и дома.
   Ей казалось, что у нее просто не хватит сил для рассказа.
   Но как можно было возразить Рослову? В черной ассиро-вавилонской бороде
его  было  что-то  деспотическое  и  непреклонное.  Должно  быть,  не  зря
Невидимка подключил его к римскому правителю  Сирии.  Он  и  отрезал,  как
Вителлий:
   - Опыт окончен, как  я  понимаю.  Нас  предупредили  о  нем  и  просили
поберечь нервы. Рассказывать надо здесь. Если мы ошибемся,  нас  поправят.
Начинай, биолог.
   - Почему я? - удивился Шпагин.  Он  не  привык  к  тому,  чтобы  Рослов
когда-нибудь уступал свое первенство.
   - Потому что будущий прокуратор Иудеи все же подчинен проконсулу Сирии.
   Так был обнародован рассказ об истине, не замеченной историками первого
века.



7. РАССКАЗ О ЛЖИ

   - Вы только, ребята, не перебивайте, а то собьюсь и забуду  о  главном.
Кто знает, что здесь главное и где главный черт в этом аду.
   Смайли действительно  боялся  запутаться.  То,  что  произошло  с  ним,
породило не только смятение, но  и  смешение  чувств,  мыслей,  порывов  и
состояний. Где-то проходила неощутимая, непознаваемая граница между  своим
и чужим, и, может, чужим был Смайли, а не чужак, завладевший его  душой  и
телом и все же не отключивший  мысль  Смайли,  ее  способность  оценивать,
одобрять или осуждать мысли и действия совмещенной с ним личности.  Рослов
объяснил ему потом, что такое  отчуждение  -  как  психическое  состояние,
когда  сознание  уже  не  отличает  причин  от  следствий,  реальность  от
наваждения, смысл от бессмыслицы. Он был на грани такого отчуждения, когда
окружавшая  его  реальность  стала  чужой   реальностью,   отторгнув   его
блуждающую где-то мысль. И в то же время не было границы между  чувствами,
они сливались воедино: чужая усталость была его усталостью, чужая  сила  -
его силой и чужая боль  -  его  болью.  Тело  принадлежало  обоим,  вмещая
раздвоенное  сознание,  в  котором  Смайли  был   отчужден,   как   актер,
наблюдающий свою жизнь на экране из зрительного  зала,  все  видящий,  все
сознающий, но бессильный вмешаться и что-либо изменить. На экране был он и
не он, а похожий на него, как зеркальное  отражение,  назывался  иначе,  и
думал иначе, и поступал совсем не так, как поступил  бы  он  сам  в  таком
положении. Раздвоение. Путаница. Отчужденность.
   Началось это еще  в  палатке,  когда  внезапно  умолкли  товарищи.  "Ты
знаешь, что такое ложь, Смайли?" - спросил  Голос.  "Конечно",  -  ответил
Смайли, ответил вслух, но никто его не услышал: и он и  его  спутники  уже
отключились от реальности. "Вопрос чисто риторический, - сказал  Голос,  -
но вы, люди, привыкли к риторике. Я тоже знаю, что такое ложь.  Знаю  все,
что думали о ней лучшие умы человечества с  тех  пор,  как  оно  научилось
думать. Я знаю ложь на троне и  ложь  на  парламентской  трибуне,  ложь  с
крестом и ложь с пистолетом. Но я не могу настроиться на каждого  лгущего,
не знаю его эмоций - ни его равнодушия, когда ложь уже стала привычкой, ни
его  смущения,  когда  ложь  вступает  в  конфликт  с  совестью,  ни   его
оправданий, когда  ложь  во  спасение,  ни  его  наслаждения,  когда  ложь
мстительна, а месть сладка. Потому для опыта я и выбрал тебя".  -  "Почему
меня?" - закричал Смайли и смутился: вдруг услышат. "Никто не  услышит,  -
откликнулся Голос, - они уже в другом измерении. А твой опыт - это  и  мой
опыт". - "Но я никогда не лгу". - "Редко - не значит никогда. Я даже знаю,
что о тебе говорят: слово Смайли прочней акций Шелла. Ты не обманываешь  и
не лжешь потому, что тебе это  выгодно.  Мотив  честного  дельца.  Но  мне
безразличны мотивы, меня интересуют эмоции. Не пугайся: может быть, станет
стыдно, будет больно - потерпи. Это не долго и  не  оставляет  следов".  И
Голос умолк.


   ...А Фернандо Кордона, натурализовавшийся мексиканец из Штатов, сойдя с
рефрижератора "Юнайтед фрут компани", на котором он без  лишних  хлопот  и
возможных "хвостов" прибыл  в  Гамильтон  на  Бермудах,  не  спеша  шел  к
портовой таможне. Чемоданы его несли полицейские, что вызывало не тревогу,
а  скорей  удивление:  островная  полиция,  сопровождая  заподозренных   в
контрабанде, никогда не оказывала услуг, приходилось нанимать носильщиков.
Но если он не заподозрен, почему полицейские подхватили его  чемоданы?  Он
уже корил себя за то, что согласился на предложение концерна. Только  ради
Алонсо, в конце концов убедившего его,  что  пронести  какую-нибудь  сотню
ампул сквозь таможенные преграды - сущий пустяк, тем более что наркотики у
него в багаже были замаскированы лучше, чем хамелеон на капустной  пальме.
Более полусотни ампул покоилось между створками  двойного  дна  коробки  с
сигарами из Манилы с нетронутыми  фирменными  этикетками  и  заклейками  -
внутрь сигар ампулы не  закладывались:  таможенники  обязательно  надрежут
штуки две-три по выбору, - остальные  разместились  в  патронном  магазине
"беретты", на которую у  Кордоны  было  специальное  разрешение,  в  полых
дужках очков-консервов и в больших зажигалках, которые нужно было сломать,
чтобы  освободить  спрятанное.  В  таких  случаях  таможенники  и   агенты
Интерпола действовали только наверняка.
   Подгоняемый   растущей   тревогой,    Кордона    пошел    быстрее.    О
наблюдательности  британских  таможенников  он  слышал  не  раз,  но   его
предупредили, что опасны не столько таможенники, сколько старший инспектор
Интерпола Гривс, специально нацеленный на торговлю наркотиками. Но Кордону
встретили хохотом. Он даже опешил, настолько непонятной и неожиданной была
эта встреча. Чиновники приветствовали его как старого знакомого, с которым
давно не виделись:
   - Алло, Смайли!
   - Привет, старик!
   - Зачем пожаловал? Опять повезешь лопоухих несуществующие клады искать?
   - Обнаружил новый остров сокровищ?
   "Меня принимают за кого-то другого.  Вероятно,  похож  -  бывает.  Надо
воспользоваться", - мгновенно сориентировался Кордона. Он был  не  глуп  и
находчив.
   - Просто соскучился, - сказал он. - К вашим услугам, джентльмены.
   Опять хохот.
   - Разыгрываешь, капитан!
   - Показывай, чем богат.
   Полицейские уже выставили  принесенные  чемоданы  на  длинный  прилавок
досмотра и неуклюже  переминались  с  ноги  на  ногу,  не  уходя.  Кордона
догадался сунуть им горсть мелочи. Но они и тут не ушли.
   - Досматривайте, - небрежно сказал Кордона.
   - Тебе и так верят, - отмахнулись чиновники. - Это не мы. Это Гривс.
   Розовый, пухлый, с растущим брюшком полицейский  в  форме  Интерпола  -
точь-в-точь мистер Пиквик в дни своих  бурных  странствий  -  не  торопясь
подошел к прилавку, сделал строгое лицо и сказал заученно:
   - Порядок есть порядок. Не обижайся, Боб.
   Кордона  молча  раскрыл  чемоданы.  Пиквик  быстрыми,  опытными  руками
прощупал рубашки и пижамы, карманы  сложенного  костюма,  чиркнул  сначала
одной, потом другой зажигалкой, подержал на ладони "беретту".
   - Есть разрешение, - сказал Кордона. - Могу предъявить.
   - Не надо.
   Гривс положил пистолет на место, постучал по дну чемоданов, заглянул  в
футляр электрической бритвы и вынул коробку с сигарами:
   - Где покупал?
   - Прислали из Манилы.
   Кордона врал не моргнув глазом. Он верил в свою звезду.
   - Можешь открыть, - предложил он.
   Гривс осторожно отделил заклейки, открыл ящичек  и  полюбовался  строем
плотных табачных торпедок.
   - Хочешь разрезать? - спросил Кордона.
   - Зачем? Я проколю парочку.
   Он ловко проткнул тонкой иглой пару выбранных наудачу сигар,  захлопнул
ящичек и закрыл чемодан.
   - Возьми на память. - Кордона небрежно бросил  на  прилавок  проколотые
сигары и мигнул таможенникам: - Спектакль окончен, ребята. Да?
   - Ныне отпущаеши, - сказал Гривс. - Слово Смайли прочней  акций  Шелла,
но порядок есть порядок, - повторил он.
   "Пронесло", - подумал Кордона и  кивком  указал  на  чемоданы  все  еще
стоявшим у дверей полицейским:
   - В отель "Хилтон".
   Разбуженная мысль Смайли мгновенно оценила положение. Тело мое, но я не
могу пошевелить даже пальцами.  Телом  владеет  чужой.  Кто  он,  Фернандо
Кордона, мексиканец из Штатов? Никогда не слыхал. Ничего не  знаю  о  нем,
кроме его нелегального бизнеса.  Не  моргнув  протащил  сквозь  таможенные
рогатки сто ампул  наркотиков.  Предложил  кто-то,  по  имени  Алонсо,  от
некоего безымянного концерна - должно быть, подпольной  шайки  гангстеров,
специализировавшихся на контрабандной торговле  наркотиками.  Может  быть,
даже  европейско-американской  шайки,  есть  и  такие.  Ампулы  у  Кордоны
заложены в "беретту" и зажигалки. Мою "беретту". А может, и  нет.  У  него
разрешение на имя Кордоны. Должно быть, такой же выродок, как и  пославшие
его, только мелкий. Порученец. Подонок и лгун. Как он  солгал,  когда  его
приняли за меня, даже не пошевелил бровью: "К вашим услугам, джентльмены".
Я никогда не говорю  так,  а  эти  лопухи  не  заметили.  "Алло,  Смайли",
"Привет, старик". Надо будет предупредить Гривса, чтобы не  хлопал  ушами:
зажигалки не только чиркают, а пистолеты не только стреляют.
   Тело не мое, а мне жарко. Кордона то и дело  вытирает  шею.  Потеет.  Я
чувствую пот - значит, все-таки связан с украденным телом.  А  вор  выдает
себя на каждом шагу. С Беном, таксистом, даже не поздоровался, а  Бен  еще
издали крикнул,  высунувшись:  "Алло,  мистер  Смайли!"  Вероятно,  сейчас
удивляется, что  со  мной:  должно  быть,  потрепали  в  таможне.  Но  Бен
тренированный парень. Выдержанный, лишнего не спросит. Молчит. Вот и отель
"Хилтон". Сейчас Бен спросит, дожидаться или подать  попозже.  А  мошенник
потребует подать в полдень, в самую жару, когда кафетерии и бары  пусты  -
сиеста. Именно тогда он и постарается избавиться от товара. Где?  Наверно,
в "Альгамбре" или в "Майами-Бич" - Гривс давно на них целится. И все мимо.
Пусть только сто ампул, а прошли мимо.
   Подъезжаем. Бен останавливает машину и спрашивает:
   - Дожидаться или подать попозже, мистер Смайли?
   - Через час, - говорит, вылезая из машины, Кордона.
   На его часах - на моих часах - ровно одиннадцать.
   В номере Кордона принял душ, сменил  ампулы  на  патроны  в  "беретте",
прикрепил ее, как всегда, под мышкой,  надел  белый  тропический  смокинг.
Сигарную коробку с двойным дном опустил в специально  предназначенный  для
этого бортовой карман, а оставшиеся ампулы разместил в двух пачках сигарет
"Кэмел", аккуратно восстановив упаковку.  Одну  из  зажигалок  с  ампулами
захватил с  собой,  не  производя  перемещений.  Теперь  "товар"  был  "на
выходе", требовалось только обменять его на доллары. Кордона  взглянул  на
часы и спустился вниз.  Черно-желтое  такси  уже  поджидало  у  входа.  По
привычке оглянулся, нет ли "хвоста", и, не взглянув на Бена, сел рядом.
   Как и предполагал Смайли, Кордона ехал в "Майами-Бич", самый отпетый из
всех островных баров. Расчет был точен. В полдень  бар  был  пуст,  только
двое скучали в полутемном  и  даже  прохладном  зале  -  небритый  бурбон,
типичный курортный бездельник и пьяница, дремавший над  кружкой  имбирного
пива, и долговязый в белой фланели, читавший газету. Лицо его было закрыто
развернутой над столом страницей. Кордона точно отметил: долговязый  читал
не отрываясь, когда он вошел, и  продолжал  читать,  не  обращая  на  него
никакого внимания. Присев у стойки, Кордона еще раз обернулся: газета была
на месте, бурбон дремал. Лицо бармена Чарли, перебравшегося в Гамильтон из
Ки-Уэста во Флориде, расплылось в улыбке.
   - Рад видеть вас у себя, мистер Смайли.
   "Опять Смайли!" - раздраженно подумал  Кордона.  Один  раз  вывезло,  в
другой провалит. Он оглянулся  опять.  И  не  ошибся.  Газета  над  столом
шуршала по-прежнему, а бурбон вскочил.
   - Никак, Боб? - сказал он и прыгнул к стойке.
   Кордона поморщился.
   - Ну? - спросил он неопределенно.
   - А Элис ждет, - сказал бурбон неожиданно трезвым голосом.
   - Ну и пусть ждет, - вывернулся Кордона.
   - В "Альгамбре", - сказал бурбон. - Сам поедешь или позвать?
   - Подумаю, - сказал Кордона. Он понятия не имел,  кто  такая  Элис,  но
по-волчьи учуял опасность. - Не мешай, у меня  дела  к  Чарли.  -  Он  еле
сдерживался.
   - Какие у тебя дела? - упрямо тянул пьяница. - Глотни и  поворачивайся.
Элис ждет.
   Кордона уже сердился.
   - Я сказал: не мешай. Уйди.
   - Элис ждет. - В голосе небритого зазвучали угрожающие нотки. - Если ты
ее бросил, плохо. Для тебя тоже.
   В другое время Кордона бы одним щелчком сбил с ног пьяного  приставалу.
Этот неведомый Смайли с его  неведомой  жизнью  мог  провалить  все  дело.
Ссориться было не с руки. Кордона скривился и сказал:
   - Иди к ней и скажи, чтоб не  уходила.  Приду  через  полчаса.  Времени
мало. Пусть остается на месте.
   - На третьем этаже, - подсказал приставала.
   "Почему на третьем?" - подумал Кордона, но не спросил. Пусть убирается.
Чем скорее, тем лучше. А пьяный, не шатаясь, уже шел к выходу.
   Кордона обернулся к все еще улыбающемуся бармену и тихо сказал:
   - Привет от старого Питера, Чарли.
   Улыбка погасла. Смуглое лицо элегантного бармена посерело.
   "Креол, - подумал Кордона. - Что это с ним? Есть причины?"
   Но бармен уже произнес укоризненно:
   - Зачем вы полезли в эту вонючую жижу, капитан?
   - А ты? - совсем уже разозлился Кордона. - Тебе можно?
   - Я уже давно в ней по уши. А вы джентльмен.
   - Не твое дело. Кажется, слышал? Привет от  старого  Питера,  Чарли,  -
повторил он и прошипел: - Отзыв!
   - А разве он не уехал? - механическим голосом откликнулся бармен.
   - Нет. Прислал подарочек и ждет должок.
   С последним словом Кордона незаметно швырнул пачку сигарет  с  ампулами
подхватившему ее Чарли. Другую пачку вместе с  зажигалкой  он  положил  на
стойку, чтобы "забыть" при уходе.
   - Все? - шепотом спросил Чарли.
   - Нет, - отрезал Кордона. - Есть еще  коробка  с  сигарами.  Уйдет  тот
долговязый с газетой - передам.
   - Он не уйдет, - сказал Чарли.
   Кордона снова почуял опасность. Но поздно. Долговязый в белой  фланели,
оказавшийся бритым, плечистым парнем лет тридцати, уже подходил к стойке.
   - Угости сигаретой, друг, - сказал он.
   Кордона  потянулся  к  карману,  но   долговязый   кивком   указал   на
запечатанную пачку "Кэмел", вместе  с  зажигалкой  небрежно  брошенную  на
стойку.
   - Зачем искать? Курево под носом.
   - У меня для друзей есть особые, - нашелся Кордона.
   - А мне нравятся эти. -  Долговязый  отогнул  борт  пиджака  и  показал
медный значок Интерпола. - И подай мне ту  пачку,  которую  ты  поймал,  -
обернулся он к бармену.
   Этим и воспользовался Кордона с почти  одновременной  реакцией.  Прямым
справа в челюсть, вложив в удар всю  тяжесть  своих  ста  килограммов,  он
опрокинул долговязого на пол.
   - Верни товар. Передам после, - торопливо бросил он бармену.
   И, пока тот с сифоном приводил в чувство упавшего, Кордона уже  ехал  с
Беном в "Альгамбру". "Не догадается и не успеет, - думал  он,  -  а  Элис,
видимо достаточно преданная Смайли, пригодится для связи с Чарли".
   ...Профессиональный удар! Школа. Я бы так не мог. И как болят костяшки.
А я даже не могу поднести руку к лицу, чтобы посмотреть, не сбита ли  кожа
на суставах. Сколько раз  солгал  этот  гангстер!  И  по  привычке,  и  по
расчету. Теперь он солжет Элис, и не только для того,  чтобы  использовать
ее как посыльного. Солжет с наслаждением, чтобы отомстить мне, потому  что
я уже мешаю. Слишком много знакомств - уже не выгода, а помеха. Количество
переходит  в  качество,  как  говорит  Рослов.  А  Элис  ждет.  Пуар   уже
предупредил ее о моем приезде. Старый пьяница не обратил внимания на слова
подонка: "Пусть ждет, никуда не уходит". Я бы никогда так не сказал.  Куда
ей уйти, когда дежурство не кончилось. Старшая по этажу отеля  "Альгамбра"
всегда на месте. Может быть, мы с ней пошли бы в бар после дежурства - она
верит мне, как чековой книжке. И знает при этом, что я никогда не женюсь и
ее не сделаю миссис Смайли. А все же не променяет  меня  даже  на  Грегори
Пека [известный американский киноактер]. Интересно, что скажет этот  лгун.
Времени у него действительно мало. Он то и  дело  поглядывает  на  часы  и
скалится, как собака, готовая укусить. Остановились.  Выходим  из  машины.
Обиженному Бену кивок и мелочь, ни полслова привета. Да смотри же  в  оба,
Бен! Ведь это не я. Не я. Разве я так расплачиваюсь? Разве я так прощаюсь?
А Бен не уезжает, ждет. Знает, что Смайли снова понадобится  машина,  хотя
эта тварь и не подумала предупредить. Невежливость и просчет. Или он будет
дожидаться в "Альгамбре"?
   "Сошло", - облегченно вздохнул Кордона после пятиминутного разговора  с
Элис. Ни одного промаха. Ни разу не дал он  почувствовать  в  нем  чужого.
Сразу поддел ее на крючок.
   - Скучно, детка? - спросил он, ухарски подмигнув,  как  герой  вестерна
кельнерше в ковбойском салуне. - Ну а теперь - все.  Конец.  Впереди  одна
радость, без тревог и сомнений.
   - Шутишь? - не поверила Элис.
   -  И  не  думаю,  -  продолжал  Кордона,  не  давая  ей  опомниться   и
поразмыслить. - Мне уже осточертело мое привольное одиночество. Мне  нужна
миссис Смайли.
   Она покраснела.
   - А почему? - давил Кордона. - Вон собор на горе. Видишь?  Только  одно
условие.
   Глаза ее потемнели. "Какое угодно", - сказали глаза.
   - Положишь в сумку эти вещички. - Он выгрузил на  стол  замаскированные
ампулы. - Поедешь в "Майами-Бич".  Бармена  Чарли  знаешь?  Тем  лучше.  С
подъезда не входи. Войдешь со служебного, и  только  в  том  случае,  если
поблизости нет полицейских и посторонних. Вызовешь Чарли  и  передашь  ему
все, если никого возле не будет. В противном случае жди  или  возвращайся.
Чарли передаст тебе деньги.  Это  на  свадьбу.  Вручишь  мне  их  в  отеле
"Хилтон", шестой этаж, номер триста одиннадцать. Если  дверь  заперта,  не
стучи. Вот ключ. Открой и дожидайся. Есть джин,  кюрасо  и  виски.  Можешь
сделать коктейль.
   - Когда ехать?
   - Сейчас.
   - Не могу. Я на дежурстве.
   - Посади кого-нибудь на свое место.
   - Нельзя. Если узнает управляющий, могу потерять место.
   - Плюнь. Миссис Смайли не надо служить в отеле.
   "Операция Элис" отняла не более двадцати минут. "А девчонка - прелесть,
- подумал Кордона. - Жаль, времени нет". Пусть подает в суд на  Смайли  за
нарушение обещания жениться или идет с ним в мэрию или в собор на горе.  А
он. Кордона, уедет с пачкой долларов в кармане  сегодня  же  вечером.  Его
фруктовый рефрижератор все еще стоит у причала. К ночи погрузится.
   С этими мыслями Кордона поднялся к себе на шестой этаж и открыл  взятым
у портье ключом  отведенные  ему  апартаменты.  И  тут  же  охнул.  Кто-то
вывернул назад его левую  руку,  а  на  правой  щелкнул  наручник.  Другой
наручник замкнулся на руке нападавшего.
   - Пошли, Смайли, - сказал парень с наручником.
   - Поторапливайся, - прибавил  его  напарник,  ткнувший  Кордону  чем-то
металлическим в бок.
   Тот сразу догадался чем.
   "Попалась Элис и раскололась",  -  подумал  он,  вздохнул  и  покорился
судьбе. Он даже не потребовал у задержавших его  показать  значки.  Зачем?
Все и так ясно.
   ...Ему ясно. Думает, что арестован Интерполом. Идиот. Ну  а  мне  ясно?
Что я знаю, кроме того, что это мои ночные  визитеры  из  Штатов?  Что  им
понадобился именно Смайли, а не Кордона. Что их тревожит бизнес Смайли,  а
не контрабанда наркотиков. Но зачем  понадобился?  Почему  тревожит?  Этот
подонок теперь будет лгать им, губить мою  репутацию,  как  погубил  ее  в
глазах таможенников, Гривса, Чарли и Элис.  Нет  больше  честного  Смайли,
есть обманщик  Смайли,  лгун,  лгун,  лгун.  Неужели  так  и  не  наступит
расплата? И кто будет расплачиваться - я или он?
   Сейчас  мы  подъезжаем  к  белому  двухэтажному  особняку  за  чугунной
плетенкой ограды. Гаревая  дорожка  ведет  к  подъезду.  Никакой  вывески.
Понятно почему - здесь не рекламируют свой бизнес. Мы оба  это  знаем.