Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
временем собирается гасить свечи, стоящие на
столе, обжигает пальцы и недовольно морщится.
- Разве так свечи гасят? - громко и весело говорит дядя Арсен, и
черные удивленно поворачиваются в его сторону. - Давайте покажу...
Их честь машет рыцарю, тот отпускает дядю Арсена, и вот он уже у
стола. С доброжелательной улыбкой дядя Арсен бьет свечку кулаком, резко
отдергивая руку назад. Пламя дергается и гаснет, свеча остается стоять.
Я-то знаю, что дядя Арсен - каратист, он уже девять лет занимается; но их
честь этого не знает и заинтересованно пододвигает большой гнутый
подсвечник. Дядя Арсен бьет еще раз, но промахивается. Подсвечник летит в
грудь черному, тот отшатывается, скатерть на столе вспыхивает вместе с
кисточкой смешной шляпы.
Одновременно с пожаром дядя Арсен кричит, как наш кот Трофим при виде
помоечных кошек, высоко подпрыгивает и пинает ближнего рыцаря ногой в
бронированную грудь. Рыцарь сносит деревянные перила и с грохотом рушится
вниз. Я визжу от восторга и хлопаю в ладоши, и мама впервые не лезет ко
мне со своими замечаниями.
До папы к этому моменту, кажется, дошла вся серьезность происходящего
- впрочем, он же не каратист, хотя и очень хороший папа! - он подскакивает
ко второму рыцарю и два раза грохает его кулаком по шлему, больно ушибая
руку. Рыцарь замахивается на него алабердой, но папа, наверное, решает,
что он тоже немножко каратист, и бьет рыцаря ногой прямо под железную
юбочку.
Рыцарь кричит почти так же, как и дядя Арсен, и роняет алаберду на
пол. Папа тут же схватил маму за руку, крикнул мне, и мы все бросились к
двери. Она оказалась заперта, и перед ней уже торчал еще один рыцарь с
длинным мечом. И тогда я выстрелил ему в рожу из своего водяного пистолета
(впрочем, рожи видно не было, из-за шлема). Наверное, через забрало я
влепил ему прямо в глаз, потому что он попятился, взмахнув руками; тут в
него врезались папа и дядя Арсен, и все вместе они просто-напросто вынесли
дверь, а мама вышла следом.
Машина наша оказалась на месте, мотор завелся сразу, но к нам уже
летело с десяток рыцарей на лошадях. И тогда дядя Арсен достал Вараввин
пистолет, высунулся из окна и стал бабахать по коннице. Правда, он ни в
кого не попал, но раздался такой грохот, что кони перепугались и стали
поворачивать - и тут папа газанул, и мы понеслись по дороге...
Только за поворотом я успел подумать, до чего же мне ужасно,
невероятно, неожиданно повезло!..
ПТИЦА МИРА. АНДРЕЙ
...По-моему, это было уже слишком! За следующим поворотом нас
поджидал зависший в воздухе старый приятель - Атмосферный Череп. Выглядел
он чуточку большим, чем в прошлый раз, несколько белее и со странно
деформированной затылочной частью. Но его туманные пророчества нравились
мне все же больше топоров железных кретинов, посему я притормозил, не
дожидаясь, пока Череп начнет взрывать асфальт.
- Здравствуйте! - сказал Череп. Все-таки это был очень вежливый
Атмосферный Череп.
- Привет! - я высунулся из окна и помахал ему рукой.
- Если хотите - привет, - саркастически проскрипел Череп. - Со
свиданьицем...
- И что же ты собираешься предрекать нам на этот раз? - за иронией
Арсена явно пряталась тревога.
- Вы что-то путаете. Я - не пророк. Я - Атмосферный Череп. Я не
предсказываю - я констатирую.
- Дядя Череп, а что вы нам проко... прокон... проконстантируете? -
немедленно влез неугомонный Виталька, но Нина поспешно дернула его за
руку, и он обиженно умолк.
- Поздравляю вас, господа! - нижняя челюсть Черепа уперлась в землю.
- Вы включены в ткань Отростка. Рубикон перейден. Так что дальнейшая
судьба зависит от вас самих. Но прошу учесть - в великой Некросфере
обитает множество эфирных созданий, и большинство из них глупы, злобны и
жестоки, в отличие от меня, имеющего философский склад ума... Лично я не
против белковой жизни, но, увы...
И Череп преспокойно растворился в атмосфере - или Некросфере, если
пользоваться его терминологией.
- ...Мне кажется, пора обсудить создавшееся положение, - заявил Арсен
через пару километров. - Мы влипли, и неизвестно во что. Ваши мнения,
господа белковые?
Я согласно кивнул, съехал на обочину и заглушил мотор. Мы выбрались
из машины. Солнце стояло невысоко, но уже начинало припекать. В траве
звенели кузнечики, от пыльных сосен тянуло приятным смолистым ароматом.
Идиллия!..
- Ставлю первый вопрос, - сообщил Арсен. - Куда?
- Не знаю, - честно признался я. - Хотелось бы к морю... И чтоб без
Черепов.
- Мы попали в другое время, - тихо проговорила Нина без всякого
выражения. - Надо назад...
- И в нем одновременно существуют рыцари и сержант Кобец?! Плюс
Атмосферный Череп... А назад - где оно, это "назад"?!
- А что такое Отросток? - спросил вдруг Виталька.
- Устами младенца... - заметил Арсен.
- Я не младенец! - обижено вспух Виталька.
- Конечно! - поспешно заверил его Арсен. - Но Отросток может быть
только от чего-то... Я полагаю, это некий прорыв к нам...
- И теперь у нас всегда будет... так? - со страхом спросила Нина.
- Ну что вы, Ниночка! Если я правильно понимаю смысл слова
"Отросток", то он должен быть конечным в пространстве и, надеюсь, во
времени... Так что в принципе возможна частичная галлюцинация,
накладывающаяся на реальность. Например, рыцари и инквизиция - мираж, а
пьяный сержант - реальность...
- Дурацкая усатая реальность, - буркнул насупившийся Виталька. - Надо
было сразу дать ему по башке... или ей...
- Значит, давайте, - предложил Арсен, - при виде черт знает чего
попытаемся отнестись к этому, как к видению. И посмотрим, что из этого
получится...
"И получится черт знает что..." - подумал я, но промолчал.
- Только сперва давайте отдохнем, - робко попросила Нина. - Два дня
сплошного сумасшествия. Поначалу нам хоть смертных приговоров не
выносили...
Я загнал машину под деревья, и мы расположились прямо на земле,
устланной толстым ковром порыжевших сосновых иголок, сквозь который
пробивался робкий зеленый бархат травы. Солнце, ветерок... Кузнечики.
Небо. Отпуск. И ни каких тебе Отростков. Виталька тут же принялся кидать
шишки в деревья - и, надо заметить, довольно успешно.
Через некоторое время я вздохнул и поднялся.
- Пойду, пройдусь... А то все ноги отсидел.
Неожиданно у меня создалось впечатление, что поднимался с хвои я, а
фразу эту говорил уже не я - словно в некий неуловимый миг у меня в голове
возник еще кто-то, и этот странный кто-то, тот, который Не Я, взглянул на
мир моими глазами, прислушался к звенящей тишине моими ушами - а вот
сейчас даже заговорил за меня.
Когда я попытался снова поймать это удивительное ощущение - оно
исчезло. Если тот, который Не Я, и остался, то больше ничем себя не
проявлял.
- Я с тобой, - немедленно вскочила Нина, оправляя платье.
Виталька тоже было намылился увязаться с нами, но я убедил его, что
машину должны стеречь, как минимум, двое мужчин, а то некому будет спасать
дядю Арсена от возможных ужасов - он поразмыслил и важно отпустил нас с
мамой немножко погулять.
- Смотрите, не заблудитесь, - напутствовал нас Арсен.
- А мы тут рядом... И от дороги отходить не будем, - ответила Нина.
...Мы шли молча, взявшись за руки, щурясь от веселого солнечного
дождя, просеянного сквозь сито сосен. Воздух, пьяный от смолы, казался
прозрачным до звона. Разговаривать не хотелось. Вот мы и не разговаривали.
Неподалеку от очередной опушки начиналась окраина какого-то поселка.
Полдюжины одноэтажных домиков с огородами, дачные постройки, у перекрестка
- белая двухэтажная контора, вдоль дороги - свежевырытая траншея... За
холмом рыхлой земли у ближайшей ограды наблюдалось плохо различимое
движение. Там явно что-то происходило...
- Посмотрим? - неуверенно спросила Нина, крепче сжимая мою руку.
Я молча кивнул, и мы пересекли шоссе.
Лучше бы мы этого не делали!..
...Огромный, двухметровый сизый голубь с удовлетворенным кулдыканьем
долбил клювом окровавленного человека в разорванной спецовке. Человек еще
шевелился. От каждого удара тупого клюва в стороны летели грязные багровые
ошметки.
Увидя нас, птичка оставила свою жертву, переступила с ноги на ногу и
довольно резво заковыляла в нашу сторону. Нина всхлипнула и бросилась к
траншее. Голубь булькнул и устремился за ней.
Я дико заорал и, подхватив с земли увесистый обломок кирпича,
запустил им в сизого монстра. Кирпич угодил мерзкой твари в шею, голубь
слегка покачнулся и остановился, кося на меня то одним, то другим
бессмысленным глазом. Потом он обиженно направился в мою сторону.
Я надеялся, что Нина догадается лечь на дно траншеи, где голубю
трудно будет ее достать. А я отвлеку его - и бегом к машине и Арсену с
пистолетом...
Обычно в таких случаях (хотя в каких это "таких"?!.) я действую
импульсивно и довольно глупо. Но сейчас каждым моим шагом руководила не
злоба и не страх за жену, - хотя и это было - а холодная спокойная логика.
Кажется, тот, что в моей голове, не ушел, и даже принялся действовать - и,
надо признать, делал это весьма грамотно.
Я швырнул в голубя камнем поменьше, попал птице в грудь - голубок
просто не обратил на это внимания - и зигзагами понесся через шоссе к
лесу. Краем глаза я успел заметить, что из-за конторы выходят какие-то
люди, но дальше смотреть уже не оставалось времени - деревья были совсем
рядом, голубь отстал, попытался взлететь, хлопая крыльями, но они не
держали его, как выпавшего из гнезда птенца... Он остался на месте,
утратив интерес ко мне и к спрятавшейся Нине - чего я и добивался. Но
интерес - дело скользкое, и мог вернуться в любую минуту.
И тогда я побежал, как не бегал никогда в жизни.
...Когда наша машина, расшвыривая куски сухого дерна, выбралась на
шоссе - я утопил акселератор до предела. И дорога рванулась нам навстречу.
За поворотом несколько курсантов в выгоревшей защитной форме и с
автоматами за плечами связывали канатами голубя-людоеда. Голубь возмущенно
булькал и безуспешно пытался освободиться. Попалась, пташечка!..
Я резко затормозил у траншеи и, распахнув дверцу, громко крикнул:
- Нина!
Ответа не последовало. Со сжимающимся сердцем я выскочил из кабины и
в два прыжка оказался у насыпи.
И застыл.
Прозрачная, светлая вода плавно струилась по траншее, возникая из
ниоткуда и исчезая в никуда, а вот в воде... В воде сидели люди - женщины,
мужчины, дети, старики... черепа многих из них носили следы страшного
клюва, но крови почему-то не было, и у всех - и у живых, и у мертвых - на
лицах окаменело отрешенное умиротворение. Глаза людей глядели в только им
известную пустоту; волосы, подобно водорослям, легко колыхались в
призрачных струях, которые все текли, текли...
И тут я увидел Нину. Она сидела между черноволосым мужчиной в
смокинге и мальчиком Виталькиного возраста, в аккуратной синей рубашечке.
Вода доходила ей до подбородка, но непонятным образом стекала по лицу, по
узлу волос на затылке, каплями сползала на пустой бессмысленный взгляд.
- Нина!!! - но она меня не слышала.
Арсен стоял уже рядом, но я сам подхватил Нину под мышки и с
неожиданной для себя самого легкостью буквально выдернул ее из траншеи.
Белые вязкие нити потянулись вслед за ней, уходя в заполнявшую траншею
жидкость. Это была не вода!..
Болото медленно отпускало ее, лишь тонкая пленка все еще оставалась
на лице - и я принялся лихорадочно стирать ее, всхлипывая и вытирая руки о
траву. Наконец Нина глубоко вздохнула, губы ее раздвинула жуткая улыбка, и
я услышал смех... Боже милосердный, что это был за смех! Визгливый,
издевательский, и в то же время навязчиво-механический... Я отшатнулся,
Арсена тоже передернуло, а Витька просто смотрел на все это расширенными
от ужаса глазами.
Чей-то вопль вывел меня из оцепенения. Один из курсантов ударил
голубя штыком, птица взвилась, разбросав державших ее людей, и издала
кулдыкающий вопль. Голубь отчаянно трепыхался, и я видел, что канаты
вот-вот не выдержат. Во мне закипело подступавшее к горлу бешенство.
Подскочив к ближайшему курсанту, я выхватил у него автомат.
- Р-р-разойдись!!!
Пространство вокруг голубя мгновенно опустело. Я щелкнул
предохранителем, передернул затвор и, не целясь, запустил "веер" от
живота. Из голубя полетели красные комки, он задергался, хрипло булькая -
автомат тоже дергался в моих руках, плюясь огнем, и когда магазин опустел,
растерзанная птица лежала на боку, один глаз ее был выбит, и в воздухе
стоял пух, как из распоротой перины.
Курсанты, не обращая внимания ни на меня, ни на убитого голубя,
что-то кричали, указывая в небо. Я поднял голову. Там в синем колодце,
двигалось блестящее пятнышко, быстро увеличиваясь в размерах. Орел, что
ли... белый... И тут я вздрогнул, сообразив, на какой высоте находится
птица. Похоже, своим последним воплем птенец успел позвать папу. Или
маму...
"...В великой Некросфере обитает множество эфирных созданий, и
большинство из них глупы, злобны и жестоки, в отличие от меня..."
Я был не силен в орнитологии, но эфирное это создание, или вообще
галлюцинация - лучше держаться от него подальше!
Я сунул автомат остолбеневшему курсанту и кинулся к машине. Нина,
Виталька и Арсен уже сидели внутри.
- Сматываемся! - коротко бросил я, захлопывая дверцу.
В зеркальце я успел заметить, что на лицо Нины начинает возвращаться
осмысленное выражение, но мне некогда было испытывать облегчение.
В следующий момент над нами мелькнула громадная тень, и тяжелый удар
сотряс машину, едва не перевернув ее. В крыше образовалась большая дыра с
рваными краями, и на миг я увидел конец разинутого клюва. Еще чуть-чуть -
и он размозжил бы Витальке голову, будь Виталька ростом со взрослого
человека.
Голубь-папа, перед которым уходила в тень птица Рох из "Тысячи и
одной ночи", развернулся на второй заход. Он медлил, ожидая, пока из
железной скорлупы вылупится нечто более удобоваримое - и я мог только
давить и давить на акселератор.
Арсен привстал, высунулся в образовавшуюся дыру и повел стволом
пистолета, отслеживая птицу. Солнце снова утонуло в надвигающейся тени - и
в этот момент ударил гром. Отдача отбросила Арсена обратно на сиденье. Я
глянул в окно и увидел голубя. Летел он как-то неуверенно, тяжело
взмахивая крыльями и кренясь набок.
Арсен промахивался в рыцарей. В голубя он не промахнулся.
За окнами, сливаясь в грязную сплошную полосу, стремительно
проносились сосны. Машина подскочила на ухабе, неожиданно включился
приемник, и усталый голос таможенника Верещагина всплыл над гитарными
переборами...
- Не везет мне в смерти, -
Повезет в любви!..
Потом пластинку в приемнике, очевидно, заело, голос монотонно
зациклился на одной-единственной фразе - и тот, что в моей голове, тот,
который Не Я, мучительно вслушивался в бесконечный круговорот сумасшедшего
проигрывателя.
Не везет мне в смерти... щелчок... не везет мне в смерти... щелчок...
не везет мне в смерти... не везет... мне... смерти... не везет...
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ. АРСЕН
...Наконец-то Ниночка пришла в себя! Слава богу, а то на Андрюше лица
не было... Я было заикнулся, чтоб за руль сесть, но он коротко глянул на
меня, и этого хватило. Словно из сузившихся бойниц на меня прищурился
кто-то, бесконечно старый и бесконечно уставший... Да и машину он вел так,
как никогда - легко и страшно. Я успокоил Тальку и занялся Ниной, успев
подумать, что чертов Отросток явно вознамерился угробить нас всерьез.
Нина все пыталась выговориться, и я не мешал ей, хотя помнила она
немногое, а воспоминания о каталепсии в траншее сразу вызывали у нее
истерику...
Потом я увидел, как впереди заклубился уже знакомый туман, быстро
сгущаясь, и над асфальтом явственно проступил купол верхней части
Атмосферного Черепа. Он медленно выползал из-под земли, словно костяной
сюрреалистический росток; асфальт трескался, вспучивался, расступался в
стороны, выпуская все новые сантиметры, дециметры, метры Черепа.
Андрей остановился. Череп так и не вылез целиком. На этот раз он
выглядел более правильным, только зубы казались длиннее обычных, а на
темени был укреплен транспарант.
"Аll the world is a stage, all the people are players. But you can
improvise..." ["Весь мир - это сцена, все люди - актеры. Но вы можете
импровизировать..." (англ.)] - гласил он.
Дав нам вволю налюбоваться надписью, Череп лениво перешел в
атмосферное состояние. Дыра в дороге затянулась без последствий.
- А почему дядя Череп молчал? - робко поинтересовался Талька.
- Стыдно ему... - буркнул Андрей. - Он Шекспира переврал.
У меня было на этот счет иное мнение.
- Стыдно - это верно... Правило он свое нарушил. Подсказывать начал.
И более откровенно, чем раньше... Тебе не кажется, Андрюша, что мы играем
отведенные нам роли в гигантском театре абсурда? Причем...
- Причем, - хмуро продолжил Андрей, - наша роль - главная, что меня
отнюдь не радует. Я не гонюсь за славой...
- Я тоже. Да и все, кто попадался нам на пути, очень уж смахивают на
статистов. А мы играем, и, по-видимому, играем в нужном направлении. И
если нам не удастся поломать предложенный рисунок роли, то я просто не
знаю...
- И я не знаю, - сказал вдруг Андрей, поворачиваясь ко мне. - Что-то
ворочается в моем мозгу, некое смутное знание, но когда я пытаюсь ухватить
его мелькнувший и ускользающий хвост - оно уходит. Кто-то продирается
сквозь меня, он неслышно кричит из последних сил, но я не слышу его - хотя
кричит он что-то важное, нужное... И для меня, и для тебя, Арсен, и для
Нины с Виталькой, и для всех - а, может быть, для всех в самом широком
смысле...
- Кто кричит? - спросил я.
- Никто не кричит, - неожиданно сказал Андрей. - Ты о чем?
- О тебе, - немного обиделся я. - Ты же сам сейчас сказал, что кто-то
кричит...
- Я сказал?! - изумился Андрей. - Я молчал...
- Молчал, - тихо подтвердила Нина.
Талька только молча кивнул.
КОНЕЦ КОРОВЫ БАБКИ САЛТЫЧИХИ. АНДРЕЙ
...Казалось, сегодняшнему дню не будет конца. Часы у нас всех стояли,
время остановилось вместе с часами, и сутки длились, по крайней мере,
неделю. Тени удлинялись, перечеркивая серое полотно дороги, и предзакатный
багрянец полыхал в окнах домов очередного поселка, или города, или как оно
там называлось...
Центральная улица была вся изрыта свежими окопами с высокими
брустверами (насколько я успел заметить, в этом Отростке постоянно и много
копали, причем в самых неподходящих местах), вокруг сновали озабоченные
солдаты, устанавливая проволочные заграждения вокруг пулеметных гнезд...
Я остановился у первого окопа и, высунувшись в окно, стал
осматриваться в поисках объездного пути. Совсем рядом, на вывороченном из
земли бетонном блоке, сидел и курил скучающий лейтенант. Один погон его
кителя был оторван и свисал вниз.
- Что это у вас? - заинтересованно спросил его Арсен. - Войн