кой   какого-то   журнала,
случившегося под рукой.
     -- Где головы у людей,  Владимир Иванович,  если они не понимают  таких
простых вещей?
     Владимир Иванович знал по себе,  как  трудно дается  усвоение принципов
учения  Павлова  об  условных рефлексах.  Он сам  пережил  ломку  в  способе
привычного мышления  и  видел,  что без такой  ломки  обычных  представлений
трудно освоиться даже  с такими нетрудными понятиями, как вечность жизни или
рассеяние элементов.
     Логикой вещей  и собственными доводами  вынужденный смотреть на  жизнь,
как  на  химический процесс, Владимир Иванович  не мог до конца  освоиться с
таким взглядом на жизнь с ее радостями и страданиями.  Субъективный подход к
явлениям  творческой  деятельности и  душевной  жизни  оказывался  иной  раз
неодолимым, и как раз в такие минуты более всего  Владимира Ивановича влекло
в квартиру напротив.
     -- Надо вам  сказать,  что я все-таки  в голове постоянно держу курс на
детерминизм, -- говорил  Павлов, -- стараясь сколько возможно  разобраться и
во  всех  своих  поступках.  Я  стремлюсь детерминировать мои  желания,  мои
решения, мои мысли!
     Детерминировать  свои  решения,  желания,  мысли, то есть сознавать  их
обязательность, закономерность и независимость от нашей воли, Павлову было в
несравнимой степени легче и проще, чем его собеседнику.
     Желания,   мысли,  решения,  поступки   Павлова  определяли  конкретные
предметы  и явления:  поведение собак, количество слюны, каплями падающей  в
стеклянные пробирки,  удары метронома, отсчитывающего время, и все остальное
от  начала до конца столь же конкретное,  ощутимое, остающееся  на месте  на
случай проверки.
     Ходом мысли Вернадского управляла не конкретная обстановка:  материалом
для  обобщений  ему  служили  не факты,  а  их статистическое  описание.  Он
воспринимал  мир в грандиозных совокупностях его атомов, организмов,  горных
пород, в явлениях геологического времени, в масштабах космоса.
     Владимир  Иванович  был  слишком  человечен,  для  того  чтобы  мыслить
конкретно. Он не примыкал ни к толстовцам, ни к  вегетарианцам, ел  мясо, но
на столе у Вернадских никогда не появлялось ничего, подобного  живому.  Даже
селедку  Прасковья Кирилловна подавала без головы. Конкретное живое существо
возбуждало  чувства,  мешало  отвлеченному  мышлению,  которое  потому то  и
казалось интуитивным, не подлежащим детерминированию.
     Но  власть павловского учения  о  высшей нервной деятельности  Владимир
Иванович признавал над собой и спрашивал:
     -- Если детерминированы, обусловлены средою, общеприродной и социальной
средою мои желания, решения, мысли, что такое ваш человек в моей биосфере?
     --  Человек, есть,  конечно, система,  грубее  говоря -- машина, как  и
всякая другая в природе,  подчиняющаяся неизбежным и единым для всей природы
законам,  --  твердо  отвечал  хозяин.  --  Но система  в  горизонте  нашего
современного научного видения единственная по высочайшему саморегулированию.
Разнообразные  саморегулирующиеся  машины  мы  уже  достаточно  знаем  между
изделиями   человеческих   рук.   С  этой   точки  зрения   метод   изучения
системы-человека тот же,  как и всякой другой системы: разложение  на части,
изучение значения каждой  части, изучение связи частей, изучение соотношения
с окружающей  средой и в конце концов понимание на основании всего  этого ее
общей работы и управление ею, если это в средствах человека. Но наша система
в   высочайшей   степени   саморегулирующаяся,  сама   себя  поддерживающая,
восстанавливающая, направляющая и даже совершенствующая...
     Иван  Петрович  говорил  с  обычной  своей энергией и, предугадывая все
возможные возражения, стремительно отвечал:
     --  Система, машина и человек  со всеми  его  идеалами, стремлениями  и
достижениями,  скажете вы, какое на первый  взгляд ужасающе дисгармоническое
сопоставление!  Но так ли это?  И с развитой мною точки зрения разве человек
не верх природы, не высшее олицетворение ресурсов  беспредельной природы, не
осуществление  ее  могучих, еще  не изведанных  законов! Разве это не  может
поддерживать  достоинство  человека, наполнять его высшим удовлетворением? А
жизненно остается все то же,  что  и при идее о свободе  воли  с  ее личной,
общественной   и   государственной   ответственностью:   во   мне   остается
возможность,  а  отсюда и  обязанность  для  меня  знать  себя и,  постоянно
пользуясь этим знанием, держать себя  на высоте моих средств. Общественные и
государственные  обязанности   и   требования   есть  те  условия,   которые
предъявляются к моей  системе  и  должны  в  ней производить соответствующие
реакции в интересах целостности и усовершенствования системы!
     Убедительным доказательством своей  правоты были  сам Павлов и  вся его
деятельность.
     Не  выражал ли  здесь  Павлов  своими словами то  же  самое  убеждение,
которое  В. И. Ленин в работе "Что  такое  "друзья народа"  и как они  воюют
против социал-демократов?" высказал таким образом:
     "Идея детерминизма, устанавливая необходимость  человеческих поступков,
отвергая вздорную побасенку о свободе воли,  нимало не уничтожает ни разума,
ни совести человека, ни оценки его действий" *.
     * Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 142.

     В  то же время  разве не биосферу Вернадского  имеет в  виду  Энгельс в
"Диалектике природы", когда говорит:
     "И так  на  каждом шагу  факты напоминают нам о том, что мы  отнюдь  не
властвуем  над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, не
властвуем над нею  так,  как кто-либо  находящийся вне  природы, -- что  мы,
наоборот,  нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим  ей  и находимся внутри
ее, что все наше господство над ней состоит в том, что мы, в отличие от всех
других существ, умеем познавать ее законы и правильно их применять" *.
     * Энгельс Ф. Диалектика природы. М., 1948, с. 143. 188

        "Глава XXVI"
        "БИОГЕННАЯ МИГРАЦИЯ"
     Изучение  биохимических явлений,  в  своем возможно  глубоком  подходе,
вводит нас  в  область  неразрывного  проявления  явлений  жизни  и  явлений
физического  строения   мира,  в  область  новых  построений  научной  мысли
будущего.  В этом  глубокий,  и  научный  и  философский, жгучий современный
интерес проблем биогеохимических.
     Летом    1927    года   в   Берлине    происходила   "Неделя    русских
естествоиспытателей", и все крупные  русские  ученые  приняли в ней участие.
Началась  "Неделя"  торжественным  открытием  в  актовом  зале   Берлинского
университета,  где собрались  представители германской науки, правительства,
делегаты советских  учреждений. В празднестве  участвовали виднейшие деятели
советской  культуры:  Луначарский,  Семашко, академики  Абрикосов,  Борисяк,
Вернадский, Ипатьев, Лазарев, Павлов, Палладин и все немецкое естествознание
во главе с Эйнштейном.
     Доклад Вернадского в Берлине о "Геохимической энергии жизни в биосфере"
преследовал  две цели:  обратить внимание слушателей на не замечаемый наукой
процесс  кругообращения элементов  в  биосфере  и  привлечь  натуралистов  к
изучению этого процесса.
     Сущность  своего  учения  о  биосфере   и  живом  веществе   Вернадский
представил в предельно ясной и краткой форме.
     -- Можно без преувеличения утверждать, -- говорил он, -- что химическое
состояние  наружной  коры  нашей  планеты,  биосферы, всецело  находится под
влиянием жизни, определяется живыми организмами.
     Несомненно,  что энергия, придающая  биосфере ее  обычный облик,  имеет
космическое происхождение. Она исходит из Солнца в форме лучистой энергии.
     Но   именно   живые  организмы,  совокупность  жизни,   превращают  эту
космическую  лучистую  энергию в  земную, химическую  и  создают бесконечное
разнообразие нашего мира.
     Это  живые организмы,  которые  своим дыханием,  своим  питанием, своею
смертью и своим  разложением,  постоянным использованием своего  вещества, а
главное -- длящейся сотни миллионов лет непрерывной сменой  поколений, своим
рождением и размножением порождают одно из грандиознейших планетных явлений,
не существующих нигде, кроме биосферы. Этот великий  планетный  процесс есть
миграция химических элементов в биосфере, движение земных атомов, непрерывно
длящееся больше двух миллиардов лет согласно определенным законам.
     В этом  берлинском докладе Вернадского для нас интересен  один  момент:
появление нового биогеохимического термина  -- миграция  элементов -- взамен
употреблявшихся ранее описательных выражений.
     Значит, в это время  Вернадский был  вполне близок к  самому важному  и
самому сказочному своему обобщению.
     Выступая  перед  Ленинградским обществом естествоиспытателей  в феврале
1928 года с докладом "Эволюция видов и живое вещество", Вернадский миграцией
химических элементов  называет всякое  перемещение химических элементов, чем
бы оно ни было  вызвано. Миграцию в биосфере производят химические процессы,
например  вулканические  извержения, движение жидких,  твердых, газообразных
масс при испарении осадков, движение рек, морских течений, ветров и т. п.
     Биогенная  миграция  производится  силами  жизни  и,  взятая  в  целом,
является одним из самых грандиозных  и самых характерных процессов биосферы,
основной чертой ее организованности. Огромные количества атомов, исчисляемых
не квинтильонами, а еще большими  числами, находятся в непрерывной биогенной
миграции.
     Эффект  всей  биогенной  миграции  определяется не одной массой  живого
вещества. Он зависит не меньше, чем от количества атомов, и от интенсивности
их  движения,   неразрывно  связанного  с   жизнью.  Чем  больше  раз  будут
оборачиваться  атомы  в  единицу  времени,  тем  биогенная   миграция  будет
значительнее; она может быть резко различна при одном  и том  же  количестве
атомов, захваченных живым веществом.
     --  Это  вторая форма  биогенной миграции,  связанная с  интенсивностью
биогенного  тока  атомов, --  говорит Вернадский. --  Но  есть и третья. Эта
третья в нашу геологическую эпоху начинает  приобретать небывалое в  истории
нашей планеты значение. Это  миграция  атомов,  производимая организмами, но
генетически и непосредственно  не связанная с  вхождением  или  прохождением
атомов через их тело. Эта биогенная миграция производится техникой их жизни.
Ее, например,  производит работа роющих животных, следы  которой известны  с
древнейших геологических эпох; таковы же отражения социальной жизни животных
--  постройки термитов,  муравьев  или  бобров. Но  исключительного развития
достигла  эта  форма  биогенной  миграции   химических  элементов  во  время
возникновения цивилизованного  человечества за последний  десяток тысяч лет.
Мы  видим, как этим путем создаются новые, небывалые на  нашей планете тела,
например свободным  металл, как  меняется  лик Земли,  исчезает  девственная
природа.
     Впоследствии   на   этой  биогенной   миграции,  производимой  техникой
цивилизованного   человечества,   Вернадский   построил   свое    учение   о
геологической   деятельности  человека.  Пока  же  он,  в   сущности,   лишь
рассказывает  о том,  каким  путем  он  сам пришел  к  своему поразительному
заключению.
     Анализ окружающей нас живой природы  позволяет легко убедиться  в  том,
что всюдность и давление жизни коренным образом изменены и усилены в течение
геологического    времени.    Это    совершено    эволюционным    процессом,
приспособлением организмов, увеличившим и всюдность жизни и ее давление.
     Так, из анализа пещерной фауны ясно, что  она составлена из организмов,
раньше  живших на  свету.  Они  приспособились  эволюционным  путем к  новым
условиям  и  увеличили область жизни.  То  же самое верно для  глубоководных
организмов. Они приспособились к условиям большого давления, холода и мрака,
развились   из  организмов  живших  в  иных  условиях.  Это  явление  новое,
расширяющее область жизни биосферы населением глубин.
     На  каждом  шагу и  повсюду наблюдаются такие  процессы.  Флора и фауна
горячих ключей, флора и  фауна  высокогорных областей  или пустынь, флора  и
фауна ледниковых и снежных полей созданы эволюционным путем.
     Жизнь,  медленно  приспособляясь, завоевывала новые области  для своего
бытия,   увеличивала  эволюционным   процессом   биогенную  миграцию  атомов
биосферы.
     Эволюционный процесс не только  расширял область  жизни,  он усиливал и
менял  темп  биогенной  миграции:  создание  скелета позвоночных  изменило и
усилило миграцию атомов фосфора  и, вероятно, фтора; создание скелетных форм
водных беспозвоночных  коренным образом изменило  и  усилило миграцию атомов
кальция.
     Еще большее по сравнению с  другими позвоночными изменение  в биогенной
миграции произвело цивилизованное  человечество.  Здесь  впервые  в  истории
Земли  биогенная миграция, вызванная  техникой жизни, стала  преобладать  по
своему  значению   над  биогенной  миграцией,   производимой  массой  живого
вещества. При этом изменились  биогенные миграции  для всех элементов.  Этот
процесс совершился  чрезвычайно быстро, в геологически ничтожное время.  Лик
Земли изменился до неузнаваемости, и совершенно ясно, что  процесс изменения
только что начался.
     Два  явления  здесь особенно  отмечены  Вернадским: во-первых, то,  что
человек  --  едва  ли  кто  сейчас  сможет  в  этом  сомневаться  --  создан
эволюционным процессом, и,  во-вторых,  наблюдая производимое им изменение в
биогенной  миграции,  видно,  что   это  изменение  нового  типа  идет,  все
увеличиваясь, с чрезвычайной резкостью.
     Вполне допустимо поэтому,  что  и  в  другие периоды палеонтологической
летописи изменения  в  биогенной  миграции  происходили  при создании  новых
животных и растительных видов не менее резко.
     Этот  эмпирический анализ Вернадского ясно и непреклонно устанавливает,
что всюдность  и давление жизни утверждаются в  биосфере эволюционным путем.
Другими  словами,  наблюдаемая   на  нашей   планете  эволюция   живых  форм
увеличивает проявление биогенной миграции химических элементов в биосфере.
     Очевидно,  то  механическое  условие,  которое определяет  неизбежность
такого характера биогенной миграции атомов, действовало непрерывно в течение
всего геологического времени, и с ним должна была  считаться происходившая в
это время эволюция живых  форм. Механическое условие вызвано тем,  что жизнь
является  неразрывной частью механизма биосферы, является,  в сущности,  той
силой, которая определяет ее существование.
     Очевидно,  и наблюдаемая  эволюция видов связана со строением биосферы.
Ни жизнь, ни эволюция ее форм не могут быть независимы от биосферы, не могут
быть  ей  противопоставляемы как  независимо от нее  существующие  природные
сущности.
     Исходя из этого основного положения и доказанного  научным  наблюдением
участия эволюционного  процесса  в  создании  всюдности  и  давления  жизни,
проявляющихся   в   современной  биосфере,  Вернадский  сформулировал  новый
биохимический  принцип,  касающийся  эволюции  живых  форм: эволюция  видов,
приводящая к  созданию  форм  жизни,  устойчивых  в  биосфере, должна идти в
направлении, увеличивающем проявление биогенной миграции атомов в биосфере.
     Вернадский  принимает эволюционный процесс  как эмпирический факт, или,
вернее, как эмпирическое  обобщение, и связывает  его с другим  эмпирическим
обобщением -- со строением биосферы.
     Но  эти обобщения не  безразличны  для теорий  эволюции. Они  логически
неизбежно указывают на  существование определенного  направления,  в котором
должен  идти эволюционный  процесс.  Это направление, вытекающее  из  данных
наблюдения, совпадает в научно  точном обозначении с принципами механики, со
всем  нашим  знанием земных  физико-химических  законов,  одним  из  которых
является  биогенная  миграция  атомов.  Существование  такого  определенного
направления  эволюционного процесса,  который при дальнейшем развитии науки,
несомненно, можно будет определить количественно, должна иметь в виду каждая
теория эволюции.
     Теперь   кажется  невозможным   уже  оставлять   в   стороне  вопрос  о
существовании указанного Вернадским определенного направления в эволюционном
процессе, неизменного на всем его протяжении, в течение всего геологического
времени.  Взятая  в  целом, палеонтологическая летопись  имеет  характер  не
хаотического изменения, идущего  то  в ту, то в  другую сторону,  а  явления
определенного,  развертывающегося  все  время  в одну и  ту же сторону --  в
направлении усиления сознания, мысли и создания форм,  все более усиливающих
влияние жизни на окружающую среду.
     Никогда  еще Вернадский не  указывал так  резко и ясно на неразрывность
явлений жизни и явлений  физического строения мира.  Но натуралисты тех лет,
слушавшие  доклад,  не  решались  даже  спорить:  так привыкло  человечество
отделять себя от физического мира, от той самой биосферы, вне которой оно не
могло  бы просуществовать  и одного мгновения. А между тем  не находилось  и
возражений,  ибо все, что просилось на язык, немедленно  оборачивало  спор к
средневековью, поповщине и мистике.
     Но один  вопрос все-таки был задан в безыменной записке:  "Как же может
сознание  действовать  на ход процессов, целиком  сводимых вами  к материи и
энергии?"
     На  этот  вопрос Владимиру Ивановичу нетрудно  было ответить  -- он так
часто и так много об этом думал.
     --  Научная  человеческая мысль могущественным образом  меняет природу.
Нигде, кажется,  это не  проявляется  так  резко,  как в истории  химических
элементов и земной коре, как в структуре биосферы. Созданная в течение всего
геологического времени, установившаяся в своих равновесиях биосфера начинает
все сильнее и глубже меняться под влиянием научной мысли человечества. Вновь
создавшийся геологический фактор -- научная  мысль --  меняет явления жизни,
геологические  процессы,  энергетику планеты.  Очевидно,  эта  сторона  хода
научной мысли человека является  природным явлением! Мы должны выбросить  из
своего  мировоззрения  в  научной работе представления,  вошедшие  к  нам из
чуждых науке областей духовной жизни -- религии,  идеалистической философии,
искусства...
     В  юности Вернадский не случайно ходил с прозвищем "упрямый хохол". Раз
усвоенных взглядов и правил он держался неуклонно и твердо. Изгнав из своего
мировоззрения  все  представления  и  понятия  идеалистической  философии  и
религии, он вообще уже не считался с ними и,  будучи по существу диалектиком
и  материалистом, до  конца жизни не  подозревал, что философия может быть и
наукой, какою  является  диалектический  материализм,  марксистско-ленинская
теория.
     Но благородное  и сознательное упрямство в  достижении научных целей, в
решении научных  задач  помогало ему с каждым  новым решением все  глубже  и
убедительнее разбираться в космическом хозяйстве, не сходя с Земли.
     И казалось, что живое вещество само идет навстречу учению Вернадского о
биогенной миграции атомов.
     Сначала собирали на  петергофских  прудах ряску, ту самую зеленую кашу,
которая  временами покрывает в  несколько  часов  поверхность застойных вод.
Руководил   сбором    Виноградов,    помогали    сотрудники   Петроградского
биологического института.
     Вернадский  поставил  общий  и  интереснейший  вопрос: не  является  ли
элементарный химический состав организмов видовым признаком?
     Прежде всего на собранных с одного и того же пруда двух различных видах
ряски выяснилось, что растения и животные концентрируют в своем организме из
окружающей их среды радий.  Ясно,  что плавающие организмы, как ряска, берут
радий только  из воды, в которой они живут.  Соответственными  определениями
установили,  что  содержание  радия  в  живом  организме  в  56  раз  больше
количества его в воде.
     Если же различные виды ряски берут в одной и той же окружающей их сред