и ловкостью - казалось, что у него  не
две руки, а по крайней мере четыре.  Еще  один  ключ  -  самый  маленький  -
поворачивается в замке контейнера для дискет,  и  одна  из  них  -  белая  с
красным ярлыком - оказывается  в  дисководе.  На  ней  только  один  файл  -
"Porogi.doc". Несколько секунд - и он уничтожен.
   Марк  стремительно  разворачивается  вместе  с  вращающимся   креслом   к
внушительных размеров белой корзине  для  мусора,  над  которой  возвышается
какое-то приспособление. Когда Марк  вставляет  первую  страницу  в  прорезь
приспособления, раздается негромкое жужжание. Листок  превращается  в  комок
бумажной вермишели. С  непроницаемым  лицом  он  отправляет  в  машинку  для
уничтожения бумаг страницы романа Прошиной - одну за другой.
   Дверь кабинета с грохотом распахивается. На пороге - Даниель и Себастьян,
брови сдвинуты, пальцы на  курках  пистолетов.  За  их  плечами  -  бледное,
перепуганное лицо Марины.
   - Стой! - кричит Даниель, бросаясь вперед.
   Поздно. Марк хладнокровно бросает на стол спички с  тремя  снежинками  на
коробке - логотипом ночного клуба "Поземка". Из корзины для бумаг выбивается
пламя.
   - Так надежнее, - говорит Марк и улыбается. - Если вы будете так  любезны
и уберете эти неприятные железки, мы могли бы с вами побеседовать по  душам.
Только, будьте так добры, принесите  из  соседней  комнаты  чайник.  Мне  не
хотелось бы иметь проблемы с пожарной охраной.

Глава 28

САМОЗВАНЕЦ

   - Зачем вы это сделали?
   - Сомневаюсь, что вы бы это поняли.
   - Мы попытаемся, - хмуро сказал Даниель, затягиваясь сразу чуть ли не  на
полсигареты.
   Мы сидели вокруг него  на  приличном  расстоянии  -  ангелы  явно  с  тем
расчетом, чтобы он не мог сбежать: Себастьян на стуле у  двери,  Даниель  на
подоконнике. А меня неизвестно почему жег нестерпимый стыд, и я забилась  за
шкаф с бумагами, но и там меня доставал насмешливый взгляд Марка.
   - Почему вы уничтожили ту часть романа  Прошиной,  где  рассказывается  о
Крымове? - спросил Себастьян.
   - Потому что ее убили до того, как я успел уговорить  ее  переписать  эту
часть.
   - Зачем?
   - Чтобы она соответствовала действительности. Я  не  хотел,  чтобы  роман
увидел свет в том виде, в каком он попал в наше издательство.
   -  Но  почему?  -  нетерпеливо  спросил  Даниель.  -  Что   за   странная
привязанность к Крымову?
   Марк усмехнулся:
   - Мной двигала  вовсе  не  привязанность  к  Крымову.  По  крайней  мере,
сначала.
   - А что же?
   - Любовь к Евгении. Понимаю, что это звучит слащаво, но это правда.
   - Да объясните вы все толком, наконец! - взорвался Даниель,  спрыгивая  с
подоконника.
   - Кажется, я понял, -  сказал  Себастьян.  -  Вы  не  хотели,  чтобы  она
повторила в романе свою клевету на Крымова, поскольку считали, что лгать еще
страшнее и позорнее, чем быть оболганным, не так ли?
   Марк кивнул.
   - И вы пытались убедить ее в том, что  она  должна  загладить  свою  вину
перед Крымовым. Более того, вы, не имевший ко  всей  этой  истории  никакого
отношения, чувствовали себя виноватым. Отсюда и ваша забота о нем. Вы  нашли
ему  психотерапевта,  вы  посодействовали   выходу   его   книги   в   вашем
издательстве. С вашей подачи Прошина даже решила помириться с ним.
   - Все так. - Марк стал печален.
   - Но почему она так и не переписала роман?
   - Иногда продолжать делать ошибки проще,  чем  признать  старые.  Она  не
могла заставить себя рассказать о том, что отнюдь не делало ей чести. - Марк
тяжело вздохнул и продолжил:
   - Я сумел уговорить ее. Она согласилась, что должна написать  правду.  Но
не успела.
   - А зачем вы уничтожили весь файл целиком? - спросил Даниель.
   - У меня не было времени выбирать страницы. Я и так едва успел,  -  снова
усмехнулся Марк.
   - А с чего это вы вдруг заторопились?
   - Услышал о новом убийстве и понял, что сразу возьмутся за  меня  как  за
одного из главных подозреваемых.
   - С чего вы взяли?
   - Ну, я все-таки не первый день живу на свете. К тому же не зря за мной с
понедельника ездили ваши коллеги. Так вот, когда я понял, что за меня теперь
возьмутся всерьез, я решил уничтожить все, что не уничтожил раньше.
   - Все равно я не понимаю зачем, - покачал головой Даниель.
   Марк посмотрел ему прямо в глаза:
   - После прочтения глав о Крымове начинаешь чувствовать  отвращение  не  к
тому, о ком они написаны, а к самому автору. А я  не  хотел,  чтобы  о  моей
любимой женщине думали плохо.
   Наступила тишина.
   - А вы хорошо работаете, - взгляд Марка остановился на мне. - Примите мои
поздравления: вы профессионал высокого класса. Я даже почти влюбился в вас.
   Ой, как мне стало противно! Едва сдержавшись, чтобы  не  заверещать:  "Не
виноватая я, оно все само так  сложилось",  -  я  с  неподдельным  интересом
занялась исследованием узора на ковролине.
   - Ну, - Марк встал, вытягивая перед собой руки,  -  где  ваши  наручники,
господа? Не будем зря терять времени.
   И тут Себастьян сказал такое, от чего я покачнулась на своем стуле и едва
не съехала на пол.
   - Раздевайтесь.
   Потрясенный, Марк замер:
   - В каком смысле?
   - В прямом. Снимите рубашку и брюки. Успокойтесь. Все, что мне  нужно,  -
осмотреть вас.
   - Это произвол! - Марк сжал кулаки. Себастьян поднял пистолет:
   - Делайте, что вам говорят.
   На щеках Марка заиграли желваки.
   - Хорошо. Но вы за это ответите. Я подам жалобу.
   Себастьян кивнул:
   - Непременно. Но это потом. А сейчас раздевайтесь.
   Фигура у Марка  оказалась  очень  ничего.  Я  даже  пожалела...  Впрочем,
неважно, о чем я там пожалела, потому что сожаление было мимолетным.
   - Повернитесь. - Себастьян был суров и внимателен, как  рабовладелец  при
покупке живого товара. - Можете одеваться.
   - Ну, и что вы собирались найти на мне? Мотив убийства? Родимое  пятно  в
форме бабочки? - язвительно осведомился Марк.
   - Ни то, ни другое. Вы правда пятый сын в семье?
   Марк снова насмешливо посмотрел на меня и, нарочито  медленно  застегивая
"молнию" на ширинке, ответил Себастьяну:
   - Ах, вот в чем дело. Вы не полицейские, а охотники за привидениями.  Как
это я сразу не догадался. Нет, не пятый, а всего лишь третий. Зря вы  искали
на мне волчью шерсть. А на Крымове искали?
   - На нем не искали. Искали в его квартире.
   - И нашли? - Марк засмеялся.
   - Представьте себе, нашли. Смех прекратился.
   - Вы что, серьезно? - растерянно спросил Марк.
   - Абсолютно. Дома у Крымова найдены волчья  шерсть  и  белье  со  следами
крови, принадлежащей жертвам.
   Марк помолчал немного:
   - А что говорит сам Крымов?
   - А ничего не говорит, - ответил Даниель. - Он пропал. А  у  вас  мы  еще
возьмем кровь на анализ. На всякий случай.
   - Я не верю, что это может быть он, - пробормотал Марк. - Не верю.
   - Кто может знать, где он? Насколько мы поняли, родственников в Москве  у
него нет, с друзьями он в последнее время не общался. Марк провел ладонью по
лбу.
   - Сегодня днем я заезжал к нему, чтобы отвезти на сеанс к психологу..,  к
психотерапевту. Но его дома не было. Тогда я подумал,  что  он  почувствовал
себя настолько хорошо, что решил поехать к ней сам, не дожидаясь меня.  Надо
позвонить Алине  -  психотерапевту,  -  может,  он  был  у  нее,  сказал  ей
что-нибудь. Слушайте, про оборотня, это вы серьезно?
   - Серьезно, - ответил Себастьян. - Но если вам удобнее считать, что у нас
не все в порядке с головой,  то  пожалуйста.  Кстати,  почему  вы  завели  с
Мариной этот разговор? Откуда такой интерес к оборотням и такие оригинальные
мистификации?
   Марк пожал плечами:
   - Не знаю. Мне просто захотелось пошутить. А  оборотни...  Не  знаю...  Я
недавно разговаривал с кем-то о старинных легендах, поверьях... С кем  же...
Mein Gott! - Он посмотрел на нас широко открытыми глазами:
   - Я говорил с Алиной! В тот день,  когда  договаривался  привезти  к  ней
Крымова!
   - То есть еще до того, как она с ним познакомилась? - уточнил  Себастьян.
Марк кивнул.
   - Интересно получается, - сказал Себастьян. - Очень  интересно.  Кажется,
настало время позвонить Алине.
   Но все телефоны Алины молчали.
   -  Кажется,  мы  опять  опоздали,  -  опуская  трубку  на  место,   хмуро
пробормотал Себастьян.
   - Еще один несанкционированный обыск? - голосом  официанта,  принимающего
заказ, осведомился Даниель, не смущаясь присутствием Марка.
   - Нет, - ответил Себастьян. - На  сегодня  хватит  с  нас  обысков.  Едем
домой.
   - А как же анализ крови? - подал голос Марк.
   Себастьян махнул рукой:
   - Пусть этим занимается  доблестная  милиция,  если  ей  это  надо.  Марк
хмыкнул:
   - Значит, вы не из милиции, если я правильно вас понял.
   - Правильно, - ответил Даниель. -  Надеюсь,  у  вас  к  нам  нет  никаких
претензий?
   - Что вы, что вы! Наоборот. Счастлив был с вами познакомиться. - Марк был
преувеличенно любезен.
   Мы вместе вышли из офиса издательства "Эдельвейс"  и  разошлись  к  своим
машинам.
   - Отвезите меня домой, - попросила я. - Устала как собака, и есть хочется
ужасно.
   - Жаль тебя огорчать, но какое-то время тебе придется пожить  у  меня,  -
ответил Себастьян.
   Благоразумно умолчав о том, что перспектива поселиться у него меня ничуть
не огорчает, а скорее наоборот, я все же по всегдашней своей дурной привычке
ни  на  что  не  соглашаться,  не  доведя  кого-нибудь  до  белого  каления,
поинтересовалась:
   - А зачем это?
   Себастьян ответил вопросом на вопрос:
   - А до тебя еще не дошло, что тебе угрожает опасность?
   - Но ведь оборотень появляется только в ночь с пятницы на субботу!
   - Да. Как волк. Но что помешает ему убить тебя, и будучи  человеком.  Ох,
Даниель, нам с тобой предстоит тяжелая неделя.
   Мне тоже, подумала я.

Глава 29

ПРИВЕТ ОТ АРХАНГЕЛА

   По желтой песчаной тропинке, вспоротой во многих местах  мощными  корнями
сосен, неторопливо шагали двое. Оба  смотрелись  в  сосновом  лесу  странно,
словно попали сюда по ошибке. Первый - столичный пижон весь в  белом  -  был
Себастьян. Во втором - несмотря на жару, закутанном в длинный черный плащ по
моде явно не этого века, - Марина, очутись она здесь, без  труда  узнала  бы
уже виденного ею однажды архангела Михаила.
   Двое свернули с тропинки и по негромко потрескивающим под подошвами сухим
иглам пошли в глубь леса. Минут через пять сосны расступились, и они вышли к
небольшому лесному пруду, над поверхностью которого, покрытой  вдоль  берега
живописной зеленой ряской, гулко разносилось пение лягушек.
   Двое уселись на поваленное дерево, лежащее у самой воды, и после недолгой
паузы Михаил сказал:
   - Не буду делать вид, что не знаю, зачем  я  тебе  понадобился.  В  общих
чертах мне это известно. Но хотелось бы все же услышать хоть что-нибудь и из
твоих уст. Я согласен с людской мудростью, молчание - золото, но не до такой
же степени.
   Себастьян сделал глубокий вдох и еле слышно произнес:
   - Я хочу обратно. Я согласен на все - пусть разжалуют до простого ангела,
пусть дадут самую черную работу, только бы вернуться назад.
   Михаил поднял брови и смерил Себастьяна изумленным взглядом:
   - Чего-чего, а этого я не ожидал. Откуда такое малодушие? Ты прекрасно со
всем справляешься, тебе все удается, тобой все - понимаешь? - все  довольны,
и вдруг такое.
   Себастьян затряс головой и закрыл лицо руками:
   - Я не могу. Мне страшно.  Я  вижу,  как  Даниель  становится  другим,  и
чувствую, как сам меняюсь на глазах. Это слишком тяжело для меня.
   - Людям свойственно меняться, Себастьян.
   - Но мы не люди! - крикнул тот, убирая руки от лица. -  Мы  не  люди,  мы
другие!
   - Вы не люди, это правда. Вы и не сможете ими стать.
   - Что? - Себастьян недоверчиво посмотрел на Михаила.
   - Дорога от ангела к человеку ничуть не менее трудна, чем от  человека  к
ангелу, уверяю тебя. И оставь свой снобизм. Да, люди не могут  сделать  даже
тех простых вещей, которыми ты с таким удовольствием производишь впечатление
на Марину. Кстати, хорошая девушка, передавай ей  от  меня  привет.  Но  это
совсем не значит, что ангелы лучше, выше или нужнее Ему, чем люди. Тебе пора
бы уже это понять, гордец. Ты боишься перемен, но ведь и ангелы меняются.
   - Когда ангелы меняются, они не приобретают человеческих привычек.
   - Дались тебе эти привычки! Если  хочешь  знать,  то,  по  моему  мнению,
некоторые человеческие привычки, даже самые вредные, гораздо безобиднее, чем
ангельские. Например, эта дурацкая манера появляться в ослепительном сиянии.
По-моему, только глаза зря портить, а ты как считаешь?
   Себастьян рассеянно пожал плечами.
   - Словом, считай, что я этой твоей просьбы о возвращении не слышал. И вот
что я скажу тебе: мучить окружающих - занятие, недостойное ни  человека,  ни
ангела. Не хочу вмешиваться в твою личную жизнь.
   - Нет у меня никакой личной жизни! - сердито огрызнулся Себастьян.
   - И очень напрасно. Не мне  тебе  указывать,  но  у  каждого  нормального
человека она есть. И у ангела, раз он попал в такие обстоятельства, как  ты,
должна быть. Бери пример со своего друга Даниеля -  любо-дорого  глядеть,  а
ведь у Нади  характер  гораздо  тяжелей,  чем  у  Марины.  Устраивать  сцены
ревности, ломая, почем зря, полезные предметы,  может  каждый.  А  вот  дать
человеку почувствовать свою любовь, это  гораздо  сложней,  чем  кажется  на
первый взгляд. Дело, конечно,  твое,  но  стоит  ли  из-за  каких-то  глупых
предрассудков, неизвестно как попавших в твою светлую, в  общем-то,  голову,
мучить себя и того, кого... Хорошо-хорошо, об этом ни слова.
   Михаил поднялся с бревна и приложил руку к алому бархатному берету:
   - Счастливо оставаться. Веди себя хорошо и не делай глупостей.
   Последняя фраза еще звучала, когда фигура архангела стала  быстро  терять
плотность и размываться по контуру. Через мгновение никого не было на берегу
пруда рядом с Себастьяном.

Глава 30

РЫЖАЯ БЕСТИЯ

   Открою вам секрет: чтение книг, лежа на диване, - мое любимейшее занятие.
И четыре дня я предавалась ему с огромным наслаждением, только  возрастающим
от сознания того, что диван принадлежит Себастьяну. Надя,  приставленная  ко
мне в роли часового или надсмотрщика  -  понять  было  трудно,  учитывая  ее
авторитарный характер,  -  развлекалась  вязанием  толстенного  свитера  для
Даниеля (судя по прогнозу  синоптиков  на  ближайшие  недели,  предвещавшему
усиление и без того неслабой жары, занятие это было весьма своевременным), а
также кройкой и наметкой каких-то уж совсем непостижимых для моего  рассудка
изделий. Благодаря  нашим  совместным  трудам  квартира  Себастьяна  заметно
изменила свой первоначальный облик - всюду валялись  книги,  заложенные  чем
попало, детали выкроек, разноцветные нитки, мелки и,  что  самое  печальное,
булавки, на которые  несчастный  Себастьян  периодически  накалывался.  Надо
отдать ему должное, он ни разу не обругал нас, хотя мы эту ругань заслужили,
и ни разу - по  крайней  мере  вслух  -  не  пожалел  о  том,  что  позволил
превратить свое жилище в мое убежище. Правда, возвращаться домой он стал все
позже и позже - то ли из-за работы, то ли - это более вероятно - из-за того,
что в первый же вечер я завела с ним разговор о любви., К сожалению, пока  я
размышляла, как бы мне половчей перейти от слов к действиям и не уронить при
этом честь и  достоинство,  объект  моих  посягательств  смотался  в  душ  и
вернулся оттуда только  через  два  часа,  когда  я,  утомленная  ожиданием,
заснула, злая и разочарованная.
   Пока Себастьян и Даниель вели поиски Крымова, бесследно растворившегося в
дрожащем от зноя июльском воздухе, а заодно с  ним  и  психотерапевта  Алины
Выжнич, меня усиленно охраняли - не только Надя, но и люди  Захарова.  Выйдя
на раскаленный балкон и опустив  глаза  вниз,  я  ежедневно  видела  мужчин,
прячущихся от солнца под деревья или козырек над входной дверью.  За  четыре
дня я успела узнать своих охранников в лицо и начала обмениваться  с  каждым
из них приветственными взмахами рук.
   Через день после беседы в офисе  издательства  "Эдельвейс"  на  служебный
адрес Марка пришло письмо от Крымова, которое он немедленно отнес  Захарову.
Последнего письмо окончательно убедило в том, что убийства совершал  Крымов,
а причиной явилось внезапное и  резкое  обострение  психической  болезни.  В
письме говорилось что-то о наступающем хаосе и  распаде,  о  крови,  которая
смывает все, и о том, что смерть сводит  все  счеты.  Пересказывая  мне  это
письмо, Себастьян хмурился и был явно чем-то недоволен, но на мои  расспросы
отвечать не стал. К сожалению, никакой практической  пользы  письмо  Крымова
следователю не дало - в нем не было даже намека на то, где тот  находится  в
настоящий момент, а штемпель на конверте сообщал о том, что  отправлено  оно
было из ближайшего к его дому почтового отделения.
   Если никто не сомневался в том, что Крымов жив, хотя  и  не  находится  в
добром здравии, то с Алиной Выжнич дело  обстояло  по-другому.  Захаров  был
убежден в том, что Выжнич погибла в тот же день, что и Варя, и  причиной  ее
гибели было то, что она слишком много знала -  в  ее  квартире  провели-таки
обыск, нашли кассеты и блокнот с записями рассказов Крымова о  себе.  Однако
записей с рассказом об истории с травлей в прессе среди них не было. Так что
Захаров искал труп Выжнич  с  помощью  приборов,  определяющих  концентрацию
сероводорода в  почве  и  воздухе,  и  электрощупов.  Были  обследованы  все
скверики, дворы и подъезды в радиусе километра от дома психотерапевта  и  ее
офиса в районе Чистых Прудов. Труп искали и в самих прудах,  оказавшихся  не
такими уж чистыми. Но никаких результатов, не считая обнаружения  некоторого
количества дохлых собак и кошек, эти поиски не дали.
   У Себастьяна и Даниеля было свое мнение, отличное от захаровского, но они
о нем не слишком-то  распространялись.  До  меня  долетали  только  какие-то
обрывки фраз, настолько туманные, что, при  всем  богатстве  моей  фантазии,
связать их во что-нибудь мало-мальски понятное мне не  удавалось.  Сделанные
во время обыска фотографии сыщики любезно предоставили в  мое  распоряжение:
то ли надеялись, что я разгляжу на них что-нибудь свежим глазом, то ли ни на
что уже не надеялись, просто хотели, чтобы я от них отстала. Мне  фотографии
не  дали  ровным  счетом   ничего,   за   исключением   одного   наблюдения:
психотерапевт Выжнич  не  на  шутку  интересовалась  этнографией,  стены  ее
квартиры и офиса были сплошь завешаны  деревянными  и  берестяными  масками,
оружием и амулетами, полки заставлены сосудами и фигурками из  разнообразных
материалов, а уж книг о ритуалах и обрядах всех, кажется, народов мира у нее
и вовсе  было  несметное  количество.  Я  объяснила  это  себе  просто:  где
психотерапия, там и психоанализ, а дедушка Фрейд  и  прочие  отцы-основатели
этого учения (одного из единственно верных) к ритуалам и  обрядам  древности
относились с большим почтением и в изучении их находили массу полезного.
   Итак, прошло четыре дня. А на пятый вступил в  действие  закон,  согласно
которому любое, даже самое любимое занятие быстро надоедает,  если  ему  нет
никакой альтернативы. А  альтернативы  действительно  не  было.  Я  пыталась
начать писать новый роман, но чистый лист бумаги отчего-то  вызывал  у  меня
полный паралич мыслей. Если же что-нибудь и приходило в голову, то это  были
исключительно ядовитые пассажи обо всем, что меня окружало, в  частности,  о
свихнувшейся  на  рукоделье  Наде,  которая,  забросив  кройку  и   вязание,
принялась за вышивание крестиком. Доверять такие мысли бумаге представлялось
мне небезопасным для жизни -  слишком  велик  был  риск  получить  вязальной
спицей в бок.
   Словом, на пятый день пребывания под стражей я впала в ужасную  тоску.  С
горя я взялась за телефон и позвонила уже знакомой вам Даше. Выяснилось, что
она пребывает в таком же гнусном настроении, хотя и совсем по другой причине
-