шел к воротам. Сосны шумели, и мне опять показалось, что когда
стихает ветер, я слышу из павильона голоса.
  Итак, там, в павильоне, были... подопытные автоматы с неконтролируемой
псевдопсихикой, автоматы без ограничителей, которые действовали в такт
импульсам, идущим от их кристаллических мозгов. И один из них напал на
меня... Я осмотрелся, но не заметил даже андриода, охраняющего павильон. А
тот, второй андриод, который хотел меня сопровождать? Он должен был
защищать меня от автоматов...
  Если "гениальный" эксперимент удастся, то вскоре каждого человека будет
сопровождать андроид, чтобы охранять его, защищать от автоматов. Смешно и
нелепо...
  Я дошел до силового поля ворот.
  - Мне нужно выйти.
  - Кер Варт? - спросил автомат
  - Да. А в чем дело?
  - Профессор Кедрок...
  - Что там еще?
  - Профессор Кедрок просил, чтобы ты подождал до конца эксперимента.
  - А если я не захочу?
  - Ты - человек. Можешь выйти.
  Я минуту раздумывал.
  - А откуда профессор знал, что я выйду? - спросил я.
  - Он твердо не знал. Я получил условный приказ "Если Кер Варт будет
выходить, скажи, чтобы он дождал ся конца опыта. Я прошу его об этом",-
услышал я голос Кедрока, воспроизведенный автоматом. Значит, он хотел,
чтобы я остался в институте. Ожидал, что я захочу уйти. Неужели он
заинтересован в том, чтобы задержать меня здесь? Задержать до конца
эксперимента... Но тогда он мог просто выключить у автомата ограничитель и
отдать ему приказ не выпускать меня. А он только просит, чтобы я остался.
  Вдруг мне пришла в голову мысль. А что, если он приказал автомату
воспроизвести свои слова, надеясь, что я откажусь от своего намерения? Если
же я не откажусь, ворота все равно не откроются. Тогда все ясно.
  "Если ворота откроются, я останусь",- решил я и приказал:
  - Открой!
  Силовое поле ворот исчезло, и я увидел дорогу, по которой пришел с
аэродрома. Можно было уходить.
  - Закрой! - сказал я и пошел к институту.
  Небольшой зал был полон. Я и не думал, что у Кедрока столько сотрудников.
Его самого еще не было.
  - О, Варт, ты все-таки остался! - Мор подошел ко мне, едва завидев меня.
  - Хм. Мне интересно, что скажет обо всем этом профессор,- объяснил я.
  - Мне тоже. Кажется, мы получили любопытные результаты. Правда, Птар? -
обратился он к небольшому, растрепанному человечку, стоящему рядом с нами.
  "Так это Птар, крупнейший авторитет в области цереброквантификаторов",-
подумал я.
  - Результаты действительно сенсационные. Впрочем, сейчас сами увидите. Во
всяком случае этот день войдет в историю.
  - Не волнуйся, Варт,-улыбнулся Мор,-Птар всегда преувеличивает.
  - На этот раз я согласен с ним,- сказал я.- Это первая, но надеюсь, и
последняя попытка создать автоматы без ограничителей.
  Птар взглянул так, словно только сейчас меня увидел.
  - Не думаю,- покачал он головой,- мне кажется, совсем наоборот. Это
только начало.
  - Но такие автоматы опасны, и вообще, как можно...
  Птар улыбнулся.
  - Ты, наверное, недавно стал кибернетиком, правда?
  - Да, но достаточно давно, чтобы знать...
  - У тебя взгляды, вынесенные еще из института. Взгляды твоих профессоров
по меньшей мере полувековой давности.
  - Неважно.
  - Подожди,- прервал он.- Я уже знаю результаты эксперимента. Послушай,
что скажет Кедрок.
  Я даже не заметил, как вошел Кедрок. Теперь он ожидал, пока зал
успокоится.
  - Прежде всего я должен перед вами извиниться,- начал он, - извиниться за
то, что в начале работы не ознакомил вас с целью эксперимента, и
поблагодарить за то, что вы все же продолжали работать со мной. Впрочем,
то, что вы не знали всего, тоже было частью эксперимента, так как,- он
улыбнулся,- все мы тут, в институте, были как бы экипажем космолета.
  - Каким экипажем? - спросил кто-то сзади. Да и мне тоже показалось, что
Кедрок оговорился.
  - Вы правильно поняли. Именно экипажем космолета,- повторил Кедрок.
  Теперь заговорили все, и Кедрок даже не пытался восстановить тишину. Он
дождался, пока люди не замолчали, а потом сказал:
  - Я объясню вам все, но должен начать издалека. Вы знаете, что уже много
лет ведутся всесторонние исследования, связанные с планируемыми
межзвездными полетами. Поскольку мы - Институт кибернетики, перед нами
поставили задачу создать универсальный автомат, который бы в неизвестный и
не поддающихся предсказанию условиях, существующих на планетах далеких
звезд, мог выполнять задания, поставленные перед ним космонавтами. Проблема
была не простой. Возникли различные проекты. Были попытки сконструировать
автоматы с разнообразными исполнительными агрегатами в зависимости от
условий и характера работ. Но потом от этого отказались.
  - Потому что пришлось бы создать тысячи самых различных агрегатов,-
сказал Птар.
  - Даже десятки или сотни тысяч. Разнообразие условий на разных планетах
огромно. На определенном этапе работ мы даже считали, что эта проблема
вообще неразрешима...- Профессор минуту помолчал.- Однако оказалось, что
она неразрешима только на основе классической теории автоматов, теории,
которая позволяет создавать автоматы, используя лишь связи типа "выполни
приказ человека". Эти связи - а их довольно много - определяют дальнейшую
конструкцию автомата. Но можно начать иначе...
  Кедрок замолчал. В зале царила напряженная тишина.
  - Да, можно начать иначе, с того, с чего начиналась эволюция живых
организмов. Она формировала организмы по мере того, как изменялись условия.
И мы,- он повысил голос,- мы поступили так же! Космолет забирает лишь
агрегаты, создающие автоматы. Сами же автоматы будут конструироваться
только там, на далеких планетах. В зависимости от условий, с которыми
столкнутся космонавты.
  Теперь заговорили все одновременно. Мор минуту молчал, потом сказал:
  - Не знаю. Может быть, я плохо соображаю, но почему мы - это экипаж
космолета?
  Видимо, профессор услышал его.
  - Сейчас объясню,- профессор попробовал перекричать собравшихся. Потом
поднял руку.
  - Подождите, это еще не все. Возникают две проблемы. Первая: этих
несколько отличающихся друг от друга автоматов должно быть очень много,
потому что выполнять задания смогут только те, которые действительно
приспособятся к новым условиям... Другие можно будет уничтожить.
  - Полная аналогия с эволюцией,- сказал Птар.
  - Да, но пока что,- продолжал профессор,- мы можем позволить себе создать
тысячу автоматов, если хотя бы один из этой тысячи, пройдя испытание,
окажется пригодным к выполнению поставленных перед ним задач... Гораздо
серьезнее вторая проблема. У этих автоматов не может быть никаких
установленных заранее ограничений Правда, тем, которые пройдут испытания и
будут из готовляться серийно, можно потом вмонтировать ограни чители, а
другие автоматы уничтожить. Однако всегда существует определенная
вероятность, что прежде чем автоматы будут уничтожены, они разбегутся по
космолету. Какой-нибудь космонавт может недосмотреть или просто откажут
приспособления, блокирующие помещение с автоматами. И что тогда? Что
угрожает экипажу космолета при встрече с автоматами без ограничителей? Мы
должны были ответить на этот вопрос. Тогда мы выпустили на свободу
изготовленные нами автоматы, и положение в институте стало походить на то,
которое могло бы сложиться в космолете. Ну, что же, мы убедились, что
ничего опасного не случилось. Автоматы, даже без ограничителей, не нападают
на людей. Зачем бы им нападать?
  - А на меня автомат напал! - я сказал это громко, так громко, как только
мог.
  Все повернулись в мою сторону.
  - На меня напал небольшой эллипсоидальный автомат и хотел переломить мне
ключицу,- я показал место, куда он чуть было не ударил.
  Профессор внимательно посмотрел в мою сторону, потом подошел ко мне.
  - Это наверняка был эллипсоид?
  Я кивнул.
  - А это,- он указал на мой унителевизотронный приемник, приколотый над
ключицей,- это тогда было на тебе?
  - Да.
  - Понятно. Он не нападал на тебя. Просто он хотел взять у тебя этот
приемник. В состав некоторых частей приемника входят химические соединения,
которые ищет этот автомат. К сожалению, у него нет ограничителей, и он не
знает, что у людей не отбирают никаких, даже самых необходимых химических
соединений.
  Я не стал ждать, пока Кедрок кончит, и направился к выходу. Сначала я
услышал бас:
  - ...Ла... ор... кас... ви... мат...- нараспев скандировал чей-то голос.
  На андроида я не обратил внимания. В павильоне было темно; там что-то
двигалось.
  Я остановился, отстегнул от скафандра унителевизотрон и выбросил его, а
потом вошел внутрь павильона. Мне нужно было во всем убедиться самому...
Ведь я человек, а они - всего лишь автоматы... без ограничителей...



Конрад Фиалковский.
Последняя возможность


  - Пусть войдет,- сказал я моему андроиду. Автомат исчез в силовом поле
входа. Я подошел к окну. Был один из тех июльских дней, на который
запланировали безоблачную погоду. Солнце грело мне руки. Рядом звенела оса,
стараясь пробиться сквозь силовое поле, заменяющее стекло. Она то и дело
врывалась в поле и, отброшенная, снова пытала счастья.
  - Ты хотел меня видеть?..- проговорил он, встав за моей спиной.
  - Да.- Я отвернулся от окна и взглянул на него сверху вниз: он был ниже
меня ростом.
  - Ты удивляешься тому, что я и в самом деле такой старый? Видеофония
омолаживает, а ты видел меня до сих пор только на экране.
  - Ты выглядишь так, как я и ожидал. Именно так,- сказал я, но это была
неправда.
  - А ты, Гоер, руководитель Эксперимента?- спросил он, словно желая
убедиться, что я тот самый Гоер, ради которого он прилетел сюда.
  - Да, я Гоер. Спасибо, что ты прибыл. К нам мало кто прилетает.
  - Я колебался, но в конце концов... я так стар,- он беззвучно рассмеялся.
Потом серьезно спросил: - А это... всегда удается?
  - Это Эксперимент. Кроме того, и сама технология очень сложна.
  - Да, должно быть, нелегко передать все, что наслоилось за столько лет.
  - Обычно это удается... А если нет... мы повторяем Эксперимент.- Я
попытался изобразить на лице подобие улыбки.
  - А потом посылаете мнемокопии в космос?
  Я кивнул.
  - И они возвращаются?
  - Нет. Да и зачем? Это автоматы, обыкновенные автоматы...- я сознательно
подчеркнул слово "автоматы".- Они исследуют космос. А потом... потом они
уже не нужны... Впрочем, пока что это единственно возможный способ
исследования космоса,- добавил я.
  Профессор на минуту задумался, потом спросил:
  - А мою копию - ведь это же будет точная копия меня - вы куда пошлете?
  - Конечно, мнемокопия, во всяком случае в момент создания, полностью
эквивалентна твоему интеллекту. Словно твое второе "я", она встает рядом...
  - Ну да. Но все-таки это будет машина, автомат..
  - Конечно.
  - Видишь ли, Гоер, я только биофизик и не разбираюсь в нейронике, но
каким образом машина может мыслить так же, как я? Ведь автоматы...
  - Так то автоматы! Их мозг гораздо примитивнее твоего.
  - Они мертвы...
  - Не в этом дело. Мышление, самостоятельное творческое мышление зависит
только от сложности сети. А состоит ли эта сеть из клеток, как твой мозг,
или из неорганических элементов, как мнемокопия, не имеет никакого
значения... Поверь мне, это действительно не имеет никакого значения.
  - Хм... возможно. Приходится верить. Но я как-то не могу представить себе
эту... мнемокопию, которая будет мною... Ты говоришь, что мое ощущение
будет таким, словно я вышел из своей телесной оболочки и встал рядом с
ней?- Он снова засмеялся своим беззвучным смехом.
  - Да, в этом роде...- подтвердил я.
  - Я маленький старый человек, ни один из моих органов в отдельности не
годится для жизни, а все вместе пока еще держится... Ты удивляешься?-
добавил он, взглянув на меня.- Мне сто десять лет, Гоер. Когда ты родился,
я уже был профессором.
  - Сто десять?..
  - Да. И вы хотите, чтобы именно мой старый мозг перевоплотился в машину,
чтобы каждая его клетка получила свой неорганический эквивалент, чтобы
провода этой машины заменили нервные волокна в глубине моего мозга? Так?
  - Да, тогда эта машина будет равноценна тебе, профессор.
  - Словом, моя личность получит новую прекрасную оболочку в виде
металлических ящичков, заполненных километрами проводов. Мои мысли станет
сопровождать пощелкивание реле, и я буду питаться электрическим током из
трансформаторов, вмонтированных в реакторы? Тебе не кажется, что это как-то
жутко?
  - Жутко? Возможно. С твоей субъективной точки зрения. А в остальном...
Мне, например, было бы совершенно безразлично, разговариваю ли я с тобой
или твоей мнемокопией.
  - Значит, с мнемокопией можно разговаривать?.. Я и не знал. Это, должно
быть, любопытно... Этакий разговор по душам с самим собой.
  - Не думаю... Впрочем, мнемокопия после транспозиции находится как бы в
состоянии сна.
  - А потом обретает сознание, не так ли?
  - Да, обретает сознание,- ответил я.
  Професор секунду внимательно смотрел на меня, потом неуверенно спросил:
  - А как она... просыпается? - перед словом "просыпается" он сделал
длинную паузу, словно раздумывая, можно ли, говоря об автомате, употребить
это слово.
  - Ее будит радиосигнал с Земли.
  - И тогда с ней можно беседовать?
  - Да, но в это время она находится уже за пределами солнечной системы и
передача одной фразы длится несколько часов. Впрочем, с мнемокопиями не
беседуют.
  - Почему?
  - Ты не хочешь мне сказать, почему с ними не беседуют?
  - Не хочу.
  - А ты... тебе не кажется, что я имею право знать?
  - Уверен, что не имеешь. Я не первый день руковожу Экспериментом и
прекрасно знаю, что можно тебе сказать, а чего нельзя. Не забывай: все, что
знаешь ты, будет знать и твоя мнемокопия.
  - Значит, поэтому?
  - В частности и поэтому.
  Я видел, что маленький старый человек смущен. Он вертелся на стуле,
бросая на меня испуганные взгляды.
  - Куда она полетит, эта мнемокопня?- спросил он наконец.
  - К Антаресу.
  - К Антаресу... Это большая звезда?
  - Огромная. Красный гигант.
  - И мнемокопия ее в самом деле исследует?
  - Да. Она увидит далекие планеты и их спутники. Она будет видеть это не
собственными глазами, потому что у мнемокопии нет глаз, точнее, их очень
много, столько же, сколько автоматов, передающих ей свои наблюдения. Она
возьмет пробы с поверхности планеты, вернее, это сделают автоматы, которые
сообщат ей результаты анализов...
  - И мнемокопия все это запомнит?
  - Не только запомнит, но проанализирует, сделает выводы и в виде пучка
радиоволн вышлет их на Землю.
  - Они дойдут до солнечной системы, когда мы...
  - Когда на нашей планете не останется ни малейшего следа ни от меня, ни
от тебя, профессор.
  - И несмотря на это...
  - Да. Наши потомки примут эти волны и будут знать все об Антаресе.
  - Понимаю,- тихо сказал профессор.- В сущности это правильно. Мы всю
жизнь трудимся, для того чтобы увеличить знания или, вернее, уменьшить
невежество человечества. Почему бы мнемокопиям не пойти по такому же пути?
  Опустив седую голову на руки, он смотрел на моего андроида. Я также
взглянул на него, но андроид стоял неподвижно; вечернее солнце, бросая
косые лучи, зажгло яркие блики на его панцире.
  Наконец профессор нарушил затянувшееся молчание:
  - Они, кажется, мыслят быстрее, чем мы, люди?
  - Да, быстрее,- подтвердил я.- В электрическом проводнике сигнал идет
гораздо быстрее, чем в нервном волокне.
  - Значит, они мыслят лучше?
  - Просто они в состоянии перебрать большее число вариантов.
  - Я это и имею в виду.
  Профессор снова замолчал, а мне показалось, что он все время кружит
вокруг да около, но так и не решается о чем-то заговорить.
  - Кроме того, у мнемокопии будет гораздо больше времени для размышлений,
чем у нас, людей, неизбежно ограниченных продолжительностью нашей жизни,-
добавил я, чтобы внести полную ясность.
  - Да... Впрочем, все равно я скажу тебе,- решился, наконец, профессор.
Теперь он. смотрел на меня своими старческими, выцветшими глазами.- Семь
лет я бьюсь над решением проблемы, быть может самой интересной из всех,
какие я решал в своей жизни. Речь идет о магнитохимическом уравнении
клетки...- Он замолчал и выжидающе посмотрел на меня.- Тебе это ни о чем не
говорит,- продолжал он, улыбнувшись.- Мне всегда казалось, что
магнитохимическое уравнение клетки должно заинтересовать всех, а в
действительности, за исключением нескольких сот специалистов, никто ничего
не знает и никому до этого нет дела... Во всяком случае, вопрос о
магнитохимическом уравнении вот уже семь лет, как стал очень важным для
меня. Но именно теперь, на седьмом году, я понял, что взялся за него
слишком поздно...
  - Не понимаю. Почему слишком поздно?- перебил я.
  - Не понимаешь и не можешь понять. Ты еще молод. Так вот, в определенном
возрасте все проблемы становятся слишком сложными. Это, разумеется,
субъективное ощущение, потому что проблемы остаются те же, но наша
способность рассуждать... очень неприятно...- и он запнулся.
  - Понимаю, к чему ты клонишь, но это невозможно,- решительно сказал я.
  - Но почему? Скажи мне, почему? Ведь мнемокопия, которая мыслит гораздо
быстрее, чем человек, может решить проблему.
  - Но она сообщит о результатах только с Антареса.
  - Я хотел бы спросить ее еще до вылета.
  - Этого делать нельзя.
  - Почему?
  - Я тебе не скажу, но поверь мне, что этого действительно нельзя делать.
  - Не понимаю. Ведь если разблокировать мнемокопию и спросить...
  - Теоретически так оно и есть, но я этого не сделаю. Последствия могли бы
быть слишком серьезными.
  - Последствия? Не понимаю.
  Он действительно не понимал и не поверил бы, даже если бы я ему объяснил.
  - Тебе придется поверить моему слову, слову кибернетика,-добавил я.
  Но он не поверил...

  Космолет шел почти по круговой орбите. Мы приближались к той зоне
околоземного пространства, откуда корабли отправляются к звездам. Если бы
не пощелкивающий радиолокатор, измерявший уменьшающееся расстояние, могло
бы показаться, что мы висим на одном месте, над огромным голубоватым шаром
Земли. В нашей ракете рядами стояли автоматы для транспозиции энграммов,
длинный ряд одинаковых черных глыб. Профессор молчал. Он молчал во время
полета и тогда, когда мы во главе колонны автоматов проходили по коридорам
космолета, фосфоресцирующим голубым светом. Зал транспозиции находился в
самом центре корабля. Когда мы вошли, загорелся рефлектор, осветив белую
поверхность стола, от которого отходили толстые пучки проводов, исчезавшие
в стенах зала. Профессор вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Он
подошел к столу. Тем временем автоматы заняли места у пультов. Потом огни
погасли, вспыхнули разноцветные контрольные лампочки. Ярко горел рефлектор,
освещая лежащего профессора.
  - Тебе не будет больно,- сказал я.
  Не знаю, понял ли он и вообще слушал ли меня. Он закрыл глаза и, кажется,
уже спал. Потом я видел его мозг, пульсирующий, в такт ударам сердца. Я
отошел от стола, и к нему со всех сторон двинулись автоматы. Они окружили
стол плотным кольцом и, склонившись в молчании, стояли так несколько
секунд. Замигали контрольные лампочки. Транспозиция энграммов началась.
  По черным толстым кабелям бежали импульсы тока: мысли, воспоминания,
впечатления. Какая-то лужайка, пахнущая летним Дождем, белый налет, который
оседает на дне пробирки, грохот двигателей взлетающей ракеты, потам запах
остекле-иевшего от жара бетона и мысль о том, что кто-то улетел...
Импульсы... миллионы импульсов... ничего кроме импул.ьсов. Шли секунды. В
течение каждой тысячи энграммов переходили в мнемокопию. Постепенно
безликая сеть обретала детство, училась читать, переживала любовь, писала
научные труды, старела - становилась профессором.
  Выйдя из зала, я пошел по коридору и даже не заметил, как очутился перед
огромной бронированной дверью реактора. И только тут я услышал басовитое
гудение. Это начали работу агрегаты, питающие мнемокопию.

  Уже все?- профессор казался удивленным.
  - Да. Он уже существует. Смотри, сейчас Он спит.
  - Эти извивающиеся крив