й, за которые следствие, должно быть, предполагало зацепиться,
так как цепляться ему было откровенно не за что. История получилась
отменно захватывающей, с динамичным сюжетом и яркими персонажами.
Достойная настоящего детективного романа: ни в чем не повинного Феликса,
волочившегося домой с дачи пешком по Волоколамскому шоссе, остановили трое
лиц кавказской национальности, огрели по голове, повязали и увезли. Трое
суток не кормили, не поили, изысканным обществом не баловали, даже
дорожным пейзажем любоваться не позволяли, потому как машина являла собой
закрытый грузовик. А когда грузовик открылся, перед ним простирались лишь
снежные вершины Кавказа и ветхая лачуга, обнесенная высоким забором, в
которой он и двое таких же невинно схваченных невольников с полгода
страдали на голом холодном полу без теплых одеял и горячей еды; терпели
унижения и побои; голыми руками выкапывали из-под снега черемшу, не смея
роптать на жизнь. Подобные "роптания" были чреваты еще более тяжкими
унижениями и побоями. Ему чудом удалось вырваться из этого ада.
Единственное, что ему хотелось, - это забыть! Все забыть и никогда не
вспоминать. Это почти удалось, только теперь долгими бессонными ночами ему
снятся обмороженные руки, снег, черемша, пинки охранников и разжиревшая
физиономия "хозяина", торчащая из окошка белого "Мерседеса", но Короед не
снится. Это определенно, совершенно точно, что Короеда с ним не было и
быть не могло. С ним был только страх, сквозь который алчно сверкали
налитые кровью глаза и повторяли: "Проболтаешься - тебе не жить, из-под
земли достану!"
Завершив первый в своей жизни литературный опыт, Матлин чуть не
расплакался над участью тех двоих, оставшихся взаперти,
бомжей-невольников. Ему вдруг яснее ясного явилось видение "краснорожего
хозяина" с перекошенной челюстью, клацающего золотыми зубами. "Вот ты и
покойник!" - послышалось Матлину и он начал требовать себе вооруженную
охрану. Он, не дрогнув, подписал каждый лист своего отпетого бреда и
подумал, что, возможно, неплохо было бы начать мемуары. Но какие мемуары
могли сравниться с его сегодняшним полетом вдохновения. Только б наша
доблестная милиция успела схватить эту шайку и упечь в тюрьму. Матлин бы
еще не такое осмелился о них рассказать! Конечно, лучше бы ему сегодня
было переночевать в следственном изоляторе. Вдруг за ним следили? Вдруг
видели, куда он вошел? Вдруг догадаются, что все они в западне?..

  Матлина выставили на улицу в десятом часу без всякой охраны. Велели
убираться домой и ждать. В своем творческом подъеме он приволокся домой
только за полночь, запер за собой дверь и потянулся к выключателю, но
выключатель закрывало что-то инородное. "Вот оно, возмездие! - подумал он
про себя, - мафия бессмертна!"
  - Не включай свет. Я без него лучше вижу.
  - Суф!!! Наконец-то! - Матлин готов был обнять его и на радостях задушить,
но тот вовремя отскочил.
  - Чему я учил тебя? Никогда не хватайся голыми руками за навигатора, если
не знаешь, какая на нем защита. И вообще, инопланетян руками не лапать.
  - Сейчас, сейчас, - Матлин забегал взад-вперед по коридору, - я найду
свечу, разберусь, что это за защита, и оторву тебе голову.
  Свечи не нашлось, но нимб антенны накалился не хуже лампы. На Суфе была
действительно великолепная экипировка с отменной защитой и остатками
навигационных приспособлений на манжетах; с крутыми креплениями и
гравитационными ботинками такой мощности, которая позволяла ходить по
стенам и потолку - знал, паразит, куда собирался. Физиономия его сияла,
будто он только что испытал очередной концептуальный супергибрид и чудом
не свернул себе шею.
  - Где ты шлялся, черт лысый? Сколько времени тебя не было!
  - Это Ксарес виноват. Я тут ни при чем. Все из-за него.
  - Что-то стряслось?
  - Нет, конечно, - Суф скрестил руки на груди и уставился в потолок, на
котором он протоптал дорожку от длительных ожиданий, - он повел себя как
последняя скотина.
  - Объясни толком.
  - Он поселил в твоем павильоне двух бонтуанских фактуриалов. На этой почве
поссорился с бонтуанцами и они закрыли для него заповедник.
  - Ты не мог сюда попасть?
  - Мне сообщили, что ты тут... занервничал и мы...
  - Ну, что? - Матлин начал не на шутку заводиться.
  - ... мы обменяли одного из них на проход в зону, а другого Ксарес
припрятал - теперь жди неприятностей. Хотя с бонтуанцами вполне можно было
договориться по-хорошему. Но он же, как всегда, самый умный.
  - Вы спятили!
  - Не волнуйся, они не земляне и на тебя совсем не похожи. Я с утра на
орбите, все ваше телевидение просмотрел - вы тут все какие-то бешеные, а
они - жрут, дрыхнут, да пугаются, чего попало.
  - Ты меня заберешь? Я нужен Ксару?
  - Ксар залег на дно. Ты даже имя его вслух не произноси. Да и не нужен ты
ему ради одного полудохлого фактуриала. На, читай, это все, что он велел
тебе передать.
  Матлин получил бумажку, одну из тех, что остались в наследство ЦИФу, на
которых когда-то Ксарес обучался азам правописания и которые когда-то до
боли напоминали настоящую бумагу с его таинственно пропавшей родины.
Запись была исполнена чернилами из пресловутой синей съедобной ягоды и
выглядела предельно лаконично: "Человека с черной звездой за плечами
приглашают посредники. Жди," - Матлин сильно пожалел, что не учил Ксара
культуре писания писем.
  - Кто такие посредники?
  - Что-то вроде лингвистов. Переводчики какие-то. Они подозрительно быстро
на тебя клюнули, Ксар сказал, что это хорошо.
  - Сколько ждать?
  - Может быть, год... Они захотели подробную информацию о тебе. Ну, Ксар и
выложил им все начистоту. Происхождение черной звезды тоже. Когда не надо,
он честный.
  - Тысяча чертей тебя возьми! Какой год! Я не знаю, что со мной будет
завтра. Ты представить себе не можешь, что здесь происходит.
  Суфу пришлось выслушать все, начиная с таинственного исчезновения Короеда
до возможных последствий сегодняшнего детективного романа, написанного у
следователя. Младенца Бочаровых он отмел сразу:
  - Как вела себя "муха"?
  - Она никому, кроме меня, не видна.
  - Как она себя вела, когда ты подходил к ребенку?
  - Обычно.
  - Рядом с мадистой это нереально. От нее бы след простыл, а на следующий
день здесь была бы вся Кальта и им было бы наплевать на его родителей, на
тебя, на твою фактуру и на все остальное.
  - Ты уверен?
  - Для чего, по-твоему, ее навесили?
  - Но ты не видел его взгляда!
  - Я видел Али. Такое увидишь - всю жизнь будешь бегать от галлюцинаций.
Поверь мне, все нормально. А насчет твоего одноклассника я ничего не знаю,
и знать не хочу. Еще одного мне не хватало. Конечно же, это совпадение.
Может, ты действительно его убил и закопал? Все равно же ничего не
помнишь...
  - Ты считаешь, что я на это способен?
  - Я видел, на что ты способен. Довести фактуриала до обряда погребения -
это тебе на час работы. Только в тюрьму садиться из-за этого не стоит.
Никому от этого пользы не будет.
  - Здесь не принято спрашивать согласия перед тем, как посадить в тюрьму.
  - Давай снимем с тебя биокопию. В тюрьме все равно за ней ухаживать не
умеют. Она "скончается" и все останутся довольны.
  - Ты соображаешь, что говоришь? У меня здесь мать!
  - Знаешь что, - разозлился Суф, - никуда тебя не посадят. Кому ты нужен в
тюрьме, такой зануда? Разбирайся сам, я тупею от ваших с Ксаром этических
заморочек. Мое дело - прилетел... улетел. А кого ты убил, не убил - это
твои проблемы.


                                  Глава 17


  Вопреки ожиданиям Матлина, ни завтра, ни послезавтра в тюрьму его не
посадили, несмотря на настоятельные требования Короеда-старшего и на то,
что Матлин, благодаря своей бреши в памяти, уже сам перед собой ни за что
не ручался. Но его криминальный роман проверялся на достоверность
подозрительно тихо. Матлин продумал перечень самых необходимых вещей,
сложил их в спортивную сумку и поставил за штору возле окна. На этот раз
он предусмотрел все, даже письма родным и близким на все случаи жизни.
  Неделя напряженных ожиданий принесла самый неожиданный результат, который
Матлин не мог и предположить. Вернулся Андрей Короед. Как сообщила его
заплаканная, на этот раз от счастья, мать, вернулся среди ночи совершенно
голый, прикрывшись скатертью, снятой с чьей-то бельевой веревки. Пришел
домой, чуть стоял на ногах от усталости, ничего толком не рассказал, сразу
лег спать. Сказал только, что ты (то есть Феликс Матлин) здесь совершенно
ни при чем. Поэтому, несмотря на то, что виновник события спит уже сутки
напролет, глубоко виноватое семейство Короедов желает видеть безвинно
пострадавшее семейство Матлина у себя в гостях.
  Собственно, Феликс пришел бы и без приглашения. На кухне был накрыт
торжественный стол из всего, что пряталось на дне холодильника и не
предназначалось для заурядного завтрака. Отец семейства откупорил бутылку
белого вина, и дорогой гость был в принудительном порядке усажен за стол.
Трудно сказать, на сколько суток ареста Матлин променял бы этот привод на
кухню, но противостоять натиску хозяев не смог. Счастье-то какое в доме,
сын вернулся.
  Сын тем временем спал в своей комнате и вяло реагировал на окружающую
суету. Феликсу так и не удалось его добудиться. Не удалось его добудиться
также ни отцу, ни матери, ни друзьям, ни родственникам, ни врачам, ни
соседям. На четвертые сутки ранним утром его нашли повесившимся в
собственной комнате на крюке от люстры. Никакой объяснительной записки
Андрей Николаевич Короед после себя не оставил.

  С кладбища Матлин вернулся в непонятном настроении. В черном костюме,
который одолжил у соседа для похорон, он весь оставшийся вечер и всю
последующую ночь просидел на диване в одной позе, не шевелясь и не
предпринимая никаких попыток выйти из этого странного состояния. Когда
наступило утро, в том же самом черном костюме он вышел на улицу, прошелся
через сквер и через все дворы, в которых остались воспоминания его
детства, постоял у закрытых ворот школы, обошел ее со всех сторон и
отправился на автобусную остановку. На автобусе он добрался до метро,
вылез в центре у Белорусского вокзала и дошел пешком до Красной площади.
Затем повернул в сторону Арбата, стараясь идти в самой сердцевине толпы,
насколько это было возможно. Не дойдя до Арбата, он почувствовал, что
дальше идти пешком не в состоянии, вернулся в метро и до половины первого
ночи нарезал круги по кольцевой линии, пока его не вывел милиционер.
Добравшись до своего дивана, он уселся на нем в той же самой позе,
отрешенной от всякого бытия. Ни усталости, ни малейшего желания заснуть он
не чувствовал. Не реагировал ни на телефонные звонки, ни на позывные Суфа.
Он ни о чем не думал, ни о чем не сожалел и даже не шевельнулся, когда Суф
появился в квартире собственнолично.
  - Я все знаю, - заявил он. - Только не надо усугублять масштабы трагедии.
Все вы когда-нибудь там побываете...
  - Спасибо, - учтиво произнес Матлин, - благодарю за напоминание, только ты
не учел одного: проснувшись утром, люди не вешаются на крюке возле своей
постели.
  - Не понял?
  - Это я не понял. У кого из вас, у тебя, у Ксара появилась идея состряпать
эту бездарную копию?
  - Ты уверен, что вы похоронили копию?
  - Я даже догадываюсь, чьего она производства.
  - Намекаешь на ЦИФ? - Суф забурчал от ярости. - Знаешь что, маленькая
лягушка, я не обязан был к тебе тащиться на помощь, но я здесь; я не
обязан вторую неделю висеть на орбите над этим "обезьянником", но я делаю
это и скоро совсем забуду, что такое цивилизация; я также не обязан
оправдываться перед тобой за то, чего не совершал, и уж этого, извини, ты
от меня не дождешься.
  - Я был уверен...
  - Заткнись и слушай: во-первых, для изготовления копии такого уровня, чтоб
мать родная не узнала, надо, как минимум, иметь оригинал; во-вторых, если
вместо оригинала в родную фактуру возвращают копию, - я бы на твоем месте
хотя бы попробовал поинтересоваться причиной; и, в-третьих, если ты,
проторчав здесь с год, так и не удосужился выяснить обстоятельств,
забросивших тебя в Ареал, то можешь продолжать сидеть на своем диване в
этом дурацком костюме с тем же самым дурацким выражением физиономии...
  - Суф! - Перебил его Матлин.
  - Чего?
  - Каким образом в культуре твоей цивилизации принято приносить извинения.
  - Стукнись три раза лбом об стенку - для твоей культуры вполне достаточно.
  - Хоть сто раз о каждую деталь корабля! - Закричал он.
  - Нет!!! - испугался Суф. - Только не о корабль!
  - Мы должны затемно выйти с орбиты!
  - Куда еще?
  - Технопарк! Туда, откуда все началось!
  - Этих технопарков в зоне миллион, а твой корабль "сперли" вместе с
архивами маршрутов!
  - Не волнуйся, я узнаю его из миллиона!




  ___________________________________________________________________________
___________________________________________________________________________








  Вторая тетрадь:
  ПОСРЕДНИКИ.

  УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ

  "...Хранитель мой милосердный, я больше никогда не увижу Летаргических
дун, странствующих сквозь слепую бездну времени и пространства. Будь
проклят тот миг, когда я впервые осознал неизбежность своего апокалипсиса
и то, что Природа сама, из собственной суеты и одиночества сотворила себе
священную блажь, именуемую искусством, и ввергла в помешательство разум, с
ним соприкоснувшийся. Ибо тот, кто видел Летаргические дуны, сотворенные
никем из ничего, странствующие из бытия в небытие по одной лишь Природе
ведомым дорогам бесконечности - обречен на безумие. Теперь я понимаю, что
искусство - обратная сторона смерти, отрыв от логики бытия; то, что ни
один мудрец не возьмется растолковать, побоявшись прослыть глупцом; то,
чего не должно быть, но есть... но существует - первый решительный шаг к
концу мироздания. Будь проклят тот миг, когда я впервые его совершил; будь
проклят тот миг, когда я понял, что безумен..."
Из предисловия к 4-й Книге
Искусств, написанного
странствующим безумцем
Фидрис-ом-Муком.

  Термин "дун" не имеет прямого аналога ни в одном из языков Земли. Он
обозначает явление, похожее на выброс галлюцинагенного вещества (поля),
природа и смысл которого имеет различные толкования. Это не галлюцинации в
нашем понимании этого слова. Это устойчивая "картинка", одинаковая для
всех наблюдающих, имеющая конкретную форму, строго очерченные границы и ни
в коем случае не плод индивидуального (внутреннего) воображения, скорее
воображения внешнего, вызванного не реакцией психики на непривычные
воздействия, а напротив, воздействие психики на особые волновые поля. Эти
воздействия не универсальны и встречаются крайне редко, далеко не у всех
рас. Только при наличии необходимой внешней среды и способностей психики
этой средой манипулировать. Не стоит углубляться в историю открытия
явления и эволюции, в результате которой оно сделалось чем-то средним
между способом медитации, искусством и видом спорта. Стоит лишь заметить,
что термин в Ареале прижился и нашел богатое применение к чему угодно,
только не к своему первоначальному смыслу. В этой главе, в частности,
"Летаргические дуны" носят смысл совершенно иной. Но с легкой руки Фидриса
термин "дун" накрепко прилип к явлению и уже миллионы лет существует в
таком виде.
  Природу Летаргических дун, описанных в 4-й Книге Искусств, невозможно
исследовать никакими традиционными методами. Но находятся уникумы,
способные их постичь своим особым чутьем. После таких экспериментов над
собой они лишаются рассудка либо исчезают, оставив после себя описания
непохожих впечатлений, будто речь идет о разных вещах. Эти трактаты мало
кто воспринимает всерьез. Но находятся другие чудаки, которые, впадая в
транс, пытаются их толковать и толкуют до полной смысловой совместимости.
Но толкование разных авторов, как любое вторичное искусство, оказывается
еще более путано и разнолико. Эти чудаки способны всю жизнь скитаться по
ареалу в поисках Летаргических дун, но мало кому из одержимых удается
достичь результата. Точнее сказать - никому. На редкие явления везет
обычно случайным "прохожим". Одним из таких... случайных был Фидрис-ом-Мук.
  Описания Фидриса пока что наиболее ясное свидетельство очевидца, который,
сделав над собой усилие и, абстрагировавшись от эмоций, оставил
более-менее пригодную для восприятия картину явления. В своем предисловии
к 4-й Книге он утверждает, что это ни что иное, как форма существования
внепространственной* субстанции. (*В.-п. субстанция - особое видимое
состояние вещества в межуровневых пространственных промежутках. Уровни
упоминаются в 8-9 ступенях шкалы Дуйля, их смысл будет рассматриваться в
последующих главах учебника). В.-п. субстанции (материи) в чистом виде
вроде бы как не существует, а способа ее исследования - тем более. Да и
сама в.-п. "материя" - понятие скорее гипотетическое. Но Фидрис лично
наблюдал, более того, вычислил градус ее отклонения от условно нулевого
пространственного Уровня. Величина оказалась ничтожно мала, но скопление
в.-п. вещества занимало объем средней величины галактики, включая в себя
миллиарды небесных тел, не связанных никакими физическими законами, их
перемещение в пространстве имело скорее дискретные свойства, однако
прагматик Фидрис увидел в этом проявление чистого искусства, прототипа
искусства. Скептики же, анализировавшие его материалы, не нашли в них
ничего, кроме аномалии, начиненной мощнейшим психоэнергетическим зарядом,
который и становится, по их мнению, главной причиной помешательства, а
вовсе не то, что предстает взгляду очевидца.
  На одной из планет аномалии Фидрис обнаружил гигантских размеров ворота,
обрамляющие вход в подземный коридор. Сами ворота, высеченные из камня
скалы, были пределом архитектурного совершенства. Их форма создавала
иллюзию искажения, а грани меняли очертания с разного угла зрения. Эти
очертания порой не имели смысла в трехмерном пространстве, а при
увеличении "картинки" наблюдатель испытывал сильное головокружение.
Неоправданно огромные размеры ворот способны были пропустить навигаторский
болф. Фидрис пытался приблизиться к ним, но каждый раз попытка не
удавалась, и он пошел на эксперимент: прежде чем начать приближение, он
зафиксировал координаты своего корабля в пространстве. И с этих координат
в сторону цели корабль не сдвинулся ни на градус. Будто Вселенная
вращалась вокруг него с задаваемой кораблем скоростью, но планета, цель и
сам корабль оставались неподвижны. При этом показатели скорости проходили
самые чудовищные диапазоны - малейшее искажение пространства могло
оказаться роковым, но ни единого искажения в зоне Л.д. не наблюдалось -
корабль держал идеально ровный курс, показатели пространственных координат
не менялись.

  Фидрис оставил изображение этой архитектуры, которое, по его мнению, не
передает и тысячной доли великолепия оригинала. Это дало повод
скептикам-исследователям материалов усомниться в адекватности передачи
света и расстояния аномалии. Но даже это голографическое изображение
произвело впечатление. Оно было помещено в один из архивов Ареала, однако
вскоре помутнело и стало стремительно исчезать. С него поспешно было
сделано несколько вторичных копий, но восстановить голограмму Фидриса не
смогли. Вероятнее всего она банально самоликвидировалась, но были и другие
версии, касающиеся мадисты... Хотя, собственно, не о них речь. Можно было
бы вовсе не вдаваться в конкретику изображений, если бы спустя некоторое
время не произошло другое событие, заставившее задуматься и скептиков и
единомышленников. Одна из фактурных экспедиций привезла с собой
изображение в точности такой же архитектуры, но гораздо меньших размеров,
найденной на одной из фактурных планет. Члены экспедиции
свидетельствовали, что местные аборигены, не вырвавшиеся даже на орбиту,
серьезно утверждают, что это есть центр Вселенной, приблизиться к которому
невозможно. Всех пытавшихся это сделать ждала участь помешанного Фидриса:
сильные головокружения плюс различные расстройства организма, характерные