клыки  и
скрылась обратно. С другой стороны на поляну выползла змея,  точнее  нечто
ей подобное. На змеином теле качалась женская голова.  Приближаясь,  тварь
шипела какие-то слова - видимо, люди у костров их поняли, потому что  один
из латников с криком, полным ужаса и ненависти,  рванулся  вперед,  занеся
кинжал, и вонзил его в змеиное тело за улыбающейся головой.
     Однако чудовище осталось невредимым, человек же  с  хриплым  вскриком
отпрянул назад, забыв о кинжале, закрывая руками глаза, упал  и  скрючился
на земле, а женщина-змея извивалась и поднималась все выше, пока монах  не
метнул в нее свой шест, и тогда она бесследно исчезла.
     Это было только начало осады.



                                    11

     На поляне появлялись чудовища - одни на четырех лапах,  другие  телом
подобные человеку. Они злобно сверкали глазами, шипели,  брызгали  слюной,
кричали, грозились, затем растворялись во мраке, и их сменяли другие. Пока
еще никто из жуткого сборища монстров  не  напал  на  освещенных  пламенем
людей, но самый вид чудовищ повергал в страх и изматывал нервы. А нервы  у
бродяг уже были порядком измотаны, возможно, предыдущими встречами с  этой
нечистью.
     Когда нечто с головою козла, но с совершенно  человеческим,  если  не
считать хвоста и копыт, телом, скакнуло в круг света и  начало  выделывать
антраша [в классическом балете - прыжок, во время которого вытянутые  ноги
танцовщика скрещиваются в воздухе несколько  раз]  и  кланяться,  один  из
латников запрокинул голову и завыл, как собака. Тот, который взял  Ника  в
плен, обернулся и ударил его с такой силой, что тот упал и остался  лежать
на земле, тихо  поскуливая.  Козлоголовый  фыркнул,  подпрыгнул  высоко  в
воздухе и клацнул копытами друг о друга.
     Монах бросился вперед, выставив шест. Козлоголовый тонко взвизгнул  и
попятился, словно в этом оружии была  заключена  страшная  угроза.  Однако
вместо него сейчас же появился другой: человеческое тело излучало  золотое
сияние, а за спиной  колыхались  два  белых  крыла.  Над  могучими  плечам
торчала совиная голова. Левая рука крылатого  чудища  покоилась  на  спине
огромного, с лошадь, волка.
     - Андрас! - Монах, похоже, узнал это видение. - Демон!
     Шест снова пошел в ход.
     Но на сей раз атака оказалась неудачной: обрамленный перьями,  острый
клюв открылся, и послышался какой-то сперва  неясный  звук.  Он  нарастал,
заполняя собой ночь, раскалывая череп, - Ник уже морщился от боли, а  крик
становился все громче и громче.
     Мука сделалась невыносимой, Ник ничего, кроме нее, не осознавал. И он
уже был близок к обмороку, когда увидел, как в тумане, что люди у  костров
выронили оружие, даже монах бросил  свой  шест  с  крестом.  Они  зажимали
ладонями уши, лица исказились от боли; шатаясь, они поднялись  и  побрели.
Не навстречу существу с совиной головой - оно уже исчезло. Нет, спотыкаясь
и пошатываясь, они скрылись в кустах, влекомые  некой  силой,  которой  не
могли противиться. Латники, за ними женщина, путаясь в  подметавшей  землю
юбке, наконец, монах с застывшим в страдальческой гримасе  лицом  брели  в
кишащую призраками тьму.
     Ник тоже чувствовал эту силу и бился в своих путах, чтобы подчиниться
пронзительному зову, но веревки лишь глубже впивались в тело. Он  отчаянно
рванулся, чтобы идти на зов, - иначе от боли нет спасения, он должен идти!
И не мог. Наконец, сломленный,  совсем  обессиленный,  он  затих,  и  лишь
терзающие плоть ремни удерживали его на ногах.
     Бродяги исчезли, а тощая кляча и  понурый  мул  остались  на  поляне,
пощипывая траву как ни в чем не бывало. Голова у Ника уже не разламывалась
от  боли,  хотя  издалека  до  него  еще  доносился,  постепенно   стихая,
мучительный звук.
     Что будет с теми, кто подчинился зову? Ник  этого  не  знал,  но  был
уверен, что они не вернутся освободить или прикончить своего пленника. Еще
не совсем придя в себя после пытки, которой подвергся его слух, Ник тем не
менее начал понимать, что по-прежнему крепко привязан к дереву.
     В свете костров ярко блестели брошенные кинжалы - но  были  для  него
так же недосягаемы, как если бы находились в его родном мире.
     Тут сверху донесся  какой-то  звук,  и  Ник  задрал  голову,  пытаясь
увидеть, что там такое. Уж не летающее ли чудовище?
     Что-то лишь мелькнуло перед  глазами,  но  Ник  был  уверен,  что  не
ошибся. В том направлении, куда ушли бродяги, пронеслась летающая тарелка.
     Не для того ли предназначался этот зов, чтобы скрывающиеся в зарослях
покинули свое убежище и вышли  на  открытое  пространство,  где  их  легко
переловить?
     Те чудища - бродяги, похоже, могли их  опознать,  Ник  вспомнил,  что
монах называл имя существа с совиной головой, - какое они имеют  отношение
к летающим тарелкам? Впрочем, их могли использовать, чтобы  обезоружить  и
сломить намеченные жертвы.
     Но если охотники захватят бродяг, то узнают  о  Нике!  Возможно,  уже
знают и полагают, что Ник никуда не денется. Бежать отсюда, во что  бы  то
ни стало бежать! В эту минуту летающие охотники казались  страшнее  любого
из чудовищ, которых Ник видел сегодня на поляне,  -  чудовища  могут  быть
иллюзиями, а тарелки уж точно настоящие.
     Бежать, но каким образом? Кинжалы... У него не больше шансов  до  них
дотянуться, чем позвать  на  помощь  Страуда,  Крокера  или  викария.  Или
встретиться с Герольдом.
     Герольд!
     Ник сосредоточился, вспоминая, каким увидел Герольда,  выбравшись  из
пещеры, ясно  представил  себе  его  сверкающий  камзол.  Страх  понемногу
улегся. Волны зла, нахлынувшие с темнотой, рассеялись, и Ник  почувствовал
на влажном от пота лице свежее, ароматное дыхание леса.
     Да, но летающая тарелка! Освободиться прежде, чем ее экипаж  окажется
здесь!  Ник  был  слишком  измучен,  чтобы  бороться  с  путами,   которые
затягивались все туже при каждом  движении,  руки  и  ноги  стали  пугающе
бесчувственными.
     Герольд... Вместо того, чтобы думать,  как  спастись,  Ник  продолжал
вспоминать - и Авалон стоял перед его внутренним взором.
     - Авалон!
     Что  побудило  его  произнести  это  имя?  Лошадь  вздернула  голову,
заржала, и ей отозвался мул. Животные перестали  щипать  траву  и  стояли,
глядя на дерево, к которому был привязан Ник.
     Затем появился он!
     Еще один призрак? Если так, то выглядел он чрезвычайно реально.
     - Авалон? - Ник произнес это  как  вопрос.  Захочет  ли  Герольд  его
спасти? Или оставит на милость летающих охотников, раз Ник не  принял  его
предложение?
     - Я Авалон, - услышал он в ответ.
     - Вы можете... вы меня освободите? - Ник перешел сразу к делу.  Пусть
Герольд скажет "да" или "нет", и покончим с этим.
     - Каждый должен освободить себя сам. Свобода возможна для всех, но ты
должен сделать выбор сам.
     - Но... я не могу пошевелиться... даже чтобы взять это ваше бесценное
яблоко, если захочу!
     Как  и  прежде,  лицо  Герольда  ничего  не  выражало;  вокруг   него
разливалось сияние.
     - Существует три вида свободы. - Авалон  не  извлек  яблоко.  -  Есть
свобода тела, есть свобода мысли, и есть свобода духа. Дабы стать воистину
свободным, человек должен обрести все три...
     У Ника в душе закипел гнев. Сейчас время - его  злейший  враг,  и  он
вовсе не желал тратить его на философские споры.
     - Мне от этого не легче.
     - Свобода - в тебе самом, - отвечал Авалон, - равно  как  и  во  всех
живых существах...
     Он чуть повернулся и перевел невозмутимый взгляд с Ника на  лошадь  и
мула. За время, что он на них смотрел, Ник успел несколько раз  вздохнуть.
Затем животные замотали головами с такой энергией, которую до сих пор  эти
заморенные существа ни разу не проявляли.
     Они подошли к зарослям кустарника, сунули глубоко в  листву  морды  и
принялись с какой-то явно разумной целью поворачивать  головы  и  выгибать
шеи. Веревки с кусочками металла, которые  латники  намотали  им  на  шеи,
зацепились за ветки. Затем каждый из них наклонил голову, дернулся назад -
веревки соскользнули и остались висеть на кустах.
     Освобожденные лошадь и мул тотчас же подошли к  Герольду  и  склонили
перед ним головы. Он протянул руку к сбруям, но не коснулся - упряжи упали
на землю, освободив животных от всего, чем их опутал человек.
     Однако они по-прежнему стояли и глядели на Герольда, а он  на  них  -
словно вели безмолвную беседу. Потом лошадь негромко заржала, мул заревел.
Они развернулись и потрусили во тьму.
     - Если вы в состоянии освободить их, - запальчиво проговорил  Ник,  -
то можете то же самое сделать и для меня.
     - Свобода в твоих руках, лишь ты сам можешь ее обрести.
     Ник понял, что Герольд говорит это с какой-то целью, а не из  желания
ему досадить. Лошадь и мул избавились от своих "оков", но все попытки Ника
только вконец обессилили его. Ему не освободиться без посторонней помощи -
это просто невозможно.
     - Как? - спросил он.
     Ответа не последовало.
     - Вы же объяснили животным! - сердито настаивал Ник.
     Герольд хранил молчание.
     Свобода, которую лишь он сам может обрести? Возможно, из-за того, что
он не принял золотого яблока, Герольд не может или не  желает  ему  помочь
чем-либо еще, кроме этого  туманного  утверждения?  Ник  оперся  на  ствол
дерева и постарался спокойно подумать. Несомненно, способ  есть.  Вряд  ли
Авалон по какой-то неясной причине нарочно его мучает. А если такой способ
есть, то у него должно хватить воли, терпения и ума, чтобы его найти.
     Тщетные попытки вырваться ничего не дали. Лежащие на земле кинжалы  -
вот мука! - он видел, но достать не мог.
     Итак - что же остается?
     Тело было не свободно. Свобода мысли, свобода  духа  -  может  ли  он
воспользоваться ими? Телепатия... Предвидение... Человеческий мозг таит  в
себе различные  силы...  Паранормальные  способности.  Но  подобным  даром
обладают немногие, и Ник к их числу не принадлежит.
     Кинжалы... он их видит... свобода мысли...
     Авалон ждал. Он больше ничем не поможет. Ник был уверен, что остается
рассчитывать только на себя, на свою волю и силы.
     Кинжалы... как-то их использовать...
     С величайшим напряжением Ник вглядывался в тот, что лежал всех ближе,
-  тонкий  клинок,  который  выронила  женщина.  Нож...   веревка...   они
соприкасаются... и он свободен.
     Нож... веревка... Не думать ни о чем  ином,  только  об  этом  узком,
отливающем  красным  в  свете  угасающего  пламени,  лезвии,  о  веревках,
стягивающих тело. Нож... веревка....
     По лицу катились капли пота. У  Ника  было  странное  чувство,  будто
какая-то его часть пытается оторваться от тела.  Часть...  словно  рука...
пытается освободиться. Если он не может  сдвинуть  кинжал  с  места  силой
своего желания... что там насчет руки?
     Ник переменил тактику. Кисть... рука... свободная... дотягивается  до
освещенной площадки. В некоторых случаях тело повинуется  приказам  мысли,
удастся  ли  сейчас?  В  воздухе  появилось  нечто  смутное,   призрачное:
коснулось  кинжала.   Так,   значит,   железо   этому   не   помеха!   Ник
сосредоточился. Кисть, пять пальцев...  отведенный  большой  палец  и  еще
четыре, которые сомкнулись вокруг рукоятки. Вот он,  сероватый  призрак...
стиснувший кинжал.
     У него была кисть, но ее нужно присоединить к руке, иначе все  теряет
смысл. Рука... он представлял себе  запястье,  затем  руку  до  локтя,  до
плеча. Снова образовалось нечто  туманное  и  призрачное.  Оно  слилось  с
кистью, а другим концом касалось его плеча...
     Ну же!
     Никогда прежде какие-либо действия не давались ему таким  напряжением
воли. Длинная-предлинная призрачная "рука" начала стягиваться.  Он  должен
удержать ее - должен!
     Ник прерывисто дышал. К себе, тянуть к себе  -  он  должен  подтащить
кинжал!
     Лезвие  уже  уползло  из  освещенного  круга,  перемещаясь  по  земле
короткими рывками, словно энергия Ника то приливала, то убывала. Но лезвие
приближалось! Ник не чувствовал радости - только необходимость  держать  и
тащить.
     Теперь кинжал у его ног, длинная призрачная рука провисла и упала  на
землю кольцами, как ослабленная веревка. Ник был чуть жив - тяжелой черной
пеленой на него навалилась усталость, какой  он  не  испытывал  никогда  в
жизни. Если поддаться ей, он пропал.
     Кинжал должен подняться! Поникший призрак уплотнился, кольца  слились
в  более  толстую,  отчетливо  видимую  колонну,  на  конце  которой  была
сжимавшая кинжал кисть. Вверх! Ник обратился в одно-единственное страстное
желание.
     Короткими  толчками  лезвие  стало  подниматься.  Острие  кольнуло  в
колено. Ник поднял кинжал выше, до первого витка опутывавшего  его  ремня.
Режь! Он приказал - режь!
     Лезвие двигалось  медленно,  слишком  медленно.  Ника  охватило  было
отчаяние, затем он взял себя  в  руки.  Пусть  медленно,  но  все  же  оно
двигается.
     Режь!
     Лезвие потихоньку елозило по жесткой коже ремня.  Лишь  бы  оно  было
достаточно острым! Не отвлекаться... думать  только  об  одном...  режь...
режь... режь!
     Обрезанный конец ремня змеей свернулся у его  ног;  туманная  колонна
сломалась, вместе с  ней  упал  кинжал.  Из  последних  сил  Ник  отчаянно
забился. Путы спали, и  он  повалился  ничком  на  землю,  полумертвый  от
усталости.
     Он повернул голову и взглядом поискал  Авалона.  Герольд  исчез.  Ник
лежал в одиночестве между угасающих костров, перед  ним  на  фоне  красных
угольков чернел кособокий крест.
     Он свободен, но руки по-прежнему связаны, ноги онемели, и нет никаких
сил.
     Руки - нужно развязать руки. Кинжал. Ник лежал и смотрел на него.  Он
снова попытался создать руку-призрак, однако сила, породившая ее в  первый
раз, иссякла. Теперь помогать себе надо физически.
     Он с  трудом  перевалился  на  бок,  скрючился  и  нащупал  лезвие...
Как-нибудь  бы  его  закрепить...  но  онемевшие  пальцы   не   двигались.
Закрепить! Извиваясь на земле, Ник весом собственного тела вдавил рукоятку
глубоко  в  прошлогоднюю  опавшую  листву.  Где-то   здесь   был   камень,
пододвинуть его... Он терпеливо трудился,  пока  не  решил,  что  закрепил
клинок вполне надежно. Туда-сюда - Ник водил руками  по  лезвию,  даже  не
зная точно, режет ли оно веревки.
     Он не был  уверен  в  этом  до  тех  пор,  пока  не  упали  на  землю
освобожденные   руки   и   не    началось    мучительное    восстановление
кровообращения. Затем он заставил  себя  подняться  на  ноги  и  приник  к
дереву, у которого простоял долгие часы. Лежащий у ног  кинжал...  железо.
Придерживаясь опухшей  рукой  за  ствол,  чтобы  не  упасть,  Ник  неловко
нагнулся и поднял, затем, через силу сомкнув на  рукоятке  ноющие  пальцы,
кое-как засунул кинжал за пояс.
     Теперь он вспомнил о летающей тарелке, и  его  вновь  охватил  страх.
Опираясь на дерево, Ник обогнул его, уходя прочь от костров.  Однако  ноги
не слушались, ему казалось, что он вообще не в  состоянии  идти.  Кусты...
только бы до них добраться...
     Он заковылял вперед. Там, едва  различимый  во  мраке,  стеной  стоял
кустарник повыше и погуще. Ник опустился на колени, потом  на  живот  -  и
пополз, проталкиваясь под защиту ветвей до тех пор, пока силы не  покинули
его окончательно, пока не истратил последнюю частицу своей энергии.
     И затем им овладел даже не сон, а такая бесконечная усталость, что он
не мог и рукой шевельнуть, хотя голова оставалась ясной.
     Ник пока так и не разобрался, что же такое он сделал. Механика -  да,
это понятно: он подтащил кинжал и разрезал ремни. Но как он это смог?
     Существуют законы природы. Дома Ника учили, что подобное  невероятно,
однако здесь эти законы, видимо, не  действуют.  Герольд  говорил  о  трех
видах свободы. Этой ночью Ник воспользовался одним из них,  чтобы  достичь
другого, хотя мог бы поклясться, что сделать этого таким образом нельзя.
     Он прикрыл глаза. Не надо сейчас ни о чем думать - не надо удивляться
и  размышлять.  Забыть  обо  всем.  Нужно  расслабиться,  а   не   думать,
сосредотачиваться, действовать...
     Боль понемногу стихает, тело успокаивается... Зло, столь обильно сюда
нахлынувшее,  ушло.  Земля  под  Ником  слегка  подалась,   принимая   его
исстрадавшееся тело, баюкая его. Листья тихонько гладили его  запрокинутое
лицо, освежая своим легким ароматом. Он слился с землей, с  кустами...  Он
спасен...  в  безопасности...  в  укрытии...  Он  забылся  спокойным,  без
кошмаров, сном.
     Просыпался Ник медленно, не как человек, вдруг  разбуженный  чувством
опасности. Возвращение к реальности было плавным, мягким, сон отпускал его
постепенно. Он услышал негромкое щебетание птиц, шорохи...
     Ник открыл глаза. Вокруг, совсем рядом, были листья, некоторые  нежно
касались его лица. Он начал соображать, как и почему оказался здесь.  День
был уже в разгаре.
     Тело ныло, ломило  и  болело,  запястья  жгло  огнем,  и  все  же  он
чувствовал себя отлично, каким-то обновленным, как будто  страдания  плоти
ничего не значили. И он продолжал наслаждаться неподвижностью.
     Это было не чувство мира  и  безопасности,  что  жило  в  заброшенной
ферме, - оно было чуждым, принадлежащим здешнему миру, однако  исполненным
дружелюбия, словно Нику  разрешили  переступить  порог  двери,  ведущей  в
новую, отличную от прежней, жизнь.
     Наконец о себе заявили голод и жажда, и  Нику  пришлось  тронуться  в
путь. Он  с  трудом  выполз  из  своего  убежища:  руки  отекли,  запястья
изранены. Ручей должен быть там.
     Пошатываясь, он двинулся вперед. На залитой  солнцем  поляне  чернели
кострища, лежали два кинжала и шест с крестом на конце.  Ник  прошел  мимо
валуна, у которого днем раньше сидела женщина, упал  на  колени  у  кромки
воды. Потом лег, погружая в воду лицо, жадно глотая студеную влагу, окуная
в нее израненные руки, отчего их жгло, как огнем. И  сонное  умиротворение
улетучилось.
     Судя по  тому,  как  припекает  солнце,  время,  должно  быть,  около
полудня. Сумеет ли он найти дорогу  обратно  к  пещере?  И  ищут  ли  его?
Улетели ли тарелки охотников?
     Оглядевшись, Ник решил, что после того, как бродяги покинули  поляну,
на нее никто не приходил. Он подобрал кинжалы, но шест с  крестом  оставил
лежать на земле. Затем медленно осмотрелся, тщетно пытаясь  определить,  в
какую сторону идти.
     Под  деревьями  можно  укрыться  от  летающих  тарелок,  но  в   лесу
достаточно своих странных обитателей. Можно пойти  вдоль  ручья  -  только
куда он выведет? Насколько Ник знал, рядом с  пещерой  никакого  ручья  не
протекало. К тому же он голоден...
     Мысль о рыбе побудила его все  же  отправиться  по  берегу,  хотя  он
понятия не имел, как будет ее ловить, даже если и увидит. Впрочем,  вскоре
он набрел на кусты, богато усыпанные ягодами.
     При его приближении испуганно вспархивали  птицы,  но  тут  же  снова
возвращались и принимались склевывать урожай.
     Ник жадно набирал полные пригоршни спелых ягод и высыпал в рот,  руки
быстро стали темными от сока. Черная смородина,  решил  он,  причем  очень
густой ягодник. Он  обогнул  куст,  торопливо  его  обирая,  и  неожиданно
услышал сопение. Чуть дальше,  в  сердце  ягодного  изобилия,  Ник  увидел
мохнатую коричневую тушу. Он отпрянул обратно за  куст  и  подался  прочь.
Медведь, если и в самом деле это был медведь, не обратил на него внимания,
поглощенный своим  занятием.  Что  ж,  Ник  будет  держаться  своего  края
ягодника, а лесной хозяин пусть останется на том.
     Отступая, Ник вдруг вздрогнул от резкого  крика  и  отпрыгнул  назад.
Перед ним, явно испуганный и рассерженный, стоял....
     Ник только моргнул, когда  существо  метнулось  прочь  и  скрылось  в
высокой траве. Он не сделал ни шага вслед, даже не знал, хочет ли  увидеть
его еще раз.
     Однако в подтверждение того, что Ник действительно  видел,  на  земле
осталось лежать лу