бедолага  отравилась  несвежими  мидиями  в  томатном  соусе.  Обсуждение
несовершенного  устройства  мира  заняло  не  меньше  сорока  минут,  вызвав
заметное неудовольствие у Нади, которая стала бросать на меня  все  более  и
более недоброжелательные взгляды, а под конец Дашка вдруг сказала:
   - Вместо того чтобы болтать по телефону, приехала  бы  навестить  больную
подругу!
   - Нет проблем, - ответила я, прежде чем успела сообразить, что делаю.
   Положив трубку, я задумалась. Сидеть взаперти в четырех стенах надоело до
смерти. Опасность, исходящая от Крымова, казалась весьма сомнительной:  судя
по всему, он гораздо больше занят не тем, чтобы найти  меня,  а  тем,  чтобы
никто не смог найти его самого. Словом,  никаких  доводов  против  визита  к
больной подруге у меня не было. За исключением одного - ни Надя, ни  молодой
человек у подъезда со мной не согласятся. Любой нормальный человек  на  моем
месте пришел бы к выводу,  что  нечего  и  огород  городить,  и,  перезвонив
подруге, отменил бы встречу.
   Но мои мозги плавились от жары так, что  не  спасала  никакая  кока-кола,
потребляемая  в  опасных  для  печени   количествах.   Кроме   того,   Надя,
возгордившаяся из-за возложенных на нее обязанностей по моей  охране,  стала
такой задавакой и так задирала нос, что по этому самому носу давно пора было
хорошенечко щелкнуть. И я решилась.
   Удалить Надю, к моему удивлению, не  составило  большого  труда.  Как  бы
между прочим я напомнила ей, что вчера вечером Даниель несбыточно  мечтал  о
кружечке холодного пива,  и  она  тут  же  обнаружила,  что  с  продуктовыми
запасами у сыщиков просто беда, и ей немедленно, сию же секунду, надо бежать
в магазин. Только как же она оставит меня?
   Я заверила ее, что со мной проблем не будет - не зря же у подъезда потеет
дяденька в пиджаке, нужном исключительно для того, чтобы скрывать кобуру под
мышкой и держать рацию во внутреннем кармане.  Надо  только  договориться  с
ним, чтобы он повнимательней следил за входящими  в  дом,  пока  Надя  будет
отсутствовать. Успокоенная,  Надя  схватила  кошелек  и  пакет  с  портретом
какой-то уродки и умчалась. Осторожно выглянув с балкона, я увидела, как она
совещается  с  захаровским  подчиненным  -  вид  у  обоих  был  на  редкость
конспиративный.  Вернувшись  обратно  в  дом,  я  позволила  себе  потратить
полминуты на приглушенное мерзкое хихиканье.
   Маскарад, с помощью которого я собиралась  обмануть  своего  стража,  был
прост, как все гениальное. Рыжие волосы - самую  характерную  деталь  своего
облика - я спрятала под огромный цветастый платок, принадлежащий Наде. У нее
же я позаимствовала юбку, которая, будучи надетой  на  меня,  подолом  почти
достигла пола. Темные очки подходящего, то есть большого, размера нашлись  в
моем рюкзаке. Для пущей живописности образа я утащила обнаруженную  в  вещах
Даниеля трость с изогнутой серебряной ручкой в форме змеиной  головы  (змея,
между прочим, символ искушения, ангелу такая трость совсем ни к чему). Жаль,
что у меня было мало  времени,  а  то  бы  я  еще  наклеила  себе  на  грудь
переводную татуировку - алую розу невыносимо вульгарного вида,  невесть  как
попавшую в мой рюкзак. Не могла же я купить такой ужас сама!
   Представление  удалось  на  славу.  Когда  я,  хромая  изо  всех  сил   и
торжественно постукивая палкой о бетонный пол, появилась в дверях  подъезда,
на маловыразительном лице дозорного появилось что-то очень похожее на  ужас,
но он и не подумал сдвинуться с места, чтобы воспрепятствовать моему  уходу.
Веселее было то, что, пройдя несколько метров, я нос к  носу  столкнулась  с
Надей!
   Все мои внутренности, сорвавшись с насиженных мест, дружно полетели вниз.
В ее пакете звенели пивные бутылки, и я с ужасом ждала мгновения, когда  они
с печальным звоном разобьются о мою неудачливую голову.
   Но Надя только смерила меня неодобрительным взглядом и полетела дальше, а
я, выбиваясь из заданного хромотой ритма, помчалась прочь. Свернув за  угол,
я  окончательно  распрощалась  с  мнимым  увечьем  и   припустила   галопом,
размахивая тростью и вызывая столбняк у прохожих.

Глава 31

СКРОМНОЕ ОБАЯНИЕ ЭГОИЗМА

   Этого молодого человека с трудом можно  было  представить  себе  в  белом
халате. Скорее уж ему подошла бы куртка-косуха. Волосы, завязанные  сзади  в
довольно длинный хвост, серьга в ухе, массивный перстень в форме  черепа  на
мизинце - то ли байкер, то ли металлист, то ли все вместе. Тем не менее  это
был ветеринарный хирург, и весьма преуспевающий.
   Впрочем, Даниель и Себастьян пришли в его кабинет совсем не  из  любви  к
животным.
   - Ну, я не знаю, что могу рассказать вам об Алине  такого  особенного.  -
Ветеринар заметно нервничал, череп на мизинце нервно  подрагивал,  когда  он
тушил сигарету и закуривал следующую. - Тем более, что мы  с  ней  давно  не
общаемся.
   - Расскажите все, что знаете, - мягко сказал Себастьян.
   -  Ну...  М-мы  познакомились  в  институте...  -  чуть  заикаясь,  начал
рассказывать ветеринар. - Поженились на последнем курсе. После  института  я
подался  в  ветеринарию.  Она  продолжала  заниматься  психотерапией.  Много
работала. Да что сказать-то? Она очень  целеустремленная,  волевая.  Многого
добилась, много зарабатывает. Н-не могу поверить, что ее  нет  больше.  Тела
ведь не нашли? - Он посмотрел на сыщиков с надеждой.
   - Пет, не нашли, - ответил Даниель. - А почему вы развелись?
   Ветеринар потупился, помрачнел:
   - М-мне не хочется говорить об этом.
   - К сожалению, это необходимо, - сказал Себастьян. -  Поверьте,  мы  ведь
спрашиваем вас не из праздного любопытства.
   - Мы хотели ребенка. У нас долго не получалось.  П-потом  все-таки  Алина
забеременела. Появился Ваня. Он был.., т-такой замечательный малыш,  т-такой
умный, в-весе-лый. - Ветеринар с силой раздавил сигарету в пепельнице.
   - Он умер? - спросил Себастьян понимающе.
   Ветеринар кивнул:
   - У него оказалась очень редкая  болезнь.  Алина  неописуемо  переживала,
отдалилась от меня, почти перестала со мной разговаривать. Хотя  мне  б-было
не легче, чем ей, я ведь тоже потерял ребенка! И я стал встречаться с другой
женщиной. Поверьте, я не хотел разводиться с  Алиной,  но  она  стала  такой
чужой, такой холодной! Я просто не мог больше, мне нужен был кто-то,  с  кем
можно поговорить, поделиться наболевшим. Ну а потом Алина узнала. Был  такой
страшный скандал, я до сих пор его вспоминать  спокойно  не  могу.  Она  так
кричала. Она высказала мне все, что обо мне думает! Вы не представляете, что
она мне тогда наговорила. Сказала, что это я виноват в том, что Ваня умер.
   - А вы не были виноваты? Ветеринар побледнел и тихо сказал:
   - Д-давно, когда был еще совсем  молодым,  я  принимал  наркотики.  Но  я
бросил колоться за семь лет до того, как  родился  Ваня!  И  потом,  у  меня
сейчас есть ребенок, он здоров, с ним все в порядке.
   - Алина знала, что у вас есть ребенок?
   - Н-нет. То есть узнала только месяц назад. Мы случайно встретились с ней
в метро, разговорились. Мы очень давно не общались, а тут столкнулись -  как
будто ничего и не было. Но она мне очень мало о себе рассказала, вот  в  чем
беда. Так что я ничем не могу вам быть полезен.
   - А когда вы с ней еще были вместе, в ее поведении ничего не казалось вам
странным?
   - Нет.
   - Она уже тогда увлекалась этнографией?
   - Что вы имеете в виду?
   -  Ну,  коллекционировала  разные  маски,  предметы  языческих   культов,
статуэтки, книги с описаниями магических обрядов и архаических верований.
   Ветеринар выглядел удивленным.
   - Нет, ничего такого. Но, правда, у нас раньше и денег на такие  вещи  не
было. Может, ей и было интересно, но на какие средства все это покупать?  Вы
лучше у кого-нибудь из ее  подруг  спросите,  может,  она  с  ними  об  этом
говорила.
   - Слушайте, а о чем вы с ней  разговаривали?  В  свободное  от  работы  и
домашнего хозяйства время? - вдруг спросил Даниель.
   - Ну, - обескуражено протянул ветеринар. - Мало  ли  о  чем.  Я  уже  так
сейчас и не помню.
   - А не могли бы вы назвать нам  координаты  какой-нибудь  из  ее  близких
подруг? Или хотя бы имя.
   Ветеринар, кажется, смутился.
   - Я так не вспомню. Позвоните мне.., как-нибудь попозже.  Мы  в  основном
общались с моими друзьями, а  не  с  ее.  Когда  мы  поженились,  она  почти
перестала встречаться со своими подругами. Знаете, они  у  нее  такие  синие
чулки были. Я их не любил. И, по-моему, взаимно.
   - Последний вопрос. - Даниель обернулся  в  дверях  кабинета.  -  Где  вы
познакомились с вашей нынешней женой?
   - Я должен отвечать? - удивился ветеринар.
   - Да, будьте добры. Это тоже важно.
   - Ну... Здесь, в клинике.
   Даниель и Себастьян распрощались и вышли в коридор,  по  которому  звонко
разносился лай симпатичной рыжей таксы с перевязанным ухом. Когда они отошли
на порядочное расстояние от кабинета хирурга, Даниель тихонько прошипел:
   - Придурок! Таких к  женщинам  на  пушечный  выстрел  подпускать  нельзя!
Сломает жизнь и не заметит. Кроме себя, никого вокруг не видит.
   -  По  закону  подлости  женщины  именно  таких  почему-то  и  любят,   -
меланхолично заметил Себастьян.
   Даниель смерил его неодобрительным взглядом и усмехнулся:
   - Уж кто бы говорил!
   На лице Себастьяна отразилось неподдельное возмущение, и он  с  очевидным
намерением возразить открыл было рот, но тут подал признаки жизни  мобильный
телефон Даниеля.
   - Надя? - нежно промурлыкал Даниель, расплываясь в сладкой улыбке.  Но  в
следующую секунду выражение его лица и голоса изменилось до неузнаваемости:
   - Как пропала? Куда?
   Себастьян, тоже вмиг лишившийся  спокойствия,  дернул  Даниеля  за  рукав
футболки, заставляя наклониться, и прижался ухом к обратной стороне трубки.
   - Сейчас будем! - рявкнул Даниель. - Вот уроды! У  семи  нянек  дитя  без
глаза! Поехали искать твою рыжую!
   - Надо позвонить Захарову, хотя я уверен, что она смоталась  из  дому  по
доброй воле и по  собственному  желанию,  -  безжизненным  голосом  произнес
Себастьян - Кстати, у тебя есть ремень с большой пряжкой?
   - Есть, - явно озадаченный таким вопросом откликнулся Даниель - А что?
   - Напомни мне, чтобы я взял его у тебя, когда она найдется.
   - Для чего?
   - Я ее выпорю как Сидорову козу, вот для чего! - прорычал Себастьян
   Такса испуганно смолкла и, опасливо поджав  хвост,  спрятала  голову  под
мышку хозяину.

Глава 32

СИНДРОМ КОЛОБКА

   Дашка была в экстазе. Не говоря уж о том, что сам  факт  моего  появления
может привести в экстаз кого  угодно,  костюм,  в  котором  я  пожаловала  к
ослабленной и обезвоженной подруге, был тоже в своем роде  шедевром.  Увидев
меня, подруга присела на тумбочку в коридоре и  некоторое  время  стонала  и
подвывала так, что я в конце концов испугалась, как бы она  не  обезводилась
окончательно. Однако, на мое счастье, этого все-таки не произошло, и  вскоре
оправившаяся от потрясения Дашка, держась  за  живот  и  подволакивая  ноги,
проводила меня в комнату, откуда немедленно пошел дым коромыслом.
   Сначала я рассказала ей о случившемся с Варей и принялась рыдать Дашка, в
жизни не видевшая Варю, знавшая ее только  по  моим  рассказам  и  не  очень
благодаря этим же рассказам ее любившая, всплакнула со мной  за  компанию  -
сказывался удар, нанесенный здоровью подлыми  мидиями.  Потом  Дашка  начала
угощать меня вкусностями,  пропадающими  зря  из-за  ее  неспособности  есть
что-нибудь, кроме овсяной каши и жиденького бульона с белыми сухариками. Тут
настроение мое поднялось необычайно, я бы даже сказала,  неприлично,  потому
что радости желудка вмиг затмили горести потерь. И я  еще  катила  бочки  на
Марка, а вместе с ним и на остальных мужчин!  Забыть  одного  человека  ради
другого - это еще куда ни шло, но забыть человека  ради  еды  -  это  просто
свинство.  Словом,  я  несколько  раз  с  чувством  обозвала  себя   свиньей
(мысленно,  разумеется)  и,  покончив  с  не  слишком  сильными  угрызениями
совести, всецело предалась греху чревоугодия.
   И греху суесловия, как же без этого. Я в  подробностях  рассказала  Дашке
обо всем, что произошло со времени нашего последнего разговора. Она слушала,
не перебивая,  что  было  для  нее  крайне  нетипично  и  служило  признаком
сильнейшей заинтересованности. Когда у меня от непрерывного  чесания  языком
запершило в горле и я жадно приникла к  здоровенной  керамической  кружке  с
остывшим чаем, на поверхности которого  уже  образовалась  радужная  пленка,
Дашка поправила круглые очки, придававшие ей весьма умный вид, направила  на
меня свой острый нос, которым, несмотря на все жалобы на  его  избыточность,
втайне, кажется, гордилась, и спросила:
   - Слушай, что-то тут не стыкуется  с  этим  Крымовым.  Если  журналюга  и
бывшая жена устроили ему такую собачью радость два года назад,  то  чего  он
ждал все это время?
   Я пожала плечами:
   - Сначала все думали, что дело в автобиографическом романе  Прошиной.  Но
похоже, что он о  нем  и  понятия  не  имел.  Так  что  убирать  устроителей
давнишнего скандала, чтобы он не разгорелся вновь,  Крымов  не  мог,  раз  о
романе не знал. Может, у него произошло это., как его.., обострение? Или как
там у медиков это называется. То есть он тихонечко сходил с ума, а  потом  -
бац! - совсем свихнулся, и его понесло.
   - Подожди, давай договоримся, он псих или оборотень? - Дашка  ожесточенно
зашуровала по столу в поисках зажигалки.
   - Наверное, и то и  другое,  -  неуверенно  сказала  я.  -  Наверное,  он
оборотнем стал, когда сошел с ума. Надо у Даниеля  с  Себастьяном  спросить,
как оборотнями  становятся.  Я,  честно  говоря,  никогда  эту  проблему  не
изучала.
   - С ума он, судя по его неадекватному поведению, сходить давно уже начал.
Так почему  бы  ему,  вместо  того  чтобы  жечь  дверь  Прошиной  и  кормить
бильярдными шарами Глебовского, не порвать их сразу на портянки,  и  дело  с
концом.
   - А ведь действительно, - сказала я. - Спасибо  за  хорошие  мысли.  Надо
будет ангелам их потом подкинуть, если до них уже и так это  не  дошло.  Они
ведь знаешь какие умные?
   - Ну, на то они и ангелы! Одно только меня удивляет.
   - Что?
   - Если они тебя в любой точке города  могут  найти  и  позвонить  хоть  в
таксофон, хоть в радио, хоть в электрокофеварку, почему они до сих пор этого
не сделали?
   Я расплылась в самодовольной улыбке:
   - Ну, я - то ведь тоже не тапком щи хлебаю! Волшебное кольцо мне на  что?
Я велела ему, чтобы меня никто не мог найти. Вот они и не могут!
   Дашка с уважением посмотрела на кольцо и на меня.
   Неизвестно,  насколько  бы  еще  затянулся  мой  визит,  поскольку   если
прожорливость моя и ограничивалась размерами желудка и количеством  Дашкиных
припасов, то болтливость не знала предела, и  разговор  мог  все  в  том  же
бодром темпе продолжаться и час, и другой, и хоть до следующего утра,  но  в
дело вмешались рок и родственные связи в лице Дашкиной любящей родительницы,
решившей навестить страждущую дщерь.  Появление  нового  визитера  заставило
меня раскланяться и отправиться восвояси.
   Именно восвояси, поскольку перспектива возвращения в Себастьяново  жилище
совершенно меня не грела, в отличие от июльского солнца. Тем более что  я  с
заметным  опозданием  осознала,  какую  головомойку  мне  зададут,  когда  я
вернусь. Вообще-то Себастьяна с Даниелем я не особенно  боялась  -  все-таки
они ангелы, им людей калечить не положено, а уж фей и подавно.  А  вот  Надя
внушала мне ужас и трепет. Все арабские, ирландские и  баскские  террористы,
вместе взятые, казались двухмесячными котятами по сравнению с  этой  дочерью
Востока.
   После продолжительной прогулки по Петровскому парку, а затем  -  вещевому
рынку я с сожалением спустилась  под  землю  и,  погрузившись  в  невыносимо
душный вагон метро, приклеилась к  поддельно-кожаному  сиденью.  Приближение
неминуемой  смерти  от  рук  исламской  фундаменталистки  местного   разлива
наводило на меня тоску и внутреннюю дрожь, от которых я  пыталась  отвлечься
чтением  рекламы,  густо  облепившей  стены  вагона.  В  промежутках   между
рекламами я изучала пассажиров напротив. Не могу сказать, что  утешало  меня
меньше.
   Огромный нос, огромный белый тюрбан, огромная борода,  огромные  огненные
черные глаза с огромными ресницами. Очень  живописный  индус,  но  очень  уж
черный. Прыщавый юноша с застрявшим поперек  горла  адамовым  яблоком  -  ну
очень зеленый, прямо как та жаба у Карцева. Видать,  яблоко  было  неспелым.
Толстуха в полупрозрачном сарафане, невероятно  длинных  серьгах,  увешанная
центнером бус, - как ей только в них не жарко. Женское  лицо  со  вздернутым
курносым  носом  и  торчащей  изо  рта  палочкой  от  карамели  "Чупа-чупс".
Скользнув по нему  мимолетным  взглядом,  я  вернулась  к  рекламе  магазина
меховых изделий, такой же актуальной, как и Надино вязание. Тьфу  ты,  черт,
опять эта Надя! Лучше уж пассажиры. А эта девица  даже  напоминает  кого-то.
Актрису, что ли. А что это она на меня так вытаращилась? Я-то  вроде  ни  на
какую актрису не похожа. Или ей просто не нравятся рыжие - платок я сняла  и
убрала в рюкзак, мне и без него было жарко.
   И вдруг я ее узнала. И это подействовало на меня  гораздо  лучше  всякого
кондиционера. Мне стало так холодно, будто туннель  метро,  по  которому  мы
ехали, прокладывали сквозь вечную мерзлоту.
   Нельзя сказать, что меня это сильно  утешило,  но  девица  тоже  явно  не
испытывала желания, издавая крики восторга, упасть в мои объятия. На лице ее
читалась какая-то мысль, и, хоть я и не знала, о  чем  она,  мысль  эта  все
равно мне не нравилась.
   Первым моим порывом было вскочить с места и бегом броситься  к  дверям  в
противоположный конец вагона, хотя моя способность  выполнить  такой  маневр
вызывала у меня серьезные сомнения - ног я совсем не чувствовала, настолько,
что если бы всем находящимся в вагоне пришла  в  голову  фантазия  совершить
легкую физкультурную разминку на моей пыльной обуви, я все равно  бы  их  не
ощутила.
   Потом я решила притвориться, что меня внезапно сморил сон, но и эту  идею
отбраковала как совсем негодную. Мозги мои от напряженных умственных  усилий
превратились в коктейль, и, как спастись, я не придумала.
   Между тем поезд, приближаясь к станции, замедлил ход, остановился, открыл
двери.  Внутренне  напрягшись,  я  наблюдала  за  выходящими   и   входящими
пассажирами. Женский голос  объявил  о  дверях,  о  следующей  станции  и  с
опереточными интонациями призвал  пассажиров  сообщать  машинисту  поезда  о
забытых вещах. Дверные проемы стали стремительно сужаться...
   Думается, я побила все мыслимые и немыслимые рекорды мира,  жаль  только,
что названия  для  такого  вида  спорта  еще  не  придумали.  Очутившись  на
платформе, я припустила во весь дух и только  у  эскалатора  позволила  себе
обернуться.
   То, что я увидела, заставило  меня,  вопреки  всем  правилам  пользования
метрополитеном, почти сесть на ступеньку  эскалатора.  По  платформе  в  мою
сторону  стремительно  перемещалась   женская   фигура.   Очевидно,   бывшая
беременная успела выпрыгнуть за мной в другую дверь  и  теперь  явно  горела
желанием продолжить наше знакомство.
   С сожалением должна признаться, что я отнюдь не  питала  к  ней  взаимных
чувств. Мне хотелось  расстаться  с  ней  как  можно  быстрее  и  желательно
навсегда. Но, на мое счастье, едва успели захлопнуться двери нашего  поезда,
открылись двери другого,  прибывшего  с  противоположной  стороны.  Я  чудом
успела в них проскочить, а вот киллерше это не удалось - она попала в затор,
образованный стремящимися к заветным ступенькам пассажирами. В  кои-то  веки
принесла реальную пользу привычка наших граждан бежать к эскалатору,  словно
кони, с той только разницей, что кони не умеют толкаться локтями!
   Радоваться, однако, было рано. Едва успела я отбежать от дверей следующей