Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
росвенф направил свои мысли в темноту:
"Вы живете во Вселенной и внутри себя, вы создаете картину Вселенной
такой, как она вам представляется. Но об этой Вселенной вы не знаете
ничего и ничего не можете знать, кроме изображений. Но изображение
Вселенной внутри вас не есть Вселенная... Как вы можете влиять на другое
сознание? Изменяя его понятия. Как вы можете влиять на чужие действия?
Изменяя основные представления существа, его эмоциональные
склонности..."
Очень осторожно Гросвенф продолжал:
"Картины внутри вас не показывают вам Вселенной, поскольку имеется
множество вещей, которые вы не можете узнать впрямую, не обладая нужными
чувствами. Внутри Вселенной царит порядок. И если порядок картин внутри
вас не есть порядок Вселенной, то вы ошибаетесь..."
В истории жизни не один раз встречались примеры, когда мыслящие
индивиды предпринимали нечто аналогичное - в пределах структуры своих
знаний. Если структурное строение знания неверно, если предположение
неверно по отношению к реальности, тогда автоматическая логика индивида
может привести его к заключению, несущему смерть.
Предположения следовало изменять. Гросвенф изменял их намеренно,
хладнокровно, честно. Его собственная гипотеза, на основе которой он
действовал, состояла в том, что Риим не имели защиты. Впервые за историю
бесчисленных поколений они получали мысли извне. Он не сомневался в том,
что их инертность чрезвычайно велика. Это была феллаханская цивилизация,
укоренившаяся в своих представлениях, которые не претерпевали никаких
изменений. Существовала достаточная историческая очевидность того, что
крошечное инородное тело, малейший внешний фактор могли оказать решающее
влияние на будущее феллаханских рас. Гигантская старая Индия пала перед
лицом нескольких тысяч англичан. Столь же легко были захвачены все
феллаханские народы древнего мира и не возрождались, пока сердцевина их
несгибаемых привычек навсегда не разбивалась вдребезги ясным сознанием
того, что в жизни есть нечто гораздо большее, чем то, чему их учили
негибкие системы.
Риим были очень уязвимы. Их метод коммуникации, хотя и особенный и
уникальный, давал возможность интенсивного влияния сразу на них всех.
Снова и снова повторял Гросвенф свое послание, каждый раз добавляя по
одному звену инструкции относительно их будущих действий. Инструкция
была такова:
"Измените изображения, которые вы использовали против находящихся на
корабле, потом уберите их совсем. Измените изображения так, чтобы те, на
кого они направлены, могли расслабиться и заснуть... потом уберите их...
Ваша дружеская акция стала причиной большого несчастья. Мы тоже
настроены к вам дружественно, но ваш метод выражения дружбы причиняет
нам зло".
У него были лишь смутные представления о том, как долго он вливал
свои команды в эту огромнейшую нервную систему. Часа два, как показалось
ему. Но сколько бы времени ни прошло, он перестал ощущать его ход, лишь
только выключатель энцефало-аджустера автоматически прервал связь между
ним и изображением на стене его отдела.
Прежние знакомые ощущения резко вошли в его сознание. Он взглянул
туда, где должно было находиться изображение. Оно исчезло... Гросвенф
быстро огляделся, ища Кориту. Археолог поник на стуле, погруженный в
глубокий сон.
Гросвенф вспомнил данные им инструкции: расслабление и сон. Все люди
на корабле должны были спать. Через несколько секунд он разбудил Кориту
и вышел в коридор. Идя вдоль него, он повсюду увидел находящихся в
бессознательном состоянии людей, однако стены были чистыми. На пути в
контрольный пункт он ни разу не видел изображений.
Войдя в контрольный пункт, он осторожно приблизился к спящему
капитану Личу, который валялся на полу у контрольной панели. Со вздохом
облегчения он включил рубильник, питающий внешний экран корабля.
Секундой позже Эллиот Гросвенф уже сидел в кресле пилота, меняя курс
"Космической Гончей".
Прежде чем покинуть контрольную, он поставил временной замок на
механизм управления и замкнул его на десять часов. Эта предосторожность
была нужна на случай, если кто-то из людей очнется раньше времени. Затем
он поспешно вышел в коридор и принялся оказывать помощь пострадавшим.
Все без исключения его пациенты были без сознания, так что об их
состоянии он мог только догадываться. Там, где затрудненное дыхание
указывало на шок, он давал кровяную плазму. Он вводил специальные
наркотики против боли, если обнаруживал опасные ранения, и накладывал
быстродействующий целебный бальзам на раны и ожоги. С помощью Кориты он
поднял семерых мертвых на передвижные носилки и отправил их в госпиталь
на реанимацию. Четверых удалось спасти. Тридцать два трупа, как заключил
после осмотра Гросвенф, не стоило даже пытаться воскрешать.
Они все еще занимались ранеными, когда служащий из отдела геологии,
лежащий неподалеку, проснулся, лениво зевнул и закричал от страха.
Гросвенф догадался, что проснулась память; он с тревогой следил за
подходившим человеком. Служащий озадаченно перевел свой взгляд с Кориты
на Гросвенфа и, наконец, осведомился:
- Вам чем-нибудь помочь?
Вскоре им уже помогали двенадцать человек. Все они напряженно
занимались своим делом, и лишь изредка брошенный взгляд или слово
указывали на то, что они знали о временном душевном расстройстве,
явившемся причиной этой кошмарной картины смерти и разрушения.
Гросвенф не заметил, как подошли капитан Лич и директор Мортон, пока
не увидел их беседующими с Коритой. Потом Корита отошел, а оба
начальника приблизились к Гросвенфу и пригласили его на контрольный
пункт. Мортон молча похлопал его по спине.
"Интересно, помнит ли он что-нибудь? - подумал Гросвенф.- Спонтанная
аллюзия была обычным явлением при гипнозе. При отсутствии у них
воспоминаний убедительно объяснить то, что случилось, будет чрезвычайно
сложно".
Он испытал облегчение, когда капитан Лич проговорил:
- Мистер Гросвенф, оглядываясь на это бедствие, мы с мистером
Мортоном поражаемся тем усилиям, которые вы предприняли, чтобы заставить
нас осознать, что мы являемся жертвами внешней атаки. Мистер Корита
сообщил нам о ваших действиях. Я хочу, чтобы вы сделали сообщение на
контрольном пункте о том, что в действительности имело место.
На подобное сообщение потребовалось больше часа. Когда Гросвенф
кончил, один из слушателей поинтересовался:
- Должен ли я понимать это так, что имела место попытка
дружественного контакта?
- Боюсь, что да,- согласился Гросвенф.
- И вы хотите сказать, что мы не можем полететь туда и разбомбить их
ко всем чертям?! - крикнул человек.
- Это нам ничего не даст,- твердо заявил Гросвенф.- Мы могли бы
заглянуть к ним и установить более тесный контакт.
- Это займет слишком много времени! - возразил капитан Лич.- Нам
надо покрыть огромное расстояние. К тому же, это, по-видимому, довольно
серая цивилизация.
Гросвенф заколебался. Мортон быстро спросил:
- Что вы на это скажете, мистер Гросвенф?
- Я думаю, что критерием для вашей оценки является отсутствие у них
вспомогательных механизмов. Но ведь живые организмы могут испытывать
удовлетворение от того, что не имеют отношения к машинам: еда и питье,
дружеские и любовные связи. Я склонен предположить, что этот птичий
народ находит эмоциональную разрядку в общем мышлении и в размножении.
Были времена, когда человек имел лишь немногим больше, и все же называл
это цивилизацией. И в те времена тоже были великие люди.
- И все же,- не без иронии произнес Ван Гроссен,- вы без колебаний
вмешались в их образ жизни.
Гросвенф сохранял хладнокровие.
- Для птиц, как и для людей, неразумно жить чересчур обособленно. Я
разрешил проблему их сопротивления новым идеям, то есть сделал то, что
мне пока не удалось сделать на этом корабле.
Несколько человек громко засмеялись, и собрание начало
разваливаться. После его завершения Гросвенф обнаружил, что Мортон
разговаривает с Иеменсом, единственным, кто присутствовал от химического
отдела.
Химик нахмурился и несколько раз кивнул. Под конец он что-то сказал
и пожал Мортону руку, после чего директор подошел к Гросвенфу и тихо
сказал:
- Химический отдел вынесет оборудование из ваших помещений в течение
двадцати четырех часов с условием, что об этом инциденте никто больше не
упомянет. Мистер Иеменс...
Гросвенф перебил шефа вопросом:
- Что думает об этом мистер Кент?
Мортон немного поколебался, потом произнес:
- Он получил порцию газа, и ему придется несколько месяцев
проваляться в постели.
- Это больше, чем осталось до выборов?
- Да, больше. И это означает, что я вновь одержу победу на выборах,
так как других претендентов нет.
Гросвенф молчал, обдумывая новость. Приятно было услышать, что
Мортон не уйдет со своего поста. Но как насчет недовольных, которые
поддерживали Кента? Между тем, Мортон продолжил: Х
- Я хочу просить вас как о личном одолжении, мистер Гросвенф. Я
убедил мистера Иеменса, что было бы неразумно продолжать конфронтацию. В
интересах сохранения мира я бы хотел, чтобы вы хранили молчание. Не
предпринимайте попыток закрепить свою победу. Если вас спросят, скажите,
что происшедшее было просто несчастным случаем, но сами таких разговоров
не заводите. Вы обещаете мне это?
- Конечно... Но я хотел бы внести предложение.
- Какое?
- Почему бы вам не назвать своим преемником Кента?
Мортон взглянул на Гросвенфа сузившимися глазами, что выдавало его
замешательство. Наконец, он сказал:
- Никак не ожидал этого от вас. Сам я не склонен замалчивать
истинный моральный облик Кента. Впрочем, если такой шаг может уменьшить
напряженность...- неуверенно проговорил шеф.
- Ваше мнение о Кенте, похоже, совпадает с моим,- предположил
Гросвенф.
Мортон через силу улыбнулся.
- На борту имеется несколько дюжин людей, которых я предпочел бы
видеть в роли директора, но ради сохранения мира я последую вашему
совету.
После этого они расстались. Внешне Гросвенф казался спокойным, но
его обуревали смешанные чувства. Хотя атака Кента была отбита, у него
все же сложилось впечатление, что, выдворив химиков из своего помещения,
он выиграл стычку, а не битву. И все же это было лучшим исходом стычки.
Глава 7
Икстль неподвижно распластался в кромешной темноте. Время в вечности
тянулось медленно, а пространство было бездонно черным. Сквозь его
необъятность холодно смотрели туманные пятнышки света. Каждое - он это
знал - было скоплением ярких солнц, уменьшенных бесконечным расстоянием
до размеров светящихся крапинок тумана.
Там была жизнь, распространившаяся на мириады планет, бесконечно
вращающихся вокруг своих родительских солнц. Точно так же жизнь
зародилась когда-то из первобытного Хаоса старого Глора и текла, пока
космический взрыв не уничтожил его собственную могущественную расу и не
выбросил его тело в глубины интергалактики.
Он жил, и это была его личная победа. Пережив катаклизм, его
практически неуничтожаемое тело поддерживало себя, хотя и постепенно
слабея, с помощью световой энергии, проникающей сквозь пространство и
время. Его мозг продолжал пульсировать в одной и той же цепи мыслей -
один шанс на децилион за то, что она снова окажется в галактической
системе, а тогда даже еще меньший шанс за то, что он попадет на планету
и найдет Ценный гуул.
Биллион биллионов раз его мозг перебирал бесчисленные варианты.
Теперь это уже стало частью его самого - бесконечный калейдоскоп,
крутившийся перед его мысленным взором.
Вместе с отдаленным светом, долетающим в черную пучину, эти смутные
надежды составляли мир, в котором он существовал. Он почти забыл о том
чувствительном поле, которое создавало его тело. Века назад оно было
обширным, но теперь, когда его мощь испарилась, никаких сигналов не
поступало к нему дальше, чем за несколько световых лет.
Он уже почти ни на что не надеялся, когда его поле приняло первые
сигналы приближающегося корабля. Энергия, плотность, вещество! Смутное
чувство восприятия вошло в его вялое сознание. Сама мысль об энергии и
веществе была отступившей куда-то мечтой. Отдаленный краешек его
сознания, измученного и погруженного во мрак, немного более чуткий,
фиксировал, как тени давно забытого выступили из окутавшего его тумана.
И вслед за тем новое, более сильное и острое послание с отдаленной
границы его поля. Его вытянутое тело выгнулось в инстинктивном
конвульсивном движении, четыре руки разогнулись в стороны, четыре ноги
слепо задергались, бессмысленно расходуя силу.
Его изумленно вытаращенные глаза перефокусировались. Почти пропавшая
способность видеть возвращалась. Та часть его нервной системы, которая
контролировала поле, предпринимала первые, еще несогласованные действия.
Огромным усилием он перебросил ее волны с биллионов бесполезных
кубических миль, направив их на попытку установить область сильнейшего
стимулирования. Отчаянно пытаясь найти ее, он переместился на большое
расстояние. И тут он впервые подумал об "этом", как о корабле, летящем
от одной галактики к другой. Он пережил мгновения дикого страха, что
корабль пройдет за границей его чувствительного поля и контакт с ним
будет потерян навсегда, прежде чем он сможет что-нибудь сделать.
Он позволил полю немного расшириться и почувствовал шок толчка, еще
раз получив безошибочное подтверждение присутствия незнакомого вещества
и энергии. На этот раз он прильнул к ним. То, что было его полем, стало
пучком своей энергии, какую только могло собрать его слабеющее тело.
Этот пучок связал его с мощью энергии, излучаемой кораблем. Энергии
оказалось больше - во много миллионов раз, чем ему требовалось. Ему
пришлось отклонить ее от себя, разрядить ее в пространство и темноту. Но
подобно чудовищной пиявке, он протянулся на четыре... семь... десять
световых лет и истощил огромную мощь корабля. После бесчисленных лет,
когда он кое-как перебивался на скудных источниках световой энергии, он
не осмелился даже попытаться справиться с этой колоссальной мощью. То,
что он позволил себе получить, дало шок, который вернул его тело к
жизни, наполнил его жестоким напряжением. В безумной поспешности он
отрегулировал свою атомную структуру и понесся вдоль пучка. На далеком
расстоянии от него корабль - хотя его энергия иссякла, он моментально
вернул ее мощь - проплыл мимо и начал удаляться. Он удалился на целый
световой год, потом на два, а потом и на три... В глубоком отчаянии
икстль понял, что все его усилия напрасны, что корабль уйдет... И тут...
Корабль остановился мгновенно. Какой-то миг он еще плыл со скоростью
многих световых лет в день, а в следующий - завис в пространстве. Он все
еще находился на огромном расстоянии от икстля, но больше не удалялся.
Икстль мог лишь догадываться о случившемся. Находившиеся на борту
корабля могли узнать о его вмешательстве и внезапно остановили корабль,
чтобы выяснить, что случилось. Их метод мгновенного сбрасывания
ускорения указывал на чрезвычайно развитую науку, хотя он и не мог
определить, какой техникой ускорения они пользовались. Существовало
несколько возможностей. Сам он намеревался остановиться, превратив свою
огромную скорость в электронный механизм внутри своего тела. При этом
процессе должно было быть затрачено весьма незначительное количество
энергии. Электроны в каждом атоме будут слегка замедляться - совсем
чуть-чуть - и эта микроскопическая скорость преобразуется в движение на
макроскопическом уровне.
Он находился именно на этом уровне, когда внезапно почувствовал
близость корабля. А потом произошла целая вереница событий,
последовавших одно за другим слишком быстро для того, чтобы их можно
было успеть обдумать. На корабле включился непроницаемый для энергии
экран. Концентрация такого огромного количества энергии автоматически
отключила реле, которое он установил в своем теле. Это остановило и его
самого в долю микросекунды, прежде чем он успел осознать случившееся. В
пересчете на расстояние это произошло чуть дальше тридцати миль от
корабля.
Икстль мог видеть корабль в виде световой точки, блестевшей впереди
в темноте. Его экраны все еще работали, что означало, что те, внутри, не
смогли его обнаружить и что он не может больше надеяться сам достичь
корабля. Он решил, что чувствительный прибор, находящийся на борту
корабля, зафиксировал его приближение, классифицировал его как
летательный снаряд и включил защитный экран. Икстль приблизился,
насколько это было возможно, к почти невидимому барьеру. И оттуда,
прочно отделенный от предмета своих вожделений, жадно смотрел на
корабль.
Он был меньше чем в пятидесяти ярдах, круглое чудовище с
металлическим телом, усыпанным, как бриллиантами, бесконечными рядами
сверкающих световых точек. Космический корабль плавал в бархатной
черноте, блестя точно огромный драгоценный камень, неподвижный, но
живой, до краев наполненный жизнью. Он нес в себе ностальгию и живое
напоминание о тысяче далеких планет и неукротимую, бьющую через край
жизнь, которая достигла звезд и рвалась дальше. И, несмотря ни на что,
он нес в себе надежду.
До этого мгновения ему приходилось тратить столько физических
усилий, что он весьма смутно представлял себе, что могло означать для
него достижение цели. Его сознание, пришедшее за века к полному
отчаянию, билось, как в исполинских тисках. Ноги и руки сверкали, как
языки живого огня, корчась и извиваясь в свете иллюминаторов. Его рот,
похожий на огромную рану на карикатурном подобии человеческой головы,
пускал белый иней, который уплывал белыми морозными снежинками. Его
надежда была так велика, что одна мысль о ней пронизывала его сознание и
пеленой застилала глаза. Несмотря на туман, он видел широкую струю
света, бившую из полукруглой выпуклости на металлической поверхности
корабля. Но вот выпуклость превратилась в огромную дверь, которая
открылась, сдвинувшись в сторону.
Через некоторое время в поле его зрения появились двуногие существа,
около дюжины. На них были надеты почти прозрачные скафандры, и они
тащили за собой огромные плывущие машины. Машины быстро сгрудились
вокруг маленького участка на поверхности корабля. Вырвавшееся из них
пламя казалось на расстоянии небольшим, но его ослепительный блеск
указывал на огромную температуру или на сильную радиацию. Было очевидно,
что ремонтные работы ведутся на авральных скоростях.
С безумной быстротой икстль обследовал экран, ища слабое место, но
не нашел. Его мощь была очевидна, площадь - слишком большой. Он ничего
не мог ей противопоставить и почувствовал это еще на расстоянии. Теперь
он смотрел реальности в лицо. Работа - икстль видел, что толстая секция
внешней обшивки снята и заменена новой,- закончилась почти так же
быстро, как и началась. Шипящее пламя сварки исчезло в темноте. Машины
были опущены в отверстие на поверхности шара, двуногие существа
спустились вслед за ними. Обширная поверхность корабля стала теперь
такой же пустынной, как и окружающее пространство.
Все происходящее едва не помутило разум икстля. Он не мог позволить
им уйти сейчас, когда Вселенная была почти раскрыта для него - всег