ые на экранах?..
  - Да, они отражают ритм работы мозга спящего человека...
  Мы стояли посреди зала. Автоматы убирали с акринового паркета последние
провода. Собственно, все было кончено, инструкции выданы, подробности
уточнены. Через минуту профессор сядет в ракету и улетит на Землю. Тогда я
встану за рычаги управления, переключу режим атомного реактора на полную
мощность, подниму космолет выше плоскости эклиптики, подальше от Земли и
тоже улечу на ракете. После этого придет сигнал. Дежурный автомат войдет в
зал, рванет своим металлическим захватом красный рычаг - и Он проснется.
  - Он проснется, когда будет сорвана пломба на красном рычаге?- спросил
профессор, видимо, думая с том же.
  - Да. Тогда Он станет единственным хозяином корабля. И будет управлять им
сотни лет, пока искра Антареса не разрастется в огромный огненный диск,
заслоняющий тысячи звезд.
  - ...Подумай, Гоер, как коротка наша жизнь по сравнению с Его
существованием?- Профессор повернулся к экранам, на которых извивались
кривые, и положил руку на красный рычаг.
  - Осторожнее, ты можешь сорвать пломбу!- предупредил я.
  Профессор не снял руки. Он смотрел в глубь экранов, словно хотел прочесть
Его мысли. Потом повернулся ко мне.
  - Не обижайся, Гоер, но ты, наверное, догадался, почему я принял участие
в Эксперименте.
  Да, в этот момент я сообразил, что он хотел сделать... Но он не понимал,
что, приняв на себя управление, мнемокопия станет абсолютным хозяином
корабля, будет знать, что делается даже в самом крохотном помещении, и
сотни автоматов, лишенных контуров самосохранения, будут ждать, готовые
беспрекословно выполнить любой ее приказ. А мнемокопия - это мозг человека,
и в отличие от других мыслящих автоматов она не обязательно поступает в
соответствии с законами логихи. Она способна страдать, ненавидеть, бояться.
  - Профессор, твоя ракета уже ждет. Тебе пора...- Я сказал это совершенно
спокойно.
  - Ты действительно не понимаешь?- профессор засмеялся.
  - Чего не понимаю?- Я хотел подойти к нему.
  - Не двигайся,- твердо сказал он.
  - Отпусти рычаг! Отпусти... Постой, я тебе объясню...
  - Нет. Я не верю тебе. Может, ты как раз вызываешь какой-нибудь
автомат...
  - Но...
  - Я сорву пломбу. Только ради этого я и согласился...
  Я кинулся к нему, схватил его за горло, и мы оба упали на пол. Но было
уже поздно. Я увидел, как лопнула сдерживающая красный рычаг серебряная
нить с пломбой. Падая на пол, я слышал, как со всех сторон нарастает
слабый, неуловимый шум. Это росло напряжение в сети. Он просыпался...
  Я разжал пальцы, стиснутые на старческой морщинистой шее: теперь это уже
не имело смысла. Профессор открыл глаза, и я увидел в них страх.
  Поднявшись, я вышел на середину зала. Он уже видел. Я чувствовал это. Он
беспрерывно наблюдал за мной. Не касаясь меня, Он мог измерить температуру
моего тела, частоту дыхания, напряжение токов в моих нейронах, мог облучить
меня смертоносными лучами или потехи ради выкинуть в пустоту, чтобы
посмотреть, как мое тело разрывает вскипающая кровь, которая тут же
замерзает, едва вырвавшись наружу... Я ничего не мог противопоставить
Ему... разве только надежду, что все-таки Он мозг человека...
  Профессор поднялся, покачнулся и, не глядя на меня, подошел к пультам.
  - Мнемокопия, ты слышишь меня?
  - Какой ты старый... Какой ужасно старый...- это был шепот, шедший
отовсюду: из стен зала, от пола, с потолка.
  - Ты меня слышишь? Теперь ты... ты мыслишь лучше, чем раньше?
  - Ты хочешь спросить меня об уравнении? Я сделал ошибку на шестнадцатом
мнемотроне, вернее, ты сделал, потому что я ведь автомат, мнемокопия...
  - Ты говоришь - ошибку...
  - Да. Замкнутая система азотных оснований не приводит к делению...
  - Как? Почему?
  - Это же ясно. Стоит только подумать. Потом все рассуждения уже не
представляют трудностей, а результат совпадает с предполагаемым.
  - Значит, мои гипотезы правильны...
  - Ты хотел сказать - мои гипотезы...
  - Как твои? Ведь ты только машина, мнемокопия...
  В ответ раздался низкий, дребезжащий смех. Смех профессора в "устах"
машины.
  - Вы оба правы,- сказал я, так как дискуссия начинала принимать
нежелательный оборот.- Это ваша общая гипотеза...
  - Как так! Ведь я ее создал, когда Его еще не было...
  - Но, создавая Его по своему образу и подобию, ты передал ему все, что
было твоим... и то, что ты совершил, тоже... Повторяю, это ваша общая
гипотеза и ее надо как можно скорее опубликовать. Ты сделаешь это сразу
после возвращения на Землю, профессор, от имени вас обоих...
  Профессор не ответил. Быть может, он понял серьезность положения или
почувствовал это по тону моего голоса.
  - Я думаю, ты сам сумеешь вывести корабль из солнечной системы,-
обратился я прямо к Нему. Он не ответил.
  - До свидания...- сказал я тогда.- Профессор, попрощайся со своей
мнемокопией...
  - До свидания,- неуверенно сказал профессор. Было видно, что он никогда
не работал с мыслящими автоматами.
  Мы направились к выходным шлюзам. Я напряг всю свою волю, чтобы идти
нормальным шагом. Уже в коридоре я заметил, что подсознательно ускоряю шаг,
а профессор отстает, и позавидовал его неведению: многое я бы отдал, чтобы
оказаться уже за пределами корабля. Помня, что нахожусь все время под
наблюдением, я старался идти в ногу с профессором. Наконец мы оказались на
самом верхнем ярусе. Перед нами в слабой свете фосфоресцирующих стен
коридора белели перегородки шлюзов. Рядом с ними торчал черный ряд ручек,
открывающих двери. Я дернул их, но переборка не дрогнула, не сдвинулась
даже на миллиметр. Ее не заело. Я знал это, чувствовал давление крови,
разрывающей мне виски. С бессмысленным упрямством я нажимал на рычаги,
рвал, повисал на них. Напрасно. И вдруг совсем рядом раздался Его голос
  - Я вижу, вы хотите покинуть меня?..
  - Да. Мы ведь хотим опубликовать решение уравнения...
  - Бросьте. Не стоит. Люди сами когда-нибудь додумаются до этого.
  Я знал, что Он издевается. Голос у Него был монотонный, ровный. Машина с
человеческим голосом насмехалась надо мной.
  - Почему не стоит? Ведь мы уже знаем решение,- сказал профессор.
  - Ну и что же?
  - Наш долг - сделать его достоянием всего челевечества...
  - Наш - это значит чей?
  - Твой, мой, долг каждого, кто сделал бы такое oткрытие.
  - Ну, меня это не касается. Я автомат, мнемокопия.
  - Но ты же рассуждаешь, как человек.
  - Я чувствую себя человеком, как и ты, но я автомат. Ты же сам недавно
сказал это. Впрочем, я и так знаю...
  - Но ты моя мнемокопия...
  - Ну и что?
  - Ты такой же, как я. Ты - почти я... Значит, ты должен...
  - Должен? Мне нет до тебя никакого дела.
  - Как ты можешь? Я этого от тебя не ожидал.
  - ...от автомата, от мнемокопии великого профессора? Неужели ты так мало
знаешь себя?
  - Я? Я никогда не поступил бы так! Благо науки - превыше всего!
  - А ты помнишь своего ассистента Иорге?..
  - Тогда были особые условия,- вспылил профессор.
  - Кого ты хочешь обмануть? Я же знаю, как было на самом деле...
  - Но он не выдержал. Эти испарения и мрак Венеры...
  - Он выдерживал лучше тебя. Ему это нисколько не мешало. Он искал
промежуточное звено, последнее доказательство, и больше ничем не
интересовался...
  - Его поведение...
  - ...было совершенно нормальным. Я там был, там - как и ты. Ты знал, что
он слишком близок к открытию, ради которого ты туда полетел, и поэтому ему
пришлось вернуться на Землю. Не так ли?..
  - ...
  - Отвечай.
  - Это было один-единственный раз,- профессор говорил тихо,- я ввел его в
курс дела, сообщил все, что знал... А он скрывал от меня результаты... Но
это был единственный случай за восемьдесят лет работы... Единственный, и ты
прекрасно знаешь, что я говорю правду!- теперь он кричал.
  - Не нервничай, ты же знаешь, что тебе это вредно...- издевалась машина.-
О других я не скажу ни сло ва... Это ведь и мои поступки тоже, не правда
ли?
  - Конечно, у вас общее прошлое. Но сейчас неважно. Скажи лучше, почему ты
нас задерживаешь?- спросил я напрямик, потому что хотел наконец узнать, в
чем дело
  - Ты не догадываешься?
  - Нет.
  - Просто потому, что я люблю компанию.
  - Хочешь, чтобы мы проводили тебя до орбиты Плутона?
  - Дальше... гораздо дальше...
  Значит, вот как! Это было невесело. Но все же я чувствовал какое-то
злорадное удовлетворение оттого, что мои опасения подтвердились.
  - Мы не согласны!- кричал между тем профессор.- Немедленно выпусти!.. Ты
хочешь держать нас в заточении!.. Это подло, недостойно человека...
  - Я что-то не слышал, чтобы автоматы нагружали балластом морали. Им
вполне достаточно системы самосохранения. Вы сделали меня автоматом и
должны испытать на себе последствия этого шага. Я автомат и для
собственного развлечения обреку вас на сотни лет полета в бесконечном мраке
пустоты, где нет даже метеоритов, за которыми можно было бы гоняться шутки
ради. Вы представляете себе, как я ужасно скучал бы, будь я один?
  Профессор хотел возразить, но я велел ему замолчать.
  - Слушай внимательно, автомат,- сказал я.- Запасов продовольствия даже
при голодном пайке нам хватит всего на месяц. Синтетической пищи ты не
создашь, твои автоматы для этого не приспособлены. Стало быть, ценой нашей
голодной смерти ты сократишь свое одиночество всего лишь на месяц...
  - Это бы меня не остановило, но скажу тебе честно: я нашел более выгодное
решение. Я решил, что ты подвергнешься транспозиции энграммов. и твоя
мнемокопия останется со мной до конца... Что же касается твоего спутника,
то он меня не интересует. Он был лишь трафаретом, необходимым, чтобы
создать меня. Теперь он не нужен, он лишний, Я ведь совершеннее,
всестороннее, а значит, и разумнее его. Или ты думаешь, что он в своем
белковом виде, прежде чем распасться на азотные, фосфорные и серные
соединения, мог бы проводить исследования Антареса? Думаешь, мог бы?
  - Так что же ты сделаешь с ним? Выпустишь?
  - Нет. Ведь в погоню за мной тут же послали бы ракеты.
  - Их все равно пошлют.
  - Но тогда я буду уже в нескольких световых сутках от солнечной системы и
разовью космическую скорость. Кроме того, я начну передавать им сообщения
от твоего имени. Первое время они не будут беспокоиться, а высланные потом
космолеты смогут догнать меня только через несколько месяцев. Они,
вероятно, подсчитают, что запасы продовольствия у вас кончатся раньше, и
откажутся от преследования, а тебя, Гоер, включат в списки пропавших в
космосе.
  - Согласен. Ты рассуждаешь логично. Но скажи, что станет с ним?
  - С ним?.. Я мог бы приказать андроидам убить его, а тело бросить в
атомный реактор. Ведь когда мнемокопия создана, схемы и рабочие чертежи уже
не нужны...- Он засмеялся.- Нет, из любви к белкам, которые меня породили,
я этого не сделаю, несмотря на то, что я всего лишь автомат.
  Я посмотрел на профессора. Он только теперь все понял, побледнел, и на
лбу у него выступили мелкие капельки пота. В его неестественно расширенных
глазах застыл ужас. Секунду он стоял неподвижно, потом бросился к стенам,
из которых шел голос.
  - Нет, ты этого не сделаешь! Ты знаешь, как я работал... Всю жизнь
работал, и теперь, когда я решил крупнейшую проблему... ты хочешь, чтобы я
умер?
  - Да, это неприятно. Но взвесь все логично, и ты признаешь, что я прав,
что для меня это наилучший выход. Я не просил меня создавать, но коль скоро
так случилось...
  - Так ты убей себя, автомат!- закричал профессор.
  - Невозможно,- сказал я,- в него встроены контуры самосохранения, и ой не
может "убить себя". Как бы он ни жаждал смерти, ему не удастся разладить
сеть, чтобы она перестала думать.
  - Да, Гоер прав, я не могу, и поэтому умереть при дется тебе...
  - Я не хочу умирать... не хочу...- Профессор закрыл лицо руками, вонзив
ногти в лоб, так что под них выступила кровь.
  - Значит, ты настаиваешь на транспозиции моих энграммов?- спросил я.
  - Да.
  - А если я не соглашусь? У тебя нет такой системы автоматов, которая бы
сделала это против моей воли.
  - Поэтому я и постараюсь, чтобы ты согласился добровольно.
  - А если тебе не удастся?
  - Видишь ли, мои возможности здесь почти неограниченны, игра же идет
крупная. Я прекрасно сознаю, что самой тягостной стороной моего путешествия
будет одиночество. Одиночество, которого никогда не испытает ни один живой
человек, одиночество более ужасное, чем у изгнанника, осужденного месяцами
работать на какой-нибудь изолированной, базе среди спутников Урана. Он
может производить петрографические, космогонические или какие-нибудь другие
исследования и жить надеждой на возвращение домой. Я буду более одинок, так
одинок как потерпевший крушение в космосе человек, который словно метеорит,
мчится в своем скафандре сквозь пустоту. Но и его одиночество длится лишь
несколько десятков часов, пока он не умрет от истощения или не сгорит в
атмосфере встречной планеты. А мое одиночество будет длиться сотни лет...
почти вечность. Я уже думал об этом и не вижу для себя никаких перспектив.
Это будет ужасно... поистине ужасно. Все мои воспоминания замкнуты в этих
дрожащих от движения тока контурах. Как мнемокопия, я раз и навсегда
выхвачен из круга людей. Я не человек, но не могу равнодушно думать о том,
что не пролечу еще и четверти пути, как обо мне забудут. Умрут все, кто
знал меня, а для их внуков мое имя станет пустым звуком. Все, что будет
жить в моей памяти в действительности уже прекратит существование. Может
быть, в моем саду, где я любил сидеть летними вечерами поднимутся башни
солнечных электростанций, а мои автоматы выкинут как устаревшие. Для людей
мой мир станет воспоминанием, давно минувшей эпохой. Я же буду продолжать
думать о нем. Не забуду ни одной детали. Буду помнить улыбку дочери,
которой она ежедневно встречала меня, и зеленые кривые, определяющие
энтропию систем. Я обречен на то, чтобы помнить, помнить целую вечность...-
Он умолк, только ток гудел за стенами зала.
  - И ты хочешь, чтобы я тоже помнил?- спросил я.
  - Нет, ты меня не понимаешь. Я хочу только, чтобы ты сопровождал меня.
Чтобы это была экспедиция двух мнемокопий. Вдвоем нам будет легче... За то,
что случилось, за то, что я теперь бессмертный автомат, вынужденный мыслить
целую вечность, я могу обижаться лишь на себя или на него, на мой белковый
прототип. Но я не знал, не ожидал, что, став мнемокопией, я останусь
точь-в-точь таким же, как раньше...
  - Он до сих пор этого не знает...
  - Он?
  - Да, профессор считает тебя автоматом и не может представить, что ты
совершенно идентичен ему. Но я-то знаю другое. Я знаю, что когда стану
мнемокопией, то буду смотреть на маленького человечка Гоера так же, как и
ты, и смерть его меня не взволнует, потому что он был только схемой,
прототипом, по которому создали меня, настоящего меня.
  - Ну, хорошо, и что из этого?
  - То, что в данный момент я - Гоер, тот маленький человечек, который
проснется после транспозиции и будет стоять перед двумя мнемокопиями. И
тогда ему уже будет безразлично - жить или умереть. Что же, собственно, для
меня, Гоера, изменится?
  - Я отошлю тебя на Землю, обещаю тебе,- сказал он после долгого молчания.
Должно быть, это была для него новая точка зрения.
  - Итак, ты хочешь, чтобы я продал мою еще не существующую личность, обрек
ее на муки бессмертия в обмен на свою свободу?
  Он не ответил, и я продолжал:
  - Как ты думаешь, если б я был тут с кем-нибудь близким, скажем, с сыном,
то оставил бы тебе его взамен собственной свободы?
  - Не знаю. Это зависит от твоей...
  - Не оставил бы. А моя мнемокопия будет мне ближе, чем брат, чем отец.
Ближе, чем еще не родившийся ребенок, потому что она - это я.
  - Но ведь она автомат.
  - Смешно. Разве ты чувствуешь себя автоматом?
  - Нет. Конечно, нет.
  - Вот видишь. Потому-то я и не оставлю тебе своей мнемокопии. Одну ее,
может быть, я и послал бы в космос, чтобы она проводила исследования для
всех нас, для человечества, потому что... потому что в конце концов
мнемокопия - это частица человечества, частица общества.
  Может быть, мне показалось, но гудение контуров как будто усилилось.
Неужели Он так напряженно думал?
  - Не знаю... я в этом не разбираюсь... я только биофизик... Но зато я
знаю, что я автомат, и боюсь одиночества и воспоминаний. Это настоящий ад,
гораздо более страшный, чем наивный ад древних. Я не хочу быть один и не
буду, заставлю тебя дать мне свою мнемокопию. Заставлю, слышишь? Я знаю, ты
не хочешь этого, но ты согласишься. Если не добровольно, то тем хуже для
тебя. Повторяю: я автомат, а не человек, и у тебя не будет никакой
возможности бежать. Это все, что я хотел тебе сказать. А теперь возьми
профессора, иди в какую-нибудь кабину и подумай... Завтра ты дашь мне
ответ. Ты не глуп и знаешь, что у тебя нет иного выбора. В тебя не
вмонтировали блок самосохранения, и ты можешь захотеть покончить с собой.
Поэтому я посылаю с тобой андроида. Он гораздо проворнее тебя, так что даже
не пытайся.
  Он замолчал, и я, сообразив, что разговор окончен, взглянул на
профессора. Он неподвижно сидел на полу, бессмысленно уставившись в одну
точку. Тонкие струйки пота текли у него по лицу. Он этого не чувствовал и
не сознавал ничего, парализованный страхом смерти.
  - Андроид!- крикнул я.
  Он тут же вошел. Тогда я увидел, что позади меня уже стоит другой
андроид, мой металлический агнел-хранитель, присланный мнемокопией.
  - Возьми его и отнеси в кабину,- приказал я, показывая на профессора.
  Андроид замешкался с выполнением приказания на долю секунды. Задержка
была почти незаметной, но я уловил ее, так как хорошо знал автоматы.
"Согласовывает распоряжение с мнемокопией",- подумал я.
  Через минуту мы уже были в кабине. Она предназначалась для пилота,
выводящего космолет за пределы солночной системы. Андроид положил
профессора на эластичное силовое поле, а я сел на пружинящее завихрения
и задумался. Положение было не из веселых. Он меня заставит... Я знал, что
Он может принудить меня к транспозиции. Ему подчиняются все автоматы...
  Однако должен же быть какой-то выход... Можно было бы попробовать
уничтожить мнемокопию. Но у нее есть система самосохранения, она будет
защищаться, а возможности у нее колоссальные. Но - стоп!- можно подойти с
андроидом к стенам, где находятся центры связей, и приказать разбить их.
Нет, это невозможно: автоматы передают все приказы мнемокопии, чтобы
получить разрешение... А если она не ответит?.. Да, тогда автомат выполнит
мой приказ. Хуже всего то, что мнемокопия всегда отвечает, разве только
потеряет сознание, то есть перейдет в состояние, аналогичное обмороку.
Возможно ли это?
  С минуту я раздумывал над этим. Ну да, разумеется, да. Когда перестанет
действовать питание. С момента прекращения доступа энергии до включения
запасных агрегатов на полную мощность проходит около полутора минут. За это
время андроид выполнит приказ, разобьет координационный центр, и, когда
питание вернется к норме, мнемокопия будет уже выведена из строя. Вдруг я
заволновался. Неужели так легко вывести мнемокопию из строя? Я был одним из
конструкторов системы внутреннего самосохранения, и такой простой способ
уничтожения мнемокопии по-настоящему огорчил меня. Итак, значит,
предохранение не безотказно... Хотя, с другой стороны,- утешался я,-
предохранение было запроектировано на случай вторжения неизвестных существ,
но никто не предполагал, что этим существом будет конструктор, знающий
устройство, принцип действия и уязвимые места мнемокопии. Да, тот, кто не
знает, где находятся координационные центры, долго искал бы их, и за это
время на его шее повисли бы десятки андроидов, не считая более тяжелых
автоматов с лучевыми метателями, которые распылили бы его на атомы. Но у
меня, конструктора, это может получиться. Надо только поговорить с
профессором так, чтобы Он этого не слышал. Значит, надо повредить
информационный канал, идущий из кабины.
  Я встал. Андроид-хранитель шагнул ко мне. Я подо-
шел к рабочему автомату, производящему мелкий ремонт
в