он,  хотя  в  душе  была  рада:  она
предпочитала мужское общество, притом в поведении  Амели  многое  шокировало
ее.
   - Доктор Текер рассказывал мне страшные вещи, - продолжала она, обращаясь
уже ко всем и бросая косой взгляд на Текера, - о  том,  как  наш  знаменитый
писатель предсказывал гибель цивилизации. Неужели это возможно?
   Текер сидел как на иголках. Он думал о  своей  жене,  о  новорожденном  и
ежеминутно порывался встать, откланяться  и  уйти,  но  не  решался  сделать
этого.
   Шнирер,  услышав  о  своей  любимой  теме,  неожиданно   превратился   из
созерцательного Будды в пламенного оратора.
   - Гибель цивилизации! - воскликнул он, сверкнув глазами, и продолжал, все
повышая тон:
   - Да, цивилизация гибнет! Она обречена, и ее губит машина,  это  железное
чудовище. Хозяин земли становится рабом машины. Она заставляет нас, всех без
исключения, знаем ли мы и хотим ли мы этого или нет, идти по ее пути. Бешено
несущаяся колесница волочит за собой поверженного  победителя,  пока  он  не
погибнет... Человеческие существа, столь заботливо вскормившие этих диких  и
опасных зверей, проснулись и нашли себя  в  окружении  новой  расы  железных
чудовищ, господствующей над ними...
   Шнирер уже не говорил, а вопил, потрясая сморщенным кулаком:
   - Необходимо  еще  сильнее  взнуздать  науку,  задержать  рационализацию,
зажать технику, удушить изобретательство, иначе гибель  цивилизации  и  наша
гибель неизбежны... Еще чашку чаю, покрепче, если  позволите,  -  неожиданно
закончил он.
   Эллен молча разливала чай, незаметно поглядывая на жениха. Но тот  больше
интересовался ликерами, усиленно  подливая  епископу,  лицо  которого  сияло
светом земных наслаждений.
   - Фф., ффвы.., правы,  профессор,  -  возразил  банкир,  -  технику  надо
держать в крепкой узде. Но цивилизации угрожают не только  машшш..,  машины.
Есть звери более опасные, коварные и беспощадные...
   - Коммунисты! - вскричала леди Хинтон.
   Точно декабрьским холодом повеяло в  августе.  Общество,  собравшееся  за
столом, всколыхнулось.
   Все заговорили разом, забыв об этике. Лица налились ненавистью, злобой  и
страхом. Слово было произнесено. Общая болезнь,  которая  подтачивала  всех,
омрачала, отравляла радость жизни, напевала кошмарные сны, была названа...
   Каждый спешил облегчить свою  душу,  излить  то,  что  давно  переполняло
сердце. Говорили по-разному, но об одном и том же: о проклятых  коммунистах,
разрушителях культуры и цивилизации, фанатиках. Тут было все: и революции  в
трех государствах, и "национализация женщин",  и  Коминтерн,  и  демпинг,  и
разрушение храмов, и голод...
   Никогда еще общество леди Хинтон не было так единодушно, так  искренне  в
выражении чувств и мыслей. Никогда  за  столом  не  звучала  так  гармонично
симфония ненависти и животного страха перед близкой революцией.
   "Красные звери" - разве не они угрожают отнять у леди Хинтон все:  титул,
власть, положение, богатство?
   Их агитаторы разлагают стадо Христово и грозят запустением божьим храмам,
голодной смертью епископу Иову Уэллеру.
   А философ Шнирер - что иное, кроме безграничной ненависти, он мог  питать
"к покровителям техники и энтузиастам индустриализации, заставившим  служить
себе машины, которые своими зубьями рвут человеческие  существа  и  угрожают
раздавить  своими  шестернями  современную   культуру"!..   Когда   волнение
несколько улеглось, леди Хинтон овладела разговором.
   - Я недавно пожертвовала двести тысяч фунтов на борьбу с ними, но  этого,
конечно, мало. Каждый из нас  должен  понять,  что  лучше  сейчас,  пока  не
поздно, добровольно отказаться от части своего имущества, чем потерять все.
   - Я читал о "Ноевом ковчеге" и полагаю, что писатель вполне  своевременно
ставит вопрос большой важности, - сказал Генри, наматывая на палец  ленточку
с моноклем. - Когда в ряде стран побеждает  революция,  побежденные,  правда
сопротивляясь, сходят со сцены и, как  крайнее  средство,  ищут  спасения  в
бегстве. Но куда бежать? Есть ли вполне безопасные страны  на  земном  шаре?
Пора подумать об этом.
   -  Не  примите  моих  слов,  -  сказал  барон,   -   за   преждевременное
капитулянтство, панику, неверие в победу. С восставшими  мы  будем  бороться
всеми мерами не на жизнь, а на смерть. Но успех мне кажется  проблематичным.
Уже сейчас мы озабочены тем,  в  какое  дело  помещать  наши  капиталы,  где
большая гарантия их безопасности. Однако может наступить момент - и  скорее,
чем многим это кажется, - когда придется думать уже не столько о  капиталах,
сколько о самих себе.
   - И люди будут метаться  из  стороны  в  сторону,  как  в  доме,  объятом
пламенем, - вновь ожил в Шнирере пророк. - Из страны в страну  будут  бежать
они и всюду встретят всепожирающее пламя, губительное пламя,  неукротимое  и
неизбежное, как судьба. И не спасут от него ни стража, ни  железные  решетки
оград, ни толстые стены.  Все  погибнет.  Все  превратится  в  пепел.  И  мы
погибнем. - И, вновь перейдя на визгливый крик, Шнирер  закончил-  -  А  кто
виноват? Машины! Пролетарии! Они! Еще чашечку чаю, покрепче, если позволите.
   - Стачки начали, революция закончит, - внес реплику банкир.
   - Да минет нас чаша сия! - воскликнул епископ и, мгновенно сделав постное
лицо,  перекрестился.  -  Тут  действительно  пора  подумать  о  каком-то..,
ковчеге, в котором с божьей помощью могли  бы  укрыться  праведники  -  цвет
нашей цивилизации и культуры. Не  сам  ли  милосердный  господь  внушил  эту
мысль, как во времена Ноевы?
   -  Построить  этакий  "Титаник"   -   "ковчег"   современного   масштаба,
оборудованный по последнему слову техники? - иронически спросил Генри. -  Ну
а дальше? Куда вы на нем направитесь? К южным морям? К необитаемому острову,
затерянному в океане и не нанесенному даже  на  карту?  Чепуха,  нет  больше
"белых пятен" на карте мира. Нет почти таких островов. А  если  и  есть,  их
скоро обнаружат.  Постройка  "ковчега"  и  его  отплытие  не  смогут  пройти
незамеченными. Нас разыщут, настигнут  и  раздавят,  как  червей,  вместе  с
"ковчегом". Где, наконец, гарантия, что  его  удастся  достроить?  Наступило
молчание.
   - Неужели нет выхода? - спросила леди Хинтон.
   - Почему же нет? Выход есть, и неплохой,  как  мне  кажется,  -  спокойно
ответил Генри. - Вот вы, господин профессор философии, бранили технику, и со
своей точки зрения вы, конечно, правы. Но эта же техника может  дать  нам  и
выход, открыть  путь  к  спасению.  Мы  заставим  технику  оказать  нам  эту
последнюю  услугу,  а  затем  я  ничего  не  имею  против,  если  она  будет
уничтожена, к вашему удовольствию, профессор.

   Все  насторожились,  слушая.  Генри,  довольный  произведенным  эффектом,
сделал паузу и не спеша продолжал:

   - "Ковчег" может спасти не всех принадлежащих к нашему классу и кругу,  а
лишь небольшую группу избранных...  "Могий  спастись  да  спасется"  -  так,
кажется, говорится в писании, милорд? Итак, "ковчег"  может  и  должен  быть
построен. Но "ковчег" совершенно особого сорта, который унес бы нас подальше
от этой мятежной планеты - ну, хотя бы на время,  пока  опасность  не  будет
устранена. Или же в противном случае.., навсегда...
   Слушатели  разочарованно  откинулись  на  спинки  стульев,   а   епископ,
воспринявший слова Генри как ловкий маневр отвлечь общее внимание от мрачных
мыслей, сбросил постную маску, засиял и добродушно расхохотался:
   - Великолепно! Ковчег, плывущий по волнам эфирного океана! Бесподобно!
   - Да, по волнам эфирного океана, - серьезно ответил Генри.
   - Это могло прийти в голову только Генри! -  воскликнула  почтенная  леди
далеко не лестным для него тоном.
   - Менее всего в мою голову, тетя. Признаюсь, я мало понимаю в технике. Но
вы,  господа,  знаете,  что  в  последнее  время  я  отдаю  дань   увлечению
стратосферными полетами вместе с моим другом инженером,  крупным  теоретиком
звездоплавания и талантливым конструктором Лео Цандером.  Я  только  что  от
него... И если бы вы знали о его работах, его достижениях...
   - Но ведь это же химера!
   - Фантазия!
   - А как же мы там будем дышать?
   - И чем питаться? Эфиром?
   - Мы окоченеем от мирового холода, который уничтожит нас так же  скоро  и
верно, как это сделает коммунизм.
   - Он хочет преждевременно отправить нас на небо!
   - А вы сами полетите?
   Послышались восклицания, шутки, смех.
   - Леди и джентльмены, - не унимался Генри, - ваши вопросы  и  восклицания
свидетельствуют  лишь  о  полном  вашем,  мягко  выражаясь,  незнакомстве  с
предметом. Я утверждаю, что если бы вы...
   Но  его  не   слушали.   Нервное   напряжение   нашло   выход.   Общество
развеселилось. Даже  Шнирер  вышел  из  своей  мрачной  сосредоточенности  и
открыл, что в этом мире, кроме крепкого чая и страшных машин, существуют еще
изумительно приятные жидкости, заключенные в изящные  бутылочки,  а  епископ
покраснел больше обыкновенного и смеялся громче, чем надлежало ему  при  его
сане.
   Леди Хинтон была довольна и уже милостиво поглядывала  на  Генри,  вольно
или невольно оказавшего ей услугу.
   - Не будем, господа, думать  о  мрачных  вещах,  -  сказала  она.  -  Бог
милостив, наш народ благоразумен, власть в надежных руках, и  нам,  надеюсь,
не придется прибегать к воздушным кораблям  и  искать  спасения  в  подобном
бегстве. Почему вы не попробуете этого ликера, барон?
   Генри был раздосадован провалом пропаганды звездоплавания.
   Он рассчитывал получить несколько чеков на продолжение опытов Цандера.
   Леди Хинтон казалось, что ей удалось, как искусному капитану, уже вывести
корабль из полосы жесточайшего  шторма,  и  вдруг  налетел  новый:  Стормер,
молчавший весь вечер, загромыхал своим громоподобным голосом:
   - А я вас уверяю, сэр, - обратился он к Блоттону, -  что  в  южных  морях
найдется еще не один десяток неоткрытых островов. Я хорошо знаю Тихий океан.
В его юго-восточной части, вдали от больших океанских дорог,  и  сейчас  еще
можно найти тихое убежище, - остров, не нанесенный ни на одну карту... Но...
Я коммерсант, деловой человек, не склонный  к  панике  и  истерикам.  Глупо,
однако, закрывать глаза на действительность. Мы живем на вулкане. Да.  Мы  с
чертовской (Хинтон  вздрогнула)  скоростью  летим  в  пропасть.  Я  не  буду
перечислять последних событий, они известны всем. Надо быть готовым к самому
худшему. Да. - Каждое его "да" гремело, как удар грома.  -  Я  говорю  не  о
глупой позе стоика. Барон прав. Надо драться и в то же время  готовить  пути
отступления, пока у нас не связаны руки и есть капиталы.
   Построить огромный теплоход. Этакий "Ноев ковчег" длиною в триста  метров
и  водоизмещением  в  восемьдесят  пять  -   сто   тысяч   тонн.   Настолько
механизированный, чтобы можно было обойтись минимальным количеством  экипажа
- из молодых людей привилегированных классов. Ни одного пролетария, ибо  все
они явные или тайные наши враги. Да.  Сколько  продлятся  войны,  революции?
Четыре-пять лет? Мы сможем взять продовольствия на шесть, на восемь лет.  Не
говоря уже о возможности  пополнения  запасов  рыбной  ловлей  и  охотой  на
уединенных островах. И мы отсидимся. Мы сможем сохранить таким образом  свою
жизнь, если не свои  капиталы.  Я  предлагаю,  не  откладывая,  организовать
компанию для постройки "Ноева ковчега". Само собой разумеется,  что  членами
этой компании будут только избранные и все дело будет вестись  в  строжайшей
тайне. Ведь мой проект не исключает вашего,  сэр,  -  повернулся  Стормер  к
Блоттону, уставив на него свое красное лицо с выпученными рачьими глазами. -
Согласен:  открыть  наш  плавучий  остров  наши  враги  все  же  смогут.   В
звездоплавании я, к сожалению, ничего не понимаю. Но если  оно  осуществимо,
почему бы нам не приготовиться на крайний случай и к последнему прыжку  -  с
Земли в пучины неба? Вы не откажете в любезности, сэр,  познакомить  меня  с
вашим изобретателем?
   Если он убедит меня в том, что звездоплавание не химера, я  первый  внесу
пай.
   - Ннеужели ффвы фверите в звездоплавание и ххготовы фвложить фв это  дело
к.., к.., капитал? - спросил Маршаль Стормера,  когда  они  возвращались  от
леди Хинтон.
   - Верю! Да! - рявкнул Стормер. - Мы оба коммерсанты, барон, и  с  вами  я
могу говорить откровенно, - продолжал он тише. - Я верю в звездоплавание так
же твердо, как в золотые россыпи на  Темзе.  Да.  Слушайте.  Если  бы  Темза
протекала за тысячи километров от  Лондона,  в  экзотической  стране,  то  в
золотые россыпи  на  Темзе  поверили  бы  тысячи.  Помните  мои  "серебряные
рудники" в Новой Зеландии или мою "австралийскую  нефть"?  Я  нажил  на  них
миллионы, а они существовали только  в  воображении  акционеров.  Теперь  вы
понимаете, что и на Темзе могут быть золотые россыпи, которые обогатят нас?
   Авто  затряслось,  словно  промчалось  по   бревенчатому   мосту.   Шофер
оглянулся.
   Это смеялся мистер Стормер.
   - Положение  действительно  крайне  серьезное,  -  продолжал  он  тише  и
спокойнее. - Что мы переживаем, вам известно. В трех странах  уже  властвуют
коммунисты. Каждый день приносит известия о новых  самоубийствах.  Давно  ли
Смит, Мильтон.., за ними Скарфас,  теперь  Сиддонс,  Аббингтон...  Настоящая
эпидемия. Ужаснейшие кризисы бывали и раньше, но кончали с  собой  немногие.
Почему? Люди верили: за кризисом снова наступит  эпоха  процветания.  Теперь
этой веры нет. Кто разорился - разорился навсегда. Разве я не прав?
   - Ффф...
   -  Таково  положение  и  таково  настроение.   Революции   и   разорение,
неизбежные, как смерть, сторожат нас всех. Неизбежная гибель. Стормер сделал
паузу, чтобы отдышаться.
   - Человек отчаялся. Изнервничался.  Истомился.  Человек  уже  протягивает
руку к револьверу. И в эту минуту к нему приходит наш агент и  говорит:  "Мы
можем спасти вас. Мы обеспечим вам тихое убежище,  куда  не  доберутся  ваши
враги и где вы сможете в  кругу  близких  вам  людей,  окруженные  привычным
комфортом, доживать вашу жизнь. Да, это будет вам стоить  миллионы.  Но  что
эти миллионы будут стоить завтра? Завтра вы можете проснуться бедняком, и  у
вас будут отрезаны все пути к отступлению, бегству, спасению..."
   Много ли найдется таких,  которые  откажутся  от  нашего  предложения?  К
примеру, леди  Хинтон.  Вполне  созревший  плод.  Еще  два-три  уже  близких
политических краха, и из этого денежного мешка посыпаются в наши руки  фунты
стерлингов без счета. Мы будем  строить  "Ноев  ковчег".  Мы  будем  строить
звездолет, десятки звездолетов, нимало не заботясь о том,  полетят  они  или
нет. Мы  будем  стоять  во  главе  дела  и  ворочать  огромными  средствами.
Конспирация  упрощает  отчетность.  Ведь  надо  же   совершенно   не   иметь
коммерческого чутья, чтобы не  оценить  всю  выгодность  этого  предприятия.
Надеюсь, теперь вы вполне поняли, что  значит  открыть  золотые  россыпи  на
Темзе?
   Маршаль де Терлонж от волнения долго пыхтел, фыркал и,  наконец,  выдавил
из себя:
   - Э-э-э.., ффвы ссовершенно правы!
   Так  в  туманный  лондонский  вечер  во  тьме  лимузина  родилось   новое
акционерное общество, скрепленное коротким крепким рукопожатием.
   Глава 3. О ПОЛЬЗЕ ЭКВАТОРА.
   Ганс Фингер стоял у  окна  кабины.  Его  вьющиеся  русые  волосы  и  лицо
пламенели на солнце. Он насвистывал веселый марш, отбивая  такт  и  ногою  и
рукою. Фингер переживал восторг первого полета на стратоплане.
   "Жизнь - чертовски интересный фильм, когда время  и  события  летят,  как
этот стратоплан..." Ганс все ускорял темп марша. Если бы  можно  было  фильм
жизни пустить еще быстрее! Ударить время в загривок так, чтобы  все  часовые
стрелки  завертелись   быстрее   секундных,   отрывные   листки   календарей
посыпались, как осенние листья в бурю, и само солнце кометой понеслось бы по
небосклону...
   Ганс вдруг пошатнулся, ударился головой о  стенку  и  вскрикнул.  Или  он
также, подобно некоему утопическому герою,  получил  дар  творить  чудеса?..
Солнце, как футбольный мяч, описало дугу на небе и скрылось за рамой окна.
   Ганс потер затылок, уселся в мягкое кресло и засмеялся.
   "Ну конечно, это стратоплан сделал крутой вираж. Да,  переводя  время  на
третью скорость, надо держаться покрепче".
   Ганс задумался.
   Выборы,  забастовки,   уличные   демонстрации.   Ганс   поспевал   всюду:
разбрасывал нелегальные листки с крыши,  начинял  ими  абонентные  книжки  в
будках телефонов-автоматов, умудрялся под  носом  "могикан"  делать,  как  и
сотни его товарищей, антиправительственные надписи  на  стенах  домов  и  на
проезжающих фургонах, собирал хронику для подпольных газет,  пускал  детские
шары с прокламациями, водружал ночью  красные  знамена  на  шпилях  церквей,
продавал театральные программы, вкладывая в них листовки, изобретал  десятки
способов агитации, убегал от преследования,  скрывался,  переодевался;  даже
загримировывался и снова выкидывал такие штуки, от которых  зеленели  враги,
смеялись рабочие и бесились политические калифы...
   Вызов  Винклера.  Организация  побега  Цандера.  Шикарный   костюм   "под
англичанина". Мягкое купе. До швейцарской границы  -  на  авто.  Пограничная
полоса. Ночь, буря... Розыски товарищей, к которым у Винклера  было  письмо.
Блуждание... Переправа через реку. Тревога. Перестрелка...
   Швейцария. Горы в окрестностях Альп. Небольшой дом - шале -  среди  елей,
лиственниц,  альпийских  кедров.  Снег.  Вкусный  горный  морозный   воздух,
напоенный запахом хвои. Работа в мастерской. Изготовление модели  звездолета
по чертежам. Учеба. Война с интегралами и дифференциалами. В свободные  часы
- лыжи, экскурсии по горам... Приезд Блоттона с  большими  новостями.  Заказ
большого пассажирского звездолета. Отъезд Блоттона,  Цандера  и  Винклера  в
какой-то неведомый Стормер-сити...
   На   Ганса   возлагаются   новые    обязанности:    закупка    и    прием
высококачественных сталей в разных городах Европы  и  Америки.  Беспрерывные
поездки. Это интересно. Но... "агент по закупкам" - такая работа не во вкусе
Ганса. Он шлет отчаянные письма Винклеру.  Наконец  Винклер  "сжалился"  над
ним. Прилетел в Европу, чтобы лично сделать кое-какие закупки и захватить  с
собой Ганса. И вот теперь они летят в этот таинственный Стормер-сити.  Летит
и Блоттон. Он совершит первый подъем в стратосферу  на  одноместной  ракете.
Этой чести он не хотел уступить никому.
   Ганс смотрит в окно. Небо на этой  высоте  серо-аспидного  цвета.  Солнце
ослепительно бело.
   А  что  делается  внизу?  Вогнутый  темно-синий  щит   океана.   На   нем
ослепительно яркий кружок - отражение солнечного диска.
   Великолепный, чудесный полет!  Чудовищный  прыжок!  От  западных  берегов
Европы на юго-запад, через Атлантический океан, к Южной Америке.  Стратоплан
пересек весь ее континент от края  до  края  над  бассейном  реки  Амазонки,
перевалил через Анды, сделал широкий полукруг над побережьем Тихого океана и
теперь идет к тем же Андам с юго-запада. Вот  они  виднеются  едва  заметной
зазубринкой на горизонте...
   - Уф! - Ганс снова засвистал марш.
   - Чего ты там рассвистелся? - говорит Винклер из соседней кабины.
   - Уж очень хорошо летим! - отвечает Ганс, направляясь к Винклеру.
   - На аэроплане так не посвистел бы! - говорит Винклер. Он сидит у столика
и рассматривает что-то в своей записной книжке, пыхтя неразлучной трубкой.
   - Я только в воде не умею свистеть, - ответил Ганс. -  А  в  аэроплане  -
сколько угодно.
   - Эффект тот же, что в воде: мотор глушит.
   - Это верно, - согласился Ганс. - Здесь совсем  тихо.  Словно  летишь  на
аэростате. Даже взрывов не слышно.
   - Быстрее звука летим, оттого и не слышно. Четыреста. Мы замедляем ход  и
снижаемся. Высота всего пятнадцать километров.
   - Но  ведь  здесь  температура  должна  быть  значительно  ниже,  чем  на
поверхности земли, скорость же звука уменьшается с понижением температуры...
   Винклер кивнул утвердите