с  измененным
условием... Раньше это было им запрещено.
     Даймон отпил глоток воды и  уставился  в  пространство  перед  собой,
забывая моргать. Я уже привык к подобным паузам. Когда на Даймона сползала
неподвижность, и глаза его стекленели и останавливались - было  бесполезно
тормошить его или задавать вопросы. Во время тех нескольких  секунд,  пока
он захлопывал внутри себя все  двери  и  сдерживал  бешеный  напор  Зверя,
рвущегося к свободе, Пустотник Даймон был глух, слеп и нем.
     Я стоял и ждал. С того дня, когда мы,  наконец,  въехали  в  Мелхский
оазис и спустились в Зал, я в основном слушал, ждал  и  размышлял.  И  это
пошло мне на пользу.
     Даймон зашевелился, и взгляд его прояснился.
     - На чем мы остановились? - спросил он.
     - На  договорах,  -  ответил  я.  Он  прекрасно  помнил,  на  чем  мы
остановились, но хотел немного продлить паузу, чтобы окончательно прийти в
себя.
     - Разумеется... На договорах. Если верить сатане из  оппозиции,  дело
обстояло так.  Испокон  веков  люди  и  представители  геенны  подписывали
взаимовыгодные  договоры.  И  лишь  одно  условие  оставалось  неизменным.
Человек не должен был обретать бессмертия, иначе шансы дьявола  заполучить
обещанный товар, то бишь душу, откладывались на неопределенный срок. Кроме
того, это вызвало бы повышенный ажиотажный спрос...
     - Послушай, Даймон, - неожиданно спросил я, - это  все  действительно
было так весело, или ты просто прячешься за иронией?
     - Прячусь, - спокойно ответил он. - Это было совсем не смешно.  Лысый
дьявол утверждал, что он несколько раз  нарушал  условие  и  подписывал  с
людьми договор на бессмертие. Все подписавшие  такой  договор  люди  через
некоторое время исчезали. Вполне материалистически. И в поисках  пропавших
он перерыл множество  реальностей,  пока  не  нашел  нужную.  Его  клиенты
действительно обретали здесь вечность. Но теряли личность. И кое-что еще.
     Зал зашелестел в ответ всей своей  листвой,  и  мне  не  понадобилось
задавать глупые и ненужные вопросы.  Вот  значит  оно  как...  Вечность  и
личность. Либо одно, либо другое...
     Пустотник Даймон невесело улыбнулся.
     - Ты знаешь, - сказал он, обращаясь ко мне, - я впервые столь  связно
и  логично  рассказываю  историю  Большой  эмиграции.  Пустотники  и   так
прекрасно знают это, оставшимся на Земле людям совершенно ни к чему  знать
истинные  причины,  а  здесь...  Здесь  только  ты  способен  понять  меня
правильно  -  но  об  этом  потом.  В  общем,  дьявол,  которому   грозила
безработица, выписал Пустотникам доверенность на заключение  договоров  на
бессмертие. И с этого момента началась Большая эмиграция.
     - Погоди, - я подошел к нему и присел на поручень его кресла. - Давай
дальше попробую рассказать я. А ты слушай и потом скажешь, правильно ли  я
понял.
     Он подумал и молча кивнул.
     - Став доверенными дьявола, вы - Пустотники  -  пошли  по  меняющейся
Земле, предлагая направо и налево ваши договоры.  Не  думаю,  что  на  них
сразу  же  появился  повышенный  спрос...  Предрассудки  -   вещь   весьма
устойчивая. Но постепенно, шаг за шагом, человек за человеком  -  и  поток
бессмертных, не помнящих родства, хлынул сюда. Ну, не то чтобы хлынул,  но
- потек...
     Даймон кивнул еще раз.
     - Только здесь уже жили те,  которые  изначально  рождались  здесь...
Попробуем войти в их незавидное  положение.  Невесть  откуда  в  их  среде
появляются чужие - молодые, здоровые,  неуязвимые,  вечные  -  a  местному
населению ничего  похожего  даже  не  светит.  Следовательно,  у  местного
населения начнет  формироваться  устойчивый  комплекс  неполноценности  по
отношению к иммигрантам - сначала способствующий возникновению извращенных
религиозных культов... И тогда...
     - И тогда, - сказал Даймон, - мы написали Кодекс Веры, создали  закон
о Порче, и возвышением Права на смерть низвели бессмертных на самую нижнюю
ступень иерархической лестницы. Большая эмиграция продолжалась,  а  Кодекс
Веры гарантировал то, что здесь, в новом мире, вещи  никогда  не  перейдут
порога одушевленности.
     Я покосился на него сверху вниз.
     - Так, - пробормотал я, - значит, и волки сыты,  и  овцы  целы...  По
крайней мере, здесь. А там, на Земле? Если я внимательно слушал  тебя,  то
не мог  не  понять,  что  дьявол  ничего  не  делает  из  альтруистических
побуждений...
     - Да уж, - мрачно  заявил  Даймон,  -  не  делает...  Это  был  очень
остроумный дьявол. Приобретение  бессмертия  напрямую  связано  с  потерей
личности, потому что умереть может только личность  -  она  осознает,  что
умирает. Человек эмигрировал, становясь  бесом,  но  на  Земле  -  которую
дьявол называл Малхут - оставалась  часть  его  души.  Та  часть,  которая
ведает смертью и  мучительным  осознанием  собственного  уничтожения.  Эти
частицы копились в ментальной сфере Земли,  и  когда  их  масса  превысила
критическую - над Землей образовалась Некросфера. Или зародыш ада.  Дьявол
не был альтруистом. Он нарушил баланс - и породил Некросферу.  Глупо  было
бы  представлять  преисподнюю  в  виде   бесконечного   ряда   раскаленных
сковородок. Глупо и наивно. Посидев в  котле  со  смолой  вечность-другую,
привыкаешь и даже начинаешь находить в этом  своеобразное  удовольствие...
Стабильность   не   приносит   мучений.   Душа   терзается   исключительно
неопределенностью. Когда причина не влечет за собой положенного следствия,
когда результаты поступка непредсказуемы, когда время  врет,  пространство
издевается, когда рай становится адом и наоборот...
     Некросфера стала искажать реальность. Она возводила нестабильность  в
ранг закона. Она развивалась и...
     - Стоп, - оборвал его я, - она не  могла  развиваться.  Для  развития
нужно стремление к жизни, а в Некросфере ничего подобного не было.  Только
смерть и предчувствие смерти.
     - Ты прав, - Даймон внимательно посмотрел на меня. - Она  уперлась  в
свой потолок, и развитие остановилось. Ад может разрушать, но не  созидать
- а здесь требовалось именно созидание, пусть даже и созидание самого ада.
Но даже вампир способен  для  поддержания  своего  мертвого  существования
брать кровь у живых. Правда, на Земле оставалось слишком мало живых, да  и
те... Я предполагаю, что Некросфера попыталась позаимствовать стремление к
жизни у одушевленных вещей, но  результат  ее  не  устроил.  И  тогда  она
сформировала Отросток.
     Щупальце искаженной реальности протянулось во времени и  пространстве
- и нащупало, притянуло, вобрало в себя кого-то. Этот  кто-то  -  или  эти
кто-то  -  попав  в  Отросток,  обязательно  будут  стремиться  выжить,  и
Некросфера усилит их тягу к существованию, высосет и  сделает  своей.  Она
будет развиваться дальше.
     - Чего ты ждешь от меня, Даймон? - тихо спросил я.  -  Я  -  скромный
бес...
     - Нет, - ответил он. - Ты - Пустотник.
     Я прислушался. К себе.
     - Во мне есть многое, - покачал головой я. - Но Зверя во мне нет.
     - Это я - Зверь, - сказал Даймон. - А ты - Отшельник. Клановая  линия
Оити Мураноскэ - Кали Синг - Эдвард Олди - Гохэн Мияги - Саймон  Трейтс  -
Йон Ли - Анжей Вольски. Анжей Вольски - это ты, Марцелл. Может быть, ты  -
последний Отшельник. Никто другой не справился бы со Зверем. Никто  другой
не выдержал бы зова Зала Ржавой подписи. Но в то же время  ты  -  бес.  Ты
хочешь умереть. Это наш единственный шанс.



                                    2

              Цель вечная движенья миров вселенной - мы.
              В глазу рассудка ясном зрачок мгновенный - мы.
              Похож на яркий перстень летящий круг миров.
              На перстне этом быстром узор нетленный - мы.
                          Гиясаддин Абу-л-Фатх Хайям ан-Нишапури



                                    3

     ...С каждым разом я уходил все глубже  и  дальше.  Те,  которые  Я  -
Даймон называл их "перерождениями" - они  ссорились,  толкались,  менялись
местами, путая и себя, и меня... Я рождался, болел, дрался, жил, умирал  -
да, я умирал! - вместо одной, последней личности, отданной за  бессмертие,
во мне оживали многие, разные -  мои...  И  кружась  в  их  водовороте,  я
хватался за призывный спасительный шелест Зала Ржавой подписи,  выныривал,
набирал свежего воздуха и снова уходил в поиск. Все глубже и дальше.
     Когда наконец я прорвался, то не сразу понял  это.  Железная  коробка
подскочила на ухабе - я сразу вспомнил, что коробку зовут "машина" -  руль
ударил меня в грудь, ломая ребра,  впереди  за  стеклом  мелькнул  красный
заборчик с изображением землекопа, закричал  сидящий  рядом  мальчишка,  и
наступила темнота.
     Так повторялось много раз. Я чувствовал,  что  где-то  здесь,  совсем
рядом, есть другой вариант, где  руль  не  крошит  кости,  где  не  кричит
женщина на заднем сидении, где я успею войти в  водителя,  успею  сказать,
помочь... Но машина подпрыгивала на ухабе, и все повторялось снова.
     - У тебя комплекс, - сказал  однажды  Даймон.  -  Ты  слишком  хочешь
умереть.  Собственно,  это  и  делает  тебя  опасным  для  Некросферы,  но
подсознательно  ты  выбираешь  только   те   варианты   реальности   своих
перерождений, которые заканчиваются гибелью. Когда мы  подобрали  тебя  на
плоскогорье Ван-Тхонг...
     И он замолчал.
     - Знаю, - сказал я, и он вздрогнул. - Я был грязен, безумен,  небрит,
и в руке у  меня  была  сабля.  Я  уже  вспомнил,  Даймон...  А  вы  потом
обнаружили тело учителя Ли с отрубленной головой и решили, что его убил я.
Кстати, совершенно правильно решили...
     - Я не хотел тебе этого говорить, - хрипло сказал Даймон. - Но раз ты
сам...
     - Я сам. Только Отшельники знают, что когда учитель  решает  уйти  из
жизни, то лучший друг или ученик помогает  ему.  Учитель  Ли  сделал  себе
харакири. А я помог ему уйти без мучений. Может быть, я и  не  был  лучшим
учеником, но уж во всяком случае - единственным. А теперь давай  попробуем
еще раз...
     И мы попробовали.
     Прискакал гонец, привез известия от Кастора об успешных переговорах с
Порчеными и переменах в городе. "Потом", - сказал я.
     Сообщили о прибытии в Мелх освобожденной  лар  Леды  в  сопровождении
настороженной Зу Акилы и невесть откуда взявшегося Эль-Зеббии, сияющего  и
довольного. "Потом", - сказал я.
     Передали записку от Фрасимеда. "Нет завтра и вчера - есть  сегодня  и
сейчас".
     - Здравствуй, Фрасимед, - сказал я. - Но - потом.
     Мы  рвались  в  Отросток.  Впервые  я  понял,  что   означают   жизни
Отшельника. Нет, не жизни - жизнь... И  железная  коробка  в  седой  глуши
времен и миров наконец перестала подпрыгивать на  ухабе.  И  мальчишка  на
сиденьи рядом с водителем болтал без умолку, и женщина сзади листала яркие
блестящие страницы, и спал рядом с ней смуглый горбоносый мужчина, похожий
на Кастора.
     И наконец настал день, когда машина остановилась у красного заборчика
с надписью "Объезд", помедлила и стала сворачивать на боковую дорогу.  Зал
Ржавой  подписи  возбужденно  зашелестел  у  меня  в  мозгу,  и  я  понял,
почувствовал - вот оно!..
     Мы вошли в Отросток.




                    КНИГА ТРЕТЬЯ. ВОШЕДШИЕ В ОТРОСТОК

                                   А мы пошли - За так, за четвертак,
                                         за ради бога,
                                   В обход и напролом,
                                   И просто пылью по лучу...
                                   К каким порогам приведет дорога?
                                   В какую пропасть напоследок прокричу?!.
                                                       (Из сохранившегося)

                                   Не везет мне в смерти
                                   - Повезет в любви!..
                                                               (Оттуда же)

                                   Из разреза растоптанной нами судьбы
                                   Вырывается рев реактивных турбин...
                                                     (из несохранившегося)



                           ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ. АНДРЕЙ

     ...Серая лента шоссе весело неслась нам  навстречу,  солнце  уверенно
плавило асфальт, и ветер, врывавшийся в  кабину  через  открытое  ветровое
стекло, был горячим, терпким, с привкусом пыли, дороги, пожухлых  сосен  у
обочины,  выгоревшего  блекло-голубого  неба...  Отпуском  пахло,  братцы!
Причем самым началом отпуска. Мотор  нашего  "жигуленка"  ровно  урчал,  я
мягко  выворачивал  руль  на  поворотах,  и  вообще  все  вокруг  было  до
неправдоподобности замечательным.
     Виталька увлеченно глядел в окно, время  от  времени  поливая  редких
прохожих из здоровенного водяного пистолета, хотя подобное варварство было
ему строго-настрого запрещено. Сомлевший Арсен, свесив голову набок, сопел
на заднем сиденьи, а Нина по третьему  разу  листала  глянцевый  журнал  с
недосягаемыми для нас модами.  Ничего,  до  моря  уже  рукой  подать...  К
вечеру,  пожалуй,  доберемся.  Каких-нибудь  пять-шесть  часов,  и  -   да
здравствуют дикари!
     Одинокие дачные домики весело подмигивали  из  темной  зелени  садов,
смолистые кроны уступали место причудливым живописным оврагам, и я  видел,
как Виталька провожает их завистливым взглядом - в таких вот урочищах,  да
с пацанами со двора - и в войну... да, папа?! В  городе  похожих  мест  не
сыскать... - солнце добросовестно поливало землю своими лучами,  и  я  уже
привык к "зеркальным" пятнам на  шоссе  с  висящим  над  ними  маревом,  и
поэтому не сразу обратил внимание на ЭТО.
     Странное туманное образование  появилось  у  поворота  дороги.  Тоже,
вроде бы, марево - но какое-то не такое, да и не над асфальтом, а я  сроду
не видал, чтобы оно висело над обычной  землей.  Поначалу  оно  имело  вид
почти правильной  прозрачной  сферы  метров  четырех  в  диаметре,  удобно
устроившейся на лысине банального пригорка. Видение быстро приближалось  к
нам - вернее, это мы быстро приближались к нему  -  и  по  мере  сближения
туман уплотнялся, сгущался, застывая в самых причудливых формах...
     Огромный, четырехметровый, выбеленный солнцем  и  временем,  частично
растрескавшийся череп стоял на пригорке и пристально глядел на нас черными
провалами глазниц, за которыми почему-то не было  задней  стенки,  а  была
жуткая бархатная пустота, бесконечность Вселенной, и мне  даже  почудились
россыпи едва различимых искорок - звезды, что ли...
     Мираж, галлюцинация или что оно  там  было  -  но  я  счел  за  благо
побыстрее проскочить мимо неподвижно  скалящегося  феномена.  Педаль  газа
резко ушла вниз, но  в  следующее  мгновение  асфальт  впереди  раскололся
широкой щелью, зигзаги трещин поползли во  все  стороны,  из  них  повалил
густой серный дым... Завизжали тормоза, и я чудом остановил  автомобиль  у
самого провала. Виталька подпрыгнул на сиденьи, треснулся головой о стекло
и с нескрываемым восторгом вытаращился на разверстый дымящийся  асфальт  и
гигантский череп, покачивавшийся на пригорке.
     - Ух ты!.. - негромко выдохнул он.
     Арсен во время торможения сильно стукнулся лбом о спинку Виталькиного
сиденья и, не открывая глаз, выдал спросонья что-то весьма нелестное в мой
адрес, а заодно и в адрес тех, кто  выдал  мне  права.  Потом  Арсен  явно
открыл глаза и подавился очередным  ругательством.  В  зеркальце  я  видел
бледную, как мел, Нину. Мне не было страшно, а только до  ужаса  обидно  -
мы-то с Арсеном ладно, а вот Нина с Виталькой... и до моря не доехали...
     Нижняя челюсть черепа с хрустом приоткрылась,  и  я  услышал  усталый
скрипучий голос, который, казалось, шел  из  плохо  работающей  телефонной
трубки.
     - Здравствуйте, - сказал череп.
     - Здравствуйте, - машинально ответил Арсен и закашлялся.
     - Здрасьте, -  пискнул  вежливый  Виталька  и,  подумав,  добавил,  -
дядя...
     - Добро пожаловать в Отросток, люди энд джентльмены, - похоже,  череп
был эрудированный, языки знавал...
     Только   сейчас   я   заметил,   что   череп    выглядит    несколько
деформированным, не совсем человеческим - и не только  потому,  что  редко
попадаются люди с черепами четырех метров в  диаметре.  Необычные  костные
наросты под скулами, острые ребра основания, шишка на темени...
     - Что еще за Отросток? И вообще, ты кто такой?!
     Наверное, мой вопрос прозвучал донельзя глупо.
     - Разрешите представиться. Я - Атмосферный Череп. Порождение  Природы
и Отростка, - ответил череп, проигнорировав первый вопрос.
     Я уже начал привыкать к болтливой галлюцинации,  и  поэтому  нахально
поинтересовался:
     - Ну, и чего тебе от нас надо?
     - Время ответов еще не пришло, - философски констатировал Атмосферный
Череп, - но, я полагаю, мы еще свидимся, и, возможно,  я  смогу  быть  вам
полезен.
     - Сомневаюсь, - пробурчал с заднего сиденья еще не вполне пришедший в
себя Арсен.
     Череп снова проигнорировал реплику.
     - Счастливого пути, - проскрипел он.
     Основание черепа поползло вверх, выворачивая пласты  сухого  дерна...
Череп приподнялся над землей, подарив нам  на  прощанье  свою  обаятельную
улыбку, и медленно растворился в воздухе.
     Я перевел взгляд на шоссе. Асфальт перед нами был совершенно  цел,  и
лишь слегка попахивало серой.
     -  Массовая  галлюцинация,  -  постарался  произнести  я  как   можно
беззаботнее, оборачиваясь к жене и к Арсену. Нина  все  еще  находилась  в
шоке, но Арсен уже пришел в себя и тут же попытался выдвинуть  собственную
версию.
     - Или атмосферная линза, - заявил он. Впрочем, особой  уверенности  в
его голосе не было.
     - Никакая не линза, - безапелляционно оборвал его Виталька, - а самый
настоящий Атмосферный Череп!
     Он весь прямо сиял от удовольствия, с которым произносил  эти  слова:
"Атмосферный Череп"!
     - Не спорь с дядей Арсеном! - одернула его Нина.
     - Хорошо-хорошо... -  попытался  найти  я  компромиссный  вариант.  -
Главное, что он нам всем привиделся. Нина, с тобой все в порядке?
     Я перегнулся через спинку и взял ее за руку.
     - Не знаю, -  ответила  Нина.  -  Кажется,  все...  А  вы  что,  тоже
видели... это?
     Несмотря на странность вопроса,  мы  дружно  закивали  головами,  как
китайские болванчики.
     - Но... но ведь оно нам просто привиделось, правда?!
     - Разумеется! - заявил я бодро и фальшиво, похлопывая Нину по руке. -
Еще как привиделось!
     -  Конечно,  мама,  -  присоединился  ко  мне  Виталька,  -  конечно,
привиделось... Это было привидение. Атмосферный Череп называется.
     - Привиделось и прислышалось... - задумчиво произнес Арсен.
     Утешили, называется!..
     - Давайте уедем отсюда поскорее, - по лицу Нины было видно,  что  она
едва сдерживается, чтобы не расплакаться.
     - Да, да, конечно, - засуетился я.
     Мотор заурчал, мы тронулись с места. Руки у меня немного  дрожали,  и
поэтому поначалу я ехал медленно. Мы завернули за поворот  и  почти  сразу
уперлись в стандартный красный заборчик с корявым изображением землекопа и
надписью "Объезд".
     Я с  удивлением  обратил  внимание,  что,  несмотря  на  разрытую  за
заборчиком дорогу с кучами свежей  земли  по  краям,  по  дороге  удалялся
автомобиль, очень похожий на мой собственный.  И  как  он  ухитрился  туда
попасть?! Слева - кювет, справа...  Справа  начинались  сады  и  ухабистая
проселочная грунтовка, у въезда  на  которую  стоял  облупившийся  плакат:
"Счастливой дороги! Колхоз "Светлый Путь".
     Чуть  ниже  -  наверное,  мальчишками  -  был  выцарапан   череп   со
скрещенными костями. И надпись: "Прудя - козел!"
     На первом же километре "Светлого Пути" мы прокололи шину...



                            И БЫЛ ВЕЧЕР. АРСЕН

     ...Везет нам, как утопленникам! Сперва мираж этот заупокойный,  потом
объезд, после Витальку укачало,  и  Андрей  с  полчаса  приводил  парня  в
чувство, как и положено примерному папаше...