лжна познакомиться с ним, причем в обход моих детективов
и, уж разумеется, не привлекая внимания  доблестной  милиции.  При  мысли  о
близком знакомстве с возможным убийцей, да еще, вполне вероятно,  страдающим
психическим расстройством, мне стало не по себе, и я  трусливо  подумала:  а
может, отыграть назад? Рассказать завтра ангелам о том, что удалось  узнать,
и пусть они бегают, хлопочут, рискуют, ломают себе головы, -  словом,  живут
полной жизнью. Но  сразу  же  вслед  за  этим  шоколадная  горечь  на  языке
напомнила  мне  о  цвете  глаз  Себастьяна  и  о  шатенке  рядом  с  ним   в
пронзительном блеске дискотечных огней. Я скрипнула зубами,  загоняя  внутрь
непрошеные слезы. Нет уж! Я нащелкаю ему по носу, чего бы мне это ни стоило,
пусть меня зарежут, закусают, задушат, утопят и застрелят к чертовой матери!
Жизни своей не пожалею, только бы сделать ему так же больно, как мне  больно
сейчас!
   При слове "застрелят" мне вспомнилась вчерашняя  беременная  киллерша,  и
нельзя сказать, что от этого я почувствовала себя лучше. Скорее наоборот.
   Покинув гостеприимный санузел, я вернулась на кухню,  чтобы  распрощаться
со своими собутыльницами и забрать рюкзак. Любительницы абсента окончательно
дошли до кондиции, что выразилось в курении гаванских сигар (спасибо, что не
косячков анаши) и прослушивании на редкость заунывной и  монотонной  музыки,
сходной по звучанию с медленным  перепиливанием  баобаба,  от  которой  и  у
трезвого человека начались бы проблемы со здоровьем.
   - Слушайте, -  попыталась  я  извлечь  дополнительную  пользу  из  своего
визита. - А никто из вас не знает, как можно связаться с Крымовым?
   - А зачем тебе? - еле ворочая языком, поинтересовалась Варя.
   - Хочу сделать с ним интервью для журнала "Космополитен",  -  не  моргнув
глазом, соврала я. Все равно потом можно будет без особого труда убедить ее,
что мои расспросы и вранье ей спьяну померещились.
   - Да какие интре.., интвер.., тьфу! Он ни  с  кем  не  общается,  а  тебя
просто на фиг пошлет.
   - Попытка не пытка.
   - У меня его короди.., кроди.., координат! вот! у меня их нет, -  заявила
Варя. - Но я поспрашиваю у наших.
   Обидно.  Когда  протрезвеет,  забудет,  а   чтобы   напомнить,   придется
придумывать вранье  поубедительней.  Ну,  ладно.  К  вранью  мне  теперь  не
привыкать.
   Вернувшись домой, я поспешно заперла входную дверь на все  замки  и  даже
накинула цепочку, чего не делала ни разу в своей сознательной жизни. Сбросив
туфли, босиком прошла в комнату и, оставив на кресле взятую  в  видеопрокате
кассету, опустилась на четвереньки. Добравшись таким  экзотическим  способом
до балконной двери, я вылезла  на  балкон  и  осторожно  выглянула  за  край
балкона - так, словно это был край перил, - и немедленно спряталась обратно.
   И быстро уползла в дом. И долго переводила дух,  чувствуя  мокрой  спиной
прилипший к ней сарафан, уговаривая себя, что мне все померещилось, что  мне
ничто не угрожает, что за мной никто не следил.
   С балкона в комнату вползал вязкий горячий воздух. Духота  спустилась  на
город. На тусклом небе медленно проступали звезды. Облаков не  было,  но  на
востоке, у самого горизонта, тревожно вспыхивали отблески далеких зарниц.

Глава 17

ПСИХОТЕРАПЕВТ

   Тонкий аромат свечи, горящей в маленьком керамическом горшочке,  плыл  по
кабинету с языческими масками на стенах.
   Алина полулежала на ковре, облокотившись  на  подушки  и  прикрыв  глаза.
Справа рядом с ней лежал маленький плоский магнитофон -  крутилась  кассета,
из динамика доносились голоса, а слева - блокнот с записями и распотрошенная
папка с бумагами.
   Алина слушала.
   - Все, что я хотел тогда, - уничтожить их. Словно  их  обоих  никогда  не
было. А когда я понял, что это невозможно, я решил уничтожить самого себя.
   - Уничтожить?
   - В переносном смысле, конечно. Я заперся в четырех стенах и сделал  все,
что мог, чтобы все обо мне забыли. И чтобы я сам навсегда забыл  о  себе.  Я
стал так себе противен.
   - Лева, а вам не кажется, что вы, по существу, сами поверили  в  то,  что
они говорили и писали о вас?
   - Нет, это не так. Я же не сплю с мужчинами, - горький смех.
   - Но вы позволили им внушить  себе,  что  вы  плохи,  что  вы  недостойны
находиться среди людей, что вы заслуживаете только забвения.
   - А разве это не так?
   - Конечно, не так. Вы прекрасный человек, Лева. К  сожалению,  именно  на
таких, как вы, набрасываются те, кто не может вызывать  у  порядочных  людей
ничего, кроме отвращения. Они завидуют вам, они пытаются уничтожить вас.  Но
вы не должны позволять им сделать это! Когда я познакомилась с вами, я знала
только то, что вы талантливый  писатель.  Теперь,  когда  вы  наконец  стали
откровенны со мной, я поняла, что талант - не единственное ваше достоинство.
А это очень редкое качество у  творческих  людей,  поверьте  моему  богатому
опыту. Я сделаю все, чтобы спасти вас, чтобы вернуть к: жизни, поверьте мне.
   Пауза. Дрогнувший голос Крымова:
   - Спасибо, Алина. Если бы вы знали, как вы нужны мне. И как дороги.
   Алина протянула руку к магнитофону, нажала на клавишу перемотки,  недолго
подержала ее прижатой и снова надавила на "пуск".
   - Алина. Если бы вы знали, как вы нужны мне. И как дороги.
   Открыв глаза, Алина запустила пальцы в ворох  бумаг,  рассыпанных  вокруг
папки, и достала оттуда любительский снимок: Крымов на фоне афиши,  со  всех
сторон к нему тянутся микрофоны. Алина снова перемотала кассету.
   - ..как вы нужны мне. И  как  дороги.  Прикрыв  веки,  она  улыбнулась  и
медленно поднесла фотографию к губам.

Глава 18

В ГОСТЯХ У ПРЕКРАСНОГО

   Гроза еще не началась, когда за мной заехал Марк. Всполохи  на  горизонте
не внушали мне никакого доверия, да и  страхи  относительно  слежки  еще  не
улеглись, поэтому я  предложила  Марку  изменить  запланированную  на  вечер
программу и остаться дома, хотя и осознавала, что такое предложение  таит  в
себе долю опасности: Марк мог воспринять его как мое желание перевести  наши
отношения в русло интимных контактов, а такого желания, несмотря на всю  мою
симпатию к нему, я пока не испытывала.
   Но, как оказалось, у него были свои планы, и менять их он  не  собирался.
Категорически заявив, что  домой  мы  никогда  не  опоздаем,  он  велел  мне
собираться.  По  его  словам,  он  недавно  нашел  одно   чудное   место   -
замечательное, помимо всего прочего, и тем, что там не бывает никто  из  его
знакомых, - и это место он просто обязан показать мне, потому что я  -  одна
из   немногих   людей,   которые   могут   оценить   его   по   достоинству.
Заинтригованная,  хотя  и  по-прежнему  терзаемая   неясными   страхами,   я
подчинилась натиску  Марка,  хотя  и  попыталась  припугнуть  его  тем,  что
собираюсь взять с собой здоровенный  рюкзак,  так  как  последняя  маленькая
сумочка пропала без вести на поле боя. Но даже перспектива  тащить  за  мной
тяжести не смутила упорного Марка.
   Пока я  носилась  по  квартире,  непрестанно  теряя  и  находя  всяческие
необходимые вещи, вроде носового  платка,  складного  швейцарского  ножа  со
множеством лезвий, дискеты со своими нетленными  произведениями,  которые  я
считала полезным все время иметь при себе, и тому подобного, Марк изучал мое
жилище в медленном прогулочном темпе.
   - Что смотрим? - спросил он, поднимая с  кресла  кассету,  о  которой  я,
честно  сказать,  успела  забыть.  -  О,  "Никитский  бульвар".  Ты   любишь
мелодрамы?
   Едва заметная перемена в его голосе подсказала мне,  что  моя  непривычно
длинная полоса удач все еще не кончилась.
   - Да нет, - стараясь говорить как можно небрежней, ответила я.  -  Решила
еще раз полюбоваться на своего любимого актера.
   -  Какого?  Уж   не   Багровского   ли?   Называя   фамилию   исполнителя
второстепенной роли, он выдал себя окончательно.
   - Нет. Крымова. - Я посмотрела Марку прямо в глаза и увидела, как по  его
лицу пробежала тень.
   - Не думал я, что ты относишься к любительницам сладких мордашек, - криво
усмехнувшись, сказал он.
   - Вовсе нет. Я действительно считаю его хорошим актером. Сладкая мордашка
тут ни при чем.
   - Рад это слышать. Но ты, надеюсь, знаешь, что он вообще-то не  актер,  а
писатель.
   - Знаю, - ответила я и, помедлив, добавила:
   - И хотела с ним познакомиться еще до того, как он стал сниматься в кино.
   -  Женщины  почему-то  совершенно   не   умеют   отделять   понравившиеся
произведения от создателей. Им  непременно  надо  познакомиться,  -  буркнул
Марк.
   - А ты случайно не знаком с ним? - пропуская мимо  ушей  его  не  слишком
учтивое замечание, оживленно спросила я. - Ты же работаешь в издательстве и,
наверное, знаешь всех знаменитых писателей!
   - Во-первых, не  всех.  -  В  голосе  Марка  послышалось  раздражение.  -
Во-вторых, Крымова я не знаю. И, в-третьих, даже если бы и знал, не стал  бы
лезть к нему со всякими глупостями. Неужели ты не понимаешь, что  творческие
люди, как и все остальные, имеют право на частную жизнь?
   -  Ладно-ладно,  -  примирительно  сказала  я.  -  Что  толку  спорить  и
сердиться, если ты все равно его не знаешь?
   На самом-то деле я была  почти  на  сто  процентов  уверена,  что  они  с
Крымовым знакомы - слишком уж бурной была реакция на обычный женский треп. А
если и незнакомы - все равно Марку что-то известно.  И  провалиться  мне  на
месте, если я из него не вытащу это что-то в ближайшие несколько дней.
   Сев в "Фольксваген" Марка, я почти успокоилась. На улице возле моего дома
не обнаружилось никого подозрительного, вспышки на горизонте могли оказаться
ложной тревогой, да к тому же рядом со мной находился человек,  на  которого
можно было положиться в минуту опасности.
   - Кстати. - Меня вдруг озарило. - Ведь ты спас мне жизнь, а я так тебя за
это и не отблагодарила!
   - У тебя впереди еще масса времени, - улыбнулся он. - И я рад, что ты так
высоко ценишь мои скромные заслуги!
   Внезапно я ощутила укол совести. Человек действительно спас мне жизнь - и
это при том, что перед этим получил от меня пару увесистых ударов по лицу, -
относится ко мне, непонятно почему, как к родной, а я только размышляю,  как
бы им получше воспользоваться. Да, хороша работа детектива, нечего  сказать.
Но, с другой стороны, преступление, на мой взгляд, гораздо хуже.
   Дорогой, пока мы болтали о какой-то малозначащей чепухе,  я  ломала  себе
голову  над  тем,  как  заставить  Марка  разговориться  о  Прошиной  и   их
отношениях. Задача представлялась трудновыполнимой - Марк казался человеком,
который не любит делиться наболевшим и разговорам  о  собственных  проблемах
предпочитает  занятия,  разгоняющие  черные  мысли.  Еще  того   хуже,   мне
предстояло разузнать как можно больше о Крымове, а Марк, как стало  ясно  из
его слов,  распространяться  о  том,  что  ему  известно,  категорически  не
намерен.
   Я так погрузилась в мыслительный процесс, что  не  заметила,  как  машина
въехала через арку  в  какой-то  двор  и  остановилась.  Только  когда  Марк
галантно вышел из машины и распахнул дверь, я поняла, что мы приехали.
   А выйдя из салона во дворик, как  и  весь  город,  притихший  в  ожидании
грозы, я увидела знакомые ручки в виде львиных голов с кольцами в  зубах  на
знакомых белых двустворчатых дверях, знакомые готические  буквы  на  вывеске
над ними и на мгновение окаменела.
   Марк привез меня в "Ступени", клуб Себастьяна и Даниеля.
   Первым моим порывом было  немедленно  симулировать  приступ  стенокардии,
аппендицита, эпилепсии, словом, чего угодно, только бы заставить его  увезти
меня отсюда. Но потом течение  моих  мыслей  изменилось.  Если  Себастьян  и
Даниель узнают, что я знакома с Марком, в расследовании это им не поможет, а
мои планы не расстроит - я прикинусь клинической дурой, эта роль у  меня  не
так уж плохо получается, и напущу такого тумана, из  которого  им  вовек  не
выбраться. Говорить Марку, что я работаю в  детективном  агентстве,  они  не
станут - на это у них мозгов хватит, как всякая Баба Яга  в  тылу  врага,  я
могу им пригодиться. Да и удалось ли им уже выяснить, что  Марка  и  Евгению
Прошину связывали близкие отношения?
   И  потом,  Себастьяну  полезно  будет  убедиться,  что  он  для  меня  не
единственный свет в окошке. Если он, конечно, здесь, а не в "Гарде" или  еще
где-нибудь, что вполне возможно, учитывая  необходимость  как  можно  скорее
расследовать довольно сложное и запутанное дело.
   Марку я благоразумно решила не говорить о том,  что  клуб  "Ступени"  мне
давно и хорошо - слишком хорошо! - известен.
   К счастью, я не стала изображать восторг первооткрывательницы. Потому что
не успели мы войти, как охранник Гриша бросился ко  мне  с  приветствиями  и
улыбками. Спасибо, хоть по имени не назвал.
   - Почему ты не сказала мне, что уже была здесь? - спросил Марк, спускаясь
вслед за мной по длинной лестнице с подсвеченными ступенями.  В  его  голосе
явственно звучало разочарование.
   - Не хотела тебя огорчать. Да и была я тут всего пару раз.
   - А охранник тебя помнит!
   - У меня масть заметная. - Господи, и почему мужчин  так  волнуют  всякие
глупости?
   Больше всего я боялась, что нас усадят за уютный столик в углу зала,  где
посетители оказывались в поле зрения объектива камеры, почти  незаметной  за
листьями искусственного плюща, а все разговоры, благодаря вмонтированному  в
подставку симпатичной настольной лампочки микрофону, можно было при  желании
с легкостью прослушать.
   Но нас провели за столик, расположенный между сценой и  фонтаном  в  виде
каменного ангела с чашей, из которой непрерывно струилась вода.  Сцена  была
пуста, если не считать рояля. Я осторожно огляделась  по  сторонам.  В  зале
Себастьяна тоже не было видно, и, несмотря на  всю  свою  жажду  реванша,  я
облегченно вздохнула.
   Рано радовалась. Вацлав - официант, обслуживающий наш столик, -  подлетел
с радостными возгласами, назвал меня по имени, попенял на то, что  я  совсем
куда-то запропастилась, и спросил, буду ли я сегодня, как обычно, заказывать
свой любимый картофель-фри. Правда, и тут было за что поблагодарить  судьбу:
он не расцеловал меня, как обычно, видно,  присутствие  незнакомого  мужчины
остановило его, и не спросил, как продвигается расследование, - то-то  Марку
было бы развлечение!
   - Пару раз, говоришь? - задумчиво  произнес  Марк,  когда  зараза  Вацлав
принял у нас заказ и отчалил в сторону кухни.
   - Я что, виновата, что у них тут у всех память такая хорошая? -  Отчаяние
внезапно сделало меня  агрессивной.  -  И  потом,  разве  я  сделала  что-то
противозаконное? Я не  виновата,  что  уже  была  здесь  и  что  я  им  всем
полюбилась, как родная! Был  бы  ты  симпатичной  девицей,  они  бы  и  тебя
запомнили со второго раза, спорить готова! А если тебе  не  нравится,  давай
уйдем! Не я тебя сюда пригласила!
   - Да я ничего, - смешался Марк под  моим  натиском.  -  Извини,  у  меня,
наверное, вчерашний спирт еще не выветрился, я  и  правда  реагирую  на  все
как-то неадекватно.
   Милостиво даровав Марку прощение, я на  всякий  случай  приняла  свирепый
вид,  чтобы  отбить  у  кого-либо  из   обслуживающего   персонала   желание
подскакивать  ко  мне  с  нежностями,  и  уставилась  на  каменного  ангела,
вызывавшего у меня  большую  симпатию  своей  неподвижностью,  бледностью  и
молчанием.
   Вацлав принес салаты и, встретившись с моим злобным  взглядом,  мгновенно
испарился.
   Уничтожив полпорции  салата  "оливье",  я  немного  смягчилась  и,  решив
воспользоваться запуганным состоянием Марка,  с  самым  невинным  выражением
лица спросила:
   - Слушай, а почему ты такой подозрительный? Печальный жизненный опыт, а?
   - Что ты имеешь в виду? - Марк заметно напрягся. Не выходит из меня  Мата
Хари, хоть плачь. Придется переводить все в шутку.
   - Ну, может быть, на твоей совести лежат кровавые преступления. Служба  в
гитлерюгенде. Или работа в штази.
   Марк насупился. А мне всегда казалось, что  шутки  у  меня  смешные  и  с
чувством юмора все в порядке.
   - Ладно, - сдалась я. - Вижу, тебе не нравится то, что  я  говорю.  Тогда
говори сам, потому что я уже и не знаю...
   Я не договорила, потому что Марк вдруг с интересом посмотрел куда-то  мне
за спину, и в ту же секунду сзади раздался еще один знакомый голос:
   - Приятного аппетита.
   Ну вот. За что боролась, на то  и  напоролась.  Растянув  рот  в  мерзкой
улыбке, я обернулась на звук голоса.
   - Надеюсь, вам  у  нас  понравится,  -  ласково  произнес  Себастьян,  но
прекрасные шоколадные глаза,  полуприкрытые  ресницами,  были  холодны,  как
волны Арктики. - Желаю приятно провести вечер.
   Пока Марк, привстав, произносил слова благодарности, Себастьян  поцеловал
мою руку, сжав ее так больно, что я едва не взвыла. И удалился,  обменявшись
с моим спутником весьма церемонными поклонами.
   - Это владелец клуба, - шепотом сказал Марк в спину уходящего Себастьяна.
- Нли ты его тоже знаешь?
   - Видела издали, - механически соврала я.
   За соседними столиками захлопали. Без энтузиазма повернувшись к сцене,  я
увидела садящегося  за  рояль  Себастьяна.  Выглядел  он  вполне  цветуще  -
интересная  холодность  исчезла  без  следа.  Что  ж,  прекрасно.  Я   томно
посмотрела на Марка  и  призывно  улыбнулась.  Марка  эта  перемена  в  моем
поведении застала врасплох - он едва не выронил вилку, которой перед тем без
аппетита ковырял в только что принесенном  горячем,  поморгал  растерянно  и
наконец накрыл мою руку своей. Молодец, правильно понял  поставленные  перед
ним задачи.
   Себастьян  между  тем,  отыграв  вступление,  запел  мою  любимую  песню:
"Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю,  о  ней  мечтая",  -
отчего моя неприязнь к нему возросла в  несколько  раз.  Доведя  призывность
обращенной к Марку улыбки до самой  опасной  грани,  я  тщетно  пыталась  не
смотреть на сцену и не замечать, как ноет мое сердце. У  Марка  от  волнения
начали дрожать губы, а я думала,  что,  конечно,  я  последняя  сволочь,  не
отрицаю, но неужели и мой любимый мужчина всего лишь спустя  два  дня  после
моей смерти будет сидеть с другой женщиной, и гладить пальцами ее ладонь,  и
смотреть затуманенными глазами? Впрочем, все гораздо проще - моему  любимому
я и сейчас даром не нужна, вон он, поет как соловей.
   - ..напрасно ты скрываешь, что нежной страстью сама ко мне пылаешь...
   А вот  взять  сейчас,  подняться  на  сцену,  да  и  прихлопнуть  крышкой
клавиатуры эти длинные пальцы! Интересно,  какую  ноту  издал  бы  бархатный
голос? Меньше, чем на фа третьей октавы я не соглашусь.
   Настольная лампочка вдруг зашипела, и не успела я ничего понять, как  она
взорвалась с треском, который сделал бы честь любой новогодней петарде. Мы с
Марком отшатнулись, инстинктивно закрывая лица  от  осколков,  за  соседними
столиками раздался взволнованный  шум,  а  официанты  со  всех  концов  зала
кинулись к нам.
   Один Себастьян ничего не заметил. Он уже пел знаменитую "Nothing's  gonna
change my love for you" - по своему обыкновению так нежно  и  проникновенно,
что, прежде чем произошло несчастье с лампочкой, я успела  украдкой  уронить
на скатерть пару слезинок. Даже когда  абажур  нашей  лампы  приземлился  на
сцене, в шаге от его табурета, вдохновенный певец и бровью не повел.  В  мою
душу закралось подозрение.
   Официанты убрали лампу, вернее, то, что от нее осталось, и, во  избежание
дальнейших  эксцессов,   принесли   взамен   массивную   свечу   в   красном
стакане-призме. Освещение за столиком  было  восстановлено,  чего,  к  моему
большому сожалению,  никак  нельзя  было  сказать  об  атмосфере.  Трепет  и
волнение ушли, сменившись смущением и подавленным  молчанием.  Потребовалось
не меньше пятнадцати минут - три с половиной песни,  -  чтобы  пальцы  Марка
вновь заскользили по моей коже.
   Раздались два негромких хлопка. В ту же секунду я стремительно съехала со
ст