Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
нул Стас. - Ну что, Улик?
- Темно уже, как я финики рвать буду? - пробовал сопротивляться Улик.
- Твои проблемы, - отрезал Стас.
Улик вздохнул и удалился за финиками. Ергей разулся и загибал пальцы
на ногах. Наверное, отмечал десятки. Как на счетах. Стас тоже это понял,
потому что спросил:
- Интересно, а чем он первую сотню отметит?
- Молчать, - вяло приказал я. - Тоже мне, Ржевский нашелся.
- Скучно, как на необитаемом острове, - пожаловался Стас. Но тут
вернулся Улик с гроздью фиников.
- На базар пришлось бегать, - пожаловался он нам.
- Дорого? - сочувственно поинтересовался Стас, уплетая финики.
- Как вам сказать... - вытирая куском папируса дротик, уклончиво
ответил Улик.
Я подавился фиником, а толстокожий Стас лишь пожал плечами и
произнес:
- Не могу сказать, что мне такой товарообмен совсем уж не нравится.
Я подумал и тоже продолжил пожирание фиников. И тут в дверь тихо
постучали. Улик сбегал к двери, отпер засов, выглянул, и принялся часто
кланяться, говоря:
- Входите, барышня, входите, слуги Осириса лежат у ваших ног.
Мы уставились на дверь. И увидели девчонку лет двенадцати, смуглую и
тонколицую, закутанную в разноцветные накидки. В ее волосы был воткнут
стебелек зеленого папируса. Мне она сразу понравилась.
- Ха, соплячка какая-то, - грубо сказал Стас. Хорошо хоть, по-русски
сказал. Я дал ему подзатыльник. За непочтительность.
- Ты чего? - обиделся Стас. Но потом глянул на меня внимательно,
прищурился и ехидно бросил: - Все ясно. Влюбился, братик.
Тут девчонка подошла к самой решетке и ласково, на очень мелодичном
древнеегипетском, сказала:
- Мальчики, бедные, вас тут хоть кормят?
- Откуда ты знаешь, что мы мальчики? Мы ростом со взрослых! -
подозрительно посмотрел на нее Стас.
- Ну и что? Это взрослые бояться поверить, что вы можете быть детьми,
но с них ростом. Ведь тогда ваши родители - великаны. А я-то вижу - у вас
лица глупенькие.
Я взглянул на Стаса, ожидая услышать от него поток встречных
оскорблений. Но мой вздорный братец смотрел на девчонку и жмурился, как
наевшийся сгущенки котенок. Да уж, если кто у нас влюбился - так это он.
- Как ты смеешь так нагло говорить со слугами Осириса? - неуверенно
возмутился я.
- Так и смею! - девчонка надула губки. - Я - Хайлине, невеста
фараона. Вот! Что хочу, то и ворочу!
- Тогда... Может, ты нас спасешь? - неуверенно спросил Стас. Хайлине
покраснела и опустила глаза.
- Ой, ребята... Нет, не смогу. Я же только невеста, а не жена. А
когда стану женой - вас уже сожгут.
Мы подавленно молчали.
- Я прикажу, чтобы вам дрова маслом облили, - попробовала утешить нас
Хайлине. - Вы тогда быстро сгорите, раз - и готово!
Но нас это не утешило. Тут к Лине (Мы со Стасом, не сговариваясь, так
ее стали звать), подошел Улик и грустно сказал:
- Сейчас будет проверка караула, барышня. Уходите. Посмотрели - и
будет.
Лина взглянула на наши печальные лица и спросила стражника:
- А можно завтра еще подойти?
- Завтра? Да мы хотели смениться...
- Полталанта серебра дам, - прошептала Лина.
Улик клацнул зубами и сказал торопливо:
- Можно завтра. Можно послезавтра. Все можно.
Лина помахала нам рукой и вышла.
А мы с братом начали устраиваться на ночь: разгребли солому на две
кучи и улеглись на них.
- А дома сейчас ужин, - мечтательно сказал я, глядя на решетку. -
Макароны с мясом.
- Уймись, чревоугодник, - замогильным голосом отозвался Стас. А через
минуту, когда я уже стал засыпать, добавил:
- Такую девчонку встретили - и вдруг умирать надо. Обидно...
Мне тоже было обидно. Поэтому я стал придумывать, как бы нам все-таки
отсюда выбраться. И уже почти придумал, но заснул.
3. ТРАГИЧЕСКАЯ ГЛАВА
Хайлине пришла утром.
- Мальчики, расскажите что-нибудь, - попросила она, - о землях,
откуда вы пришли, о том как там люди живут... Здесь у нас так скучно,
просто ужас. Ничего не происходит.
- Но как-то вы все-таки развлекаетесь, - неуверенно возразил я.
- Да, - задумчиво ответила она, - иногда какого-нибудь
пленника-нубийца крокодилам скармливают. Только мне это уже давно надоело.
Я опасливо глянул на нее и поспешно сменил тему:
- А я читал, у вас, в древнем Египте, театр очень развит.
- Театр? - удивилась Лина. - А что это такое?
- Ну, это когда мужчины и женщины переодеваются и играют разные
сценки.
- Сценки? - снова переспросила она.
Вот как ей объяснить?
- Они изображают из себя других людей, - выручил меня Стас.
- Они врут, - поняла Лина. - Да, это, наверное, очень интересно.
Только у нас за вранье тоже крокодилам скармливают.
- Да-а, - протянул Стас, - весело вы тут живете.
- Вот я и говорю, - вздохнув, сказала Лина. А потом спросила с
надеждой: - Слушайте, а если я вам сбежать помогу, вы мне театр покажете?
Ответить утвердительно у меня язык не повернулся: не люблю я врать
людям, которые мне нравятся. Но все-таки поинтересовался:
- А что, ты правда можешь нам помочь?
- Вообще-то нет, - грустно призналась она. - Если бы могла, я бы сама
давно сбежала.
- Тебе-то зачем? - удивился Стас, - ты же невеста фараона. Завтра
свадьбу сыграешь, станешь фараоншей. У тебя куча слуг будет, куча рабов,
наряды, там, всякие, сокровища... - он, распаляясь, говорил так, словно
собственные слова причиняли ему боль, а Лина, слушая его, хмурилась и
становилась все мрачнее. Заметив это, Стас продолжил с каким-то жестоким
злорадством: - И фараон у тебя симпатичный. Молоденький такой. Любить тебя
будет. Тебе же интересно, да ведь?
Вот гад! Меня аж перекосило от его наглости. И еще я понял: он
ревнует отчаянно, вот и психует. А Лина ударила кулачком по решетке и
закричала:
- Замолчи, дурак! Какой же ты дурак! - и сразу же заплакала навзрыд.
Стас оторопело замолк, а Улик, до тех пор не вмешивавшийся в беседу,
на этот раз заметил:
- Ну все, хана вам, слуги Осириса.
Я не очень понимал, чего Лина расплакалась. Ну, нахамил ей Стас, тем
же и ответила бы. Ее, во всяком случае, на костре сжигать не собираются.
Наверное, ей просто фараон не нравится. Я попытался успокоить ее:
- Лина, ну что ты, перестань. Фараон как фараон, нормальный...
- Что бы вы понимали, мальчики, - перебила она, беря себя в руки. -
Вы думаете, меня спрашивали, хочу я замуж или не хочу? Неменхотеп приказал
всех девчонок ко дворцу пригнать, прошел, ткнул в меня пальцем, "вот эта",
- говорит. И все. И больше я ни папу, ни маму не видела.
- Их к тебе не пускают? - жалостливо спросил я.
- Казнили их, - тихо ответила она, и две запоздалые слезинки
скатились по ее щекам.
- Как это казнили? - опешил я, - за что?
- За то, что папа был простым гончаром, а мама - женой простого
гончара. А у фараона не может быть родственников низкого происхождения.
- Ну и логика, - поразился я. А у Стаса лицо стало такое, будто он
тоже собрался плакать.
- Лина, прости меня, - сказал он просто, и я даже зауважал его. - Я
сам не знаю, что на меня нашло.
- Да ладно, - она вытерла слезы. - Ты же не знал ничего. К тому же
скоро я встречусь с ними, - и она улыбнулась.
- С кем? - не понял я.
- С папой и с мамой, - ответила она, продолжая мечтательно улыбаться.
- Ведь фараон тяжело болен, и он знает, что скоро умрет. А вместе с ним в
царство мертвых отправятся его самые любимые слуги и, конечно, жена. Он
для того и женится, чтобы в землях Анубиса [Анубис - бог царства мертвых
(прим. авторов)] у него была молодая жена.
У меня комок подкатил к горлу, а Лина продолжала:
- И я не боюсь туда уйти, ведь сказано же в первой песне жреца
Неферхотепа: "Время, которое проводится на этом свете - сон". А в землях
Анубиса меня ожидает пробуждение в прекрасном мире, и там я снова найду
своих родителей.
- Религия - опиум для народа, - по-русски пошутил Стас невесело. И
закончил философски: - А может, так и лучше...
В это время глаза Лины окончательно высохли, и она сказала, понизив
голос, так, чтобы не услышал Улик:
- Но иногда все-таки страшно. Сказано в песне арфиста: "Никто из тех,
кто ушел туда, еще не вернулся обратно". И вдруг прав герой Ани, который
не верил в царство мертвых? Так говорил он богу Атуму: "Нет в той пустыне
воды, она глубока-глубока, она темна-темна, она вечна-вечна". Порой я
думаю так же.
И тут я вдруг допридумал то, что начал придумывать вчера перед сном.
- А фараон хотел бы вылечиться? - спросил я для начала.
- Конечно, - ответила Лина. - Только никто его вылечить не может. Он
уже двенадцать лекарей крокодилам скормил, а двоим повезло: он их отравил
ихними же лекарствами.
Отлично! То есть не то отлично, что лекарей поубивали, а то, что я
выяснил главное.
- Лина, - сказал я, - по-моему, ваш Ани прав. А раз так, тебе нужно
спасаться. Если мы отсюда выберемся, мы тебя возьмем с собой. Там, откуда
мы пришли, тебя будут учить в школе, ты будешь ездить на машинах, летать
на самолетах...
- А кто такие самолеты?
- Не кто, а что, - поправил я. - Самолеты - это такие большие
серебряные птицы, внутри которых сидят люди.
Зря я про самолеты начал. Сразу почти напрочь потерял ее доверие.
Сначала-то она мечтательно протянула: "Красиво...", но потом встряхнула
головой и сказала:
- Мальчишки любят фантазировать. Но это нечестно. Я-то вам всю правду
рассказала.
- Да Сет с ними, с самолетами, не это главное, - постарался я
исправить положение. - Я тебе клянусь, что там тебе будет хорошо. И уж
точно никто там тебя не заставит замуж выходить.
- И что же, я всю жизнь буду жить одна?
- Почему одна?! Станешь старше, сама себе мужа найдешь. Который
понравится.
Тут Стас сделал вид, как будто что-то уронил и принялся лазить по
глиняному полу камеры. Но я-то понял, зачем он там лазает: чтобы мы не
заметили, как он покраснел.
Но Лина на него вовсе не обращала внимания. Она напряженно думала.
Наконец, повторила брезгливо:
- Сама найду мужа? Но ведь это стыдно! Женщина не должна искать себе
мужа.
Прямо "Белое солнце пустыни" какое-то. Только паранджи не хватает.
- Ладно, - продолжал я, чувствуя, как удача ускользает между пальцев.
- И с мужем тоже, Сет с ним. Главное - не убьют тебя. А нужно жить, потому
что никакого царства мертвых нет.
- А ты откуда знаешь?
- От верблюда, - огрызнулся я, хотя слова "откуда" и "от верблюда" на
древнеегипетском совсем не рифмуются. Но почему-то именно это ее сразу
убедило. Может быть, в этом совсем древнем и отсталом Египте вместо кошек
священные животные - верблюды?
- Хорошо, - сказала она. - Только как вы спасетесь? Отсюда не
убежишь.
- Ты с фараоном можешь поговорить?
- Могу, конечно. Только я стараюсь лишний раз с ним не встречаться.
Стас к этому времени уже оправился от смущения и с любопытством
прислушивался к нашему разговору.
- Придется встретиться. Передай ему сегодня же, что я - великий
лекарь своего народа и могу исцелить его за пять минут.
- Это правда? - не поверила она.
- Честное слово, - ответил я. - С помощью волшебных браслетов...
- ...и специальных заклинаний, - влез Стас.
- А это еще зачем? - спросил я его по-русски.
- Пусть думают, что без нас не справятся, а то браслеты отберут, а
нас все равно поджарят.
"Умен", - удивился я мысленно. А Хайлине, подумав, сообщила:
- Сегодня я ему ничего передать не смогу, он сегодня свадебную юбку
примеряет. Только завтра утром.
Времени оставалось в обрез.
- Постарайся пораньше, - попросил я.
- Хорошо, - кивнула она. - Только мне кажется, фараон тебе не
поверит.
- А ты скажи ему, пусть попробует. Если я наврал, меня все-равно на
костре сожгут, так ведь? А вдруг не наврал?
- Хорошо, попробую, - пообещала она и, попрощавшись, вышла.
- И какое заклинание мне читать прикажешь? - спросил я Стаса, когда
дверь за ней закрылась.
- Да какая разница, - махнул он рукой. - Главное - по-русски. Хоть
считалочку какую-нибудь возьми. Например, "эники, беники ели вареники..."
- Ладно, годится, - согласился я.
4. Я ВСПОМИНАЮ ПРО ДВОЙНУЮ УХУ
- Ну и как это, интересно, вы меня лечить будете? - спросил фараон,
когда Улик и Ергей привели нас утром к нему. Мы в это время, само-собой,
лежали у его ног. Традиция такая. Традиции уважать надо.
Пульты-оживители мы предусмотрительно отстегнули от браслетов и
сунули в карманы.
- О всеблагой фараон, попирающий... - начал я, но забыл, чего он там
попирает, - попирающий...
- Стопами небо, а головой - земные недра! - помогая мне, выкрикнул
Стас. Окружающие фараона вельможи и советники ахнули и в ужасе закрыли
лица руками.
- Так, - сказал Неменхотеп, - по-вашему выходит, я стою вверх ногами.
Хорошее начало. Поехали дальше.
- Не слушай моего бедного брата, - сказал я торопливо. - Он слегка
ослеплен твоим сиянием, вот и двинулся рассудком.
Стас недобро зыркнул на меня, но благоразумно промолчал. А я
продолжил:
- Недуг твой, о фараон, проистекает от чрезмерной мудрости твоей и
величия.
Неменхотеп понимающе покивал.
- То-то я гляжу, все мои советники такие здоровые.
Советники потупили взоры.
- Говори, - благосклонно кивнул мне фараон.
- Для полного исцеления нужно надеть на запястье вот этот браслет, -
я поднял над головой руку. - После чего я прочту особое заклинание.
- И все? - недоверчиво поджал губы фараон.
- Все.
- А вместе с болезнью мои мудрость и величие не того...
- Нет-нет, не бойся, - заверил я.
- Ну давай, попробуем, - протянул он руку. И я было начал отстегивать
браслет, но меня остановил Стас:
- Пусть сначала гарантии даст, - шепнул он по-русски, - а то мы его
вылечим, а он на радостях нас опять же зажарит.
Резонно. Я остановился.
- А как я могу быть уверен, что когда тебя вылечу, ты нас отпустишь?
- Фараон сидит перед ним с протянутой рукой, а он еще смеет
рассуждать! - поднял густые брови Неменхотеп. - Вообще-то я с самого
начала подозревал, что вы - непочтительные отпрыски пустынного шакала, а
теперь окончательно убедился. Давай сюда, говорю! - и он слегка
наклонился, вытянув руку еще ближе ко мне.
Но отступать было некуда, и я упрямо сказал:
- Гарантии нужны, гарантии.
- А слово фараона тебе, значит, не гарантия? Все слышали? - обернулся
он к придворным. - Писец, занеси-ка в протокол: "Слово фараона ему до
светильника".
В этот момент в зал влетел воин, согнувшись в три погибели, пробрался
вдоль стенки к верховному жрецу Гопе и что-то зашептал ему на ухо.
Выслушав воина, тот выступил вперед и, сначала в знак обожания поднял обе
руки вверх, а затем, пав ниц, разразился речью:
- О всеблагой фараон, взглядом испепеляющий врагов Египта и при этом
даже ни капельки не потеющий! Эти непочтительные дети пустынного шакала с
самого начала не внушали мне доверия. А только что стало известно, что они
взяли да и отравили предводителя твоей гвардии. Вот.
Это было чистейшей воды враньем. Но я так опешил, что просто онемел.
Зато фараон прямо-таки развеселился:
- Да ты что?! - воскликнул он обрадованно. - А как это они сумели?
Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее.
- Пусть говорит очевидец, - заявил жрец смиренно и отступил на шаг,
пропуская вперед воина. Тот рухнул наземь и заголосил:
- О всеблагой фараон, благостью своей веселящий Осириса, гневом же
устрашающий Апопа, мудростью же поражающий...
- Ладно, ладно, - остановил его Неменхотеп, - богов у нас много.
Давай по делу.
- Короче, когда мы их взяли, - заикаясь от волнения начал воин, - мы
их обыскали. И наш начальник - Доршан - что-то на вид съедобное нашел. И
пахнет аппетитно. А вот этот, - кивнул он на Стаса, - говорит: "Пожуй,
пожуй, вкусно". Но мы тогда сытые были, и Доршан это съедобное припрятал.
А сегодня за завтраком взял да и съел. И тут же уснул мертвым сном. Спит и
спит, и разбудить его никто не может.
- Где он сейчас?
- А здесь, за дверью, мы его принесли.
- Внесите тело.
Воин кинулся вон из зала, а через мгновение с другим копьеносцем внес
тростниковые носилки со сладко спящим начальником. Лицо Доршана озаряла
блаженная улыбка, из тонкогубого рта тянулись слюнки.
Неменхотеп закашлялся, а прокашлявшись и отхаркавшись в поднесенную
рабом плевательницу, протянул:
- Да-а, - а потом еще раз, - да-а... - и обернулся к Стасу: - А ты,
значит, так и сказал ему: "Пожуй, мол, пожуй, вкусно"?
- Сказал, - подтвердил Стас виновато и беспомощно глянул на меня.
- Занеси в протокол, - кивнул фараон писцу. - Перед словом "сказал"
добавь "коварно". - И, вновь обернувшись к нам, потер ладони: - Ну,
братцы, это в корне меняет дело. Я и так-то вам не верил, а вы,
оказывается, еще и отравители.
Он встал и, приняв величественную позу, обратился ко всем:
- В конце концов, у меня сегодня свадьба с прекрасной Хайлине, и мне
давно пора готовиться к этому судьбоносному событию, а не тратить мое
драгоценное время на этих опасных шарлатанов. Готовьте костер. А над ним
котел с оливковым маслом подвесьте. Лучше их сварим, так интереснее будет.
Правильно?
Вельможи подобострастно зааплодировали. Неменхотеп скромно
раскланялся. Громче всех хлопал жрец Гопа, и я почему-то сразу понял, что
он-то поверил в наши медицинские способности, а теперь радуется, что мы
лечить фараона не будем, и тот скоро умрет.
И тогда я возопил (а что мне оставалось делать, как не возопить?):
- О всеблагой и всемогущий! Мы не отравили твоего военачальника! Он
просто спит, а когда проснется, будет еще сильнее и отважнее, чем раньше!
Клянусь отцом твоим - сияющим богом Ра, мы не обманываем тебя. Силой,
дарованной господином моим Осирисом, я могу не только вылечить тебя, а
даже воскресить мертвого. Испытай меня, прикажи принести сюда мертвого, и
я воскрешу его!
Неменхотеп с новым интересом посмотрел на меня и уселся обратно на
трон.
- У нас никто не умер? - обвел он взглядом окружающих. Те
отрицательно замотали головами.
- А никто не хочет?
Вельможи замотали головами еще интенсивнее.
- Тогда так. Мы сегодня твоего братца сварим, а ты его воскресишь.
Если получится, будешь меня лечить, а потом мы, может, вас и отпустим. А
если не получится, и тебя сварим. Ясно? Все. Аудиенция окончена. - Он
резво встал, но тут же согнулся, сотрясаемый очередным приступом
чахоточного кашля.
Обрадованные тем, что для эксперимента никого из них не убили,
вельможи, громко славя мудрость фараона, под шумок поспешили к выходу. А
нас стражники потащили обратно в темницу.
На Стаса было страшно смотреть. Он сразу как-то поскучнел. А
успокаивать его у меня язык не поворачивался. Почему-то я чувствовал себя
виноватым.
Часа два Стас провалялся на соломе, отвернувшись носом к стене. Я
тоже лежал молча. Чего тут скажешь? Было страшно. И не только от того, что
браслет может не сработать. Даже если сработает, это же наверное больно -
вариться в кипящем масле. И умереть.
А потом дверь камеры отворилась, и Ергей, смущенно поглядывая на нас
(мы же ведь п