ими добрыми людьми.
   Когда это ей удалось, Женечка обвила руками  шею  молодого  человека,
прижалась к нему еще теснее и подарила ему такой  поцелуй,  от  которого
его близорукие глаза полезли на лоб.
   Сделав  паузу  для  глубокого  вдоха,  она  приступила  к  следующему
поцелую, который длился на протяжении  всего  перегона  между  станциями
Обухове и Колпино.
   "От  Обухова  до  Колпина  поезд   проследует   без   остановок",   -
неразборчиво пробормотал машинист несколько раньше, так что перегон  был
долгий.
   Все это  время  молодой  человек  с  бородой  и  близорукими  глазами
пребывал в некотором  недоумении.  Незнакомые  девушки  еще  никогда  не
целовали его вот так в тамбуре пригородного электропоезда.
   Незнакомые девушки его вообще никогда  не  целовали,  да  и  знакомые
делали это нечасто.
   И уж тем более никто никогда не целовал  его  с  такой  страстью,  за
которой угадывался настоящий профессионализм.
   Понятно, что бородач испытывал от этого  необычайный,  небывалый,  ни
разу не испытанный в жизни кайф. Никакая жара, духота и теснота не могли
его перебить, и бородатому юноше лет тридцати от роду было хорошо.
   Ну а Женечка умела добиваться желаемых  результатов  с  каким  угодно
партнером. Мужчина был для нее  лишь  катализатором,  а  цепная  реакция
возникала у нее внутри.
   - От Колпина до Тосно поезд следует  без  остановок,  -  уведомил  по
громкой связи машинист. - Будьте осторожны и не перебегайте  пути  перед
близко идущим поездом. Поезд не телега, и его еще  никому  не  удавалось
мгновенно остановить.
   От Колпина до Тосно  ехать  полчаса,  и  бородач  подумал,  что  если
следующий поцелуй будет длиться  весь  этот  перегон,  то  он,  пожалуй,
потеряет сознание. А девушка, похоже, уже была на грани потери сознания,
распалив себя до судорог, но  все-таки  вцепилась  в  его  губы  мертвой
хваткой, блаженно закрыв глаза.
   Топик Евгении никчемной тряпкой болтался где-то в районе шеи.
   Ей было хорошо.
   В Колпино из вагона вышла значительная часть пассажиров.  И  хотя  на
место вышедших тут же вошли другие, в тамбуре стало немного  просторнее.
Но никакая сила не могла разъединить девушку  и  бородача,  слившихся  в
экстазе в углу у стоп-крана.
   Им было хорошо, и хорошо весьма.
 
8 
 
   Господин Хари Годзиро не умел воспламенять взглядом  дома,  но  убить
взглядом он мог  запросто.  Надежнее  всякого  ружья.  Осимицу  Хирояма,
погибший от своей собственной руки в день, когда Годзиро-сан приступил к
чтению дневника своего прадедушки, знал это лучше, чем кто-либо другой.
   Господина Осимицу хоронили с великими почестями, как достойнейшего из
достойнейших, настоящего самурая, каких теперь осталось  мало.  Наблюдая
за этим зрелищем, юный Анаши Кумару,  младший  из  всех  воинов  Якудзы,
решил тоже сделать харакири, когда подвернется подходящий случай.
   Случай подвернулся очень скоро, когда господин  Хари  Годзиро  поднял
залитое слезами лицо, отводя  взгляд  от  тела  покойного  соратника,  и
сурово спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:
   - Господин Ясука Кусака уже умер?
   В  наступившей  тишине  раздалось  отчетливое  клацанье  зубов  Анаши
Кумару. Боль в нижнем левом коренном заставила его поморщиться.
   "Надо сходить к зубному, - подумал он. - Или к невропатологу".
   Между тем Ясука Кусака еще не умер,  поскольку  снаряженная  для  его
почетной ликвидации команда киллеров еще не успела даже покинуть Японию.
   - Нет Годзиро-сан, господин Кусака еще жив, - ответил якудза, похожий
на студента в черных очках,  склонившись  перед  боссом  в  почтительном
полупоклоне.
   - Тогда почему я вижу вас  здесь?  -  удивился  Годзиро-сан  и  хмуро
посмотрел персонально на юного Анаши Кумару.
   Анаши побледнел, молча повернулся и ушел делать себе харакири.
   Однако  у  него  сильно  дрожали  руки,  и  меч  все  время  выпадал,
обрушиваясь на кафельный пол с противным звоном, который был  хуже,  чем
царапанье железом по стеклу.
   Анаши Кумару  передергивало  от  этого  звона,  и  он  решил  сначала
обратиться к невропатологу.
   Отложив в сторону меч, он вернулся  в  похоронную  процессию,  сделав
вид, что ему просто нужно было отлучиться по делу. По маленькому.
   Похоронная процессия тем временем заметно  поредела.  Палачи  Якудзы,
самые безжалостные убийцы  на  свете,  спешно  отправились  точить  свои
длинные мечи, чтобы не заставлять господина Хари Годзиро  ждать  дольше,
чем он может вытерпеть.
   Задумавшись об их почетной миссии,  ради  осуществления  которой  им,
может  быть,  придется  отдать  жизнь,  юный  Анаши  Кумару  решил,  что
совершить харакири он всегда успеет,  а  прежде  следует  постараться  с
пользой для дела отдать жизнь за своего повелителя.
   Он решил убить господина Кусаку собственноручно,  в  честном  бою  на
мечах или врукопашную. А если ему самому будет суждено погибнуть в  этом
бою, на долю героя выпадет не меньший почет, чем  если  бы  он  совершил
харакири. Его ждет посмертная слава и хорошее перерождение.
   Анаши Кумару мечтал переродиться в бабочку.
   И он верил, что для этого ему нужно всего лишь совершить подвиг.
 
9 
 
   Гири Ямагучи любил все большое, но девушек предпочитал  хрупких,  как
нераспустившийся цветок.
   С наступлением ночи он долго размышлял, лежа в купе головою к  двери,
над главной странностью прошедшего вечера. Он никак не мог  понять,  чем
так привлекла его эта русская проводница со забавным  акцентом,  которая
была так непохожа на маленьких стройных  гейш,  которые  скрашивали  его
ночное одиночество и возвращали ему силы после трудного дня.
   Господин Кусака мирно спал, примостившись на столике у  окна  в  позе
лотоса. Гири же никак не мог заснуть и то и дело порывался встать, чтобы
выйти в коридор и еще раз взглянуть на  эту  девушку,  которая  все  еще
хлопотала, наверное, по хозяйству.
   Наконец он не выдержал и, приоткрыв дверь купе,  вытянулся  на  своем
комбинированном ложе в полный рост. Этого было достаточно, чтобы  голова
его оказалась в коридоре.
   Проводница колола дрова. Вернее, строгала лучину тупым, ни на что  не
годным ножом.
   - Может быть, вам нужна помощь? - с надеждой спросил Гири, но девушка
говорила по-японски лучше, чем понимала чужую речь.
   Вопрос борца дошел до нее только с третьей попытки, и она с  вежливой
улыбкой отказалась:
   - Нет, спасибо.
   Но Гири Ямагучи уже поднялся со своего ложа, чуть не разрушив его. Он
достал из-под подушки метательный нож господина Кусаки и присоединился к
девушке, осторожно опустившись на колени возле печки.
   - Что вы, это совсем ни к чему, - пыталась возражать  проводница,  но
Гири уже строгал лучину  с  неожиданной  для  такого  большого  человека
аккуратностью.
   Проводница была далеко не хрупкой, но  одновременно  и  не  такой  уж
большой. Таких деревенские мужики, еще не  забывшие  родной  диалект,  и
интеллигенты, хорошо  знакомые  со  словарем  Владимира  Даля,  называют
ядреными.
   - Вы не хотели бы заняться борьбой сумо? -  неожиданно  спросил  Гири
Ямагучи, и девушка опять поняла его только с третьей попытки.
   - Не знаю, я никогда об этом не думала. Я занимаюсь японским  языком,
- ответила она и начала рассказывать что-то про Московский  университет.
Похоже, эта речь была заучена наизусть - возможно,  как  университетское
домашнее задание.
   В отличие от воина Якудзы, про которого Гири Ямагучи ничего не  знал,
проводница мягкого вагона скорого поезда Владивосток - Москва ничуть  не
походила на студентку. Однако ее принадлежность к восточному  факультету
МГУ, во всяком случае, объясняла знание японского языка. А то,  что  она
окончила только первый курс; отчасти объясняло, почему  она  знает  этот
язык так слабо.
   - Вы очень хорошо говорите по-японски, - сказал Гири Ямагучи, но  это
был только комплимент.
   - Спасибо, - сказала девушка в ответ  и  поклонилась  собеседнику  на
японский манер.
   После этого они долго молча и  сосредоточенно  строгали  каждый  свое
полено, пока оба полена не кончились.
   - Меня зовут Люба, - сообщила девушка, отряхивая ладони.
   - Рюба, - попытался воспроизвести японец.
   Люба несколько раз поправляла его, но в конце концов махнула рукой  и
поинтересовалась именем собеседника.
   - Ямагучи Гири, - представился он, по японскому обыкновению  поставив
имя после фамилии.
   "Какой могучий Ямагучи", - подумала Люба  и  с  тех  пор  звала  Гири
только по фамилии.
   Тут из ближнего тамбура  появились  какие-то  поздние  гости  вагона:
ресторана, которые хотели пройти через мягкий вагон к себе  в  купейный,
но наткнулись на неожиданное препятствие в лице борца-супертяжеловеса.
   Борец занимал весь проход, и обойти его не было никакой  возможности.
Пришлось отступить в купе проводников, куда за секунду перед этим  зашла
и Люба, чтобы положить нож.
   В двухместном купе пространства было ненамного больше, чем в проходе,
и Люба жалобно пискнула, когда Ямагучи придавил ее спиной к столику.  Он
молниеносно отпрянул и обернулся с быстротой  совершенно  неожиданной  -
точно так, как учил его сэнсэй Кусака на случай, если придется  отражать
атаку сзади.
   От шума проснулась вторая проводница и обалдело застыла на койке,  не
в силах оторвать взгляд от человека-горы. Ее покрывало сползло до пояса,
обнажив бледные груди с большими розовыми сосками. Из-за жары проводница
спала голой, совершенно не ожидая вторжения посторонних.
   А Люба, та и вовсе прижалась грудью к мощному телу борца -  невольно,
отступать ей было некуда.
   И Ямагучи вдруг понял, что способен отдать  этой  девушке  все  самое
дорогое, что у него есть. Например, свой счастливый талисман - нэцкэ  из
слоновой кости, изображающее борца сумо.
   Когда  утром  он  действительно  отдал  Любе   свою   реликвию,   она
прочувствовала всю важность этого поступка и, покраснев от  смущения  до
корней волос, еле слышно произнесла:
   - Спасибо.
 
10 
 
   - Спасибо, - сказала Женя Угорелова молодому человеку с бородой  и  в
очках, которого звали Артуром. Очки были запасные.
   Артур  вызвался  проводить  девушку   до   трассы,   поскольку   она,
разочаровавшись в электричках, решила  продолжить  путь  автостопом.  Но
Женечка отказалась от сопровождения. Она и так провела с Артуром слишком
много времени.
   Она вышла вчера с ним в Чудове, потому что привыкла доводить дело  до
конца. Женя вполне могла проделать это прямо  в  тамбуре,  но  последние
дачники вышли из вагона всего за  две  остановки  до  Чудова  и  времени
оставалось слишком мало. Да Артур, пожалуй, и не согласился бы.  У  него
тоже были свои предрассудки.
   Первый  раз  Женя  сказала  Артуру  "спасибо"  у  него  дома  еще  до
наступления ночи. И по идее должна была сразу же уйти,  но  не  ушла,  а
спросила, когда идет следующая электричка.
   Артур не знал или соврал, что не знает. Он предложил  прогуляться  до
вокзала, и они даже вышли с этой целью на улицу, но повернули  почему-то
в противоположную сторону - к реке.
   Увидев,  как  какая-то  девушка,  судя  по  всему  местная,  на  ходу
раздевается, не дойдя до реки, Женечка  незамедлительно  последовала  ее
примеру. Различие состояло в том, что у местной девушки под платьем было
еще бикини, тогда как у Евгении там не было ничего.
   В летописи города Чудова это событие было отмечено как первый  случай
открытого нудизма на городском пляже. Хотя  чего  не  знаем,  за  то  не
ручаемся - говорят, во времена, когда в этих местах жил  известный  поэт
Некрасов, все девушки из низших  сословий  (например,  воспетые  тем  же
Некрасовым  русские  крестьянки)   безо   всякого   стеснения   купались
обнаженными.
   Так или иначе,  с  Евгенией  Угореловой  на  берегу  реки  тотчас  же
изъявили  желание  познакомиться  приблизительно  восемнадцать   молодых
людей. Все остальные тоже хотели, но стеснялись.
   Женечка познакомилась не со всеми, но тем не менее Артур  ее  потерял
и, казалось, безвозвратно. Он с  болью  в  сердце  наблюдал,  как  буйно
сотрясается кустарник на другом берегу.
   Но что-то не сложилось, и, когда Артур уже вернулся домой и в  печали
успокаивал нервы баночным джин-тоником, Евгения  вернулась  к  нему.  Ее
новые друзья на радостях перепились вусмерть и передрались в кровь,  так
что ночевать с ними Женечка сочла нецелесообразным.
   Поэтому она пришла ночевать к Артуру.
   Ночь прошла бурно, поскольку Евгения была  ненасытна  и,  даже  когда
партнер потерял наконец сознание, продолжала пользоваться его телом  как
катализатором.
   Совершенно обезумевший от восторга инопланетный  Наблюдатель  еще  до
наступления ночи утратил всякую способность к осмысленным действиям.  Он
начисто забыл о своей миссии и впал в полукоматозное  состояние.  Только
волны восторга накатывали на него одна за другой, и это действовало  как
наркотик.
   Он купался в море любви и не хотел выходить на берег. Острые приступы
наслаждения пробивали его, как электрический ток, плавно сменяясь томным
состоянием непреходящего кайфа и ожиданием нового взрыва.
   И когда очередной взрыв не наступил, а  кайф  неожиданно  улетучился,
словно его выдуло ветром,  Наблюдатель  почувствовал  какое-то  странное
опустошение, плавно перетекающее в нестерпимую тоску.
   Мама Артура, встретившая обнаженную Евгению ночью на пути  в  туалет,
была удивлена, но не  шокирована.  Она  не  имела  привычки  ворчать  на
нынешнюю молодежь и чужого ворчания тоже не одобряла.
   Правда, когда Евгения утром вышла обнаженной к завтраку, она все-таки
спросила:
   - А что, у молодых теперь так принято?
   - Прошу прощения, - скромно потупив глаза, произнесла Женечка, но так
и не оделась до самого ухода.
   Перед  уходом  выяснилось,  что  Женя  где-то  потеряла  свои  старые
армейские ботинки, которые очень колоритно дополняли ее костюм. Бандана,
обрезанная майка, шорты и армейские бутсы на три размера больше  нужного
- ансамбль не для слабонервных.
   Артур предложил сходить на речку и поискать - может, они еще там. Ему
не хотелось расставаться с самой любвеобильной девушкой  из  всех  семи,
которыми он обладал за свою половую жизнь.
   Но девушке уже не терпелось  расстаться  с  ним,  и,  подарив  Артуру
последний поцелуй, который был ничуть не хуже первого, она  шепнула  еще
раз "спасибо!" и бесшумно сбежала вниз по лестнице босиком.
 
11 
 
   Палачи Якудзы перебрались через пролив Лаперуза вплавь, ибо  выше  их
достоинства было обращаться  к  правительству  сопредельной  державы  за
разрешением на въезд.
   Остров  Сахалин,  куда  они  попали,  когда  выбрались  на  берег   и
вытряхнули воду из ушей, некоторые считали Северной Японией, но  палачам
Якудзы это было все равно.
   Они прибыли  на  остров  всемером,  поскольку  самураи  всегда  ходят
группами по семь человек,  и  об  этом  знает  каждый  ребенок,  который
смотрит кино. К тому же шести человек для намеченной операции было мало,
а восемь - это несчастливое число. Оно делится без остатка на четыре,  а
число 4 японцы не любят, так как оно обозначается тем же иероглифом, что
и слово "смерть".
   Но в тот момент, когда якудзы  под  покровом  ночи  переодевались  из
гидрокостюмов  в  цивильную  одежду  в  тени  гигантских  лопухов,  море
внезапно взволновалось, и прибой выбросил на берег бездыханное тело  еще
одного самурая, в  котором  палачи  Якудзы  сразу  узнали  своего  юного
соратника Анаши Кумару.
   - Он погиб как герой, - с  неподдельной  скорбью  в  голосе  произнес
палач Хиронага Сакисима по прозвищу Студент.
   Тут  бездыханное  тело  неожиданно   шумно   задышало,   закашлялось,
выпустило из горла струйку воды и, открыв глаза, хрипло осведомилось:
   - Я уже стал бабочкой?
   Он не был похож на бабочку, и самураи отрицательно покачали  головой,
а Хиронага Сакисима осуждающе спросил:
   - Зачем ты здесь, Кумару-сан?
   - Я хочу своими руками убить господина Ясуку Кусаку, - ответил  Анаши
Кумару, потрясая мечом для харакири, потому что другого у него не  было.
Боевой меч утонул в проливе Лаперуза, когда Кумару-сан боролся с волной.
   - Каким оружием ты хочешь драться с господином  Кусакой?  -  удивился
Хиронага. - У тебя ведь нет меча для боя, а священный самурайский кодекс
Бусидо запрещает обращать меч для сеппуку против врагов.
   Голос господина Хиронаги звучал так, словно он хотел  намекнуть,  что
самураю, потерявшему боевой меч, не остается ничего, кроме как совершить
это самое сеппуку, которое  ничем,  кроме  названия,  не  отличается  от
харакири.
   Однако Анаши Кумару еще не посетил невропатолога, а без этого  нельзя
было и думать о харакири.
   - Грозная волна выбила из моей руки меч для боя, - сказал он, понурив
голову. - Но я приобрету себе другой, выбив его из руки врага.
   Очевидно, он представлял себе Россию кишащей врагами, которые все как
один размахивают над головой боевыми мечами.
   Однако деваться было некуда, и семи  самураям  пришлось  взять  Анаши
Кумару с собой. В противном случае  он  грозил  переродиться  в  бабочку
немедленно и пренебречь ради этого даже  посещением  невропатолога,  что
могло серьезно демаскировать всю операцию.
   Воины Якудзы не  хотели  оставлять  следов,  а  из  мертвого  тела  с
распоротым животом мог получиться такой  след,  который  не  заметил  бы
разве что младенец.
   Во избежание этого семь самураев  разрешили  Анаши  присоединиться  к
ним. Однако в результате их стало восемь, и это было первым  предвестием
того, что из экспедиции не выйдет ничего хорошего.
 
12 
 
   Говорят, будто самым осведомленным человеком  по  части  автостопа  в
России можно считать некоего Антона Кротова, который съездил на попутках
из Москвы в Магадан и обратно, после чего написал об этом книгу. Но Женя
Угорелова не читала этой книги и не нуждалась в ней. Она  и  без  всяких
книг  умела  останавливать  попутки  самым  надежным  способом,   хорошо
известным по фильму "Греческая смоковница", который был очень  популярен
в России в начале перестройки.
   На  обочине  трассы  Петербург  -  Москва  она  почти  на  глазах   у
сотрудников ГИБДД, скучающих  в  душной  комнатке  стационарного  поста,
сняла свой многострадальный топик и покрутила им над головой.
   Первая же машина, которая шла в этот момент по трассе, резко  сбилась
с курса и с грохотом врезалась непосредственно в пост ГИБДЦ.
   Следующая машина - огромный дальнобойный "Мерседес" с  длинной  белой
фурой - воткнулась в патрульные "Жигули", желтые  с  синей  полосой,  но
гаишников словно хватил  паралич.  Ловя  челюсть  у  пола,  они  ошалело
переводили взгляд со своей погибшей тачки на гологрудую девицу,  которая
наконец тормознула сверкающую никелем иномарку.
   В иномарку тотчас же  врезался  "Запорожец"  ядовито-зеленого  цвета.
Сквозь облупленную краску тут и там проступала ржавчина. Но  "Запорожец"
был уже на излете, и больших повреждений иномарке не нанес. Ее  владелец
подумал было вылезти и учинить разборку по всем  правилам,  но  Евгения,
изящно согнув голые ножки, уже втянула свое соблазнительное тело в салон
и проворковала самым ласковым тоном, на какой только была способна:
   - Поехали, дорогой.
   И дорогой поехал, а "Запорожец" остался наедине со своим водилой, еще
не верящим своему счастью.
   Он благополучно ушел не  только  от  разборки,  но  и  от  гаишников,
которые  наконец  пришли  в  себя  и  всем  коллективом  обрушились   на
дальнобойщика, раздавившего казенные "Жигули" как пустой орех.
   Они даже забыли вызвать "скорую" для парнишки,  который  врубился  на
легковушке в здание поста.  Но  водила  сам  напомнил  о  себе,  жалобно
крикнув из-под покореженного металла:
   - Помогите кто-нибудь!
   Пока вынимали пострадавшего и прессовали  дальнобойщика,  иномарка  с
виновницей инцидента на борту успела уехать очень далеко. В  суматохе  о
ней никто не вспомнил, но, когда все улеглось, один из  гаишников,  злой
как черт, вдруг сказал:
   - А где эта шлюха? Девочка-авария, мать ее так