ким поводом для  новых и новых выступлений
по неотложным задачам дня.
     На  втором съезде деятелей  практической геологии  он  вышел  с  речью,
посвященной  радиоактивным  рудам  в  земной  коре.  Приведенные  им  данные
основывались  не  только  на литературе,  но и  на  работах первых  радиевых
экспедиций.
     Руководитель  и   организатор  их  подчеркивал  необходимость  изучения
радиоактивных  руд  русскими учеными. Предупреждая о  возможности захвата их
иностранным  капиталом, Вернадский указывал на то, что избежать  иностранной
зависимости можно  только интенсивным изучением  своими силами радиоактивных
богатств страны.
     -- Особенно нам, русским, -- говорил он,  -- необходимо с самого начала
быть на  уровне современных знаний и стремлений  в этой области,  так как на
огромной  территории  нашего  государства мы  имеем  многочисленные признаки
радиоактивных руд. Если мы оставим их без внимания, ими займутся чужие...
     Из всех  радиоактивных элементов  в то время  могли  иметь практическое
значение  только  радий  и  мезоторий. Вернадский  представил геологам  типы
урановых и ториевых руд, из которых можно выделять эти элементы.
     Обращаясь постоянно  к общественности,  Вернадский  не  давал  покоя  и
Академии  наук, и министерствам,  и Совету министров, Государственной  думе.
Как организатор, он был неутомим и неумолим.
     Физико-математическому  отделению  Академии  наук  он  представлял одну
записку  за другой, настаивая на необходимости безотлагательных исследований
радиоактивных месторождений России.
     "Я считал и считаю, что дело и исследования радиоактивных месторождений
имеет,  помимо  научного  значения,  значение   государственное   и  требует
исполнения вне очереди, так как вызывается запросами дня", -- писал он.
     Указывая на огромное  практическое значение радиоактивности, Вернадский
отмечал, что соли  радия  и  мезотория с успехом применяются в  медицине для
лечения раковых заболеваний.
     "Необходимо  предоставить больницам и  лечебным учреждениям достаточное
количество  этих солей, -- писал  он, -- что требует поисков и использования
источников радия и мезотория на территории России".
     Одновременно Вернадский  призывал  объявить радиоактивные  руды  России
государственной собственностью.
     Академическая  радиевая  комиссия  по  запискам  Вернадского  составила
доклад. Доклад комиссии,  одобренный  конференцией Академии наук,  президент
академии  представил   министру  народного  просвещения  с  просьбой  внести
ходатайство Академии наук об ассигновании  169 500  рублей в Совет министров
для дальнейшего направления в законодательные учреждения.
     Но  дело  было не только в денежных средствах.  Время  шло, а  в  новой
лаборатории по-прежнему  работали только Ненадкевич и сам Владимир Иванович.
Необходимы  были специалисты, знакомые с методикой измерения радиоактивности
минералов и руд.
     И Вернадский  выступает на  страницах  газет  со  статьями,  в  которых
разъясняет  необходимость  изучения  радиоактивных  месторождений  России  и
исследования явлений радиоактивности. Газеты публиковали беседы с Вернадским
и отчеты о его выступлениях.
     В  1912  году  в  лаборатории  продолжали работать только  Ненадкевич и
Вернадский. Устройство лаборатории еще  не закончилось. Задача  была  в том,
чтобы  создать  установку  для  химических работ с  препаратами радия  и для
радиоактивных  измерений.  Такую  установку постепенно  построили,  а  затем
начали  устраивать  специальное отделение для  химико-минералогических работ
вообще.
     Хотя  в те  годы  вредное  влияние  радиоактивного излучения  на  живой
организм  еще  не  обращало  на  себя  внимания,  Владимир  Иванович  считал
необходимым  для  точности   эксперимента  проводить   его  в  изолированной
обстановке.
     Несмотря на  неустройство в лаборатории, Вернадский со своим учеником и
помощником   энергично  занимался   исследованием  радиоактивных  минералов,
привезенных из  Средней  Азии. Непосредственное  исследование  вел  Владимир
Иванович. Константин Автономович в это время изучал методы анализа  ториевых
соединений и вел анализ сложных минералов, богатых торием.
     Позднее ученик и учитель начали совместную работу по синтезу соединений
урана и тория.
     К этому времени  лаборатория  начала  пополняться  минералогами. Б.  А.
Линдер  занимался  спектроскопией  минералов,   А.  Е.   Ферсман  и  А.   А.
Тварелчлидзе  --  определением различных  минералов.  Пришлось  организовать
специальное  радиологическое  отделение;  во  главе  его  Владимир  Иванович
поставил   только  что  приехавшего  из  Парижа   ученика   Кюри   --   Льва
Станиславовича Коловрат-Червинского.
     Большой, черноволосый, поляк  по национальности,  веселый  и шумный,  с
бритым,  как у актера, лицом,  Коловрат-Червинский быстро овладел симпатиями
окружающих. Он установил приборы для радиологических измерений; там, где еще
никаких приборов  не  существовало, сконструировал и  построил их сам, после
чего приступил к работе.
     Вскоре он уже считался виднейшим радиологом в России.
     Постепенно  появлялись все новые и новые люди.  Знавшая с  детских  лет
Вернадского  Ирина  Дмитриевна  Старынкевич  окончила Высшие женские курсы и
начала   работать  в   лаборатории.   Перевелся   к   Вернадскому   лаборант
геологического  комитета,  ученик   Вернадского  Борис  Григорьевич  Карпов.
Появился   Виталий  Григорьевич   Хлопин,  только   что  получивший   диплом
инженера-химика.  Типичный   петербуржец,  прекрасно  воспитанный  и  хорошо
образованный  молодой  человек  очень понравился Владимиру Ивановичу. Хлопин
пошел в ученики к Вернадскому без сомнений и колебаний и  не изменил  ему до
конца жизни.
     Теперь у  Вернадского было восемь сотрудников.  Работы велись  в разных
направлениях, но все они были связаны с изучением состава и свойства русских
минералов, в том числе и радиоактивных.
     Хлопин   занимался  анализом  минералов,   богатых   торием,  вместе  с
Вернадским  работал  по   синтезу  урановых  соединений  и  по  установлению
изоморфизма соединений урана и тория.
     Коловрат-Червинский продолжал  исследования  радиоактивности  различных
минералов  и  естественных продуктов  и  фракций, получаемых  при химических
исследованиях и анализах в минералогической лаборатории.
     Впоследствии  работы минералогической  лаборатории,  проводившиеся  под
непосредственным руководством Вернадского, были связаны с решением проблем в
химии и минералогии урана, ниобия, тантала и  титана. Проводились химические
анализы и определения радиоактивности минералов из русских месторождений.
     Так  создавалась  крупная  научная  школа  геохимиков   и  минералогов,
подготовившая  почву для  создания  в Советском Союзе  собственной  радиевой
промышленности и развития радиогеологии.

        "Глава XV"
        "ДЫХАНИЕ ЗЕМЛИ"
     Хотя  с  точки зрения вечности  достижения чистой  науки, двигающие  на
новый  высокий уровень человеческую  мысль,  по  сути  вещей  гораздо  более
значительны  и  в  конце  концов  в  истории  планеты  и  человечества более
могущественны, чем  величайшие завоевания прикладного знания,  -- в  текущей
жизни, для современников, гораздо большее значение имеют крупные  достижения
прикладного знания.
     Способность  Вернадского  переходить  от наблюдений  и  эксперимента  к
неожиданным обобщениям потрясала воображение. Идеи его не всегда вмещались в
рамки существующей науки. Мертвые религиозные  и философские схемы на каждом
шагу хватали живую науку, и идеям Вернадского негде было жить и развиваться.
     В конце декабря 1911 года в Петербурге  происходил Второй Менделеевский
съезд. На съезде присутствовало 1700 человек, и в программу  занятий входили
вопросы  общей  химии,  общей  физики  и  их  приложения  во  всех  областях
промышленности и техники.
     Вернадский обратился к съезду с докладом "О газовом обмене земной коры"
--  по  вопросу,   почти  совсем  не  изученному,  а  между  тем  во  многом
определяющему физические и химические процессы земной коры.
     Земная атмосфера является наибольшим скоплением  газов, непосредственно
доступных наблюдению  и  изучению. Вернадский обратил внимание,  что  состав
окружающей нас атмосферы остается почти неизменным в пределах точности наших
измерений,   несмотря   на   непрерывное   поглощение,  например,  кислорода
организмами  и  еще  большим  расходованием  его  на  разнообразные  реакции
окисления.  Такое  постоянство в  составе атмосферы Вернадский объяснил тем,
что химические реакции, выделяющие в атмосферу  ее составные части, являются
замкнутыми круговыми процессами.
     Превосходным примером такого кругового процесса, или  цикла, и является
кислород. Количество  кислорода,  необходимого  организмам,  остается  почти
неизменным:  сколько  его  поглощается животными  и  растениями  для  жизни,
столько  же  его  вновь  выделяется  при  свете  зелеными  хлорофиллоносными
растениями.  Изящный опыт  проделывает для  внимательного  наблюдателя  сама
природа:  во  всяком  пруду  и  замкнутом   озере  развивается  максимальное
количество организмов,  ночью  они поглощают кислород, днем  или даже лунной
ночью этот кислород вновь выделяется работой хлорофилла.
     Однако в истории других природных газов  не  все  было так ясно,  как в
истории кислорода.
     --  Постоянно  разными  путями  на  земную  поверхность  идут  огромные
количества  азота  из   земной  коры.  Этот   процесс  продолжается  века  и
тысячелетия,  миллионы  лет. Куда азот девается и что с ним делается дальше?
-- спрашивает Вернадский. -- Где та лаборатория в природе, которая переводит
этот  азот  в  первичные тела,  разложением  которых этот  азот  получается?
Теоретически  в атмосфере должны были бы находиться  все газообразные  тела,
которые  попадают  на земную поверхность  и  на  ней  могут  существовать  в
газообразном состоянии. Однако  некоторые  из  них очень быстро изменяются в
атмосфере,  не сохраняются в  ней -- переходят в другие  соединения или, как
гелий, куда-то из нее уходят. Но куда?
     И Вернадский бросает затихшей аудитории одну из своих гениальных идей.
     -- Постоянство состава отвечает лишь низким слоям атмосферы, -- говорит
он спокойно, как будто  читает  лекцию студентам. -- Свойства верхних  слоев
иные,  и мы можем  их предвидеть теоретически. Разреженный  газ  приобретает
новые свойства, резко отличающие его  от обычного для нас газового вещества.
По своим свойствам эти разреженные газовые пространства во многом напоминают
среду  наших  безвоздушных  трубок.  По-видимому,   слой  такой  разреженной
материи,   следующей  за  суточным  движением  Земли,  совершенно  незаметно
переходит в независимую от Земли среду  межпланетного пространства. И весьма
возможно, что  как газовая  атмосфера нашей  Земли,  так и атмосферы  других
планет  находятся  между   собой   в  известном  материальном  равновесии  и
соприкосновении. Известно, что отдельные частицы  легких газов  --  водорода
или гелия --  могут достигать в них такой скорости движения, которая  делает
их независимыми  от  земного  притяжения.  Этим путем  отдельные  мельчайшие
частицы могут непрерывно уходить из Земли в небесное пространство...
     Докладчик как будто ощущал взволнованный поток мыслей, шедший к нему от
рядов слушателей. И, отвечая им, он продолжал:
     --  В данный момент нам представляется это особенно важным по отношению
к  гелию, так как  есть все данные предполагать постоянное возникновение его
на земной  поверхности  вследствие разрушения тяжелых  элементов. В  течение
бесконечного ряда веков процесс, идущий в высоких  частях  атмосферы,  может
приобрести для Земли  трагическое значение, ибо этим путем уходит в небесные
пространства строящее нашу планету вещество!  Подобно гелию,  может быть,  и
водород  уходит из  земного  притяжения  и  уносит в  небесное  пространство
саморазрушающуюся частицу нашей Земли...
     По рядам слушателей прошел, наконец, шепот недоумения или протеста. Это
движение в аудитории Вернадский давно знал, и оно не смущало его.
     -- Так или иначе, -- продолжал он, -- водород все же найден в атмосфере
как ничтожный, но постоянный ее спутник. Он уходит из нее вверх  и, если нет
фиксирующих его процессов, может, поднявшись на большие высоты, образовывать
там легкую верхнюю атмосферу, а  из  высот этой  атмосферы  отдельные  атомы
водорода  могут  уходить  в  небесное  пространство...  Но,   --  с  улыбкой
снисхождения напомнил докладчик, -- с другой стороны, другая их часть, может
быть, чуждая Земле,  может входить к нам назад. Нельзя отрицать, что, в свою
очередь,  на  тех  же  пограничных  высотах  постоянно  улавливаются  земным
тяготением  другие  мелкие   атомы-странники,  ушедшие  из  других,  меньших
небесных  светил.  Как  везде  в  земных  процессах,  может  быть,  и  здесь
установилось в  этом отношении известное  равновесие,  по  крайней  мере  на
некоторое время!
     Указывая  на неизученность газового  обмена  и призывая ученых идти  на
огромное  поле работы в  этой области, Вернадский подчеркнул теоретическое и
практическое значение такой работы.
     --  Есть  указания, -- сказал он, -- которые заставляют думать,  что  в
газах мы  имеем дело с  продуктами наибольших нам доступных глубин и,  может
быть, газы являются  телами, с помощью которых можно более  точно, чем путем
космогонических теорий или аналогий с метеоритами,  дойти до представления о
химии  нашей планеты, а не только одной ее  поверхностной пленки, как это мы
делаем до  сих пор, изучить химию земного шара глубже его коры... Но дело не
только в одном  научном интересе, а в  том, что природный  газ есть источник
могучей энергии  и  эта  энергия  у  нас в  России не  тронута  или  безумно
растрачивается  даром и  без  пользы.  Она  может  быть разумно использована
только тогда, когда будет научно изучена!
     Как  историк науки, Вернадский хорошо знал  непрочность космогонических
теорий,  рушившихся  под напором научных фактов  при  каждой  смене  научных
мировоззрений, и предпочитал любой из них эмпирическое  обобщение. К тому же
он видел, что в основе всех гипотез о возникновении  галактических систем из
первичной материи  и гипотез о происхождении  жизни на Земле  подсознательно
лежат мифы о сотворении мира и человека.
     Он  считал,  что  изучение  космоса  должно  начинаться с  изучения той
частицы его, которая доступна  для опыта и наблюдений, и  указывал на каждую
новую  возможность  понять  организованность   Земли  как   общий  планетный
механизм.
     Кажется, именно после этого  выступления Вернадского  на  Менделеевском
съезде Александр Евгеньевич Ферсман говорил Ненадкевичу об учителе:
     --  Десятилетиями, целыми столетиями будут углуб ляться и изучаться эти
гениальные жизненные идеи, открываться  новые страницы,  служащие источником
новых исканий... Многим поколениям придется учиться  его острой,  упорной  и
отчеканенной    творческой    мысли,    всегда    гениальной,   но    иногда
труднопонимаемой... И не одному нашему поколению он будет служить учителем в
науке и образцом жизненного пути...
     Только  что  высказанные   учителем  мысли   были  одинаково   чужды  и
практическому уму Ненадкевича, и художественному мышлению  Ферсмана,  но они
волновали Ферсмана как художника, а Ненадкевича оставляли равнодушным.
     И в оценке значения космических идей Вернадского художественное чувство
Ферсмана не обманывало.
     К предположению  о существовании материального  соприкосновения Земли с
космическим пространством и другими  планетами Вернадский возвращался не раз
и однажды дал этому явлению поэтически точный термин. Он назвал его Дыханием
Земли *.
     * Предвиденное  В.  И. Вернадским дыхание  Земли ныне,  спустя полвека,
считается научным фактом. Крупнейший  специалист в этой области академик  В.
Фесенков говорил: "Внешняя  оболочка Солнца --  корона, простираясь на много
десятков   его   радиусов,  приобретает,  как  показывают   радиометрические
исследований, клочковатое строение  и, наконец, растворяется в  межпланетном
пространстве. Подобным же образом происходит утечка в пространстве газов, из
внешних  слоев  атмосфер  планет, в  частности, нашей  Земли,  которые,  как
показали  недавние  исследования,  отличаются  очень  высокой  температурой.
Особенно это относится к таким легким газам, как водород и гелий",

     На второй день  съезда  с  докладом выступил  Николай Алексеевич  Умов,
старый  товарищ  Вернадского  по  Московскому  университету.  Он  говорил  о
достижениях и задачах совместной науки, и,  хотя  доклад  его носил обзорный
характер,  съезд слушал его  в  полном  своем составе. Среди делегатов  было
много  учеников знаменитого физика,  и он чувствовал  себя перед ними, как в
университетской аудитории, да и многим  из  них казалось,  что  они сидят на
очередной лекции.
     Владимир Иванович пробился  через приветствовавших докладчика  учеников
и,  пожимая  теплую  руку  старика,  начал  говорить  о  его  речи.  Николай
Алексеевич остановил его:
     -- Нет, уж позвольте мне вам сказать спасибо за вчерашний ваш доклад!
     И, постепенно отдаляясь от своих собеседников под руку с Вернадским, он
стал говорить  о неизбежности нового отношения естествоиспытателей к природе
в свете достижений физики и химии.
     -- У  вас в  каждом  слове я  чувствую это новое отношение. Не  человек
переделывает  природу,  а  природа  сама  переделывает,  пользуясь   нервной
системой ею  же созданного представителя живой материи. Мы не  цари природы,
мы сама природа! Вот что нового в вашем отношении к природе я вижу...
     Может   быть,  в  этой  характеристике  сказывался   больше  Умов,  чем
Вернадский, но Владимир  Иванович не возражал; его идеи не часто встречались
пониманием и  тем более признанием, и слушать  крупного ученого  о себе было
приятно. Владимир  Иванович постоянно вспоминал своего  любимого  Александра
Гумбольдта: "Для того чтобы прийти к истине, нужно сто лет, а для того чтобы
начать  следовать ей, нужно еще сто лет", и относился спокойно к непониманию
и непризнанию.
     Но тайно от самого себя он все же искал сочувствия и по-детски искренне
радовался ему.
     Когда на съезде деятелей практической геологии появление Вернадского на
кафедре  вызвало  аплодисменты,  Владимир Иванович  не забыл записать  это в
своем серьезном дневнике.
     Председательствовал на съезде практической геологии  Александр Петрович
Карпинский. Он заметил, что Владимиру Ивановичу надо бы выступить в одном из
отделений  академии перед предстоящим баллотированием его  на освободившееся
место ординарного академика.
     18 января 1912  года  Вернадский  повторил свой доклад о газовом обмене
земной  коры в  физико-математическом  отделении,  а в марте  состоялось его
избрание ординарным академиком. Вскоре он мог занять в академическом доме на
Седьмой линии большую квартиру с огромными комнатами и высокими потолками.
     На ту же площадку  выходила  дверь  другой квартиры с медной, до блеска
начищенной дощечкой. На ней стояло: Иван Петрович Павлов.

        "Глава XVI"
        "ГЕОЛОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА"
     С человеком, несомненно, появилась новая огромная геологическая сила на
поверхности нашей планеты.
     Летом  1913 года в Торонто, главном городе канадской провинции Онтарио,
происходил  очередной  Международный геологический конгресс.  На этом съезде
Вернадский был вместе с Яковом Владимировичем Самойловым, теперь профессором
Московского сельскохозяйственного института.
     Хотя в Москве, в университете Шанявского, Ферсман к  этому времени  уже
прочел свой курс геохимии, конгресс в Торонто проблемами этой новой науки не
занимался. Внимание  конгресса остановилось  на  угрозе угольного голода. Из
основного  доклада  на конгрессе выяснилось,  что  при  самых  благоприятных
услов