даже  не
мог думать старые.  Мне  была  оказана  милость  творчества  -  так  говорил
смотритель. Но  сделанное  мной  не  походило  на  милость.  Даже  на  самую
маленькую. На стенах камеры для  погребальных  кувшинов  я  пытался  сделать
фреску, но не смог. Я хотел записать  в  кувшин  рассказов  свой  рассказ  о
королеве, потерявшей короля и лишившейся  счастья  оказывать  милость  своим
подданным... Но я придумал только первые слова. Ровно тридцать два  слова  и
еще песню. А когда придумал, то понял, что я не  оказываю  милость  -  я  ее
отнимаю.
   Итак, я, оставшийся без милостей, пришел к дому Белому и увидел  огромную
толпу. К-хи стояли перед  новым  входом  в  дом  Белый  и  выкрикивали  одно
слово: ?Милость!? Стражники в защитных костюмах и все при оружии (неясен вид
оружия) выстроились у входа во дворец. Я знал, что в толпе  стоят  те,  кому
милость, оказанная королем и королевой, оказалась слишком краткой.  Я  знал,
что такие к-хи есть, но не знал, что их так много. Я посмотрел на двух к-хи,
стоящих среди толпы. Они не  кричали,  как  все,  а  плакали.  Женщина  была
немолодая, мужчина - почти старик. Я подошел и спросил их, как долго им была
оказана милость.
   И женщина сказала:
   - Всего два дня. Два дня милости после десяти лет ожидания.
   Мужчина же ничего сказать не мог.
   Два дня... Всего два дня. Я бы тоже плакал,  если  бы  милость  короля  и
королевы покинула меня через два дня.
   Я подошел к дому служителя дворца, и служитель сказал, что завтра  мне  и
моей жене будет оказана милость  короля  и  королевы.  Завтра  я  услышу  их
сладостные голоса, похожие на теплый западный  ветер  в  доме  Белом,  когда
будут творить они свою милость мне, жалуемому из сердца своего.  Когда  к-хи
слышат голоса короля и королевы, они ликуют, и  плоть  их  молодеет,  и  дух
молодеет. Да живут король и королева  вечно!  Я  обрадовался  и  побежал.  Я
бежал, чтобы поскорее сообщить жене  об  этом.  Я  даже  истратил  последние
деньги  (переведено  приблизительно),  чтобы  нанять   глайдер   (переведено
приблизительно). Я прибежал к жене и рассказал ей о том,  что  завтра  будет
оказана милость. И она  заплакала  и  сказала:  ?Теперь  мне  даже  не  надо
погребального кувшина?. Я закричал на  нее.  Я  возмутился.  Я  сказал,  что
погребальный кувшин - это главная милость природы Немертеи. И  когда  я  это
выкрикнул, мне в голову пришла  ужасная  мысль:  вдруг  это  не  главная,  а
единственная милость природы, Немертеи? Я испугался этой мысли и ушел в свою
ячейку, взял погребальный кувшин и стал беседовать  с  ним,  как  это  делал
почти всю жизнь (переведено приблизительно), с тех пор как мой па и  моя  ма
подарили мне погребальный кувшин. И вот, беседуя, я понял, что это последняя
моя беседа с погребальным кувшином и последний мой день жизни.  И  больше  я
ничего не смогу сказать своему кувшину. И так получится,  что  завтра  я  не
успею получить милость короля и королевы, и моя жена, даже если сегодня  она
беседует с погребальным кувшином не в последний раз, тоже не сможет получить
милость, потому что милость всегда даруется двоим...
   И я заплакал - как плакала  та  женщина  в  толпе,  которая  наслаждалась
милостью всего два дня. Я оставил свой кувшин и  побежал  к  дворцу  и  стал
просить служителя, чтобы, король и королева - да живут они вечно! -  оказали
нам с женой милость сегодня, потому что я не могу ждать до завтрашнего утра.
И служитель все понял, он взял меня за руку и сказал, что  милость,  которая
должна быть оказана завтра, не может быть оказана сегодня.
   И тут я увидел женщину, очень бледную, в длинном  белом  платье,  которая
держала в руках погребальный кувшин.  Она  стояла  в  толпе  тех  к-хи,  что
лишились милости. И вдруг она подняла свой кувшин  над  головой,  закричала:
?Смерть!? (переведено приблизительно) и разбила кувшин о плиты  мостовой.  И
черные осколки кувшина лежали на красных и синих плитках. И никто не плакал.
Даже эта женщина. И я не плакал. Моя плоть состарилась, мой дух  состарился.
Я не услышу завтра голосов короля и королевы - да живут они вечно! - похожие
на шепот западного ветра. И я пошел домой... я  рассказал  кувшину  то,  что
видел. Я понял, что дух к-хи, видевший, как разбили погребальный кувшин,  не
может быть использован для оказания  милости  кому  бы  то  ни  было.  Но  я
вспомнил о кувшине рассказов, в который не смог  поместить  свой  рассказ  о
королеве, потерявшей короля, и решил, что мой кувшин теперь станет  кувшином
рассказов. Пусть с моей помощью никто не окажет никому милость, но...?
   - Текст закончен, - сообщил компьютер. Атлантида не сразу понял,  что  не
услышит голоса в наушниках. Он сидел на кровати и смотрел прямо перед собой.
И видел красные и синие плитки площади перед дворцом.  И  повсюду  -  черные
осколки. И женщину в белом платье. И складки ткани колебал  теплый  западный
ветер. - Что вы думаете по поводу наших находок? - спросил он  у  сукки.  Те
переглянулись, и сукки Кай-1 сказал:
   - Ребята переживали тяжелые времена.
   - А я думаю, мы нашли кувшины, помещенные в Аид . Подземное царство, где нет  ни  мучений,  ни  наград.  Ничего.  Но  в
местном Аиде нет и Леты, смывающей память о прошлом. Хотел бы я  знать,  как
звучат кувшины, попавшие в Элизии.
   - Или в Тартар , - подсказал сукки Кай-1.
   Платон хотел включить запись следующего  кувшина,  но  отложил  ?смычок?.
Было слишком тяжело. Будто только что вернулся с похорон, но не выпил еще  и
не помянул. Зато выслушал много  речей  о  том,  каким  хорошим  парнем  был
покойный. Помнится, был такой у  него  знакомый...  то  есть  едва  знакомый
парень. Сан Саныч. Астронавт на дальних рейсах, командир грузовоза. То  есть
Сан Саныч один на том корабле и  летал.  Дельный  парень.  Только  почему-то
поговорить с ним не получалось. Встретятся где-нибудь на пересадочной  базе.
Привет! - Привет! Ну, еще  пара  шуток,  глоток  текилы  -  и  все.  А  ведь
парень-то надежный, никогда ни перед кем шеи не гнул, и  умница,  и  остряк.
Одно слово скажет - все  вокруг  смеются.  Говорят,  была  у  него  какая-то
задумка насчет планеты Итака. И все хотел Атлантида  поговорить,  с  ним  по
душам. И почему-то не поговорил... Не успел.  Сгорел  Сан  Саныч  вместе  со
своим грузовозом. Ничего не осталось. М-да... А теперь уже не поговорить.  У
людей нет погребальных кувшинов. А еще Сан Саныч слово умел держать - обещал
груз подбросить по дороге - непременно подбросит, нигде не затеряет.  Выпить
любил.  Почему  они  не  поговорили  по  душам,  как  этот  к-хи  со   своим
погребальным кувшином?.. То ли Платон боялся дерзкой его прямоты, то ли  Сан
Саныч Платона за дельного человека не считал? А что, если один  человек  для
другого  -  погребальный  кувшин?  Глупые  какие-то  мысли.  И   совсем   не
аристократичные. Без легкости. Без иронии,  без  полета.  Ясно,  что  срочно
требуется выпить. Рассольников вытащил из багажа бутылку текилы,  отправился
в столовую и развязал Андро. Разрезал лимон. Налил себе и ей.  Насыпал  соль
на руку. Она тоже насыпала. Выпили, долго сосали четвертинки  лимона.  Будто
не было меж ними смертельной схватки, будто они, как прежде, - друзья.
   - Сходи в туалет, - предложил Атлантида.
   -  Будешь  меня  сопровождать?  -  спросила  она,  вытирая  лицо   мокрой
тряпкой-кляпом.
   - Нет. Рискну отпустить тебя одну.
   - Глупо, Платон. Ты ведешь себя глупо, и сам не понимаешь - насколько.
   Хочешь,  я  дам  тебе  совет?  Возвращайся  на  Ройк.  А  лучше  на  свою
Землю-дубль.
   Сегодня же. Сейчас. Забирай своих друзей сукки - и вперед.
   - Иди лучше в туалет, пока я не передумал, - усмехнулся Платон. Он  вышел
на двор. Андро никуда из дома не денется. А  ему  надо  немедленно  подышать
воздухом и подумать. Обо всех этих  посланиях,  заключенных  в  погребальных
кувшинах, обо всех этих милостях, которые так хотели, но  не  могли  оказать
своим подданным короли Немертеи. Андро была  права  -  отношения  обитателей
Дворца и простых жителей испортились к концу Четвертого царства. И  причиной
была краткость оказываемых милостей народу к-хи - так называли  себя  жители
Немертеи.
   Платон присел на камень возле бассейна. Казалось - бежал  он  всю  жизнь,
убегая не от других - от самого себя. И вдруг обнаружил, что бег кончился  и
он  сидит,  сжимая  в  руках  погребальный  кувшин,  а  там  чья-то   жизнь,
рассказанная на чужом языке. А ему почему-то кажется - его собственная.  Вся
жизнь, нашептанная день за днем. Вокруг  звучали  голоса,  и  все  требовали
одного-милостей... как можно больше милостей...  Он  лихорадочно  оглянулся,
будто искал СВОЙ погребальный кувшин, чтобы сообщить ему нечто важное, нечто
последнее и... С неба дождем  летели  светляки.  Светящиеся  капли  облепили
каждый побег, каждую травинку. Археолог  вытянул  руку  -  светляки  роились
вокруг его  пальцев.  Атлантида  поднялся  и  встряхнул  руками  -  светляки
отлетели в сторону, сохраняя контур человеческой фигуры. Сан Саныч?.. Платон
усмехнулся.  Что  за  дурацкое  наваждение!  А  светящийся  человек  (именно
человек, а не  к-хи)  держал  в  вытянутых  руках  кувшин,  покрытый  черной
глазурью.  Сейчас  он  разожмет  руки,  сосуд  упадет  на  плиты  дорожки  и
разобьется... К счастью, у людей нет погребальных кувшинов, и они могут бить
посуду, не рискуя разбить  чью-то  душу.  Атлантида  повернулся  к  призраку
спиной и услышал звон бьющегося кувшина. Оглянулся. Никого-светящийся  абрис
человеческой фигуры  исчез.  Но  на  разноцветных  плитках  чернели  осколки
керамики. Платон поднял голову. Из окна комнаты торчала черная  морда  сукки
Кая-1.
   - Зачем ты выкинул кувшин?
   - Он же не звучит во второй раз. Так зачем загромождать помещение?
   - Все равно не смей выбрасывать кувшины! Это же чьи-то  души.  Даже  если
они не звучат - пусть будут.
   - Понял. - Голова сукки скрылась в комнате.  Атлантида  вернулся  в  дом.
Андромаха сидела в столовой и ела. Он вошел - и  она...  улыбнулась.  Что-то
было не так... Но он пока не мог понять - что.
   - Хочешь меня опять связать? - спросила девушка.  В  голосе  ее  не  было
страха - только любопытство. И даже некоторая доля кокетства. В этот раз она
не пыталась тронуть его слезами.
   - Пока нет. Но один из братьев-сукки будет наблюдать за тобой постоянно.
   - Пускай. Мне эти крокодилообразные не мешают. И потом они раздуваются от
удовольствия, когда я зову их по именам. Мне ведь не  надо  насиловать  свои
голосовые связки, чтобы обращаться к ним уважительно. Атлантида  ошибся.  На
планете сукки были в почете не только кастраты,  но  и  женщины.  Поэтому  в
обращении с братьями - сукки Андро, несомненно, имела  преимущество.  Платон
стал сомневаться - можно ли доверять млеющим от ее голоса охранникам?
   - Не волнуйся, - засмеялась Андро. - Я не стану соблазнять твоих друзей.
   Они не в моем вкусе. А ты плохо выглядишь. Ты не болен?  И  тут  зазвучал
голос. То есть в этот раз был не рассказ - пение. Ангелы так могли бы петь -
но только не на планете, а где-нибудь в  высших  сферах,  наблюдая  неземную
красоту и погружаясь в неземную гармонию. Голос наполнял весь дом. Атлантида
несколько секунд стоял неподвижно, не в  силах  сдвинуться  с  места  -  его
очаровала песня. Потом бросился  вон  из  столовой.  Сукки  Кай-1  сидел  на
корточках перед кувшином  и  смотрел,  как  вращается  внутри  него  золотой
?смычок?. И что-то такое подпевал.  Лишь  когда  пение  закончилось,  Платон
сообразил, что комп не перевел ни слова.
   Видимо, комп был так тактичен, что не посмел мешать. В отличие от сукки.
   - О чем он пел? - обратился Атлантида к компьютеру.
   - Язык не известен.
   - Разве это другой язык?
   - Именно так. Некоторые совпадения имеются. Но лишь некоторые. В основном
совершенно новый язык.
   - Можешь перевести?
   - Я не получил команды.
   - Ты запомнил слова песни?
   - Разумеется. Переводить стихами или прозой?
   - Стихами. А впрочем, подожди. Сейчас будешь переводить следующий кувшин.
   - Мой второй  контур  может  заняться  другим  заданием,  -  самоуверенно
предложил комп. - Мой мозг  специально  выращен  для  проведения  сложнейших
исследовательских программ.
   - Как бы ты не начал глючить....
   - Вы обижаете мой второй контур.
   Платон надел наушники и ?запустил? следующий кувшин. И вновь кто-то  стал
рассказывать. На  этот  раз  голос  оказался  мужской,  голос  уже  пожилого
человека. И рассказ тоже был  не  особенно  веселый  -  это  ясно  было  без
перевода.
   "Сегодня я подарил погребальный кувшин своему сыну. Теперь многие боятся,
что не успеют этого сделать, и стараются наивно обмануть природу Немертеи  и
подарить погребальный  кувшин  раньше,  чем  ребенку  исполнится  пять  лет.
Неужели они не понимают, что маленький ребенок еще не умеет разговаривать  с
кувшином по душам,  и  тем  самым  они  портят  кувшин  и  лишают  дух  к-хи
возможности совершить  новый  круг.  Но  мой  маленький  Т-ти  уже  научился
разговаривать со своим игровым кувшином, и теперь ему ничего не стоит каждый
вечер, как положено,  говорить  с  настоящим  погребальным  кувшином.  Какое
совпадение - он в первый раз разговаривает со своим погребальным кувшином, а
я - в последний. Я это чувствую, как чувствовали другие  последний  день  до
меня. Но мне не особенно  страшно.  Однако...  все  же...  я  боюсь.  Почему
смотритель сказал, что запись моих разговоров (переведено приблизительно) не
точна и надо оставить еще звуковое послание, как будто это  не  погребальный
кувшин, а кувшин для игр  или  для  собирания  рассказов?  Прежде  я  считал
кувшины рассказов совершенно ненужными. Порой мне мерещилось  в  них  нечто,
свойственное не природе Немертеи, но природе Ройка. Они походили  на  низкую
пищу (эквивалента  подобрать  не  удалось).  И  вот  я  сам  сочиняю  кувшин
рассказов. И  не  могу  сделать  этот  кувшин  плохим.  Он  должен  звучать,
умиротворяя светило Немертеи голосом сладостным,  умножая  любовь.  Голосом,
который сладостнее теплого западного ветра... Я пел всю жизнь, и  из  многих
кувшинов будет звучать мой голос. А С-сма всю  жизнь  копал  подземный  ход,
чтобы добраться до колодца и соединить  вновь  природу  Немертеи  и  природу
Ройка. Но С-сма умер, и никто не ведает, где тайный ход.  Я  похитил  кувшин
С-сма, чтобы узнать, как добраться до колодца. Но кувшин С-сма не  зазвучал.
В глине был какой-то дефект. Что, если мой кувшин поврежден... и... тогда...
тогда мой  дух  не  сможет  совершить  новый  круг.  Говорят,  теперь  много
дефектных кувшинов, но никто не знает - почему. Буду ли я жить в тот момент,
когда мой рассказ зазвучит из кувшина? А если даже и буду, то  какова  будет
жизнь в кувшине рассказов? Вновь и вновь внезапные пробуждения среди долгого
сна, и вновь - бесконечная ночь... Сначала пробуждения часты, потом все реже
и реже. И наконец - уже не дождаться нового слушателя. Никого не  интересует
мой рассказ. Что, если все предыдущие записи  в  моем  погребальном  кувшине
погибнут и останется только эта - звуковая? Там  было  много  значительного,
много важного... Во всяком случае, для меня.  А  здесь?  Обращенное  в  звук
общение всегда слабее, нежели общение по душам. Сижу, склонившись над  своим
кувшином, сознавая, что должен произнести  НЕЧТО.  А  произнести  ничего  не
могу. Лишь повторяю:  в  последний  раз,  в  последний  раз...  Все  прежние
сообщения уже не имеют значения. Значение имеет лишь одно,  будет  еще  один
круг  или  нет...  еще  один  круг  или  нет...  Круг  этой  жизни  оказался
скомканным, пустым и ненужным. Даже для Т-ти я сделал так мало. А что,  если
этот мой круг последний?.. Какой-нибудь  круг  всегда  бывает  последним.  Я
устал говорить и начинаю повторяться.  В  ужасе  обнаруживаю...  мне  нечего
больше сказать... тороплюсь... Или... Говорят... что всему  виной  краткость
нынешних милостей, что оказывают король и королева, да живут они вечно...? -
На этом сообщение прерывается, - сообщил компьютер. - Зато могу предоставить
перевод песни.
   - Давай...
   "По улице ходила большая крокодила...
   Она была очень зеленая и очень большая?.
   - Что?!
   - Перевод, как вы просили. Прозой. Атлантида обдумал предложенный  компом
вариант.
   - Идиот! Дешевый пластиковый мешок для погребения!  Это  же  та  песенка,
которую напевал сукки. Где песня кувшина?
   - В моей памяти нет другого варианта... Так... Значит, исследовательский,
специально выращенный, как младенец в искусственной матке,  комп  не  сделал
записи. И  эта  божественная  музыка  звучала  в  первый  и  последний  раз.
Атлантида и два сукки были ее единственными слушателями. Что ж  это  такое?!
Платон  попытался  напеть  несколько  особенно  поразивших  его  музыкальных
фраз...
   Но не получилось. Так петь он не мог.
   А тут в комнату вбежал сукки Кай-2.
   - Андромаха сбежала.
   - Молодец! Куда ты смотрел?
   - А ты? - Впрочем, упрекать друг друга не имело смысла.  -  Колодец!  Она
кинется к своему дружку Бродсайту на Ройк.
   Атлантида схватил бластер  и  помчался  к  вездеходу.  Но  не  добежал  и
вернулся назад. Надо выработать хоть какой-то план действий... Но  почему-то
ничего дельного не приходило в голову - в ушах звучали  обрывки  только  что
слышанной музыки... Так куда же мчаться? К  главным  гробницам  или  к  тому
колодцу, через  который  они  прошли  в  первый  раз?..  Андро,  разумеется,
кинулась к тому порталу, через который  ушли  на  Ройк  Ноэль  и  Платон,  -
глайдер из ангара исчез. Но с другой стороны - пройти с Ройка можно, по всей
вероятности,   только   через   колодец   в   гробницах.   Он   единственный
включен-остальные заблокированы. - Кай, - обратился Платон к сукки Каю-1.
   - Ты зовешь не меня, - отвечал тот.
   -  Сукки  Кай-1!  -  завопил  Атлантида   тонюсеньким   голоском,   самым
тонюсеньким,  на  какой  только  были  способны  его  голосовые  связки,  и,
разумеется, сорвал голос и закашлял. - Садись на глайдер и лети  к  колодцу,
постарайся перехватить Андро. Координаты есть в бортовом компе. А сам Платон
помчался к воротам в стене. На вездеходе он доберется  к  главным  гробницам
минут за десять. Ну что за нелепый ритуал! Внутри - на вездеходе. Снаружи  -
на глайдере. Какие-то  нелепые  тысячелетние  традиции.  Ну,  прямо  как  на
Британии-7.

8

   Никогда прежде он не мчался среди руин с такой скоростью. Почему  за  все
эти дни он не приказал своему прекрасному универсальному дорогущему  F-55001
расчистить  настоящую  дорогу  среди  развалин?   Теперь   амортизаторы   не
выдерживают и вездеход трясет на каждом ухабе и...
   Никаких больше мыслей при такой тряске  возникнуть  в  голове  не  могло.
Атлантида старался держать рот закрытым, чтобы не откусить язык. Язык  вроде
бы был цел, когда археолог, пошатываясь, вывалился из кабины  возле  главных
гробниц. Вездеход совершил нечто вроде почетного круга и замер.
   - Куда вы так спешите, профессор? - услышал он за спиной знакомый  голос.
Запоздало потянулся к кобуре с бластером. - Нет-нет не  надо  делать  резких
движений. Чистюля, друг мой, отбери-ка у него  ?магнум?,  а  то  он  еще  по
неосторожности кого-нибудь пристрелит.
   Громила радостно хмыкнул, пихнул Платона в спину, и  археолог  растянулся
на песке. При этом Чистюля сорвал с него ремень вместе с кобурой бластера  и
с ножом в чехле. В руках у Атлантиды осталась только тросточка. Не так уж  и
много. Но  в  принципе  и  не  мало,  учитывая  малочисленность  врагов.  Ал
Бродсайт,  или,  как  он  себя  называл,  Тимур,  преобразился.  Был  он   в
хамелеоновой форме рейндже-ра, в гермошлеме и с ?магнумом? в ладошке. Но при
этом было что-то в его манерах театральное. Платон даже не мог понять - что.
Чистюля,  нависающий  над  Атлантидой  скалой,  также  переоделся  в   форму
рейнджеров. А вот двое пацанов не удостоились такой чести и так и остались в
грязно-белых комбинезонах. Зато у обоих имелись ?магнумы?.