срезать им ноготь. Теперь он
грустно  сидел,  привалясь  к  забору,  и  в  третий  раз   перебинтовывал
полуотрубленный палец, что, конечно, не решало проблемы в целом.
     Бесформенная тень проползла по песку и остановилась, упираясь верхним
краем в злосчастную конечность. Затем тень помедлила и передвинулась  чуть
левее.
     - Болит? - участливо осведомилась тень.
     - Угу, - расстроено кивнул Анк Пилум, не поднимая головы. - Еще бы не
болеть... У вас тряпочки не найдется? Лишней...
     - Сожалею, друг мой, но у  меня  нет  ни  одной  лишней  тряпочки,  -
ответила тень, лениво удаляясь по направлению к корпусу центурии. -  Но  я
пришлю кого-нибудь...
     Тут  только  до  рядового  дошло,  что   все   происходящее   вопиюще
противоречит  любым  параграфам  Устава.  Он,  Анк  Пилум,   ответственный
часовой, должен стоять, когда он сидит; а пришлая тень вместо того,  чтобы
остановиться в положенных четырех шагах от него...  Анк  Пилум  представил
себе выражение того, что называлось лицом центуриона  Анхиза,  когда  тень
попросит у него тряпочку для часового Пилума, раненного при исполнении...
     Думать быстро Анк Пилум никогда не умел, за что  нередко  бывал  бит,
но, обдумав все тщательным образом, действовал решительно  и  напористо  -
хотя и запоздало.
     - Стой, рубить буду! - заорал он, вскакивая и пытаясь  не  переносить
вес на недозамотанную ногу.
     Тощий бродяга в синем блестящем  плаще  немедленно  остановился  и  с
любопытством стал разглядывать рядового, тщетно пытавшегося  придать  себе
воинственный облик.
     - Кого? - поинтересовался синий плащ.
     -  Что  -  кого?  -  недоверчиво  переспросил  Анк  Пилум,  судорожно
припоминая недоученный Устав.
     - Кого рубить-то будешь? И чем?
     - Тебя... - неуверенно протянул рядовой. - Вот этим...
     И указал на валявшийся у забора бердыш.
     Синий плащ вернулся, поднял оружие и ногтем попробовал заточку.
     - Нет, - с полным знанием дела заявил синий. -  Этим  рубить  нельзя.
Даже меня...
     - Так больше ж нету ничего... - горестно вздохнул  Анк  Пилум.  -  Не
дали...
     Бродяга присел рядом с рядовым и ободряюще  потрепал  того  по  плечу
своей куриной лапой.
     - Давно служишь?
     - Давно, - шмыгнул носом рядовой, - две недели  скоро...  Из  Закинфа
мы. Рекрутские наборы... Кого на Казематы, кого  -  еще  куда,  а  меня  в
Пауки, значит... Узлы я хорошо вяжу. Любые...
     - Узлы - это дело,  -  ободряюще  закивал  бродяга,  отчего  шея  его
собралась в многочисленные складки. - Узлы  нам  нужны...  Давай,  я  тебе
палец забинтую, как положено, а после ты сходишь к  центуриону  Анхизу,  и
скажешь...
     - Не дойду я, - всхлипнул Анк Пилум, расслабленный чужим сочувствием.
- А дойду, так лар Анхиз мне в рожу - за несоблюдение и дурость...
     Бродяга встал и повернулся лицом к корпусу центурии, на втором  этаже
которого были открыты два крайних окна.
     - Эй, Анхиз! - неожиданно завопил бродяга дурным голосом. -  Анхи-из!
Выгляни на пару слов! Осчастливь зовущего! Анхизушка-а-а!..
     В окне появилась встрепанная голова, и рядовой  Анк  Пилум  с  ужасом
понял, что лар Анхиз спал, и в разбуженном состоянии  ничего  хорошего  от
него ждать не приходится.
     - Слушай, Анхиз, если я к тебе этого парня пришлю, - надрывался между
тем бродяга, - что ты ему сделаешь?
     - В рожу двину, - не задумываясь, пообещал центурион Анхиз,  протирая
заспанные глаза. - Чтоб не будил.
     - Так ты ж уже не спишь! - засмеялся бродяга, и нахальство прямо-таки
проступило изо всех пор  на  его  сплющенной  ухмыляющейся  физиономии.  -
Значит, и повода не будет...
     - Будет, - не согласился упрямый Анхиз. - Ты  погоди  его  присылать.
Лучше я сам спущусь, и тогда повод обязательно найдется.
     Рядовой Анк Пилум удрученно засопел, и  бродяга  вновь  расхохотался,
садясь на корточки и ловко бинтуя  поврежденную  ногу,  словно  всю  жизнь
только и занимался лечением нерадивых  часовых.  За  этим  занятием  их  и
застал спустившийся центурион, на ходу застегивающий многочисленные пряжки
своей форменной амуниции.
     Бродяга оторвался от перевязки, сунул клешню за пазуху, извлек оттуда
скрученный в трубку лист бумаги и многозначительно помахал им в воздухе.
     - Кто подписывал? - осведомился Анхиз, почесывая волосатую грудь, уже
начинающую седеть.
     - Медонт, - немедленно ответил бродяга.
     Рядовой Анк Пилум отодвинулся в тень забора, стараясь не привлекать к
себе внимания, и подумал, что бродяга ведет себя как-то странно.  До  того
эта  мысль  почему-то  не  приходила  ему  в  голову.  Или  приходила,  но
заблудилась  и  только  сейчас  выбралась  к  месту  назначения.   Поздно,
наверное...
     - Я беса брать не пойду, - задумчиво покачал головой Анхиз. - У  меня
все Пауки в разгоне. Предупреждать надо. Заранее... Из  ветеранов  человек
пять-шесть, три метателя, и эти...
     Он  махнул   рукой   в   сторону   скорчившегося   рядового.   Махнул
пренебрежительно, но с некоторой симпатией.
     - И этих, рекрутов  необученных,  дюжина...  Их  учить  да  учить,  а
обкатанный бес две трети угробит, пока свяжем. Право Правом, а  зря  людей
губить не дам. Ни сырых, ни прочих.
     - Брось труситься, -  жестко  сказал  бродяга,  облизывая  пересохшие
губы. Язык у него был длинный  и  узкий.  -  Женщину  брать  будешь.  Дочь
Архонта, жрицу Леду. Из охраны - кормилица да чернокожий у  задних  ворот.
Но ветеранов возьми. Мало ли...
     - A беса там не окажется? -  с  сомнением  в  голосе  поинтересовался
Анхиз. - Случайно... Иначе чего ты ко мне пришел, а не к  Блюстителям?  По
старой памяти? Прошлый Пустотник присоветовал?
     - Беса не окажется. Но может оказаться. Улавливаешь разницу? И к тому
же... Хочу, чтоб присмотрелся ты... До завтра - нет, до  послезавтра  -  у
тебя все сползутся? Подумай...
     - Кто? - центурион поправил сползший ремень поножей на левой  голени.
- Имя? Округ?
     - Марцелл  из  Западного.  С  разрешения  Совета.  Бумаги  пришлют  с
нарочным.
     - Это который?.. - начал было центурион, но замолчал, видимо,  что-то
припоминая и прикидывая.
     - Соберутся, - наконец сказал он. - Тут многих собирать придется.  Но
- возьмем. Что еще?
     - Все, - сказал бродяга. - До вечера все.
     ...Центурион  застыл  в  воротах  и  долго  глядел  вслед   ушедшему.
Осмелевший Анк Пилум подковылял к нему и встал за спиной.
     - Разрешите обратиться?
     - Валяй, - буркнул нахмуренный Анхиз.
     - Кто это был?
     - Это? Деревня ты... Это Даймон. Новый окружной Пустотник. Они к  нам
частенько захаживают. По делу...
     -  А-а-а...  -  испуганно  закивал  рядовой,  остолбенело  косясь  на
собственную забинтованную ногу. - Демон... Ясно...
     - Да? - равнодушно спросил Анхиз. - Вы их так называете?..



                                    2

                 Рыба утку спросила: "Вернется ль вода,
                 Что вчера утекла? Если да - то когда?"
                 Утка ей отвечала: "Когда нас поджарят,
                 Разрешит все вопросы сковорода".
                         Гиясаддин Абу-л-Фатх Хайям ан-Нишапури



                                    3

     Я опоздал. Целый день мне было не по себе, я никак не  мог  дождаться
уговоренного часа, и не дождался, ноги  сами  принесли  меня  к  знакомому
забору, знакомой калитке - и все же я опоздал.
     Позднее я часто размышлял над тем, что могло бы  случиться,  приди  я
вовремя. Возможно, Пауки изловчились бы уволочь спеленутого Марцелла  куда
положено. Возможно, я сумел бы пробиться и  ушел  бы  в  бега,  так  и  не
столкнувшись с Пустотником Даймоном лицом к лицу. Или мы встретились бы  с
ним посреди улочки, где пыль к тому времени успела бы скататься в кровавые
шарики, - и то, что произошло потом, на  арене,  состоялось  бы  сразу,  а
конец мог бы оказаться совсем иным...
     Видимо, сказалась общая безалаберность судьбы, которая, как известно,
слепа и способна на  самые  нелепые  поступки.  Я,  наверное,  пользовался
особым расположением Ее Капризности,  пользовался  в  течение  всей  своей
жизни - если даже иметь в виду не только  бесовскую  ее  часть,  нудную  и
бесконечную, но  и  те,  остальные  жизни,  кричащие  во  мне  незнакомыми
словами, захлебывающиеся  в  сухом  змеином  шорохе  Зала.  Их  лица  пока
прятались под раскрашенными масками, и я не мог, хотел и не мог  крикнуть:
"Маска, я вас знаю!"
     Я их не знал. И расшалившаяся судьба тасовала колоду.
     ...Сначала я увидел калитку, сорванную с петель. Вокруг  было  обилие
следов, словно множество людей долго топталось на одном месте, не  решаясь
войти... А у порога валялся обрывок толстой  веревки  с  узлом  на  конце.
Таких узлов я никогда не встречал, и тем более не вязал.
     Узел мне не понравился.
     Сад оказался на удивление нетронутым, хотя я ожидал совсем  иного.  И
сад, и дом, и убранство комнат - я внимательно осматривал  все,  крадучись
вдоль стены и заглядывая в окна, но дом был пуст, спокоен и невозмутим, от
мрамора лестницы  до  перламутровой  плитки  знакомого  зала,  где  стояли
упакованные вещи, у зеркала лежал забытый в спешке черепаховый  гребень  с
инкрустацией, а на полу блестел обнаженный кинжал Зу Акилы.
     Маленький  изящный  кинжал,  с  волнистым  лезвием,  с  чеканкой   по
клинку... и лезвие слегка отсвечивало красным. Все остальное было в полном
порядке.
     - Эй, приятель! - окликнули меня от калитки.  Я  обернулся  и  сквозь
розовые  кусты  разглядел  худого  невысокого  человека  в  синем   плаще,
усыпанном блестками. В руке  он  держал  обломок  толстой  палки,  видимо,
только что подобранный.
     Я направился к нему, и после первого шага  сразу  понял,  что  это  -
Пустотник. Не мог не понять. Как и он не мог не чувствовать, что перед ним
- бес. Я сделал еще один шаг. И еще один.
     -  Грабить  пришел?  -  спросил  Пустотник,  доставая  из-за   пазухи
деревянную флягу. - Выпить хочешь? Угощаю...
     Он явно делал вид, что ничего не произошло. Шел себе человек,  увидел
открытую дверь в сад, а там уже другой человек околачивается, и  никак  не
похожий на хозяина - отчего бы  не  похмелиться  двум  хорошим  человекам?
Глядишь, чего и обломится...
     Я принял предложенную игру. Пусть от нее за стадию разило  фальшью  и
притворством - я подошел к нему и отхлебнул из протянутой фляги. Молча.  Я
не знал, что говорить. И то, что плескалось во фляге, не было вином.
     -  Пей,  пей,  -  заявил  неправильный   Пустотник,   усаживаясь   на
приступочку и вертя в пальцах свою дурацкую палку. Я никак не мог понять -
издевается он надо мной или преследует какую-то одному ему известную цель.
Приходилось ждать.
     - Пей, приятель... Тут до тебя уже успели. Пауки, знаешь  ли,  ребята
жареные... Палку видишь? Так  она  подлиннее  была,  а  к  концу  железяка
прикручена - плоская, вроде листа с того  дерева...  Здоровенная,  острая,
зараза... как называется-то? И не выговоришь...
     - Ассегай. Варварский дротик.
     Это были первые слова, произнесенные мной, и прозвучали они  до  того
равнодушно и спокойно, что я подивился сам себе. Во  рту  остывал  терпкий
травяной привкус, жидкость во фляге можно было бы назвать  чаем,  не  будь
она зеленой и с сильным  запахом  незнакомых  растений...  Я  расслабленно
привалился к забору, а за спиной у меня  молчал  чистый  убранный  дом,  с
гребнем у зеркала и кинжалом на полу. Зеленый чай, окровавленный клинок  и
неторопливая беседа двух притворяющихся нелюдей.
     - Ишь ты... Знаток, по всему видно...  Вот  черный-то  и  отмахивался
этой  штукой,  пока  мог,  а  мог  он  долго.  Одного  запырял  до  полной
Реализации, остальные с ним застряли, да  тройка  матерых  с  той  стороны
зашла - и в дом. Как девку выволокли, так чернокожий заскулил, палку  свою
сломал и деру дал. Бежит по улице, а  сам  все  озирается  -  и  слезы  по
щекам... Дикий совсем. Чуть меня с ног не сшиб. Так и удрал. И пол-палки с
наконечником утащил. А баба та, что у аристократочки в прислуге была...
     Тут он расхохотался так искренне, что я  на  миг  засомневался...  но
всего лишь на миг.
     - Ой, не могу! - ржал Пустотник,  захлебываясь  и  разевая  непомерно
большой  рот.  -  Ой,  кончусь  сейчас!...  Мегера  та  Пауку  главному...
центуриону... пол-уха отрубила! Он ее по морде, по морде  -  а  кровищи!..
Так и хлещет... младшие Паучки еле позатирали...
     Мне захотелось его убить. И в ту же секунду он прекратил веселиться и
искоса глянул на меня. Хмуро поглядел, настороженно, и я понял, почему бой
с Пустотником доводил бесов до безумия. Я понял - и все равно я хотел  его
убить.
     - Ты пей, пей, - холодно протянул он, опуская палку к ногам,  -  чего
зря стынуть, чайку-то... Пивал где такой? Зелененький?
     Очень важно ему было получить  ответ.  Это  я  чувствовал.  Предельно
важно.
     - Не пивал, - буркнул я,  неожиданно  ощутив,  что  вру.  И  щупальца
чужого, чуждого восприятия сразу отпрянули, втянулись, скрылись...
     - Ну и ладно, - засуетился вдруг Пустотник, - ну и  ладненько,  давай
сюда фляжечку, и уходим... Мало ли кого  власти  стребуют,  а  мы  ни  при
чем... Одно только странно: почему  Паучки,  а  не  блюстители?  По  всему
видать - беса ждали, да не дождались. А теперь и вовсе не дождутся -  бес,
небось, в бега уйдет, ищи луну в пруду... Верно я говорю?
     - Верно, - кивнул я  и  про  себя  подумал:  "Сволочь  ты...  ящерица
противная, скользкая..."
     - Вот и я толкую, что верно... Только хорошо бы, чтоб нашелся  добрый
человек и передал тому бесу - пусть не уходит далеко.  Игры  скоро,  а  на
Играх всякое может случиться... А то не пришлось бы  потом  локти  кусать,
что не успел вернуться вовремя. Хорошо бы - но мало добрых людей  на  этом
свете, ой как мало... почти совсем нету. Добрых мало  -  свободных  много,
реализуют Право и уйдут. Ищи - свищи... Одни  бесики  живут  себе,  живут,
режут  друг  дружку,  зубами  грызут  на  потеху  гражданам,  или   кайлом
помахивают, да только...
     Он резко встал, и я вздрогнул, увидя стеклянный немигающий  взгляд  у
самого своего лица. Дверь внутри него чуточку приоткрылась, и  оттуда,  из
невозможной,   невероятной   глубины   донесся   острый,   душный    смрад
просыпающегося зверя - и не зверя даже, но просыпающегося...
     - Да только говорят знающие люди, - он сделал  отчетливый  акцент  на
слове "люди", - что есть на земле такие места, где и всякому отребью Право
на смерть дадено... Придет, скажем, такой  бесик  в  Зал  Ржавой  подписи,
глядишь, и...
     Знакомый шорох плеснул у меня в мозгу, тень, предчувствие, намек -  и
отступил, растворился... Пустотник  уходил  по  улице,  чуть  приволакивая
ноги, он скрывался за поворотом, а я смотрел ему вслед, и последние  слова
Пустотника еще звучали во внезапно сгустившемся воздухе...
     На что ты надеешься, глупый, измученный, припадочный  бес...  кем  ты
проклят - и за что?!.



                                    4

     ...Когда Пустотник свернул за угол, рядом  с  ним  тут  же  объявился
центурион Анхиз - возник из ниоткуда  и  зашагал  вперевалочку,  поправляя
бронзовый шлем, все норовивший краем проехаться по  окровавленной  повязке
вокруг головы.
     - Ну что? - безразлично поинтересовался Анхиз? - Брать будем или как?
Он там пока торчит, не ушел еще... Ох, загубишь ты мне ребят, Даймон,  как
пить дать...
     - Нет, - в раздумье замедлил шаг Пустотник, и голос  его  был  сух  и
колюч, без малейших признаков исчезнувшего веселья.  -  Погодим  пока.  Не
уверен я, понимаешь! Не до конца... Вот явится он на Игры, там и  проверю.
Да и людей твоих жалко. Если это тот, которого  ищу  -  положит  он  людей
твоих, даже вместе с тобой положит... А мне его держать - время не пришло.
Но придет. Скоро придет. Вот тогда и ответим на многие вопросы.
     - Не явится он на Игры, - бросил центурион, проглатывая обиду.  -  Не
похож на тронутого.
     - Ты так думаешь? - загадочно усмехнулся Пустотник Даймон.
     - На девку приманить мыслишь?
     - Грубый  ты  все-таки  человек,  центурион.  Или   прикидываешься...
Девку... Ты полагаешь, мне эта Леда нужна очень - хоть и нельзя, чтоб люди
думали так же, как она! Ну, не Реализовала бы она Право на  открытии,  так
другая какая жрица, из младших, за честь бы почла, конкурс  бы  устраивать
пришлось!.. А народу без разницы - та или не та!.. Нянька ее  мне  поперек
горла... Не туда она крошку свою везти задумала. Не надо, чтоб в  Мелхском
оазисе лишние люди появлялись, не любит Зал посторонних...  А  то  приедет
Марцелл, бес шальной, с женщинами в Мелх, а мне  голову  ломать  -  то  ли
случайно, то ли Зал его притянул, то ли еще что...
     Много Пустотников встречал центурион Анхиз  за  годы  своей  нелегкой
Паучьей карьеры, привык к ним, сжился, можно сказать - но ни один  из  них
не разговаривал с Анхизом так доверительно; и  Анхиз  почувствовал  острое
желание поверить, поверить и помочь этому человеку... да, человеку.
     Старею, подумал центурион. Пора уходить. Совсем.
     - Боюсь я, - продолжал меж тем Пустотник. -  Боюсь,  что  не  то  его
тянет. Вот проверю - тогда сам повезу. А с Ледой... Ни любви, ни  интереса
тут нет, а на порядочность может и клюнуть. Так  что  пусть  посидит  пока
девочка с кормилицей своей заодно, а мы уж расстараемся. Побегай,  мальчик
мой,  побегай,  Марцеллушка,  пошустри  -  придешь  на  Игры,  никуда   не
денешься... Большую карту разыгрывать буду. Такую большую, что могу  и  не
разыграть. А там и поговорим...
     Пустотник внезапно остановился и внимательно посмотрел на примолкшего
Анхиза.
     - Скажи, Паук, - строго  и  серьезно  спросил  Даймон,  -  скажи,  но
правду... Ты давно знаешь нас. То есть меня-то как раз недавно, но  каждый
новый окружной Пустотник сначала идет знакомиться к центуриону  Пауков,  а
уж потом сообщает пяти Порченым. Свои у нас отношения... Вот скажу  сейчас
тебе: Анхиз, Совет встал над жизнью и забыл о Кодексе Веры,  пошли  менять
власть, Анхиз... Пойдешь или нет?
     - Не пойду, - честно ответил центурион, морща лоб. - Извини,  Даймон.
Не поверю в таком деле ничьему чужому слову, и твоему не поверю.  Но  одно
добавлю: приди ко мне Совет и скажи  -  Анхиз,  Пустотники  перешли  черту
положенного, нарушено равновесие, Анхиз...
     - Ну? - тихо и требовательно шепнул Пустотник.
     - Тоже не пойду.
     - Спасибо, центурион. Это и хотел услышать от тебя. Значит, не зря мы
вкладывали в этот мир все, что могли!..
     - Что вкладывали, Даймон? Душу? Как меч в ножны? Как деньги в дело? И
было ли что вкладывать...
     Пустотник не ответил.



                               ПРИЛОЖЕНИЕ V
                 (Кодекс Веры, глава "Молчащий гром")

     XVIII. 3. ...И как Творитель создал  людей  для  одному  ему  ведомых
целей, а также чтоб проявить себя в созидаемом - так и человек способен, в
свою очередь, создавать вещи для  целей  человеческих  и  проявления  себя
через созданное.
     XVIII. 4. Смертна плоть человеческая и конечна  во  времени;  ветшают
кости, тускнеют глаза, седеют и выпадают волосы, разрушаются зубы,  и  так
до полного исхода, превращения  в  прах  -  ибо  таков  закон,  положенный
Человеку Творителем, благословен Он; ибо вначале была  Порча  -  основа  и
суть существования бренного.
     XVIII. 5. Посему не должен  смертный  в  путях  созидания  преступать
закон Порчи; посему ржавеет металл, гниет и  горит  дерево,  трескается  и
выветривается камень, протирается ткань  -  и  всякой  вещи  положен  свой
предел, свой срок существования.
     XVIII. 6. Умирают люди, и умирают вещи, и здесь  лежит  главный  путь
существования, общая основа круговорота бытия -  но  здесь  же  кроется  и
различие.
     XVIII. 7. Вложена Творителем душа в плоть живущих, и разрушенное тело
уподобим мы распахнувшейся темнице, сброшенным оковам,  дабы  вольный  дух
вошел в вечное блаженство ос