прашиваю - ты отвечаешь. Не
понимаю - объяснишь. Только не забирайся в научные джунгли - я не  магистр
и не бакалавр. И не упрощай: читаю не только комиксы.
   Игер-Райт помолчал, позволяя Рослову оценить положение: разговор пойдет
о Селесте, об этом знают оба, и оба к нему готовы.
   - Селеста - разведчик другой планетарной цивилизации.  Таково  всеобщее
мнение, - начал Трэси.
   - Не всеобщее, но бесспорное. И даже не  планетарной,  а,  может  быть,
галактической.
   - Значит, в любой момент собранная на Земле информация может  оказаться
в распоряжении этой цивилизации?
   Видер подумал и ответил, скрывая недоумение:
   - Теоретически - да. Но Селеста существует семь тысяч лет, если принять
за основу наше летосчисление и  правдивость  высказываний.  С  не  меньшей
вероятностью можно допустить и  большее  долголетие:  почему  семь,  а  не
восемь или сто восемь? А вдруг проблема надежности  информария  рассчитана
не на тысячи, а на миллионы лет? Таких  допущений  можно  сделать  сколько
угодно. Информация Селесты поступала и продолжает поступать по адресу  его
отправителей.  Поступление  информации  прекратилось,  но  информарий   не
уничтожен. Цивилизация,  создавшая  Селесту,  давно  погибла,  а  селектор
работает вхолостую. Ни одно из этих допущений  не  позволяет  говорить  об
угрозе для человечества.
   - А для частных лиц или организаций?
   - При неуправляемых контактах - да.  Даже  для  государств.  Но  угрозу
можно предотвратить  специальной  договоренностью,  как,  скажем,  ядерную
войну.
   - Не проще ли уничтожить сам информарий?
   - Как уничтожишь нечто невидимое и невещественное? - удивился Видер.  -
Судя по опубликованным данным, Селеста даже не газ, а незнакомый  нам  вид
энергии.
   На этот раз Трэси ничего не спросил, он молча  сосал  сигару,  позволяя
Рослову   читать   его   мысли:   "Можно,   конечно,   раздуть   кампанию,
популяризирующую прямую или косвенную угрозу Селесты. Можно  даже  создать
партию на этой платформе и протащить своего кандидата в губернаторы или  в
сенат. Потребуются крупные, очень крупные капиталовложения... А  в  итоге?
Нуль. Можно  пощупать  лобби  в  Вашингтоне.  Продвинуть  проект  изоляции
Селесты, подбросить его делегату в ООН, а под щитом  изоляции  попробовать
легальные собственные контакты... Долго и дорого. Не окупится".
   А вслух он спросил:
   - Кто, по-вашему, возглавит контакты? Институт Мак-Кэрри? ЮНЕСКО?
   - Едва  ли,  -  усомнился  Видер.  -  Думаю,  выше.  Может  быть,  даже
непосредственно Совет Безопасности.
   - С правом вето?
   - Вето понадобится, когда правительство какой-нибудь страны  попытается
использовать Селесту  в  своих  интересах.  Уже  поговаривают  о  создании
особого цензурного комитета под эгидой ООН.
   - Для политической информации?
   -  Не  думаю,  -  покачал  головой  Видер;  очки  спрятали   не   очень
почтительную усмешку во взоре. - Политическую информацию,  -  повторил  он
убежденно, - вообще исключат. Наверняка. Но иногда и научная может служить
делам и замыслам, от науки далеким.
   - Не глупо, - сказал Игер-Райт и спросил, как показалось  Рослову,  сам
не веря в то, что спрашивает: - А,  скажем,  особые  часы  информации  для
экономического прогресса? Я имею в виду интересы коммерческих фирм.
   Видер уже совсем невежливо усмехнулся:
   - Вам, я думаю, незачем говорить  о  том,  как  трудно  сейчас  хранить
коммерческие тайны. А с вмешательством  Селесты  тайн  вообще  никаких  не
будет. Вы можете представить себе последствия?
   Опять не ответил Трэси, и опять Рослов услышал  его  безмолвный  ответ:
"Кто-кто, а уж  я-то  могу  представить  эти  последствия.  Мальчик  прав:
никаких "экономических часов" тоже не будет. Но  любой  цензурный  комитет
составляется из людей, а стоимость любого из них исчисляется в долларах".
   - Тогда забудем об этом, - сказал он вслух.
   Видер искренне удивился:
   - На что же вы меня ориентируете?
   - На то, что сказал. Забыть о нашем разговоре и о Седеете.
   - А институт Мак-Кэрри? Вы же хотели послать меня в секцию физиков. - В
голосе Видера дрожало разочарование.
   Живот Трэси всколыхнулся от смеха.
   - И пошлю, - услышал Рослов. - Только ты забудешь  об  этом  как  можно
прочнее.   И   никаких   дневников   и   писем.   Селеста   снимает    все
документированные записи. И мысли, если их  много.  Но  я  перехитрю  его.
Решение будет принято  сразу,  без  размышлений.  Зря  потраченное  время,
сынок, обходится слишком дорого. А виноватый заплатит.
   Последней реплики Трэси Видер не  понял,  но  понял  Рослов.  Игер-Райт
оценивал бурно и бесполезно прожитую ночь: он не прощал и  не  простил.  И
когда Рослов увидел темные кресла амфитеатра и золотое небо  в  стеклянных
полотнищах "переговорной", он тут же спросил:
   "Слышал?"
   В сознании откликнулось:
   "Конечно".
   "Как ты оцениваешь информацию?"
   "Как сигнал опасности. В будущем".
   "Трэси умен".
   "Как враг".
   "Ты уже научился отличать друзей от врагов, - засмеялся  Рослов.  -  Не
упускай его из-под наблюдения".
   "Я не наблюдаю. Я улавливаю мысли, если они посылают волну  достаточной
для приема мощности".
   "А если его решение будет внезапным?"
   "Решение - уже мысль. Все зависит от ее интенсивности".
   Селеста ответил и отключился. Рослов сразу почувствовал этот мгновенный
и, как всегда, неожиданный обрыв связи. Шатаясь от усталости, он вышел  на
срез острова. Полицейский пропустил его без опроса,  и  Рослов  подошел  к
белой  глянцевой  кромке  скалы,  где  клубящаяся  рыжая  пена   заполняла
неширокую водную гладь между гаснущими на подводных коралловых  волноломах
высокими океанскими волнами и белым обрывом рифа. Позолоченная синева неба
висела над ним, и где-то, высоко или  низко,  близко  ли,  далеко,  в  его
чистейшей тиши таился "некто", невидимый и  неощутимый,  неподвластный  ни
природе, ни человеку, и все же не враг, а друг.



27. ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ

   Рослов застал Янину в слезах. На тарелках стыли  гренки  с  поджаренной
ветчиной,  а  в  больших  чашках  -   кофе   по-варшавски,   восхитительно
приготовленное Яниной.
   - Пришел... - всхлипнула она и перекрестилась мелким крестом у лица.
   - Совсем сценка из сентиментального фильма. Несчастная  жена  встречает
пропадавшего всю ночь пьяницу-мужа, - сказал Рослов. - Я, между прочим, не
знал, что ты верующая.
   - Я же католичка, Анджей. Выросла в религиозной семье. Но  у  меня  это
просто привычка, условный рефлекс.
   Рослов вытер ей  слезы  ладонью,  хлопнул  по  спине,  как  девчонку  в
туристском походе, сказал весело:
   - У супругов Кюри религиозных рефлексов не было. И у нас не будет.  Тут
такие пироги, Янка...
   Рассказать он не успел. Прожужжал телефонный зуммер. Звонил Корнхилл:
   - Уже позавтракали? Нет? Поторопитесь. Внизу в холле  все  зазимовавшие
здесь репортеры. Мертвый сезон их не пугает.  Откуда  узнали?  Понятия  не
имею. Люди мои не болтливы, но кое-кто, вероятно, не утерпел.  Словом,  мы
со Смайли и вы с мисс Яной - первые жертвы на пиршестве  людоедов.  Но  до
пиршества надо договориться. Мы сейчас подымемся к вам по служебному ходу,
чтобы ненароком нас не перехватили у лифта.
   В номер Корнхилл и Смайли вошли без стука, сразу захлопнув дверь.
   - Проскочили, - облегченно вздохнул Корнхилл. - В  гостинице  о  ночном
рейде знают все, от портье до бармена. Что же вы хотите от репортеров? Они
жаждут подробностей - откуда  появились  налетчики,  чего  хотели  и  чего
добились.
   - И кто возглавлял их, - добавил Смайли.
   Корнхилл поморщился:
   - Не торопись. Об этом и речь. Я бы не упоминал Игер-Райта.
   - Почему?
   - Трэси никогда не рискует  зря.  Отправляясь  в  поход,  он  наверняка
обеспечил себе непробиваемое алиби. Никого из нас не обрадует  привлечение
к суду за диффамацию. Подождем новостей из Лос-Анджелеса.
   - Я уже знаю их,  -  сказал  Рослов.  -  Вчерашний  прием  на  вилле  в
Санта-Барбаре был отменен из-за внезапного сердечного припадка у  хозяина.
За пять минут до съезда гостей его в бессознательном состоянии  отвезли  в
клинику доктора Хиса, а после соответствующих процедур рано утром  вернули
домой. Кто видел это, не знаю, но подтвердят многие,  начиная  с  дежурной
полицейской охраны и кончая ночным персоналом клиники. К тому же  все  это
уже удостоверено и местной и лос-анджелесской печатью.
   - Селеста? - понимающе спросил Корнхилл об источнике сведений Рослова.
   Тот кивнул.
   - Вместо Игер-Райта  назовем  неизвестного  полиции  человека  в  синем
матросском свитере и темных очках.
   - Он был без очков, - сказал Смайли.
   - Тем лучше. Нет смысла даже упоминать о сходстве. Об  этом  все  равно
никто не напишет, а устное сообщение так или иначе дойдет до Трэси. Что за
этим последует, кто-кто, а Смайли отлично знает.
   - А мне зачем знать? - с вызовом спросил Рослов.
   - Чтобы не торопиться с разоблачениями.
   - Ну а если потороплюсь?
   - Ничего не выиграете. Во-первых, я, как начальник полиции,  официально
опровергну любую попытку разоблачения, а во-вторых, лично вы Игер-Райта  в
глаза не видели - портреты  его  не  публикуются,  следовательно,  даже  о
сходстве говорить у вас нет оснований.
   - Селеста подтвердит не сходство, а тождество.
   Корнхилл с сожалением взглянул на Рослова.
   - Вы, может быть, великий ученый, мистер  Рослов,  но  плохой  политик.
Спросите хотя бы у Смайли, выгодно ли сейчас восстанавливать  против  себя
калифорнийского мультимиллионера? Я имею в  виду  не  вас  лично,  а  ваше
детище. Институт еще не открыт, и стоит ли множить число его  противников?
Вы думаете, их нет?..
   Вынужденный согласиться, но предельно  обозленный,  Рослов  отвечал  на
вопросы журналистов сквозь зубы и очень кратко.
   - Что  вы  думали,  доктор  Рослов,  когда  передавали  ответы  Селесты
налетчикам?
   - Ничего не думал.
   - Поясните.
   - Я передавал их машинально, как обычно в  состоянии  ретрансляции.  Но
запомнил все. Подробности вы уже знаете от Корнхилла.
   - Вы сообщили о нападении вашему правительству?
   - Зачем? Это частный случай, находящийся в компетенции местной полиции.
   - Как вы оцениваете ее действия?
   - Как своевременные и результативные.
   - А что вы скажете о "преступлении века"?
   -  С  таким   вопросом   вам   лучше   обратиться   непосредственно   к
заинтересованным лицам.
   -  Еще  вопрос,  доктор  Рослов.   Почему   Селеста,   безразличный   к
человеческой этике и морали, стал на сторону закона, а не его нарушителей?
   Вопрос был тонкий и, как говорится, с "двойным  дном".  Ответить  можно
было с полезной рекламой Селесте  или  насторожить  его  недоброжелателей.
"Может, отшутиться? - подумал Рослов.  -  Или  сказать  просто:  не  знаю,
Селеста, мол, феномен еще не  разгаданный,  символический  "черный  ящик",
черт его знает, почему и зачем". Но, подумав, все же решил высказать  свое
соображение: ведь прочитать его могли не только лавочники, но и ученые.  К
сожалению, он не предполагал, что лавочники окажутся инициативнее.
   - Общение с Селестой позволяет мне сделать одно, может быть и  спорное,
заключение, - сказал он. - К контактам с человеком Селеста пришел  заранее
запрограммированный, с ненасытной жаждой информации, свободный от решений,
диктуемых   человеку   механизмом   его   эмоций.   Но   Селеста   -   это
саморегулирующаяся и самопрограммирующаяся система. Постепенно  общение  с
человеком, взаимный информативный обмен обогащает  программу  хотя  бы  за
счет  присущих  человеку  эмоций.  С  каждым  контактом  Селеста  как   бы
"очеловечивается". Отсюда и свойственные не машине, а человеку решения.
   Все высказанное Рословым  и  его  спутниками  журналисты  добросовестно
запечатлели на своих портативных магнитофонах и побежали  на  телеграф.  А
прибывший к концу этой импровизированной пресс-конференции Барнс заметил с
присущей ему желчной назидательностью:
   - Зря вы раздули эту историю. Как бы не пришлось потом пожалеть.
   - Но мы не назвали Игер-Райта, - сказал Корнхилл.
   - Дело не в именах, а  в  цели  налета.  Я  понимаю:  сенсация.  Десять
миллионов долларов не будут  отняты  у  калифорнийских  банков.  Но  меня,
честно говоря, волнует больше судьба будущих контактов с Селестой.
   - А что же им угрожает? - удивился Корнхилл.
   - Вы - полицейский, Корнхилл, и рассуждаете как  полицейский.  Для  вас
предотвращение, хотя бы с помощью Селесты, преступления такого масштаба  -
доблесть. Но не окажутся ли газетные отклики на эту,  допустим,  доблесть,
метафорически  говоря,  первым   дымком   разбуженного   вулкана?   Рослов
улыбается... Спросите, Корнхилл, почему он улыбается? Как-то мы  обсуждали
с ним один вполне вероятный вариант понимания контактов с Селестой. Что ж,
Игер-Райт уже показал этот вариант. На  юридическом  языке  он  называется
раскрытием охраняемой законом секретности и к науке никакого отношения  не
имеет. По-моему, ваша болтовня подсказала его сотням тысяч читателей.
   Барнс оказался провидцем. Вариант Игер-Райта подогрел славу Селесты, но
уже  не  под  флагом  науки.  Рядовые  читатели  объявлений  и  крупнейшие
рекламодатели одинаково встревожились: а что будет с миром, если  исчезнет
секретность? Спроси Селесту, и станет явной любая тайна,  от  интимной  до
государственной. А законный обман, на котором испокон  веков  держалась  и
держится частная коммерческая инициатива, будет  немедленно  разоблачен  и
конкурентом и потребителем. И, отражая крик души  перепуганного  читателя,
обозреватель лондонской "Дейли миррор" так прямо  и  вопрошал:  "Каким  же
будет наше общество без тайн и секретов? Что предпримут держатели акций  и
пайщики банков, обнаружив дутые фонды  и  опустевшие  кассы?  Что  ожидает
магнатов    новейшей    электронной    промышленности,    созданной    для
рассекречивания коммерческих тайн? Что станут говорить владельцы  патентов
на  аппаратуру  для  дистанционного  подглядывания  и  подслушивания?   Не
угрожает ли нам новая эпидемия самоубийств, быть может самая  страшная  со
времени экономического кризиса тридцатых годов? Или междоусобные  войны  в
окопах акционерных обществ и на полигонах бирж, банков и  ссудных  контор?
Нет тайны -  нет  кредита,  нет  доверия,  нет  спокойствия.  Я  не  обижу
читателей, если спрошу от их имени: а нужен ли вообще миру  Селеста  и  не
разумнее ли обойтись без него?"
   - Неужели все это всерьез? - удивился Рослов,  передавая  Барнсу  номер
газеты, когда они втроем  с  Яниной  разбирали  у  Смайли  утреннюю  почту
конторы.
   - А вы думаете, он шутит?
   - Признаться, да.
   - Вы плохо знаете англичан, - усмехнулся Барнс. - Чаттертон  не  шутил,
когда подделывал Шекспира, а Макферсон придумал Оссиана  не  из  присущего
ему чувства  юмора.  Английский  юмор  не  маскируется.  Поэтому  читатели
никогда не обижались ни на Джерома, ни на Вудхауса. А вот на автора "Дейли
миррор" обиделись. Именно потому, что он не шутил, допуская,  что  частная
инициатива не всегда честная инициатива. Нельзя обнажать святыню  среднего
англичанина.  Иначе  он  возьмет  под  защиту  даже  Селесту.  -  И  Барнс
процитировал: - "Тайны может  разглашать  любая  электронно-вычислительная
машина. Она же может  и  оберегать  их.  Все  зависит  от  управления.  Не
задавайте Селесте коварных вопросов, поставьте барьер для таких  вопросов,
железное сито для нездорового любопытства, холодный ум цензора. Есть тайны
- и тайны. И  только  специалисты,  облеченные  доверием  общества,  могут
определить, какие тайны полезны и какие опасны для нашего политического  и
экономического прогресса". Это  письмо  в  редакцию  "Таймс",  подписанное
консультантами трех лондонских банков, -  пояснил  Барнс.  -  Как  видите,
может быть и такое понимание контактов.
   Действительно,  понимание  контактов  с  информативным  феноменом  было
различно не только в Англии. Рослов и Яна разложили все  газетные  вырезки
на  стопочки  примерно   с   одинаковым   набором   высказываний.   Наборы
распределили по темам:
   Изоляция Селесты.
   Ограничение и цензура контактов.
   Вне науки.
   Только наука.
   Божий промысел.
   "Изоляционисты" настаивали на полном отказе  от  каких-либо  контактов.
Уничтожить Селесту никто не предлагал. Как уничтожишь что-то невидимое, не
определимое никакими приборами и неизвестно где пребывающее - в  атмосфере
ли, в стратосфере или, быть может, в околоземном космическом пространстве,
- словом,  нечто  невещественное,  но  обладающее  достаточными  защитными
средствами против вмешательства земной техники. Но изолировать  информарий
можно.  Ограничить  потребление  информации   за   счет   непосредственных
контактов  с  человеком,  помешать  использованию  разума  и  чувственного
аппарата человека, как проявителей и корректоров информации, - это в силах
и возможностях человечества. Мощный военно-морской кордон  вокруг  "белого
острова"  надежно  отрежет  его  от  людей.  Изолируют  же  у  нас  склады
радиоактивных материалов или другие особо опасные для  человека  места.  А
кто скажет, что Селеста не представляет такой опасности? Кто это  докажет?
А может быть, эта недоказанная неведомая опасность начисто сотрет все  то,
что извлечет из контактов наука?
   "Изоляционистам" возражали "лимитаторы". Отрицая неведомую, а потому  и
недоказуемую опасность, они предлагали рецепты  для  защиты  от  опасности
ведомой и доказательств не требующей,  вроде  угрозы  устранения  законной
секретности. "Лимитаторы" требовали создания  особого  цензурного  фильтра
для контактов с Селестой,  предварительного  рассмотрения  всех  вопросов,
которые могли быть заданы информарию.
   Барнс перелистал подобранные им газетные вырезки.
   - Есть и другие проекты, - сказал он. - Баумгольц и  другой  наш  общий
друг, Чаррел, не сговариваясь, фактически предлагают поставить Селесту вне
науки. Они не отвергают изучения его как феномена, но решительно  отрицают
ценность взаимных информативных контактов. Отдайте Селесту на  откуп  кому
угодно, кроме науки. Наука, как Пилат, умывает руки и  отправляет  Селесту
на Голгофу военных, коммерческих и прочих секретов. Не удивлюсь, если опыт
Игер-Райта  найдет  последователей.  -  Барнс,  перебирая  вырезки,  читал
заголовки: - "Мы  не  боимся  игры  с  открытыми  картами.  У  нас  хватит
долларов, чтобы оплатить ставки". Это, между прочим, мультимиллионер  Фоке
из прославленного Далласа. "Нет  больше  тайн  -  тем  лучше.  Перейдем  к
здоровой конкуренции джунглей". А это его коллега из  Орегона.  "Отстраним
коммунистов от контактов с Селестой. Пусть "очеловечивается"  под  началом
стоящих американских парней". По-моему, эта берчистская реприза по  вашему
адресу, Рослов. А вот и концовка: "Кто владеет тайнами нашего мира, тот  и
станет его владыкой". - Барнс вздохнул и добавил: - Я не  коммунист  и  не
социалист, но могу честно сказать, что наиболее  трезво  и  разумно  пишут
только в Москве.
   Московские газеты не полемизировали с трескотней  Запада.  В  заявлении
ТАСС кратко указывалось, что  по  инициативе  советских  представителей  в
Организации  Объединенных  Наций  достигнуто   соглашение   о   подчинении
создаваемого  ЮНЕСКО  международного  научного  института   под   условным
названием "Селеста-7000"  непосредственно  Совету  Безопасности  ООН.  Все
дальнейшие шаги в этом направлении, равно  как  и  взаимный  информативный
обмен с бермудским феноменом,  допускаются  лишь  с  ведома  и  разрешения
Совета Безопасности или уполномоченных им организаций и лиц.
   Одновременно опубликованное обращение руководства Академии наук СССР  к
ученым всего мира так же категорично  и  ясно  выражало  свое  согласие  с
подчинением деятельности института "Селеста-7000"  непосредственно  Совету
Безопасности   и   ограничением   проблематики   контактов   исключительно
интересами мира и научного прогресса. По мысли авторов обращения, с такими
вопросами,  как  тематика,  важность