Ну а когда  камера  полетела,
стало совершенно ясно, что до моря мы сегодня не доберемся.  Колесо-то  мы
залатали, но к тому времени уже стемнело, и пришлось заночевать на  опушке
то ли леса, то ли сада, в котором сосны соседствовали с  яблонями...  Нет,
конечно, приятно посидеть  вечерком  у  костра,  в  хорошей  компании,  не
требующей светских бесед; когда маленькие призрачные язычки  пробегают  по
трещащим сосновым веткам, сливаясь в оранжевые огненные  плети,  озаряющие
все вокруг мерцающим теплым светом  -  а  там,  за  деревьями,  притаилась
темнота, ожидая своего часа, возможности броситься к костру, выплеснуть из
себя нечто... Но оно не бросится, потому что его нет,  а  костер  есть,  и
темноте все не удается переступить запретную черту у края мрака...
     Кажется, я  становлюсь  романтиком.  Разве  только  Татьяна,  небось,
заждалась уже - зря я ее одну вперед отпустил... Вот Андрей молодец - если
уж ехать, то всем вместе. А я, балбес - дела, дела... К черту дела! Ладно,
один день роли не играет...
     ...И был день, и был вечер, и будет утро, которое вечера мудренее.  А
места здесь хорошие. Только  намусорили  мы  вокруг  -  банки  консервные,
окурки, огрызки, бумага, да и от костра пятно выгоревшее останется. Свиньи
мы все, свиньи! Все люди братья, потому что свиньи, кроме тех  людей,  что
сестры...



                        УХАБЫ БОЛЬШОГО ПУТИ. АНДРЕЙ

     Совершенно непонятно, куда запропастилось море. С  утра  мы  проехали
километров пятьдесят  -  шестьдесят,  но  ни  шоссе,  ни  моря  отнюдь  не
наблюдалось. И куда ж это "Светлый Путь" нас завел?!
     А завел он нас в какой-то городок. Небольшие дома,  до  трех  этажей,
черепичные  крыши,  белые,  салатные,  розовые,  голубые   стены,   зелень
деревьев... Не городок, а леденец! Братья Гримм от зависти  бы  померли...
Вот только бензин на исходе, и неясно, есть ли в этом раю заправка...
     Оказалось - есть! И очередь  небольшая  -  побитый  зеленый  "УАЗик",
жигулевская "шестерка", какой-то иностранный рыдван ярко-желтого цвета, на
котором еще Наполеон из Москвы спасался, и телега с мерно  жующей  клячей.
На телеге высилась средних размеров бочка, на бочку был  кинут  заношенный
ватник, и завершалась  композиция  небритым  мужиком  в  потертом  грязном
пиджаке, стоптанных кирзовых сапогах и  неожиданных  импортных  спортивных
штанах с пумой на ягодице. Мужик  хладнокровно  дымил  папиросой,  изредка
поглядывая на бензоколонку - мол,  знай  наших!  -  и  методически  щелкал
кнутом над равнодушной лошадью.
     - Он что, кобылу заправлять собрался? -  заинтересованно  пробормотал
Арсен.
     - Ага, - деловито сообщил Виталька, как истинный горожанин. -  У  нее
под бампером дырочка такая есть, так туда...
     Нина не дала развить до конца эту техническую  идею.  Пока  обиженный
Виталька дулся, я пристроился за телегой и заглушил мотор. Арсен вместе со
мной выбрался из машины и направился прямиком к мужику.
     - Здорово, дед! За чем стоим? - весело осведомился Арсен.
     - За херосином, - небрежно буркнул мужик.
     - За чем - синим? - опешил Арсен.
     Мужик долго смеялся, кашляя и брызжа слюной. Арсен медленно наливался
краской, но молчал. Отсмеявшись, мужик сдвинул кепку на бритый  затылок  и
продолжил беседу.
     - Один хрен! - сказал мужик непонятно по отношению  к  чему.  -  Чего
дадут, того и налью, - он похлопал по  дощатому  краю  бочки.  -  Лишь  бы
горело...
     - А до моря отсюда далеко? - вмешался я.
     - До моря? - искренне удивился мужик. - Это  до  какого-такого  моря?
Нету  тута  морей...  Речка  есть,  Блеснуха,  ну,  пруд   там   еще   под
Колотищами... А моря нет. Вам-то какое море нужно?
     - Черное, - булькнул Арсен, и, глядя на него, я  понял,  как  выгляжу
сам. - Самое черное в мире...
     - Хороший парень, - сообщил  мне  мужик,  тыча  кнутом  в  Арсена.  -
Веселый... Ишь ты - Черное... Такого моря и нету вовсе.  Белое  есть.  Это
вам туда, - мужик указал окурком на северо-восток.
     Мы с Арсеном переглянулись и молча отошли обратно к  машине.  Нина  с
Виталькой уже успели выбраться наружу и теперь с  интересом  осматривались
по сторонам. Правда, Витальку в основном интересовала лошадь,  на  предмет
наличия в ней дырочек для шланга.
     - Ну что, разобрались с дорогой? - спросила Нина, поправляя волосы.
     - Да чушь какую-то несет - пьяный, что ли?.. Потом еще у  кого-нибудь
спросим.
     Бензоколонка находилась на небольшой площади. С одной стороны, позади
будки диспетчера, высился серый забор с ржавой колючей  проволокой,  через
которую вполне мирно  перевешивались  ветки  с  уже  начавшими  наливаться
яблоками; с другой  стороны  виднелись  несколько  пыльных  витрин,  возле
крайней из них стояла внушительная очередь.
     - Пошли, пройдемся, - предложил я Арсену, доставая сигареты. Нина  не
возражала, а Виталькин слабый протест был не  в  счет.  Мне  почему-то  не
хотелось брать его с собой.
     Первый  магазин  был  продовольственным.  На  его  двери   красовался
здоровенный амбарный замок без каких бы то ни было  пояснений;  да  их,  в
общем, и не требовалось. Над вторым болталась довольно  зловещая  вывеска:
"Раскрой черепов". В витрине лежали два топора: один - мясницкий, другой -
маленький, кухонный;  и  три  черепа,  два  свиных  и  один  человеческий,
аккуратно  расколотые  на  почти  равные  половинки.  Из  дверей  магазина
выбрался подозрительный субъект со  сплющенной  физиономией  и  избыточной
комплекцией борца в отставке. На субъекте висел  некогда  белый  фартук  с
бурыми засохшими пятнами. Он заговорщически  подмигнул  нам  с  Арсеном  и
поманил внутрь, но мы переглянулись и решили не любопытствовать.
     В третий магазин стояла очередь, но мы так и не смогли  выяснить,  за
чем  -  ответы  постояльцев  колебались  от  галош  до   видеомагнитофонов
"Тошиба". Потом из магазина вывалился краснолицый прапорщик в расстегнутом
кителе и полковничьей каракулевой  папахе,  тащивший  на  плече  увесистую
сумку. Рядом сердито бибикнул грузовик, стоявшая в  очереди  предпоследней
толстая усатая тетка шарахнулась в сторону  и  налетела  на  не  успевшего
увернуться прапорщика.
     - Хам! Милитараст! - завизжала тетка.  -  Оккупант!  Проходу  от  них
нету!
     Прапорщик удивленно поправил папаху и,  воззрившись  на  это  вопящее
недоразумение, потер вспотевшую шею.
     - И каждая жаба считает себя подводной лодкой, - задумчиво проговорил
он и пошел прочь, бренча сумкой.
     Тетка застыла с открытым ртом, очередь грохнула дружным хохотом, и мы
с Арсеном, утирая  слезы,  вернулись  к  машине.  И  вовремя,  потому  что
подходила наша очередь.
     Подавая в квадратное окошечко деньги и талоны на  бензин,  я  вежливо
поинтересовался:
     - Вы не подскажете, как нам к морю проехать?..
     Диспетчер испуганно на меня посмотрел и, ничего не ответив, захлопнул
окошечко.
     Колонка барахлила, стрелка счетчика с противным дребезжанием  плясала
на отметке "13", потом почему-то  поползла  назад.  Разозлившись,  я  пнул
колонку ногой,  и  стрелка  бешено  закрутилась,  отсчитывая  кубометры  и
декалитры. Наконец тонкая струйка бензина иссякла,  и,  так  и  не  узнав,
сколько его попало в бак, я хлопнул дверцей.
     И леденцовый городок, и весь "Светлый Путь" нравились мне все  меньше
и меньше.
     Счастливой дороги!..
     - А все-таки у нее дырка  есть!  -  торжествующе  дохнул  мне  в  ухо
Виталька.
     - У кого? - рассеяно спросил я.
     - У лошади! - рассмеялся мой сын. - Даже  две  дырки.  Вторая  -  для
масла...



                        ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ПОПУТЧИКА. НИНА

     ...Сколько раз говорила Андрею: не бери попутчиков!  Мало  ли  кто...
Вон у Ленки муж - таксист, так она одни ужасы рассказывает - сядут двое, с
виду  вроде  приличные,  а  потом  тело  в  канализацию,  а   машина   уже
перекрашена... У них в таксопарке даже  бастовать  думали,  да  сперва  не
собрались, а потом зарплату повысили...
     Правда, нас все-таки четверо, а он - один. Ну, мы с Виталькой,  ясное
дело, не в счет, но все же... Да  и  то  сказать,  не  мог  же  Андрей  не
остановиться, когда этот тип прямо под колеса  вылетел.  А  теперь  сидит,
косится - рожа бандитская! Небрит, рубаха порвана... хорошо,  хоть  Арсюша
между нами...
     - Вам, собственно, куда?
     Это Андрей. Мог бы и раньше спросить.  Может,  ему  совсем  в  другую
сторону...
     - Мне, собственно, туда, - и Этот машет рукой куда-то вперед и вверх.
     - И далеко?
     - Нет. Мне уже недолго осталось.
     Запах сивушного перегара до  некоторой  степени  объяснил  странность
ответа. Ну, Андрюша...
     - В смысле - недолго?
     - В   том   смысле,   что   путь   к   концу   подходит.   И   грядет
предначертанное...
     Я придвинулась поближе к Арсену. Пророк из подворотни  зашевелился  и
стал шумно чесаться.
     - Путь - это хорошо, - поддержал разговор Арсен.  -  А  конец  -  это
плохо... А как к морю проехать, вы не знаете?..
     - Ищите - и обрящете, -  задумчиво  сообщил  попутчик.  -  Я  вот,  к
примеру, давно уже... это самое...
     - Ну и как? - заинтересованно встрял в беседу Виталька.
     - Да ничего... Собственно, я и видел Его лишь дважды... нет,  трижды.
Впервые я увидел Его в тюрьме и  решил  по  глупости,  что  Он  -  великий
разбойник. Потом я видел Его  на  площади,  купив  себе  жизнь  ценой  Его
смерти, и тогда я решил, что Он - великий неудачник. Да, Он умер за  всех,
но за меня Он умер в особенности! А я с тех пор  все  иду...  и  никак  не
приду, потому что это я - великий разбойник, и великий неудачник, а  Он  -
просто великий...
     Господи! Кого мы подобрали?!.
     - ...И что же творил я все эти долгие века? Грехи искупал, хоть и нет
им искупления?! Дудки! Грабил, воровал, насиловал, убивал - без цели,  без
смысла!.. И тогда явился мне Он в третий раз, и  был  это  сон,  или  явь,
подобная сну; и сказал Он: "Сам ты выбрал кару за  грехи  своя,  но  столь
велика будет она, что искупится прошлое, и сядешь ты одесную от  Меня.  Но
если откажешься ты от выбора, то несть тебе прощения во веки  веков!"  Три
дня после того не грешил я, и столь тяжко было  мне  хранить  добродетель,
что уж и счел я это избранной карой - вести праведную жизнь  до  скончания
живота моего.
     Но тут явился ко мне Искуситель и рек: "К чему мучишь себя, человече?
Пусть не будет тебе прощения, так хоть жизнь проживешь, как следует!  Вряд
ли грядущие муки будут хуже сегодняшних!"
     Узрел я разум в словах его - и вновь взялся за прежнее. Сам избрал  я
путь свой, и близок миг принятия  заслуженного  приговора!  И  с  радостью
приму я назначенное! - воскликнул брызжущий  слюной  попутчик  и  выхватил
из-под рубахи большой черный пистолет.
     Виталька, как завороженный, глядел на оружие. Машина вильнула, у меня
внутри все сжалось, как в самолете, попавшем в  воздушную  яму.  Я  видела
медленно поднимающуюся руку Арсена, тянущуюся к пистолету  -  перехватить,
вырвать... Словно издалека, донесся голос попутчика:
     - Пора мне. Не нужны приговоренному бесовские игрушки. Пора...
     Пистолет со стуком упал на пол. Время снова понеслось вскачь, и я  не
сразу обратила внимание, что впереди на холме возникло робкое сияние.  Оно
все усиливалось, и в мерцающем ореоле проступил  грубый  высокий  крест  -
даже не крест, а буква "Т" - на котором угадывался висящий человек.
     - Я знал, я верил!.. - словно в бреду шептал человек рядом с Арсеном,
судорожно комкая подол рубахи; и я ощущала дрожь, исходящую от него.
     В следующее мгновение, заслоняя холм, крест и распятого, над  дорогой
встал колосс - оскалившийся ящероподобный гигант с невыразимо  прекрасными
глазами и совершенно неуместными классическими рогами. Два кожистых  крыла
хлопали за чешуйчатой спиной, закручивая воздух воронками.
     Машина затормозила, я инстинктивно ухватилась  за  Арсена.  Попутчика
уже  не  было  рядом.  Он  шел,  воздев  руки  к   небу,   шел   навстречу
вытягивающейся когтистой лапе, и улыбка сияла на его просветлевшем лице.
     - Я пришел, Варавва! -  раскатился  гром  над  застывшей  дорогой.  -
Пришел за тобой! Ты - мой!.. Слишком велик камень на  шее  твоей,  слишком
тяжел - для неба!..
     - Нет! - голос  человека  тонул  в  усиливающемся  ветре.  -  Нет!  Я
принимаю кару!.. Я иду... иду...
     Лапа гиганта оборвала пронзительный крик. На том  месте,  где  только
что стоял человек, возникла ослепительная вспышка. Когда  я  снова  обрела
способность видеть, - ни колосса, ни человека на дороге уже не было. Крест
на холме выглядел пустым и зыбким. Но нет, вот  на  нем  стала  проступать
чья-то фигура. Мне  даже  показалось,  что  я  узнаю  грязную  нестиранную
рубаху, порванную на плече, улыбку на заросшем щетиной небритом лице...
     - Варавва!.. Варавва... - прогрохотал замирающий гром в отдалении.
     Крест медленно растаял в воздухе.



                       ФАТАЛЬНОЕ ВЕЗЕНИЕ. ВИТАЛЬКА

     ...Здорово! Прямо как в "жутике"! И Атмосферный Череп, и  Люфицер,  и
бандюга этот припадочный... Ребятам расскажу -  от  зависти  полопаются...
Хотя нет, не полопаются. Не поверят. Вот всегда так: соврешь чего - верят,
а правду говоришь - смеются... Мы с Мишкой  "летающую  тарелку"  видели  -
никто не поверил. Даже папа. А  Спиридонов,  дылда  конопатая,  еще  потом
"гумноидами" дразнился. Ничего, у меня сейчас свидетели - и папа, и  мама,
и дядя Арсен... Пусть только попробует не поверить - я его к папе притащу,
а если он и папе не поверит, я ему сам по шее надаю!..
     ...А пистолет-то, пистолет! И чего его разбойник бросил - пальнул  бы
в черта этого... Только его, наверное, обычные пули  не  берут  -  серебро
нужно. Или кол осиновый. А пистолеты колами не стреляют...
     - Дядя Арсен, можно посмотреть?
     - Что? А... ладно. Только осторожно. Сейчас  я  патроны  выну,  тогда
смотри.
     Ну конечно, как мне, так без патронов...
     - Арсен, что вы делаете?! Не давайте ему  эту  гадость!  Виталик,  не
смей! Это не игрушка.
     - Мам, он же не заряжен... Я только посмотрю - и отдам.
     - Прекрати немедленно! Арсен, спрячьте его.
     - Ну что вы, Нина? Я  уже  обойму  вытащил,  и  ствол  пустой.  Пусть
ребенок посмотрит...
     - Верно, Нинок... (спасибо, папа!)  Я  сам  в  его  возрасте...  -  и
ничего, как видишь.
     - Ну, хорошо... Только не нажимай ничего! Посмотри и сразу отдай дяде
Арсену, - сдается мама.
     Ох, и тяжелый же... А когда стреляет, небось,  еще  и  отдача  ого-го
какая!
     - Дядя Арсен, это что за марка?
     - Не знаю. Я никогда такого не видел. Похоже на "Люгер" или  "Кольт",
но...
     - Так "Кольт" - это ж револьвер!
     - Нет, Талька, пистолеты "Кольт" тоже бывают. Но - другие.
     Так, запомним...  А  я  думал,  "Кольты"  -  это  только  те,  что  у
ковбоев... Ох и тугой же у него курок! Не нажимается...
     - И не старайся. Я его на предохранитель поставил.
     - А как он...
     - Виталик, перестань сейчас  же!  А  вы,  Арсен,  прежде  чем  давать
мальчику оружие...
     Похоже, отберут... Ну и ладно, вот только разок прицелюсь из него вон
в того дяденьку на повороте... Ой! Это же гаишник!..
     Гаишник свистит и машет нам своей полосатой палочкой. Пистолет уже  у
дяди Арсена, и он поспешно прячет оружие, пока папа послушно тормозит.
     Гаишник подходит к нам, скрипя сапогами, и небрежно отдает честь.  На
сапогах у него бренчат погнутые шпоры. Мотоцикл он ими  пришпоривает,  что
ли?.. Лицо у гаишника толстое, красное,  фуражка  съехала  на  затылок,  а
глаза какие-то стеклянные, неживые, да еще и один - карий, а  другой  -  и
вовсе зеленый...
     - Старший сержант Кобец, - он снова козыряет,  чуть  покачнувшись.  -
Ну-ка, из чего  это  ваш  мальчик  в  меня  целился?..  Давайте,  давайте,
выкладывайте... - от него пахнет, как от дяди-разбойника, и дышит  он  мне
прямо в лицо. Мысли путаются...
     Сам собой у меня в руке оказывается мой  водяной  пистолет.  Он  тоже
большой и черный; гаишник неожиданно резко и больно бьет меня по руке,  на
лету перехватывая игрушку. Тонкая струйка воды брызгает ему в  физиономию.
Жаль, что не настоящий - была бы дырка в голове!
     - Что вы делаете?! Это же игрушка. За что вы ребенка?!.
     Это папа. Голос у папы звенящий и страшный, и кажется, что он  сейчас
выскочит из машины и разорвет гаишника на куски. Ударенная рука болит, и я
еле сдерживаюсь, чтобы не заплакать...
     Гаишник молча крутит в пальцах мой пистолет, брезгливо стирает  капли
со щек, с вислых рыжих усов и, поколебавшись, возвращает пистолет  мне.  Я
замечаю у него на пальце перстень с  ненашими  буквами  и  длинным  острым
шипом, торчащим из центра. Дядя Арсен тоже смотрит на перстень, и  лицо  у
него становится твердым и злым.
     - Игрушка, - произносит сержант, дыша на меня кислятиной и не  моргая
своими разноцветными пуговицами. - Вам всем придется пройти со мной.
     - Почему? - спрашивает мама.
     - Вы превысили скорость.
     - Я не...
     - Не пререкайтесь с представителем власти. Выходите из машины.
     - Тогда почему - все? За рулем был я - значит, мне и отвечать.
     - Вопросы здесь задаю я. Выходите.
     В зеркальце я вижу лицо мамы  -  оно  бледное,  растерянное  и  очень
испуганное. Вот-вот расплачется. Мы  переглядываемся  -  и,  все  четверо,
выбираемся из машины.
     - Следуйте за мной, - сухо произносит гаишник. Мы следуем.
     ...Мы подходим к какому-то  старинному  дому  с  колоннами  у  входа,
поднимаемся по высоким каменным ступеням. Гаишник толкает скрипучую  дверь
с позеленевшими набалдашниками на медной ручке, и мы оказываемся  в  очень
темном коридоре. Я сразу же хватаю дядю Арсена за руку (папа идет  первым,
сразу за гаишником, потом мама).
     Впереди возникает тусклый свет. На мгновение его  заслоняет  гаишник,
после - папа... и мы оказываемся в огромном зале с  полукруглым  потолком.
На стенах горят настоящие свечи, но толку от них мало, и все  равно  видно
плохо. Мы стоим на деревянном огороженном возвышении; напротив - такое  же
возвышение, но побольше, и на нем стоит  стол.  За  столом  сидят  скучные
дяденьки в черном, с  длинными  белыми  завитыми  волосами,  и  в  смешных
плоских  шапочках  с  кисточками.  Справа  и  слева  от  нас  торчат   два
всамделишных рыцаря в латах и с  тяжеленными  железяками  -  кажется,  они
называются алабердами...
     Тем временем гаишник уже  низко-низко  склонился  перед  неподвижными
черными дяденьками. Сверху он выглядит неловким и ненастоящим.
     - Подсудимые доставлены, ваша честь,  -  неожиданно  тонким  голоском
пищит сержант.
     Один из черных вяло машет рукой,  и  гаишник,  пятясь  задом,  спешит
исчезнуть, стараясь не звякать шпорами.
     - Что вы можете сказать в свое оправдание?  -  спрашивает  человек  в
шапочке, которого сержант назвал "ваша честь".
     -  Позвольте  полюбопытствовать,  а  в  чем  нас  обвиняют?  -   папа
искусственно улыбается и шепчет: "Маскарад..."
     - Значит, вам нечего сказать, -  их  честь  даже  не  вслушивается  в
папины слова; похоже, что ему заранее все равно.
     -  Итак,  доподлинно  установлено,  что  все,  здесь  присутствующие,
повинны в непрощаемых преступлениях перед Церковью  и  Короной,  а  посему
двое мужей  приговариваются  к  смертной  казни  через  колесование,  жену
бесстыжую надлежит отправить на вечное покаяние,  а  отрока  определить  в
послушание к отцам-иезуитам для вытравления ростков ереси и  воспитания  в
благочестии. Приговор надлежит привести в исполнение незамедлительно.
     - Послушайте, кончайте этот балаган, прекратите... - папа  все  никак
не может понять, что все это не понарошку, не игра, но я-то сразу понял, и
мама, кажется, поняла, и дядя Арсен...
     Дядя Арсен легко перепрыгивает через ограждение и пытается подойти  к
столу,  но  рыцарь  ухватывает  его  за   плечо   железной   рукавицей   и
останавливает. Их честь тем