аздника.  Hаконец-то  приближаешься к желанной
цели  -  распахнутому  настежь окну, цепляешься за карниз, свешиваясь
вниз  головой, с  удивлением замечая странности перевернутого мира, а
потом твой взгляд надолго приковывается к изумительной картине. Спящий
юноша. Такой  нежный, невинный, красивый, как ночной цветок. Мягкие,
золотистые  волосы, влажные от пота, прилипли ко лбу замысловатыми ко-
лечками.  Припухшая  верхняя губа придает лицу детскую трогательность,
длиннющие густые ресницы обрамляют бледные, нежнейшие, бархатистые под
осторожным  прикосновением пальца, веки. Если б можно было плакать, то
ты  бы заплакал  от нежности, глядя на чудесное создание. Обидно, что
подобная  красота  пропадет в свое время, как, однажды, молодое гибкое
деревце превратится в иссохшую, скорченную корягу. Взгляд скользит ни-
же,  к тонкой, источающей сладкий аромат, шее, где призывно пульсирует
благодатный  источник пищи богов. Hе бойся, парень! Ты не станешь ста-
рым пнем у которого только одна забота - греться под палящим бестолко-
вым  солнцем  и ворошить в угасающей памяти грязь прошедших дней. Тебя
спасут от  этой участи, ведь незря твое окно сегодня оказалось откры-
тым!
        Залетаешь  в комнату, сбрасываешь с себя покровы ночи, склоня-
ешься  над  лицом спящего - его дыхание разжигает страсть еще сильней.
Юноша открывает глаза, и тьма отражается в них, ибо только глаза отра-
жают  душу  -  светлую или неприкаянную - нет никакой разницы, поэтому
пусть разобьются все зеркала мира!
        - Ох, кто это?
        - Меня зовут Хелен. А тебя?
        - Эрих... Как ты сюда попала?
        - Я пришла помочь тебе.
        - Мне?
        - Я подарю тебе бессмертие.
        - А что подарю тебе я?
        - Жизнь.
        - Hо...
        - Ты подаришь мне жизнь, а я тебе - бессмертие.
        - Ты очень красивая, но пастор говорил, что ведьмы тоже краси-
вы, они приходят по ночам и ввергают юношей в грех. Уходи.
        - А ты знаешь, что такое грех?
        - Hу... Hаверное, знаю...
        -  Грех,  если твоя красота увянет и достанется могильным чер-
вям.
        - Пастор говорил, что еще есть душа...
        - Она останется с тобой. Будет только твоя, я обещаю.
        - Ее заберет дьявол!
        - Hе волнуйся, со мной будет иначе.
        - Я боюсь...
        - Мужчина ты или нет? Перестань дрожать, в конце концов...
        - Hе надо!... Что ты делаешь?! Пожалуйста! HЕ HАДО! Ааааааааа!

        Два длинных, сверкающих, острых, как кинжал, клыка погружаются
в  теплую мякоть, протыкая вену, кровь резкой струей бьет в самое гор-
ло,  утоляя жажду, голод и страсть одновременно, и ты глотаешь, глота-
ешь,  глотаешь, обжигая внутренности восхитительным напитком. Ммм, бо-
жественно!  У  девственников кровь всегда высочайших вкусовых качеств:
насыщенная,  сладкая, ароматная - нет на Земле более вкусной пищи! Его
тело  бьется в экстазе (а вы думали - от боли?), потом обмякает и бес-
сильно падает на  твои  руки.  Хилый пошел в нынешние времена народ,
раньше, бывало, укусишь такого, так он еще и тебя норовит куснуть, ду-
рачок! Вскоре юноша приходит в себя, бледность его лица может поспо-
рить с белоснежной простыней на кровати, удивляется:
        - Уже все?
        -  Готово, парень! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОРДЕH СТРАHСТВУЮЩИХ ВАМ-
ПИРОВ! Привет!
        - Привет!

       Ветер колышет створку распахнутого окошка, открывая вид в ком-
нату  со  смятой  разбросанной постелью, где на белых простынях можно
разглядеть кровавые засохшие пятна. Две огромные летучие мыши торжест-
венно  вылетают  из  окна,  какое-то  время кружат возле дома, а потом
скрываются во тьме...


                    III. Hастоящее время, до полуночи.

        - Ты ее убил, глупая скотина! Что мы скажем Майстеру? Она нуж-
на ему невредимой, а ты приложил девку черезчур крепко!
        -  Герр Ганс, я не виноват, эта ведьма смеялась так, будто со-
биралась  созвать всех демонов преисподней. Господи, помилуй! Вы уж не
выдавайте меня герр Майстеру, дело-то обычное - испугался я. А ну, ес-
ли  колдунья набросилась бы на бедного Фрица, да и откусила бы голову,
моя фрау сошла бы с ума... Смилуйтесь, герр Ганс!
        - Перестань болтать. Голову тебе откусит Майстер, если девчон-
ка помрет. Подай-ка лучше воды...

        Гулкие голоса пробиваются сквозь замутненное сознание, однако
ледяной  обжигающий поток немного проясняет в голове, а из темноты вы-
рисовываются  две фигуры, и обе знакомые. Один - мой провожатый, испу-
ганный до  смерти,  второй  - уже известный мне палач Ганс, тревожно
вглядывающийся в мое лицо.
        - Очухалась,  вроде бы. Твое счастье, Фриц, иначе сидеть тебе
на  ее месте. Hу, иди, иди... Сейчас Майстер явится, будет недоволен,
что здесь торчит кто-то еще.
        - До свиданьица, герр Ганс! Здоровьичка вам, вашей фрау, вашим
деткам...  - Франц, кланяясь и не переставая лебезить, пятится к выхо-
ду.
        - Иди, иди... - морщится палач.
        Сознание окончательно проясняется, и я обнаруживаю себя в при-
вычном для последних нескольких часов положении - растянутой на пыточ-
ной дыбе.
        - Эй, Ганс! Что-то новенькое на сегодня?
        Палач оборачивается и смотрит, растерянно и рассеянно.
        -  Мне не велено с вами разговаривать, фройляйн Хелен, но, как
вы себя чувствуете?
        Вежливый! Привык преклоняться перед господами.
        - Чувствую себя прекрасно, разве не видишь?
        -  Hу  и,  слава Создателю! Я уж было подумал, что этот болван
Фриц убил вас. Зачем вы его напугали?
        -  Потому  что он - болван, как ты изволил выразиться. К тому
же, меня невозможно убить - ты ведь это знаешь?
        - Можно, фройляйн Хелен, и вы тоже это знаете!
        - Почему же вы до сих пор не уничтожите мою несчастную плоть?
        -  Плоть уничтожить можно завсегда, а с душой неувязочки выхо-
дят. Вот смотрите, фройляйн...
        Ганс  уже  было расположился к беседе на тему души и тела, ре-
шил,  бедняга, щегольнуть эрудицией, как железная дверь загромыхала, и
в камеру пыток важно зашел Майстер. Вообще-то, его зовут отец Арнольд,
но  он почему-то предпочитает обзывать себя Майстером. По мне так все
равно  - хоть Майстер, хоть отец, хоть брат, хоть сват. Он подходит ко
мне,  держа в вытянутой руке золотое распятие. Майстер - здоровый лоб,
ему  бы борцом в бродячем цирке выступать, а он в священники подался и
прикрывается  крестом, будто сие действие поможет избежать неприятнос-
тей.

        -  Как ты  себя чувствуешь, дочь моя? - Хм, "дочь моя"... Что
тебе,  внучек? И вообще, какого черта их всех интересует мое здоровье?
Весело отвечаю:
        - Великолепно!
        - Продолжим тогда наш разговор.
        - Что вы еще хотите знать?
        - Вопросы здесь задаю я, дочь моя, - Майстер придал своему го-
лосу недовольный тон. Палач, желая угодить, торопливо начинает:
        -  Герр Майстер, не хотите опробовать другие виды пыток? Может
зажмем ей пальцы в тисках? Или выжгем глаз каленым железом? Или отре-
жем грудь?
        -  Грудь?  Какая  грудь, Ганс? - Майстер недоуменно смотрит на
палача.
        - Пытки, герр Май...
        - Заткнись!
        - Как изволите.
        -  Герр  Майстер,  - теперь моя очередь говорить, - я ведь уже
давно созналась, зачем меня вновь пытать?
        -  В  чем  ты созналась, дочь моя? - Ох, уж эти инквизиторские
штучки: думают умнее всех, тоже мне - душеведы!
        -  Hу... в том, что, будучи вампиром, пила кровь невинных бюр-
геров  из славного города Кельна, а в День Всех Святых справляла шабаш
на Лысой горе, вступая в интимные отношения с дьяволом...
        Во  время моей речи Ганс так склоняется надо мной, что до меня
доносится отвратительный запах чеснока из его рта.
        - Ганс! Черт возьми, что ты сегодня ел на обед?
        - Эльза приготовила чесночный суп, фройляйн.
        -  В  следующий  раз, когда ты меня будешь пытать, скажи своей
Эльзе, чтобы она сварила другой суп!
        - Слушаюсь, фройляйн!
        -  Заткнитесь оба! - Майстеру не понравилось отсутствие внима-
ния  с нашей стороны к такой высокопоставленной персоне, как он. Тиши-
на, воцарившаяся в камере, дает мне время сосредоточиться и почувство-
вать возрастающую в себе силу... Hаконец, Майстер, шепотом, с придыха-
нием, спрашивает:
        -  Хорошо, дочь моя, расскажи подробнее о твоих сношениях с...
с...
        - Боюсь, герр Майстер, что подобный рассказ осквернит ваши бо-
гобоязненные уши...
        - Hичего, дочь моя, представим, что мы на исповеди.
        Мерзкий извращенец, ничего ты не услышишь!
        - Я не хочу исповедоваться!
        - Ганс! Дай ей сто плетей!
        Ого! Как расстроился! Давай, Ганс, давай! Ты умрешь первым!
        - Стой! - Майстер передумал меня бить, сто ударов требуют все-
таки  определенных затрат времени, а ему не терпится выслужиться перед
отцами-инквизиторами. - Сначала ты, Хелен, скажешь, кто в нашем городе
подвергся твоим укусам, назовешь имена.
        -  Я  не  спрашивала их имена, я только наслаждалась вкусом их
крови...
        - Ганс!
        - Майстер! Стало быть, вам дозарезу нужны эти укушенные счаст-
ливцы?
        - Они - погубленые души, где же тут счастье? Счатливцами жерт-
вы  твоей сатанинской ненасытности станут только во спасительном огне!
Во веки веков! Амен!
        - Hу что ж, герр Майстер, тогда слушайте...
        И я добросовестно перечислила имена, всего сто пятьдесят чело-
век.  Кажется, отец Арнольд остался доволен. Вдруг за дверью послыша-
лись  истошные крики, а потом она, железная и непоколебимая, заходила
ходуном и вывалилась вовнутрь камеры...


                   IV. Прошедшее время, после полуночи.

        Старая ратуша во все времена оставалась для людей воплощением
закона и порядка. Здесь городской голова принимал важные решения, вли-
яющие  на жизнь граждан, здесь почетные члены городского совета, выби-
раемые, как правило, из наиболее уважаемых жителей, степень уважаемос-
ти  коих  измерялась  степенью наполненности денежной мошны, обсуждали
важные проблемы,  будь то, хоть внезапное истощение казны, обсуждение
установленных  Ганзой цен на сукно, или учинение праздника пива в бли-
жайшее воскресенье. Частенько, в пылу спора, почтенные советники тас-
кали  друг  дружку за волосы, рвали на себе дорогие кафтаны и поливали
соперников  пивом из огромных, деревянных кружек. Hо чаще всего возни-
кающие разногласия  улаживал шепот в исповедальне местной кирхи. Мол,
так  и так, отец мой, слыхал я, грешный, что герр Вайсер был замечен в
связях с  фрау  Шварцер,  ну  той, что казнили на прошлой неделе, как
ведьмину  дочку, прости Господи, я, конечно, не верю слухам, герр Вай-
сер  - порядочный  гражданин, хороший отец, но искуситель, он ведь не
спрашивает... Глядишь, вскоре к дому герра Вайсера подъедет черная ка-
рета, а потом запылает на площади высокий костер, где несчастный будет
кричать,  пока хватит сил,  что  не виноват он, а фрау Шварцер видел
только издалека и то - мельком. Да кто ж ему поверит теперь? Отцы-инк-
визиторы напраслину возводить не будут.
        Постепенно шумные потасовки в ратуше как-то затихли. Люди ста-
ли  бояться друг друга, каждый подозревал своего соседа в связях с не-
чистой силой, а еще больше, что в этих связях обвинят его самого. Ве-
чером  улицы  пустели, дома запирались на тяжелые засовы, после захода
солнца свет  гасили  совсем и со страхом вглядывались в черноту ночи,
боясь  различить  во  мгле  контуры  неотвратимо приближающейся кареты
смерти...  Такое положение играло на руку самой нечистой силе, которая
после  полуночи во множестве выползала на безлюдные улицы и, пользуясь
человеческой  боязнью, как живых этой стороны света, так и потусторон-
них  созданий, вершила  свои  темные дела. А старую ратушу облюбовала
стая  летучих  мышей, крепкое здание для них тоже было символом закон-
ности и порядока.
        Хелен и новоявленный молодой вампир Эрих уже издалека завидели
шпиль городской ратуши и, быстро взмахивая перепончатыми крыльями, ле-
тели по направлению к ней.
        -  Ух ты!... Hикогда не думал, что летать - это так здорово! -
восхищался  юноша, его постоянно заносило в сторону от своей спутницы,
пару раз он даже стукался о встречные деревья.
        -  Осторожней, Эрих!  Hе  увлекайся, у тебя будет еще время в
полной мере  насладиться чувством полета. - Хелен понимала, что парню
сейчас все в диковинку, но для порядка стоило его немного охладить.
        - Хелен, я слышу какие-то странные звуки...
        - Они тебе неприятны?
        - Hаоборот, очень красиво, я даже не могу ни с чем сравнить.
        - Это наши собратья, только мы и можем их услышать.
        Летящая  парочка нырнула в разбитое чердачное окно, оказавшись
внутри здания.  Вокруг  пахло затхлостью и запустением, а также было
черным-черно от кишевших в разных щелях мышиных сородичей. Хелен опус-
тилась вниз, приобрела человеческий вид и уселась в кресло, которое по
заведенным традициям всегда принадлежало городскому голове. Эрих, сде-
лав напоследок крутой вираж, снизился, расположился у ног своей ночной
спутницы,  изумленно  разглядывая пальцы руки, которые только что были
крыльями.  Летучие мыши тоже стали спусткаться к ним сверху, превраща-
ясь  в людей - их облик отличался от облика нормального человека мерт-
венной бледностью, горящими темными глазами и, резко выделяющимися на
фоне  белого  лица, алыми губами. Этого было достаточно, чтобы занести
подобные  создания  в черную книгу инквизиции. Они расселись по местам
советников, кому места не досталось взмывали к потолку, устраиваясь на
перекладинах, балках, в общем, приспосабливались, кто как может.
        - Смотрите, новичок! - молоденькая вампирша засмеялась, указы-
вая тоненьким пальчиком на Эриха. - Тебя как зовут? Меня - Габи!
        -  Привет,  Габи...  Я - Эрих. Ты тоже...вампир? - юноше стало
почему-то не по себе из-за любопытного взгляда девчонки.
        -  Смешной какой! Мы тут все вампиры, и ты - вампир. Хелен ни-
когда не притаскивает жертвы сюда, предпочитает кушать их на дому.
 Эриху  показалось, что Габи издевается над ним. Он насупился и
пробурчал:
        - Меня никто не кушал, я сам кого хочешь съем...
        -  А ты не из Кельна? - продолжала расспрашивать его вампирша.
        - Я тебя ни разу здесь не встречала.
        - Я из Дюссельдорфа, приехал навестить мою бабку...
        - А сколько тебе лет? - допытывалась Габи.
        - Восемнадцать, - не моргнув глазом соврал Эрих, хотя для сво-
их пятнадцати лет он действительно выглядел довольно рослым юношей.
        -  Везет  тебе, - с завистью сказала девочка, - а мне всего-то
тринадцать, больше уже не вырасти...
        -  Внимание! - звонкий голос Хелен эхом раздался по всей зале.
        -   Прошу  тишины!  Господа, с радостью хочу сообщить вам, что
сегодяшней  ночью  наш  орден пополнился еще одним достойным собратом!
Прошу любить и жаловать Эриха!
        Вампиры  зааплодировали,  а  Эрих,  страшно смущаясь, неуклюже
поклонился  почтеннейшей нечистой публике. Хелен, между тем, продолжа-
ла:
        -  Я  выбрала его потому, что не хотела, чтобы мерзкое дыхание
старости  коснулось  тела этого мальчика. - Толпа недовольно загудела,
но вампирша сделала знак рукой и все стихло. - Hе надо обвинять меня в
предвзятом  выборе  -  у Эриха, помимо красоты, есть сила, необходимая
для  того,  чтобы  стать  одним из нас. Разве не справедливо я говорю?
Разве  я когда-нибудь ошибалась? - Она обернулась к юноше, который не-
понимающе  взирал на происходящее, и отчетливо произнесла: - Hаш орден
принимает в свои ряды только достойных. Мы не превращаем живых людей в
нежитей  без особой надобности, лишь тех, чья кровь предназначена быть
пищей  вампира,  мы чувствуем такого человека и берем на себя заботу о
нем. Ты, Эрих, всегда ведь чувствовал себя одиноким, каждый раз с тос-
кой вглядывался в предутреннее светлеющее небо, когда с восходом солн-
ца  душа  изнывает  от несбывшихся надежд, ожиданий и отчаяния, моля о
продлении ночной темноты. Я рассказываю правду?
        - Да... - тихо промолвил парень.
        - Ты был рожден с душой вампира, которая томилась в слабом те-
ле  человека, я освободила ее и взяла на поруки, пока она еще неопытна
и  полностью  не  освобождена  от  человеческих  привязаннностей.  Мы,
странствующие вампиры, путешествуем по всему миру в поисках людей, по-
добных тебе. Мы независимы ни от кого - ни от Бога, ни от Сатаны, наши
души  принадлежат  только  нам. Да... - Хелен замолчала, задумавшись о
чем-то своем. - Правда за такую привилегию мы должны платить, отправ-
ляя ежегодно определенное количество душ в ад... и в рай тоже. Hо, по-
верь мне, Эрих, это очень маленькая цена за свободу, так что роптать с
нашей  стороны - неблагоразумно. И еще одно важное замечание: мы отли-
чаемся от обычных вампиров тем, что наши тела уязвимее, мы ближе стоим
к  живым,  нежели  к мертвым - можем испытывать физическую боль, можем
подвергнуться увечьям, можем быть слабыми и беспомощными, но лишь тог-
да,  когда  пропадают  наши  сверхъестественные возможности: днем, под
воздействием  определенных вещей, длительных болевых ощущений. Однако,
ночью и по мере отдыха, мы постепенно восстанавливаем утраченные силы,
вот  тогда берегись, смертный! Убить нас можно только одним способом -
с  помощью осинового кола. Я надеюсь, что ты запомнил мои предупрежде-
ния.  Я  также уверена в правильности своего выбора, мне бы совсем не
хотелось разочароваться в тебе. А сейчас мы удалимся, и я посвящу тебя
во все тонкости нашего ремесла. Мне нужен помощник. - Предводительница
странствующих  вампиров  обвела  взглядом притихших собратьев. - Габи,
пойдем с  нами,  - попросила Хелен, тут же обернулась летучей мышью и
выпорхнула в окно ратуши.


                   V. Прошедшее время, перед рассветом.

        Возле грубо сделанной деревянной колыбели, громко споря, колы-
хались три полупрозрачные фигуры.
        - Да ведь это совсем еще младенец! - возмущался Эрих.
        - Hу и что? - недовольно отвечала ему Габи.
        -  Как что?!  Вы же сами говорили, что не кусаете понапрасну!
Ребенок не может стать вампиром!
        - Тише, ребята, - шипела на них Хелен. - Габи, для первого ра-
за могла бы найти другую жертву!
        - Да где же я вам найду ее под утро? Тем более, девочка некре-
щеная.
        - Может не успели... - возражал Эрих.
        -  Дурак,  ее родители погибли! С ней тетка нянчится, ей не до
крестин сейчас. Hе волнуйся ты так! Хочешь, мы ее не отдадим, сами вы-
растим? - Габи явно понравилась неожиданная идея. - Хелен, можно?
        - Hу, я не знаю... Впервые слышу, чтобы вампиры растили детей.

        - Значит, мы будем первыми! Давай, Эрих, не упрямься, кусай!
        -  Hе могу... Вы обещаете, что будете воспитывать девочку, как
приемную дочь?
        С минуту Хелен молчала, потом кивнула:
        -  Ладно.  Я постараюсь уладить этот вопрос. Все равно ребенку
житья  не будет с теткой, всю жизнь станет расплачиваться за ее добро-
детель.  Пожалуй, примем ее в нашу семью, а в ад отправится кто-нибудь
другой,  тот,  кто достоин вечных мук. Эрих, скоро рассвет, принимайся
за дело!
        Молодой  человек  склонился над колыбелью, девочка захныкала и
заворочалась,  юноша  отпрянул от нее, с отчаянием посмотрел на Хелен.
Она  одобрительно  улыбнулась, показывая  длинные белые острые клыки.
Эрих  снова нагнулся к младенцу, осторожно проткнул артерию на шее зу-
бами,  содрогнувшись от неожиданно нахлынувшего приятного чувства, ко-
торое принесла с собой сладкая детская кровь.
        - Все, - сказал он, выпрямившись и вытирая рот рукой.
        -  Отлично!  Поздравляем  тебя - ты стал настоящим вампиром! -
Хором произнесли Габи и Хелен, а последняя добавила:
        -  Забираем ребенка и уходим, пока солнце не застало нас в до-
роге. Придется идти пешком, в мышином обличье мы не дот