вешивавшиеся ниже коленей. Моим окоченевшим пальцам стоило немалого труда закатать рукава до устраивавшей меня длины. Я с трудом, морщась от напряжения, влез в когда-то нарядный, но теперь безнадежно порванный жакет, который Тика когда-то купила мне в Тадистафоне. Подсыхающая кровь приклеила майку к спине.
     В горло словно насыпали горячий песок, болезненно раздиравший его, когда я глотал слюну. Несколько раз обмотав вокруг шеи шарф, взятый мною у фокусника на празднике, я сунул его концы себе под рубашку.
     Так, и где же мои туфли? Я не мог найти их. Встав на четвереньки, я принялся шарить по полу. Вначале я наткнулся на одну, потом - на вторую. Они по-прежнему пахли речным илом, но почему-то затвердели, почти как деревянные, и стали страшно холодными. Я тупо держал их в руках, ничего не понимая.
     (- Они замерзли, - сказал Бальредон в моем сознании. - Это лед. Тебе еще не раз придется столкнуться с подобными вещами.)
     По правде говоря, благодаря редким зимним дням в Стране Тростников, я уже знал, что такое мороз. Но времени на споры не было.
     Однако я не знал, насколько можно использовать замерзшие туфли или как их разморозить. Пожалуй, я займусь этим попозже. Я собрал запасную одежду во вторую сумку, а туфли положил сверху.
     Мне по-прежнему было так холодно, что я едва мог двигаться. Стащив с пыльной кровати одеяло, я укутался им с головы до ног.
     Какое-то время я стоял, раздумывая, куда идти дальше, но холодный пол настолько обжигал мои босые ноги, что единственное, до чего я додумался - снова сесть на кровать, поглубже спрятавшись в одеяло. Ветер задувал снег сквозь открытое окно, но у меня не было сил подняться и закрыть его. Постепенно все небо затянулось тучами. Солнце исчезло, а снег все падал и падал сплошной тяжелой завесой. Я сидел и смотрел, очарованный необычной красотой этого необычного зрелища, судорожно прижав к себе одеяло и обе сумки и медленно раскачиваясь взад-вперед.
     Вдруг я почувствовал, что в комнате присутствует кто-то посторонний, и женский голос произнес:
     - Добро пожаловать, Секенр Каллиграф.
     - Кто ты? - тупо спросил я, не поднимая взгляда.
     - Я привратница. Я сочла тебя достойным быть принятым в Школу Теней.

Глава 15

ШКОЛА ТЕНЕЙ

     Затуманенным взором я уставился на свою новую "гостью". Я уже устал от странностей, настолько привык к ним, что считал - больше меня ничто не может удивить. Но все же ее внешность вряд ли можно было назвать внушающей доверие.
     Сначала мне показалось, что ко мне приближается громадная стая птиц всех цветов радуги, причем, они почему-то были спрессованы вместе, а из них, как из теста, была вылеплена женщина. Но, когда она подошла ближе, я понял, что ошибся - просто ее платье состояло из тел крошеных птичек, их перья были искусно переплетены друг с другом, миниатюрные косточки заменяли вышивку; их черепа и лапки обвивали ее шею и запястья, словно украшения, сделанные из колючек терна. Перья шевелились, будто жили собственной жизнью.
     Точно определить ее возраст я не мог - но что значит время для чародея? - хотя на вид ей было лет тридцать или около того. У нее было длинное, страшно бледное лицо без единой морщины, резко контрастировавшее с иссиня-черными глазами и волосами. Эти глаза казались жутко древними - их владелица, должно быть, прожила уже несколько веков. Если бы она была текстом на бумаге, он был бы начертан четким и вместе с тем немного расплывчатым шрифтом.
     - Каллиграф - повторила она. - Теперь, когда ты пришел к нам, ты стал полноправным членом нашего братства. Пойдем, ты должен познакомиться с остальными.
     Вначале мне показалось, что она выдыхает дым. Потом я заметил, что и из моего рта вылетают легкие облачка пара. Холод. Зима...
     Я попытался встать на ноги, стараясь скрыть свою слабость и замешательство, но ноги подо мной подогнулись. Подхватив меня подмышки, она без труда заставила меня стоять прямо. Я не смог сдержать стона - у меня открылась рана в бедре. По ноге потекла кровь. Я повис у нее на руках, прижав к себе одеяло и обе сумки и не отрывая взгляда от тонкой красной струйки, стекавшей по правой ноге. Собственного тела я не чувствовал. Холод и онемение усиливали боль.
     Незнакомка продолжала удерживать меня в вертикальном положении. Ее руки вынесли меня, легкого, как дым, из спальни вниз в прихожую мимо открытой двери отцовского кабинета.
     Она остановилась лишь однажды, чтобы рассмотреть замерзшее пламя на дверном косяке и заглянуть в мою спальню, но так ничего и не сказала.
     Мы пошли дальше. Теперь она просто вела меня одной рукой. На крыльцо я вышел вместе с ней, но тут же вырвал у нее свою руку - не хотел, чтобы ко мне кто-то прикасался.
     Взяв обе сумки в правую руку, левой я вцепился в перила. В воздухе кружил снег, а на белой-белой земле лежали тени, и казалось, что горы и пологие долины исчезают вдали в туманной серебристо-голубой дымке. Высоченные вершины терялись среди клубившихся облаков. Внизу я обнаружил новую деталь, которую почему-то не замечал прежде - сверкающую извилистую ленту льда, простиравшуюся, насколько хватало глаз. Неужели в этом невероятном месте замерзла даже Великая Река?
     Между вершинами, чуть ниже облаков, кружили черные птицы. Должно быть, они были просто гигантскими, если я видел их с такого расстояния.
     - Горные орлы, - сказала моя спутница, - посланцы Регун-Темада, который и сам является вестником Смерти. Здесь у нее много дел.
     Я был озадачен и тем, что она сказала и как она сделала это. Она говорила на языке Страны Тростников с неизвестным мне акцентом, причем часть имени бога она произнесла как Темад, в отличие от привычного Кемад или Хемад Дельты.
     А какие дела могут тут быть у Смерти? Я не видел никаких признаков жилья, кроме моего собственного дома, взгромоздившегося на заснеженный склон и казавшегося страшно нелепым на фоне здешнего пейзажа. Мы были совершенно одни, не считая разве что орлов.
     - Где мы? - спросил я.
     - С точки зрения географии, мы больше не связаны ни с каким конкретным местом... нет, это не та страна, которой может достичь каждый, совершив путешествие по морю или по суше, неважно, как бы долго он ни ехал. Больше не спрашивай где и когда, Секенр. Мы находимся вне пространства и времени. Постарайся принять это. Ну, а вообще я могу сказать тебе, что это скорее напоминает мою родину, чем твою.
     - А кто ты? Ты знаешь мое имя, но я не знаю твоего.
     Она улыбнулась, но в ее улыбке не было ни тепла, ни радости.
     - Ты меня проверяешь. Ты считаешь, что я столь же глупа, как и та девчонка, которую ты перехитрил по дороге сюда.
     - Нет, я...
     - Тогда придумай что-нибудь получше, чем вот так запросто спрашивать имена здесь, где столько других чародеев. Твое я подслушала. И это может стать для тебя источником несчастья, а может быть, и нет.
     Я поднял взгляд на облака, горы и черные точки, которые были орлами.
     - Я не вижу никаких других чародеев.
     Она вновь рассмеялась, на сей раз, кажется, искренне.
     - Как ты думаешь, почему это место называется Невидимой Ложей?
     - Но?..
     - Это шутка, Секенр. Даже у нас, чародеев, бывает чувство юмора.
     - Как мне обращаться к тебе, если я не знаю твоего имени?
     - Зови меня просто Пожирательницей Птиц.
     - Как пожелаешь, - кивнул я, словно ожидал именно этих слов. - Нам не пора идти дальше?
     Но я совершенно не представлял, куда мы направляемся, да и ноги мои совсем утратили чувствительность. Я стоял, как на ходулях - ноги от коленей и ниже казались деревянными. Я привалился к перилам, изо всех сил стараясь держаться прямо, но у меня страшно кружилась голова от голода и от потери крови. Возможно, кровь еще продолжала течь из какой-то раны - этого я не знал.
     Пожирательница Птиц вновь обвила меня руками. Я слабо сопротивлялся, пытаясь высвободиться, но она крепко держала меня, так что мое лицо зарылось в ее причудливое одеяние. Стоя в этих необычных объятиях, я пытался разгадать тайну ее имени. Казалось, решение лежит совсем близко, но я не мог дотянуться до него, как до монеты, сверкающей сквозь мутную воду. Разгадать эту шараду я так и не смог.
     Очень заботливо она подвела меня к краю крыльца, а затем помогла спуститься на горный склон. Мы долго шли, утопая в снегу по колено. Одеяло волочилось за мной по белоснежной поверхности - я изо всех сил прижимал его к груди вместе с обеими сумками, тщетно пытаясь сохранить тепло.
     Одна сумка выпала у меня из рук. Она подняла ее и понесла. Определить на ощупь своими замороженными пальцами я уже ничего не мог, но увидел, что она несет сумку с запасной одеждой. Рукопись по-прежнему оставалась у меня. Я испытал бесконечное облегчение.
     - В первую очередь будут удовлетворены твои физические потребности, - сказала она. - А все дальнейшие указания ты получишь наряду с остальными.
     - Но ведь всем известно, что каждый здесь... желает чьей-то смерти. Я никогда не понимал, как чародеи вообще умудряются уживаться друг с другом и даже сотрудничать, пусть и по мелочам, в повседневных делах.
     Мы спускались по длинному склону. Я неоднократно спотыкался и падал, отчаянно прижимая к себе сумку с рукописью, и не раз терял одеяло. Но Пожирательница Птиц снова и снова поднимала меня, завертывала в одеяло, и мы продолжали путь. Она управлялась со Мной с той же легкостью, с какой опытный кукловод обращается с собственной марионеткой.
     - Считай нас, - начала она, - шайкой разбойников, запертых в пещере с несметными сокровищами. Пока разбойники заперты, они сотрудничают, исходя из общих интересов, но стоит им найти выход наружу... о, да, тогда все мгновенно меняется - каждый разбойник стремится унести сколько сможет и помешать другим захватить остальное.
     - Привратница... - Зубы у меня стучали так, что я не смог договорить. Мне даже не удалось вспомнить, что я собирался сказать.
     - Привратница была глупой девчонкой, решившей, что знает и умеет вполне достаточно, чтобы без труда одержать над тобой верх и таким образом сдать свой выпускной экзамен. Она, без сомнения, жестоко ошибалась, как ты уже знаешь, и о чем будешь вспоминать на досуге всю оставшуюся жизнь, Секенр. Но ее попытка, по обычаям нашей школы, была вполне правомочной. Она предъявила на тебя права. Если в нашей школе появляется новичок, один из нас может попытаться вступить с ним в схватку и убить его. Но лишь один. Мне, например, не дозволено убить тебя прямо здесь и сейчас, если тебя это волнует. А я уверена, что волнует. И не виню тебя. Но существуют определенные правила. Мы - разбойники, вынужденные сосуществовать в одной пещере.
     Мне хотелось ей верить. Мне хотелось спросить ее, кто эти правила устанавливает. Но в горле у меня горело, словно его долго терли наждачной бумагой, лицо настолько окоченело, что я не чувствовал, как шевелятся губы.
     Тьма поднималась, как туман, ну, даже не совсем, как туман, не как облако и не как тень - просто свет словно постепенно убирали, и небо из стального, серого сразу становилось почти черным. Вдали между вершинами дико завывал ветер.
     Прячась от ветра, мы спустились в ущелье. Оно постоянно сужалось. Дорога здесь была выложена брусчаткой, за ней нас ожидал деревянный тротуар под скалистым навесом горы.
     По пути нам встретилась девочка примерно моих лет, парящая в нескольких дюймах над досками - ее ноги, как это ни было невероятно, заканчивались прямо в воздухе, причем одна ступня была немного длиннее другой. Кисть и предплечье плавали в воздухе перед ней в некотором отдалении. Я так и не понял, соединялась ли кисть с запястьем.
     Я потряс головой и часто заморгал, усомнившись, не подводят ли меня глаза: между верхней и нижней частями туловища виднелся внушительный зазор. Ее окружала какая-то почти одушевленная тьма - непонятно, то ли это была тень, то ли черный дым, то ли просто темная ткань, тонкая, как паутинка.
     Я прекрасно рассмотрел ее лицо - абсолютно ничего не выражающий плоский профиль, свободно парящий в воздухе.
     И снова мы с Пожирательницей потащились по глубокому снегу. Теперь она несла меня на руках, как ребенка, без труда справляясь с моим весом. Я прильнул к ней, одной рукой обхватив ее за спину, а второй прижав к себе обе сумки поверх одеяла.
     Пробираясь по снегу, мы встретили еще одного обитателя этого странного места, как я полагал, другого члена Невидимой Ложи: на этот раз седовласого мужчину весьма преклонного возраста с длинной бородой, настолько изможденного, что он казался обтянутым кожей скелетом. Совершенно обнаженный, он неподвижно стоял на ветру и холоде, словно деревянный идол. Руки его были простерты в стороны, а кожа посинела.
     Пожирательница Птиц что-то прокричала ему. Он не ответил.
     - Этот избрал очень уж своеобразный путь, чересчур от нас всех удалившись, - сказала она. - Не думаю, что у него когда-нибудь получится овладеть тем видом магии, который он для себя выбрал. Он хочет слиться со всем миром. Землю и небо он считает своей плотью, так что уверен, будто может чувствовать все и касаться всего везде и повсюду. Во всяком случае, такова его теория.
     Я зашелся в кашле и нагнулся, чтобы сплюнуть.
     - Мне не хотелось бы заниматься тем, что он делает, - с трудом выдохнул я.
     - Тебе и не придется. Я полагаю, первое, что тебе, как чародею, нужно - это комплект теплой одежды.
     Тяжело дыша, я все же попытался сосредоточиться, привести в порядок мысли и подобрать нужные слова:
     - Но, если кто-нибудь... если ты... ты можешь дать мне плащ и вплести в него мою смерть. Моя рубашка может загореться на мне, когда я лягу спать...
     - Секенр, - сурово прервала она, словно я оскорбил ее. - Ты предпочитаешь замерзнуть?
     - Я... - Новый приступ кашля. Голова отказывалась работать. Нос заложило, а из глаз беспрерывно текли слезы.
     - Нельзя ходить босиком по снегу, Секенр. Вначале ты отморозишь ноги. Затем обмороженные конечности почернеют, начнется гангрена. Тогда тебе придется выбирать между ампутацией и смертью.
     - Такое... действительно... может случиться?
     - Ты ведь родился в жаркой стране, не так ли?
     - Да.
     - Такое действительно может случиться. И обязательно случится, если ты не подберешь себе подходящей пары обуви.
     Это было уже слишком. Мне показалось, что я просто схожу с ума. Я так затрясся в ее руках, что она чуть меня не уронила. Я плакал и чувствовал тепло слез на своих щеках. Я катался у нее на руках и истерично хохотал, как сумасшедший. Наконец, задыхаясь, я все же сумел выговорить:
     - Да, да... Такова история моей жизни... сага о по исках подходящей пары туфель!
     Судорога свела все мое тело, и я выпал из ее объятий. Очнулся я лицом в снегу, наполовину провалившись в сугроб, и принялся жадно глотать горящими легкими ледяной воздух.
     Она схватила меня за воротник и вытащила из сугроба. Я сел на снег, отплевываясь, хрипя и дико смеясь.
     За все время, что я знал Пожирательницу Птиц, за все мое пребывание в Школе Теней, я больше никогда не видел ее сбитой с толку. Лишь в тот раз. Она стояла надо мной в полной растерянности.
     - Разве я сказала что-то смешное?
     Я попытался все объяснить ей, но изо рта вырывался один кашель. Горло разболелось еще сильнее. Ощущение было таким, будто я проглотил зазубренную деревяшку.
     После этого я совершенно ничего не помню - просто провал в памяти. Наверное, Орканр поднялся из глубин сознания, чтобы принять мое тело и защитить нас от возможного нападения - неважно, по правилам или вопреки им. Я снова пришел в себя в объятиях Пожирательницы: я стоял, уткнувшись лицом в ее платье из перьев. Не думаю, чтобы под ним что-то было. От ее тела не исходило ни тепла, ни холода. Прикосновение к ней не вызывало никаких ощущений.
     Вскоре в темноте поплыли громадные фонари, качавшиеся, как волны Реки в полночь, светящиеся во время цветения водорослей. Фонари размером с дом на цепях свисали с облаков. Я слышал, как где-то вдали кричали орлы. Возможно, я даже видел солнце. Далеко-далеко, мерцая, оно светило сквозь облака, как потускневшая, кроваво-красная монета. Оно показалось на миг и исчезло.
     С обеих сторон возвышались блестящие мраморные колонны - белые, черные, пронизанные жилками разных цветов. Казалось, что на них держится небо. Каменные колонны, сделанные людьми или богами. Не горы.
     Однако Пожирательница Птиц по-прежнему шла вниз по неровному каменистому склону, а между мраморными колоннами параллельно с нами, но на некотором отдалении двигались закутанные в белые меха фигуры.
     Неожиданно под ногами оказался пол, такой же гладкий, как и колонны. Повернувшись на руках у Пожирательницы, я посмотрел вниз и увидел собственное лицо, плывущее под темным потолком и взирающее на меня в удивлении.
     И ее лицо я тоже увидел - бледное, как у Сивиллы, словно луна в ночном небе.
     Каким-то уголком сознания, словно в полусне, я почувствовал, как Сивилла встрепенулась среди своих сетей, полных костей и мусора. Она держала в руках нить моей жизни, просто держала, наблюдая, как она уходит во тьму, словно рыбачья леска.

***

     Я по-настоящему удивился, когда проснулся в своем собственном теле, не связанный никакими путами и не ставший ничьим узником. Меня разбудила боль - руки и ноги горели изнутри - ничего подобного я никогда прежде не испытывал. Я поднес руки к лицу. Пальцы были холодными и совершенно одеревеневшими. Я попытался заговорить, но из моего горла вырвался лишь хрип и страшный мокрый кашель. Мне потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить происходящее.
     Справа от меня потрескивал огонь, распространяя приятный запах горящей древесины.
     Меня не убили. Пожалуй, Пожирательница Птиц действительно сказала правду о разбойниках в пещере, или мои вторые "я" сумели меня защитить... Или же меня восприняли, как еще не прочитанную книгу - никто не посмеет убить меня, пока не выяснится, какими могут быть последствия. Еще один вариант - и это объяснение казалось наиболее правдоподобным - чародеи вне моего тела оказались столь же ревнивыми, как и живущие в нем. Все вместе они не позволили кому-то одному завладеть желанной наградой. И никому из них пока не удалось обхитрить остальных. На какое-то время мне позволили остаться в живых.
     Но все же - о более насущном. Я лежал на мягкой кровати под меховыми шкурами и одеялами, и все же страшно мерз, дикие боли вернулись вместе со способностью чувствовать, а одежда на мне была мокрой - теперь я чувствовал это - тепло моего тела растопило снег, превратив его в воду.
     Я чихнул, затем начал кашлять. Я совсем окоченел от холода. Это я понимал. Холод проник в меня до костей.
     Я закрыл глаза и снова лег на спину, пытаясь все обдумать, но кто-то подложил руку мне под голову и помог сесть, а затем поднес чашку к моим губам. Напиток оказался теплым и сладким.
     Яд? Скорее всего, нет. Ни один чародей внутри меня не почувствовал опасности. Нет, пока нет.
     Я снова отключился, а когда проснулся в следующий раз, оказалось, что я возлежу на груде мехов, совершенно не способный к сопротивлению, хотя множество рук снимали с меня мокрую одежду, слой за слоем. В конце концов кто-то развязал на мне набедренную повязку и осторожно снял ее.
     Я поднял взгляд, слишком ослабевший, чтобы стыдиться того, что лежу обнаженным перед всеми этими людьми. Вокруг меня толпилось с дюжину чародеев - стервятники, ожидающие пиршества. Я схватил одеяло и попытался в него завернуться. Кто-то уложил меня, заставив лежать неподвижно, пока они рассматривали на мне каждую метку, каждый шрам.
     Но я не страдал от холода: кровать передвинули так близко к камину, что я буквально истекал потом. Пожирательница Птиц сложила мою мокрую одежду на деревянную решетку. Я заметил, что она вынула из сумки мои туфли и поставила на плиту перед очагом. Да, они были мокрыми насквозь.
     Протянув руку, я потрогал гладкий мраморный пол, а потом принялся рассматривать колонны, которые были даже выше дворцовых колонн в Городе-в-Дельте. Фонари действительн