анализ, синтез, моделирование на конкретном
материале и все. Словом, то, что касается любого нормального человека.
Теперь о том, что касается любого ненормального человека, - это креативный
коэффициент (КК), иначе говоря, возможность субъективного взаимодействия,
способность к моделированию на материале абстрактном, сюда же особая
возможность обработки абстрактного материала. Впрочем, для людей, даже
очень ненормальных, такая деятельность нехарактерна, ввиду опять-таки
отсутствия "осознанной необходимости". Зато характерны попытки, отчаянные
броски в этом направлении. Но абстрагироваться целиком от восприятия
реальности не так-то легко. Поэтому, рассуждая о креативе (КК), мы будем
иметь в виду исключительно потенциальные возможности и не будем
прогнозировать эффективность работы того, что, может быть, вообще никогда
не сработает. Раз уж мы упомянули о человечестве, рассмотрим на его
примере некоторые проблески человеческого креатива.
Ближе всех, наверно, будет поэзия - особый жанр, совершенно уникальный;
поэзия, в которой присутствует некое взвешенное состояние души, не
поддающееся логическому осмыслению. Живопись - не в такой степени. Разве
что философствования Дали, которые лично для меня являются прежде всего
философией, выраженной зрительными образами. Да и любая живопись - явление
паразитирующее: одна манера слишком музыкальна, другая - чересчур
иносказательна, третья - фотографична, четвертая - "импрессионична",
(сплошная прелесть разнообразия!). Но мы и говорим об опосредованном
проявлении креатива. Музыка, пожалуй, самый наглядный пример того, как
можно израсходовать креативные возможности в самых, что называется,
корыстных целях. Второго такого же богатого абстракциями материала,
пожалуй, на Земле не существует, однако вся его мощь расходуется на
биоэнергетику, на массаж энергетических центров организма, временами
переходящий в наркотический кайф. А за литературу мне просто обидно до
слез, поскольку язык, самый совершенный материал для творчества,
уникальнейший по своим возможностям и в наибольшей степени развитый,
используется в основном для массажа больных мозолей человечества.
Короче, чтобы не сильно удалиться от темы, вернемся к "чистой линии
фактуры" и поглядим, что представляет собой цивилизация, у которой
креативные симптомы отсутствуют напрочь. Точнее, какую пользу из этого
феномена можно извлечь. Дело в том, что любые проявления КК в процессе
пользования инфосетями наводят помехи и соответственно искажают
информацию. Астариане заметили, что сам факт общения с ЧЛФ выпрямляет и
вычищает инфоканалы лучше, чем любые прочие инженерные приемы. Астариане
также сообразили, каким образом ЧЛФ достигает подобного очистительного
эффекта, и назвали этот прием "вычленением отрицаний". Эти существа
(существо) наловчились переформулировать задачу любой сложности так, чтобы
исключить абстрактные отвязки. Путем построения логической цепи
"отрицаний".
К примеру, на вопрос: "На каком автобусе папа поехал на работу?" мы
отвечаем очень просто: "На 40-м". ЧЛФ же непременно ответит так: "Ни на
46-м, ни на 107-м, ни пешком не пошел, ни такси не воспользовался, ни
троллейбусом". Если вы знаете, что с этой остановки ходит еще и 40-й -
ваше счастье. Если не знаете - ваши проблемы. Стало быть, незачем вам
знать, на каком автобусе папа поехал на работу. В этом-то вся сложность.
Но инженеры версии WW признают, что подобное моделирование задач более чем
оправданно, и пользуются им для банальной профилактики сетей после того,
как их окончательно загадит традиционный способ инфообмена. ЧЛФ не имеет
таких проблем вообще.
Теперь, наконец, о вкладе в мадистологию. Об уникальном симбиозе, который
ЧЛФ устроила для версии WW, желающей приобщиться к супераналитике. Здесь
все элементарно логично: "чистая линия" в прямом смысле слова взяла на
себя роль универсального аналитического фильтра, который вместе с тем
наверняка аккумулирует отфильтрованную информацию, тем самым компенсируя
свой дистрофический креатив. Во что может вылиться критическая масса
отфильтрованной информации на супераналитических способностях ЧЛФ - ни
одному Аллаху не известно. Именно с этим связана версия мадисты как апогея
ЧЛФ. Как ЧЛФ, вывернутой наизнанку от чрезмерного впитывания в себя
недостающих от природы К-компонентов. Именно ЧЛФ на последних ступенях
цивилизации, казалось бы, горазда на все: и на межуровневые
пространственные перемещения, на отвязки во времени, и на зеркальные
идентификации с физической природой любого сорта, на включения в любые
коммуникации, даже на непроизвольные зануления в сетях. Форменная мадиста!
Какие могут быть сомнения!
Но только после того, как сомнения появились, были сформулированы и
однозначно доказаны, "чистая линия" стала одним из самых серьезных тупиков
мадистологии. Одним из тех роковых заблуждений, в которых оказалось
захоронено немало времени и сил, а главное, оптимистических надежд многих
поколений мадистологов.
Глава 11
- Что происходит с атмосферой? - удивился Голли, выводя под купол
платформы. Его глаза подозрительно ярко светились в розоватом мареве,
навевая Матлину самые отвратительные подозрения. - Газовые выбросы? От
чего?
Матлин промолчал. За много лет тесного общения с Голли Гренсом он наблюдал
его в разных ситуациях, относился к нему как к сыну и был уверен, что
может на него положиться. Но теперь, вот уже вторую неделю подряд, его
терзали сомнения, в которых он сам не мог разобраться. Одно он знал
твердо: как только этот мальчишка перестанет сиять в предрассветных
сумерках своим фиолетовым взором, газовые выбросы прекратятся и в
атмосферу Аритабора вернется привычное оранжевое свечение.
Но Голл Гренс обладал классическим акрусианским неморгающим взглядом,
характерным, впрочем, и для посредников, и сомнения Матлина его волновали
меньше всего на свете.
Приближалась буря. Критически падало давление внешней атмосферы, голосники
начинали протяжно подвывать порывам ветра. Матлину всегда казалось, что
здешние песчаные катаклизмы природы обладают свойством спрессовывать
время. Это ощущение настигало его в любой точке планеты, на самой
чудовищной глубине, где отказывала даже естественная гравитация, -
состояние замедленного кадра перед глазами. Он лучше приборов чувствовал
буйство стихии над поверхностью грунта: как только жесты приобретают
бессмысленную плавность, слова растягиваются и предметы падают на пол
дольше обычного - где-то над ним прошел ураган. Так и сейчас
прогуливающийся по платформе Голл Гренс делал это необыкновенно медленно,
а между каждой его гипотезой о происхождении розовых оттенков атмосферы
Матлин успевал прокрутить тысячу версий, объясняющих его роковую
оплошность: откуда взялась безумная мысль доверить ему Альбу? Почему он не
обдумал и не взвесил все до мелочей, прежде чем решил, что компания
акрусианина для этого мальчика - самое надежное место в Ареале? Раис
сказал бы, что это судьба. Именно судьба - единственное понятие, не
требующее объяснений и не заставляющее думать, прежде чем совершать
ошибки. Но Матлин был плохим учеником, он так и не научился обходиться
одним, пусть даже самым исчерпывающим понятием.
- Он доберется сюда через пять минут, - сообщил Голли, и Феликс приписал к
этим минутам еще пару нолей.
- Мне кажется, он никогда сюда не доберется.
Но оптимистические предчувствия Голли оказались точнее и через пять минут
манжетный индикатор четко определил сход с транзитной ветки в систему
Аритабора долгожданного корабля, а еще через пару минут - его фиксацию на
орбите.
- Зайди над пятой платформой, Суф, - попросил Голли, - дай мост на корабль
и не трогай связь, пока мы не войдем в контур.
Матлин лишь тяжело вздохнул, и в тот же момент фиолетовые сумерки прошил
лифтовый лучевой цилиндр.
Суф стоял у опущенных панелей пилотского отсека в кромешной темноте,
спиной к своим визитерам, и наблюдал с внешней панорамы весьма
занимательную картинку. Планета Аритабор пульсировала протуберанцами
ярко-розового "огня", испуская ритмические узоры, будто выстукивая марш, а
магнитные волны эхом откатывались от нее и растворялись в защитном поле,
чуть-чуть не долетая до внешнего контура корабля.
Реакцию Суфа можно было истолковать двояко: либо он ничего не понимает в
астрофизике, либо такое явление природы ему доводится видеть далеко не
каждый день.
- Что вы натворили, бездельники? - Суф обернулся и по бледной физиономии
Матлина сразу понял, что попал в точку.
- Альба пропал, - сообщил Матлин и опустился на нижнюю панель, чтобы
головокружение не спровоцировало включение аварийных систем протектора.
- Что? - переспросил Суф.
- Неделю назад исчез с орбиты. Что произошло - неизвестно. "Навигатор" не
может обнаружить кораб