Четвертого, и его приспешника Луну слишком страшным образом, чтобы снова говорить о нем.
     От подобного чудовища должны шарахаться, отворачиваясь в страхе. Даже в Стране Тростников все знали, если пользоваться словами его учителя, что он "источник, сточная канава зловещей черной магии".
     Его тайна, то, что отличало его от других, никак не отражалось в зеркале - это совсем не было связано с его внешностью. Даже в магическом зеркале я видел лишь Секенра-мальчишку, который ушел далеко от дома и не знал, куда лежит его путь.

***

     И кое-что еще.
     Черная магия, как предупреждал меня отец, очень соблазнительна, она завораживает. Я с головой погрузился в ее изучение не просто из страха перед тем, что может произойти со мной в будущем, если я не сделаю этого, но и из-за ее бесспорного очарования, "из любви к искусству", как это сформулировал Луна, характеризуя свое леденящее душу хобби. Черная магия - это музыка, которую способен услышать лишь чародей. И он действительно никогда не может отказаться от нее, заставить ее смолкнуть.
     Так что я все дни напролет проводил в библиотеке своего предшественника, один за другим срывая магические замки с волшебных книг, жадно поглощая их тайны, используя свое искусство каллиграфа для копирования карт, таблиц, диаграмм, чертежей и знаков, которые я не стану воспроизводить здесь, в книге своей жизни.
     Иногда я чувствовал, как Орканр или Лекканут-На, или кто-то из остальных просыпается внутри меня. Я знаю это, шептали они. Хочешь, я расскажу тебе, что случилось потом...
     И я садился, впадая в своеобразный транс, в то время как мой разум говорил сам с собой - компания у меня внутри активно общалась, заставляя мои руки перелистывать страницы, перескакивая вперед или возвращаясь к абзацу, который один из них знал наизусть, но Секенр читал впервые.
     Таким образом я узнал тайну Девяти Углов, истинное значение Знака Воориш, Литанию Теней Дхаулза и многие другие вещи, которые нельзя даже доверить бумаге, иначе силы, заключенные в них, могут вырваться просто от того, что они будут записаны буквами.
     Так проходили недели, затем месяцы. Мои раны затянулись и зажили. Силы вернулись ко мне. Я жил в одиночестве со своими невидимыми компаньонами, и единственными нашими посетителями были духи и призраки, которых кто-то из нас время от времени вызывал. Я весьма смутно представлял себе такие вещи, как смена времен года, иногда даже забывал поесть, поспать или принять ванну. Когда ко мне приходили слуги, я их не замечал. Со временем я обнаружил, что, если прийти на кухню поздно ночью, там найдется для меня еда. Я обычно набирал полную корзину и уходил, довольный что избежал встречи с кем бы то ни было. Я рассуждал так: если я понадоблюсь придворным сановникам или царице Хапсенекьют, за мной пришлют. Но обо мне все забыли. Меня прятали или как досадную помеху - законная царица не могла открыто признать, что слишком тесно связана с чародеем, - или как кинжал, который хранят под подушкой, и никто не видит его до тех пор, пока не приходит время им воспользоваться.
     Я постепенно научился пользоваться магическим зеркалом и прежде всего заглянул за свое отражение - в собственную душу. И тогда передо мной появился отец вместе с Танниваром Отцеубийцей и гороподобной, жирнющей Лекканут-На и многими другими, которых я знал по снам и видениям, но никогда не видел воочию.
     Через какое-то время я смог обозревать другие места: потаенные уголки дворца; клерки, пишущие за досками в большом зале; дети знати, играющие в какую-то игру с цветными шариками; солдаты, марширующие и упражняющиеся во дворе; привидение-скелет в коридоре; вампиры в подземном склепе, и даже один раз - беглый взгляд на царицу Хапсенекьют с ее придворными дамами в ванной. Я наблюдал за ней с наивным восхищением невинности, а когда она повернулась в мою сторону, быстро прикрыл зеркало куском ткани.
     А как-то раз, когда я стоял перед зеркалом совсем изможденный - мне кажется, тогда я просто забывал поесть в течение нескольких дней и не спал приблизительно столько же, - я увидел без каких бы то ни было чар и заклинаний обстановку отцовского дома - зеркало показало мне знакомые комнаты, чуть дольше прочего задержавшись на моей спальне с перевернутым письменным столом, сломанной кроватью и разбросанными по полу бумагами. Моя старая школьная сумка валялась на полу у окна, там, где стену прошили стрелы. Замерзшее пламя блестело золотом.
     Весь дрожа, я приник к зеркалу, прижав лицо к стеклу и долго вглядывался в темное отражение, отчаянно желая попасть туда, хотя и не был уверен, что сумею, и месте с тем страшно боясь этого. Это было моим наследием, от которого я так хотел отказаться, и, наконец, моей тайной: я хотел вернуться в свое детство (что не под силу никому, неважно, чародей ты или нет), больше всего на свете хотел вернуться в отцовский дом (который мог оказаться смертельной ловушкой), хотел вновь оказаться среди знакомых вещей (которые причинили мне столько боли).

Глава 12

НЕИЗБЕЖНОЕ ЗЛО

     - Ты обладаешь просто уникальной способностью отрицать очевидное, Секенр. Это даже забавно.
     Говорила Лекканут-На. Она делила со мной тело. На сей раз никто из остальных не ревновал. Я прекрасно знал, что, если она попытается взять надо мной верх, Ваштэм, Таннивар и все остальные обязательно одолеют ее.
     Это было безобидной поблажкой престарелой даме, которая когда-то была настолько толстой, что неподвижно лежала в склепе в течение многих столетий, пока мой отец не убил ее. А теперь ей доставляло громадное удовольствие быть молодой и стройной (Ты такой крошечный, Секенр! Такой легкий! Просто кузнечик!) и, возможно, побыть какое-то время мужчиной, хотя она избегала обсуждать этот вопрос. Мне кажется, она считала меня ребенком, еще не доросшим до подобных вещей.
     В тот день она наслаждалась теплом солнечных лучей, согревавших ее кожу (вообще-то, мою кожу); мы вытянулись на гладко отшлифованной деревянной лежанке в глубине дворцовых садов. Дерево, в отличие от камня или металла, никогда не накаляется слишком сильно.
     Стоял необычно теплый для середины осени день, небо было ясным, жара не чувствовалась совсем благодаря легкому ветерку. Я лежал на гладкой лежанке в одной лишь тонкой полоске ткани, обернутой вокруг бедер.
     Лекканут-На поинтересовалась:
     - Что это ты так вырядился?
     - Иностранцы часто разгуливают голышом, - ответил я, - но нам, жителям Страны Тростников, присуще чувство стыдливости.
     - Ты не в Стране Тростников. Здесь ты сам иностранец.
     - Значит, тебе придется привыкнуть к моим иностранным капризам.
     Я лежал на животе, приподнявшись на локтях, и аккуратно раскрашивал заглавные буквы истории моих приключений. Возобновив работу над своими мемуарами, я достиг шестой главы, наполненной стрелами и болью. Возможно, если бы Лекканут-На прочла эту главу, она уже бы не так наслаждалась, владея этим телом, но ее полностью поглотили чувственные удовольствия: ощущения прикосновения к теплой древесине, тепло солнечных лучей, согревавших мне спину, ветерок, развевавший волосы. У нее совершенно отсутствовало терпение, которого требовали мои сложные и аккуратные штрихи, когда я выписывал виртуозные круги и линии кисточкой из одного волоска, вновь и вновь макая ее в крохотные чашечки, расставленные на спине змеи из слоновой кости, которую я нашел среди вещей Луны. Мне кажется, эта змея была задумана как подсвечник, но я использовал ее для смешивания красок.
     Лекканут-На могла обращаться ко мне мысленно, внутри моего сознания, и ее не слышал никто, кроме других чародеев, но ей страшно нравилось говорить вслух, пользуясь моими легкими, горлом и языком, как нравилось и то, что голос был не ее. Так что со стороны вполне могло показаться, что у Секенра началось раздвоение личности: иногда он говорил голосом старухи, похожим на кваканье лягушки-вола, а затем отвечал своим обычным голосом.
     Однажды случайно подошедшие к нам садовники со всех ног кинулись прочь в полной уверенности, что я сошел с ума.
     - Секенр, - вещала Лекканут-На. - Твою глупость я нахожу даже занятной. Возможно, все это объясняется тем, что ты так молод. Большинство людей становятся чародеями лишь после долгих лет обучения. Мне самой было уже за шестьдесят. Магия законсервировала меня на пороге старости. Дети-чародеи бывают очень редко. Ты своего рода диковинка, чудо природы. Я думаю, ты и сам знаешь это. Наверное, поэтому делаешь вид, будто не замечаешь того, что у тебя перед глазами?
     Я пожал плечами. Струйка пота стекла у меня по спине. Лекканут-На сделала паузу, смакуя даже это ощущение. Я потянулся, чтобы обмакнуть кисточку в растворитель, а затем - в другой цвет.
     - Ты продолжаешь вести себя в таком духе, проводя время в саду в свое удовольствие, рисуя буковки на тростниковой бумаге или читая в лаборатории книги своего предшественника...
     - Теперь мои книги, по приказу царицы...
     - Заткнись, Секенр. Позволь уж мне продолжить. Ты должен учиться, это правда, и ты должен овладеть мастерством мага, чародея, до того, как магия овладеет тобой, до того, как твои враги узнают, насколько ты слаб и невежественен, и завладеют несметным сокровищем, которое ты носишь в себе. То есть нами: мною, твоим отцом и всеми остальными. Бесспорно, время для чародея движется по-другому, и десятилетие-другое могут пролететь для тебя подобно часу. Ты можешь даже оставить какой-то проект незаконченным на век, посвятив свое внимание более насущным вопросам, но чародеи никогда ничего не забывают и обладают привычкой возвращаться к тому, что когда-то начали. Так что не сомневайся, Секенр, многие из предприятий твоего отца обязательно будут продолжены, и последствия всего сделанного им в прошлом обязательно дадут о себе знать. Таковы пути магии, Секенр. Она продолжается и продолжается. Единожды начав, ты никогда не остановишься. От себя не уйдешь и не спрячешься. Те, кто стремятся заполучить тебя, обязательно найдут тебя, и довольно скоро, Секенр. Не думаю, чтобы у тебя осталось много времени.
     - Это... мой отец заставил тебя сказать мне все это?
     - Нет, Секенр. Это мои собственные мысли, хотя, уверена, он тоже их разделяет.
     Я осторожно положил кисточку между двух бугорков на хвосте змеи и, перекатившись на спину, уставился на кудрявые облака, плывущие по ярко-голубому небу. Минуту-две я пролежал так молча и неподвижно, закинув руки за голову.
     - Мне кажется, я подобен солдату, - сказал я наконец, - который знает, что битва вот-вот начнется. Но враг еще не подошел. Он сидит на холме, чинит свои доспехи, точит свой меч и ждет. Вот и я жду. А что еще остается делать?
     - Секенр, ты скорее похож на деревенского мальчишку, размахивающего деревянным мечом. И как только покажется вражеское войско, ты неожиданно, к своему глубокому и искреннему удивлению, обнаружишь, насколько уступаешь обученному, прекрасно вы школенному солдату.
     Я сел, обхватив колени руками.
     - Что ты предлагаешь? - спросил я.
     - Ты и сам знаешь, Секенр. Ты должен как можно скорее поступить в Школу Теней. Ты знаешь, что она собой представляет, и где находится, а именно - нигде и повсюду, и лишь чародей способен отыскать туда дорогу и открыть ее дверь. Только там чародей может обрести себя. Он становится мастером своего дела или умирает. Ты выберешь себе учителя, как сказал тебе Луна. Вы с учителем будете учиться вместе. В конце концов один из вас убьет другого, так как вы оба мечтаете умножить свои знания. Таков путь магии. В этой школе тебе постоянно будет грозить опасность - и со стороны вечных студентов, и со стороны вечных преподавателей, всех, кто жаждет знаний и крови. Но ты уже знаешь об этом, Секенр, как знаешь и то, что откладывать больше нельзя. А раз уж ты все это прекрасно знаешь, тебе нет нужды задавать мне свои идиотские вопросы, не так ли?
     - Но царица не позволит мне просто взять и уйти. Еще одна струйка пота пробежала у меня по груди.
     Лекканут-На проследила ее моим указательным пальцем и, поднеся его к моим губам, засунула мне в рот. Я почувствовал привкус соли.
     - Совершенно верно, Секенр. Царица Хапсенекьют не так глупа, чтобы держать тебя здесь, кормить, одевать, размещать в роскошных апартаментах с личной ванной, столовой, библиотекой и всем, что тебе может понадобиться, предоставлять в твое исключительное пользование значительную часть царских садов, не имея в отношении тебя дальнейших планов. Ты действительно являешься ее орудием, которое она держит в резерве. Ни минуты не сомневайся в этом.
     Едва Лекканут-На успела это сказать, с противоположного конца сада, из гущи цветов, показалась внушительная процессия, состоящая исключительно из мужчин. Сделав вид, что не замечаю их, я лежал на спине, лениво потягиваясь и положив голову на край своего деревянного ложа, так что видел новоприбывших вверх ногами. Я узнал сухопарого седовласого человека в белой с красным мантии, с завязанной на голове золотой лентой и массивными перстнями на каждом пальце. Это был Такпетор, один из царских евнухов-гофмейстеров, в сопровождении пяти других евнухов.
     Даже если он и был удивлен, застав меня за подобным занятием в подобной позе, он никоим образом не показал этого. Все царские слуги были прекрасно вышколены и носили маски невозмутимости. Не думаю, чтобы хоть что-то могло взволновать его. Он, бесспорно, слышал все ходившие обо мне сплетни, даже те, что были правдой. Так что и я решил оставаться настолько же невозмутимым.
     - Достопочтенный Секенр, - сказал он высоким щебечущим голосом, - Ее Царское Величество, Возлюбленная Богами Великая Царица Хапсенекьют, поручила мне доставить тебя перед ее очи. Собирайся.
     Я перевернулся на живот и посмотрел на него сбоку.
     - О.
     - Поспеши, о почтенный Секенр. Царицу нельзя заставлять ждать!
     Я сел и принялся собирать вещи, в то время как евнухи шумно галдели, что-то обсуждая между собой. Я тщательно закрыл все баночки на спине змеи из слоновой кости пробками, которые специально выстругал для этой цели. Я вытер кисточку тряпкой и положил ее в деревянный футляр, а затем закрепил еще не высохшую страницу рукописи в держателе - плоском четырехугольном ящичке с планкой внутри, чтобы плотно закрепить бумагу по краям, и крышкой, чтобы ничего не упало на нее сверху.
     Покончив со всем этим, я натянул на себя длинную по колено, тунику без рукавов - скорее всего, она служила моему предшественнику майкой, - которую всегда носил в жару.
     Я сполз с деревянной лежанки и встал во весь свой далеко не великанский рост, в упор глядя на Такпектора и сопровождающих его лиц. На миг он, казалось, замешкался, не зная, что делать дальше. Затем небрежно махнул рукой, и кто-то из его свиты забрал у меня коробку с рукописью, кисти и краски. Два евнуха почтительно, но твердо взяли меня под руки и повели из садов, но не в палаты царицы, а в мои собственные апартаменты.
     Представьте, как смешно было видеть их искреннее разочарование, когда они обнаружили, что мне ничего не подходит. Вся одежда принадлежала Луне, а он был почти на два фута выше меня. Так что евнухи остановились на черной шелковой тунике с золотыми змеями. Она свисала у меня значительно ниже коленей, но с этим-то уже ничего поделать было нельзя. Голубые штаны они подкололи булавками у меня над лодыжками. Нога у Луны была раза в два побольше моей, так что простые туфли, купленные Тикой для меня в Тадистафоне, по-прежнему оставались моей единственной парой. Впрочем, носил я их не слишком часто.
     Затем началась сумасшедшая свистопляска с массой драгоценностей: колец, ожерелий, браслетов - они додумались даже воткнуть мне в волосы серебряные булавки - и наконец пришел черед длинной мантии чародея с луной и звездами, подобной настоящему куску ночного неба. Я не мог сделать ни единого шага без того, чтобы не запутаться в ней, а они не удосужились ни укоротить, ни просто подколоть ее. Это представляло определенную проблему, пока Такпетор не додумался перекинуть полы мантии через левую руку и не напомнил необходимости двигаться медленно и важно, с достоинством, чтобы создать атмосферу таинственности.
     Попрактиковавшись в этой области, я смог только ухмыльнуться:
     - Надеюсь, во дворце не случится пожара. Мне бы очень не хотелось пытаться бежать во всем этом.
     - Пожалуйста, господин, - пропищал какой-то другой евнух, - ваш талисман. Где он?
     Он имел в виду тяжеленное золотое ожерелье, которое царица даровала мне, когда мы въезжали в город, то самое, что отличало меня как одного из важнейших сановников двора. Я не видел его с тех самых пор и не имел ни малейшего понятия, где оно находится. Так что, преодолевая страх, который они, скорее всего, питали ко всему, связанному с магией, их банда принялась исступленно перерывать сундуки, комоды, полки - как же один евнух завизжал, когда дотронулся до бутылки, и оттуда кто-то закричал на него! - вынимая все до последней крошки и аккуратно складывая на место и расставляя, как было; они трудились не покладая рук, пока наконец не отыскали то, что хотели.
     Затем меня подтолкнули к магическому зеркалу, которое Такпетор, скорее всего, принял за обычное, и я узрел себя во всем этом великолепии - по-моему, я выглядел ужасно глупо, как девчонка. В Стране Тростников мальчишки не носят серебряных булавок в волосах и колец с драгоценными камнями.
     Я подумал, что выгляжу воплощением того Секенра, которого представляла себе Тика.
     Подумав о ней, я почувствовал боль - вернее, какую-то странную смесь отвращения, тоски и страсти. Я не забыл Тику. Она была моим другом, а у меня за всю мою жизнь было не так уж и много друзей. Теперь же, я подозревал, их вообще не осталось.
     По правде говоря, исследования занимали большую часть моего времени, но, сколько я ни пытался, я так и не смог больше встретиться с Тикой с тех пор, как она стала Высокородной Канратикой, наследной принцессой, я даже отправлял ей письма, но ни разу не получил ответа.
     Что ж, если мне надо сейчас предстать перед королевой, я даже рад этому, так как и Тика должна быть рядом с ней.
     Лекканут-На, продолжавшая бодрствовать в моем разуме, криво усмехнулась в зеркале.
     - Это любовь, Секенр, - сказала она приглушенным голосом, вновь воспользовавшись моим ртом. - Хоть прошло и много веков, но я еще помню это.
     Один из евнухов в изумлении глянул на меня. Я отвернулся, прикрыв рот рукой.
     Минуту-другую я учился прогуливаться взад-вперед перед зеркалом, пряча свои скромные туфли под роскошной мантией Луны.
     - Вот теперь я готов, - сообщил я Такпетору.
     Лекканут-На наконец-то оставила в покое мое тело и удалилась на покой.

***

     Я частенько ломал голову, каким образом дворец мог оказаться не творением магии, не воплощенным в жизнь сном и не трюком со множеством кривых зеркал, которые могут до бесконечности создавать все новые и новые формы, ни разу не повторив того, что уже было.
     Либо так оно и было, либо я просто не привык к громадным зданиям со множеством помещений, где запросто мог заблудиться.
     Евнухи повели меня по совершенно новому маршруту. Наша весьма впечатляющая процессия, которую возглавлял один из приближенных Такпетора, звонивший в крошечный золотой колокольчик, вначале прошла по садам. Зачем? Чтобы заставить всех расступиться и дать дорогу фавориту царицы или предупредить людей о приближении печально известного чародея? Я не стал мучиться в догадках.
     Мы петляли между живыми изгородями и цветочными бордюрами, затем по парку, где росли деревья, с виду сильно напоминавшие камни и образующие стены, двери и парапеты с бойницами, которые подходили к самому дворцу, сливаясь с ним. Переход с улицы в помещение был задуман настолько тонко, что я даже не заметил его. В громадном зале, где каменные львы кольцом возлежали вокруг фонтана, к нам присоединилась группа вооруженных гвардейцев, маршировавших в такт колокольчику евнуха: по пять гвардейцев шли слева и справа от нас, пятеро двигались впереди, и еще пятеро замыкали процессию.
     Солнечные лучи