редоточенное выражение лица.
  - Кто его знает? - Пожал плечами пилот. - Хорошо, на этот раз вовремя
спохватились. Этот... "омон-маскишоу", - он кивнул в сторону кабины, явно
намекая на Суфа.
  - Классный электрик, кстати, - заступился за него Матлин, - я его давно
знаю...
  - Я тоже его знаю...
  - Кого? - Не понял Матлин.
  - "Омона", он здесь уже с неделю... Не знаю, как звать, но здесь его знают
все.
  - Так, - Матлин взял себя в руки и приготовился к решительным действиям. -
Ты не мог бы вызвать его из самолета... Пожалуйста, прямо сейчас, дело в
том, что...
  - Зайди сам. Что ты мерзнешь? - удивился пилот. - Может, еще не полетим.
Заходи, все нормально...
  Внутри самолета происходила истинно мышиная возня: Суф с командиром
экипажа стояли у разобранного в полу люка, из которого доносились
металлические постукивания и удивленные реплики:
  - Ничего не понимаю...
  Из-под пола сперва показался фонарик, затем сосредоточенная физиономия
бортинженера. Любопытные пассажиры уже оценили всю ответственность момента
и свешивались с подлокотников кресел, чтобы держать ситуацию под контролем.
  - Граждане, - обратился к ним командир, - прошу всех оставаться на местах
до прибытия автобусов.
  Матлин вопросительно поглядел на Суфа, но при таком количестве свидетелей
вытащить его за шиворот из самолета и допросить не решился. Пилот,
стоявший внизу, был отослан бегом в здание аэропорта сообщить о вопиющем
происшествии: машина разваливалась на глазах, рация и электроника
оказались первыми ласточками, до чего же дошла очередь теперь из всех
собравшихся было известно одному только Суфу. Однако процесс шел. Еще
немножко и, по логике вещей, самолет должен был рухнуть с собственных
шасси.
  В коридоре возле трапа образовалось неожиданное столпотворение. Командир
ушел в кабину, а все остальные, потолкавшись и обменявшись между собой
впечатлениями от случившегося, начали выходить на трап.
  - Удачный момент, - Суф толкнул Матлина, - позови командира, пусть выйдет
к ним и мы одни...
  Матлин застыл у выхода.
  - Давай же, - уговаривал Суф, - позови, скажи ему, чтобы вышел.
  Матлин не пошевелился, пока бортинженер, стоявший на верхней площадке
трапа, слегка не толкнул его в спину.
  - Все свободны, ребята, спасибо. Андрей Иваныч, спуститесь сюда на секунду.
  Командир прошел мимо светящегося от счастья Суфа. Его мечта была близка и
одурманивала этой близостью...
  - А пассажиры? - спросил Матлин. - Как ты собираешься их выводить?
  - Зачем? - прошептал Суф.- Разве они забрались на борт не за тем, чтобы
лететь? - и, дождавшись, пока экипаж спустится с трапа, осторожно прижал
дверь. - Посмотри, все ли закрыто и поторопимся. Через десять минут надо
взлетать.
  Закрытая дверь уже наверняка насторожила стоящих внизу, но пока не
включены двигатели, Матлин готов был выкрутиться, как угодно, даже
сославшись на сквозняк. Но как только Суф зашел в кабину, все само собой
пришло в норму: в салоне включился свет, завелись турбины и подсветка
приборов раскрасила интерьер пилотской. Все замигало, задвигалось... В
этой кабине Матлин впервые почувствовал себя как в настоящей "летающей
тарелке", именно той, что рисовали ему детские фантазии, а не той, которой
приходилось пользоваться в прозаической действительности.
  - Почти двести человек пассажиров, - сообщил он, усаживаясь в кресло
справа от Суфа.
  - Надо отрулить от трапа. Они же не догадаются сами его отогнать.
  - Суф, на твоей совести почти двести живых людей. Вдумайся, пожалуйста,
живых!
  - Не имею ничего против.
  - Их надо немедленно выпустить, иначе я никуда не лечу.
  - Тебя никто и не приглашает.

  Из-под носа самолета выскочил бортинженер и отчаянно замахал руками.
Машина дернулась и пошла резко вправо.
  - Видишь те белые полосы, - крикнул Суф, - от них будем разгонять. Еще
пять минут полоса наша.
  - А потом? Что будет потом? - переспросил Матлин.
  Не прошло и пяти минут, как самолет уже бодро бежал по полосе, а глаза
Суфа светились от счастья.
  - Ты здесь багажом или бортинженером? Скорость смотри...
  - Сто пятьдесят, кажется, - робко начал Матлин, - теперь сто семьдесят,
сто восемьдесят, сто... двести. А с какой обычно взлетают?
  - Догадайся.
  Машина мягко тронулась с полосы, земной ландшафт стремительно удалялся и
через несколько секунд уже напоминал географический план...
  - По-моему, ты слишком круто его поднял. Это надо было постепенно... У
людей от таких перепадов уши закладывает.
  - Хорошо, - согласился Суф, - бортинженер из тебя никудышный. Будешь
главным анатомическим консультантом. Что еще с твоими соплеменниками может
приключиться?
  - Я надеюсь, ты не станешь исполнять мертвую петлю?
  - Расслабься.
  Набор высоты стал более плавным, но в тот момент, когда Матлину
действительно удалось немного расслабиться, самолет дернуло.
  - Слышишь... что-то отвалилось, - прошептал Матлин и замер.
  - Нет, еще не отвалилось, - обернулся к нему Суф. - Это шасси. Здесь тебе
не нейропроводка Перры. Здесь все исполняется с небольшим опозданием.
  Глядя на бледно-зеленую физиономию Матлина, Суф издал звук, похожий на
попытку рассмеяться.
  - Ты помогать мне намерен?
  - Что надо делать? Я же не понимаю здесь ни черта.
  - Для начала, сходи к пассажирам и выясни, куда летим.
  - Надо связаться с аэропортом.
  - С какой стати? Любой пассажир должен знать, куда летит. Зачем усложнять
себе жизнь?
  Матлин, не совсем понимая, с каким выражением лица он должен спрашивать об
этом пассажиров, все-таки поволокся в салон, но, не дойдя до него,
обнаружил насмерть перепуганную стюардессу, забившуюся в буфетную комнату.
  - Это угон, - успокоил ее Матлин. Но стюардесса вместо того, чтобы
успокоиться, ударилась в истерику и принялась кричать, размахивая
подносом. - Это вооруженный угон! Истеричка ненормальная! - Матлин
похлопал себя по карманам куртки, под которой должен был находиться, как
минимум, автомат. - Куда летим, говори немедленно!
  Стюардесса опять залилась слезами, сползла на пол и зачем-то накрылась
подносом.
  - В Аддис-Абебу, - услышал Матлин у себя за спиной уверенный и вполне
спокойный голос.
  - В Киев, в Киев! - кричала стюардесса.
  - В Аддис-Абебу, - за спиной Матлина стоял прилично одетый мужчина средних
лет. - Если господам угонщикам все равно, - зачем же упускать такую
возможность?
  - Почему в Аддис-Абебу? - удивился Матлин.
  - У меня там дочь... внук...
  - Пассажир, пройдите на свое место, - приказала ему стюардесса.
  - А у тебя кто в Киеве? - не понял Матлин. - Дядька?
  - Мы можем договориться, - предложил пассажир, - думаю, и остальные не
будут против. Нахаляву, все-таки...
  - Куда должен лететь этот самолет? - психанул Матлин. - Кто-нибудь мне
может ответить?
  Из салона выскочил еще один пассажир в широком кожаном пальто и аккуратно
задернул за собой шторку.
  - Все класс, мужики, только не орите. Будем исходить из реальных
возможностей. До Аддис-Абебы не дотянем. Так что, дед, до Мальты - а там
будешь добираться на перекладных...
  - Не понял, - Матлин совсем запутался и очень пожалел, что под его курткой
не оказалось автомата. - Мужики, куда летит самолет?
  Кожаный оттеснил аддис-абебского деда и, прижав Матлина к стене, начал
объяснять ему как дебильному ребенку, сопровождая свои объяснения
энергичной жестикуляцией, переходящей в ненавязчивое ощупывание тех мест,
где у нормальных угонщиков присутствуют хотя бы пистолет.
  - Короче, слышь, парень, сейчас берешь курс на запад и, как перевалим
границу, проси посадку, где дадут... У тебя как с английским? Переводчик
нужен?
  Матлин поморщился и почесал затылок, пытаясь понять, пассажир это на самом
деле или скрытый агент по борьбе с воздушным терроризмом.
  - Понял, - продолжил кожаный, - переводчика сделаем. Слышь, тебе здесь и
так, и так полагается... - он недвусмысленно скрестил перед носом угонщика
по два пальца, - как минимум, лет десять. Я тебе отвечаю...
  - Слышь, мужик, что я тебе скажу, - перебил его Матлин, когда оказался
окончательно придавленным к двери пилотской кабины, - если я сейчас же не
вернусь за штурвал, мы вряд ли вообще куда-нибудь долетим. Ты слыхал
когда-нибудь про автопилот?
  Аргумент подействовал. Матлин проскользнул в кабину и изо всех сил налег
на дверной замок.
  - Надень маску, стюардесса тебя уже видела...
  - Так куда летим-с?
  - Похоже, что в Киев. Представляешь, где это?
  Суф кивнул.
  - Сориентируюсь.
  - Может, поднять Перру для ориентира? Ты же делал в ней разметку ландшафта.
  - Поднимемся на десять тысяч - я сориентируюсь, куда угодно.
  - Наоборот, придется снижаться под облака, здесь же не предусмотрена
проекция ландшафта.
  - Дремучий ты гуманоид, - покачал головой Суф, - здесь есть все
необходимые приборы, даже больше, чем нужно.
  - Да ну тебя, - Матлин натянул на уши шлемофон, - включи мне лучше связь с
диспетчером.
  В дверь кабины постучали.
  - В Аддис-Абебе нелетная погода, - крикнул Матлин, - летим на Колыму. Кого
не устраивает маршрут, пожалуйста, парашюты будут выдаваться в порядке
живой очереди.
  В дверь опять постучали. Он прильнул к дверному глазку, но ничего, кроме
сплошной темноты, не увидел.
  - Вы нарушаете центровку самолета, пройдите на свои места и не отвлекайте
меня от работы.
  - Ну, что там слышно?
  - Цифры говорят, цифры, - ответил Матлин, прислушиваясь к хрипам в
наушниках, - ответьте, говорят, диспетчеру.
  - Ну, так ответь. Скажи, что полет проходит нормально.
  - Опять цифры, ответьте диспетчеру... - Матлин придвинул к губам микрофон.
- Что я могу вам ответить? Угнали самолет в Киев... Угон проходит
нормально.
  На том конце связи наступила пауза.
  - Я не знаю, какой это номер борта. Меня угнали вместе с ним.
  - Что происходит? - раздалось в наушниках.
  - Все гудит. Все работает. Лучше скажите, на какую высоту его можно
поднять? Десять тысяч, это возможно?
  Суф ткнул пальцем в шкалу указателя высот.
  - Не позорь меня.
  - Кто пилотирует? - послышалось в наушниках. - Дайте связь с пилотом.
  - Не стоит его отвлекать. Он первый раз за штурвалом, а здесь пассажиры...
  - Как это в первый раз? - обиделся Суф.
  Матлин сорвал с себя наушники.
  - Мелкое хулиганство - до пятнадцати суток, а умышленный угон - это особая
статья, тем более с захватом заложников.
  - Ну, почему же мелкое? - обиделся Суф еще больше. - Очень даже не мелкое
хулиганство. Никаких заложников я не хватал, сами влезли.
  - Не о тебе речь, - рассердился Матлин. - Ты псих. Твое место в психушке,
а мне за все отвечать. Я иногда поражаюсь тебе: туда не лезь, сюда не
ходи, пинал меня отовсюду, чтоб я пальца себе не обжог, - "моя техника,
мне виднее!" А здесь - моя техника! Моя фактура! Дойдет это до тебя
когда-нибудь или нет? Здесь мне виднее, что можно, а чего нельзя. Здесь
мне решать, как себя вести, и ты не можешь с этим не считаться. Что ты
собираешься доказать? Кому ты собираешься доказать? Нашел себе
развлечение? Ты знаешь, что твой несчастный Костя-напарник уже...
  - Знаю. В штаны наложил. Бегал по всей Москве, жаловался... А теперь
помолчи, пока я не выполню разворот. Я из-за твоих воплей ничего не слышу.
  Самолет вышел за верхние слои облаков, и яркие лучи наполнили кабину.
  - Покажи свои часы, хочу послушать, как они тикают.
  - Они не тикают, - Матлин поднес часы к суфову уху, - что, помехи не те?
Опять следишь за автоматикой по шумам? Доской приборов пользоваться так и
не научился?
  Суф отпустил штурвал и отъехал в кресле назад.
  - Может, ты меня поучишь? Хоть когда-нибудь? Хоть чему-нибудь?
  - Пожалуйста, я могу тебя поучить чувству ответственности, если ты
представляешь себе, о чем идет речь?
  - За тех, кто в салоне?
  - И за них тоже, и за ту несчастную девочку стюардессу, которая, может, не
меньше тебя хотела летать, но твоя физиономия стала для нее как раз тем
испытанием, к которому ее не могли подготовить. Надень, между прочим,
маску. Ты не у себя на болфе.
  - Я без нее смотрюсь лучше.
  - Ты смотришься, как взрослый дядя-хулиган, отобравший у ребенка велосипед.
  - Ты прав, надо быть ростом с этого... Иваныча-командира, а то колени
девать некуда.

  Матлин выдержал паузу, чтобы сосредоточиться и уложить в одну фразу все,
что накопилось за сегодняшний день, а также за многие предыдущие; но как
только замолчал, поймал себя на том, что напряженно вслушивается в гул,
стараясь расслышать в нем хоть что-нибудь, кроме сплошного монотонного
звука. Эта монотонность для его уха по-прежнему оставалась нерасчленимой
на составляющие...
  - Ты ведешь себя, как мадиста. Затеваешь какую-то дурацкую игру, люди в
ней - ничто, мусор, несмотря на то, что ты изо всех сил стараешься им
подражать. Только ты не забывай, родной, что я тоже человек. Ты мог с этим
не считаться там, - Матлин указал пальцем вверх, - но здесь, прости,
работает моя этика, даже если она тебя не устраивает. Ты - пришелец,
чужак, закосивший под человека и опять же только я могу определить,
насколько натурально это у тебя получилось. Да, ты прекрасно разобрался в
технике, ты научился говорить, ты даже стал прикидываться, что спишь по
ночам и одеяло натягиваешь на уши, но ты никогда не сможешь почувствовать
то, что чувствую я, что пережила эта девочка... А она, между прочим, ходит
сейчас по салону, разносит минералку и успокаивает пассажиров, и ты
никогда не узнаешь, что творится с ней на самом деле. Ты никогда не
поймешь своего несчастного Костика, какой ценой ему далась эта летная
практика и как ему теперь сажать за штурвал своих будущих курсантов. Если
они, конечно, будут.
  - Я же предупредил его.
  - А если б я также покувыркался на твоем болфе?
  - Ты уже покувыркался на моем болфе со своей мадистой. Я же не побежал на
тебя жаловаться бонтуанцам.
  - Ладно, ты знаешь, мне тоже в свое время досталось, в том числе от тебя.
Но я понимал, кто я и где я. Хотя бы то, что я не у себя дома. То, чего ты
понять не в состоянии. И если тебе в кайф об людей вытирать ноги, тебе
придется прежде всего их вытереть об меня, а я, учти, не горю желанием
тебе это позволить. Ты можешь лететь ко всем чертям, на чем угодно, но
пока ты не поймешь и не почувствуешь то, что чувствую я, - ты здесь
пришелец... и не более того...
  Суф фыркнул несколько раз подряд.
  - И не смей на меня фырчать!
  - Я не фырчу. Мне смешно.
  - Чего? С чего ты взял, что тебе может быть смешно? Ты разве знаешь, что
это такое?
  - Я бы никогда не узнал, если бы не познакомился с одним причмокнутым
бонтуанским фактуриалом.
  - Каким?
  - Причмокнутым.
  - От какого слова это у тебя получилось?
  - Сам догадайся.
  Матлин отвернулся, чтобы Суф не видел его улыбки, спрятанной за воротник,
но не выдержал и расхохотался. А вскоре заметил, что суфовы пофыркивания,
посвистывания выровнялись в низкий раскатистый хохот. Полет проходил
прекрасно. Солнце светило. Небо было чистейшей синевы, а облака -
мягчайшей ватой, в которую не страшно было упасть. Все в этом мире было на
удивление хорошо. И в том мире - ничуть не хуже, уже появилась надежда на
то, что когда-нибудь удастся связать эти два удивительных мира во что-то
еще более удивительное, потому что сейчас они были в расцвете сил своей
первой жизни, молоды, нахальны, счастливы и ржали в два голоса до тех пор,
пока перед ними, прямо по курсу не образовался черный овал. Овал быстро
увеличивался в размере и надвигался на них.
  Замолчали они тоже одновременно. Суф потянул штурвал, но было поздно.
Самолет ни на градус не отклонился.
  - Кажется, капут... - предположил Матлин.
  - Да, - подтвердил Суф, - теперь точно капут.


                                  Глава 24


  Приборы замерли. Самолет, не теряя высоты, сбросил скорость, вошел внутрь
черной галереи и остановился.
  - Кажется, нам еще и влетит? - предположил Матлин.
  - Даже не сомневайся, - подтвердил Суф и съежился от предвкушения "влета",
когда перед носом машины возникла лифтовая площадка, на которой стояли два
двухметровых существа, экипированных под техслужбу грузовых платформ и
собственной персоной Ксарес, застывший, словно гранитное изваяние, что
говорило о его крайней растерянности.
  - Выходите, - произнес он с присущим ему достоинством, а носовая часть
самолета раздвинулась диафрагмой, образовав спусковую дорожку прямо на
площадку.
  - Нет, - с таким же достоинством ответили ему Матлин и Суф, - а кто будет
сажать самолет? А как же...
  - Выходите, - повторил Ксарес еще более убедительно, и провинившимся
ничего не оставалось, кроме как сползти вниз.
  - Засранцы!!! - выговорил Ксарес по-русски, тоном, не допускающим
возражений, и оба "засранца" безропотно согласились признать в этом слове
чистейшую правду.
  Воцарилась пауза, которую нарушил один из сопровождающих гуманоидов. Он
требовал, чтобы Суф последовал за ним, а Матлин во время его отсутствия не
вздумал делать манипуляции на манжете.
  Суф, по человеческой привычке, кивнул и удалился с площадки в темноту
галереи вместе с гуманоидами, а Матлин с Ксаресом остались наедине под
развороченным носом самолета.
  - Какими судьбами, Ксар?
  Ксар опустил на Матлина сердитый взгляд.
  - Я о чем предупреждал тебя, лягушонок?
  - Да, это я во всем виноват. Я не должен был позволять ему... Но так
получилось, что остаться на корабле было невозможно. Мы потеряли корабль...
  - Я не про Суфа, - оборвал его Ксарес, - я про того третьего, который был
с вами, которого они упустили из виду. Они имеют право знать, кто это и
что здесь делает.
  Матлин от неожиданности даже не сообразил, что ответить. Само собой, Ксар
не мог не догадаться, о каком третьем пропавшем идет речь, но взгляд его
был пуст и спокоен; даже никаких попыток телепатической передачи
информации от него не исходило. Но Матлин именно сейчас, как никогда,
почувствовал себя стоящим с завязанными глазами на краю "подвала":
  - Какой еще третий? Разве был третий?
  - Ты должен будешь сообщить о нем все, а если у тебя опять заклинило
память - предоставить им возможность считать самим всю необходимую
информацию. Но, должен тебя предупредить, эти фокусы для твоего мозга
опасны. Так что постарайся вспомнить.
  - В каком смысле "опасны"?
  - Ты рискуешь потерять память, оставленную Ареалом. Если это произойдет,
вряд ли тебе стоит в третий раз покидать Землю. Вряд ли тебе это пойдет на
пользу.
  - Сколько у меня времени... на воспоминания?
  - У тебя его нет. После посадки самолета ты не должен отлучаться с Земли.
Здешние фактуриалы не позволяют себе разгуливать за пределами орбиты. К
каждому подобному случаю особый интерес.
  Они сосредоточенно глядели в глаза друг другу среди мертвой тишины,
непроницаемой ни для какой, даже самой скрытой передачи информации. "Что
мне делать, Ксар? Что я могу сделать?" - вертелось в голове у Матлина.
"Мотай отсюда, лягушонок, плюнь на все и мотай со всех ног", - отвечал он
сам себе и только едва различимый звук из зависшего самолета, похожий на
гул трансформатора, нарушал эту убийственную тишину.
  - Ты сможешь забрать нас?
  - Это невозможно. Мы в замкнутой зоне. Прежде чем покинуть ее, тебе
придется объясниться. Все будет зависеть от результата объяснений... Но
если тебе опять повезет, проси помощи в Аритаборе. У меня с бонтуанцами
нейтралитет и я предпочитаю его сохранить. Поэтому имей в виду, вернешься
ко мне - с этого момента духу твоего не должно быть ни на Земле, ни на
орбите, ни в "ваша-Галактике"...
  - Хорошо, я объясню им все, как есть...
  - И хорошенько подумай. Лучше потерять время на то, чтоб подумать, чем
потерять жизнь на исправление ошибок.

  Суф вернулся цел и невредим.
  - Все в порядке, сажать самолет будем сами.
  Площадка поехала вниз, а развороченный "нос", приняв на борт угонщиков,
закрылся. Машина загудела, включились двигатели, и галерея стала медленно
уползать вперед, пока не превратилась в черный овал и не скрылась на
горизонте.
  - Идем точно в график, - радостно сообщил Суф и протянул Матлину фотоплан
киевского аэродрома