мужчина. Однако отвел руки Маккея в сторону.
     - Не так ты можешь ей помочь, - сказала женщина.
     - Что мне сделать? -  Маккей  встал,  беспомощно  переводя  взгляд  с
одного на другого. - Как мне помочь?
     Пение стихло, танец прекратился. Над рощей нависла тишина,  и  Маккей
почувствовал, что все взгляды устремлены на него.  Все  были  напряжены  -
ждали. Женщина коснулась его руками. Прикосновение их было  прохладным,  и
от него странная сладость распространялась по венам.
     - Там живут три человека, - сказала она. - Они ненавидят  нас.  Скоро
мы все будем, как  она,  -  увянем.  Они  поклялись  в  этом,  а  как  они
поклялись, так и сделают. Если только...
     Она замолчала;  Маккей  почувствовал  странное  беспокойство.  Лунные
мотыльки в ее взгляде сменились на красные точки.  Они  почему-то  привели
его в глубокий ужас, эти красные точки.
     - Три человека? - В его затуманенном  мозгу  всплыло  воспоминание  о
Поле и двух его крепких сыновьях. - Три человека, - тупо повторил он -  Но
что такое для вас три человека? Ведь вас так много! Что могут сделать  три
человека против ваших рослых кавалеров?
     - Нет, - она покачала головой. -  Наши...  мужчины  ничего  не  могут
сделать. Никто ничего не может сделать. Когда-то  мы  веселились  ночью  и
днем. Теперь мы боимся - ночью и  днем.  Они  хотят  уничтожить  нас.  Нас
предупредили наши родственники. Но они не могут нам  помочь.  Эти  трое  -
хозяева лезвия и огня. Против лезвия и огня мы беспомощны.
     - Лезвие и огонь! - подхватили слушатели. - Против лезвия и  огня  мы
беспомощны.
     - Они нас обязательно уничтожат,  -  прошептала  женщина.  -  Мы  все
увянем, как она, или сгорим... Если только...
     Неожиданно она обхватила белыми руками шею  Маккея.  Прижала  к  нему
свое гибкое тело. Ее алый рот поискал и нашел его губы и прижался  к  ним.
По всему телу  Маккея  пробежало  быстрое  сладкое  пламя,  зеленый  огонь
желания. Он схватил ее, прижал к себе.
     - Ты не умрешь! - воскликнул он.  -  Нет,  клянусь  Господом,  ты  не
умрешь!
     Она откинулась, посмотрела ему в глаза.
     - Они поклялись уничтожить нас, - сказала она, - и скоро.  Лезвием  и
огнем они уничтожат нас, эти трое... если только...
     - Если только? - яростно повторил он.
     - Если только ты не убьешь их раньше, - ответила она.
     Холод охватил Маккея, пригасив  зеленое  сладкое  пламя  желания.  Он
опустил руки, оттолкнул от себя женщину. На мгновение она задрожала  перед
ним.
     - Убей! - услышал он ее шепот - и  она  исчезла.  Призрачные  деревья
задрожали, их очертания стали плотнее, материальнее. Зеленая  прозрачность
потемнела.  На  мгновение  Маккей  почувствовал  головокружение,  как  при
переходе из одного мира в другой. Он закрыл глаза. Головокружение  прошло,
и он открыл их, осмотрелся.
     Он стоял на обращенном к озеру краю маленькой рощи. Не  было  никаких
мелькающих теней, ни следа  белых  женщин  и  смуглых,  одетых  в  зеленое
мужчин. Под ногами зеленый мох; исчез  мягкий  золотой  ковер  с  голубыми
звездами цветов. Вокруг него толпились березы и пихты. Слева росла  мощная
пихта, на ее игольчатых ветвях лежала увядающая береза. Это была та  самая
береза, которую так бессмысленно срубил сын Поле. На мгновение в  пихте  и
березе он увидел призрачные очертания одетого в зеленое мужчины и стройной
вянущей девушки. На мгновение береза и пихта, девушка и  мужчина  слились,
стали чем-то единым. Маккей сделал шаг назад, и руки его коснулись гладкой
прохладной коры другой березы, растущей справа от него.
     Под руками кора была как...  как  что?..  как  прикосновение  длинных
стройных рук женщины с алыми губами. Но  это  прикосновение  не  приносило
того чуждого восторга, того пульса зеленой жизни, что ее руки. Однако, как
и тогда, это прикосновение помогло ему прийти в себя. Очертания девушки  и
мужчины исчезли. Перед ним была  крепкая  пихта  и  упавшая  на  ее  ветви
вянущая береза.
     Маккей стоял, смотрел и  дивился,  как  человек,  проснувшийся  после
странного сна. Неожиданно ветерок пошевелил  листву  росшей  рядом  с  ним
березы.  Листва  зашумела,  вздохнула.  Ветер  стал  сильнее,   и   листья
зашептали.
     - Убей! - услышал он шепот - и опять: - Убей! Помоги нам! Убей!
     И шепот был голосом женщины с алыми губами!
     Гнев, быстрый и беспричинный, вспыхнул в Маккее. Он побежал по  роще,
туда, где, как он знал, стоит старая хижина, в которой живут  Поле  и  его
сыновья. Ветер дул все сильнее, и громче и громче шептала листва деревьев.
     - Убей! - шептала она. - Убей их! Спаси нас! Убей!
     - Я убью! Я спасу вас! - Маккей задыхался, пульс бился у него в ушах,
отвечая на этот  все  более  громкий,  все  более  настойчивый  приказ.  В
сознании его оставалось только одно желание - добраться до  горла  Поле  и
его сыновей, сломать им шеи; стоять рядом  с  ними  и  смотреть,  как  они
увядают; увядают, как та стройная девушка в  объятиях  одетого  в  зеленое
мужчины.
     С криком выбежал он из рощи на залитое солнцем поле. Пробежал еще сто
футов и понял, что шепот прекратился, что больше  он  не  слышит  гневного
шороха листьев. Казалось, он освободился от какого-то заклинания, разорвал
паутину колдовства. Маккей остановился, упал на  землю,  зарылся  лицом  в
траву.
     Он лежал, собираясь с мыслями, приводя их в разумный порядок. Что  он
собирался сделать? Наброситься, как сумасшедший, на этих троих  в  хижине,
убить их? А за что? Из-за того, что  его  попросила  волшебная  женщина  с
алыми губами, чьи поцелуи он еще ощущал?  Из-за  того,  что  шепот  листвы
маленькой рощи показался ему тем же приказом?
     И из-за этого он собрался убить трех человек!
     Что такое эта женщина, и ее  сестры,  и  одетые  в  зеленое  мужчины?
Иллюзии, фантомы, рожденные гипнотическим действием клубящегося тумана,  в
котором он греб, когда плыл по озеру. Такие происшествия  нередки.  Маккей
знал людей, которые, глядя широко раскрытыми глазами на движущиеся облака,
создавали фантастический мир и жили в нем; знал других, которым нужно было
лишь взглянуть на гладкую падающую воду, чтобы оказаться в мире сна наяву;
были и такие, кто погружал себя в сон,  глядя  на  сверкающий  хрустальный
шар, а некоторые находили источник иллюзии в блестящем  блюдце  с  черными
чернилами.
     Не мог ли движущийся туман протянуть такие же гипнотические пальцы  в
его сознание - и его любовь к деревьям, ощущение просьбы, которое  он  так
давно чувствует, воспоминание о бессмысленно срубленной березе -  все  это
соединилось в его загипнотизированном сознании в те  картины,  которые  он
видел?
     А потом в потоке солнечного света очарование растаяло,  сознание  его
проснулось.
     Маккей потрясенно встал. Оглянулся на рощу.  Ветра  не  было,  листва
неподвижна, молчит. И снова ему показалось, что он видит  группу  девушек,
окруженных рыцарями и трубадурами.  Он  вспомнил  слова  женщины  с  алыми
губами: веселье  ушло,  его  место  занял  страх.  Кем  бы  она  ни  была:
привидением, дриадой, - она сказала правду.
     Он повернулся, в мозгу его начал формироваться план. Что-то в глубине
его души упрямо утверждало, что  происшествие  было  реальным.  Во  всяком
случае, говорил он  себе,  роща  слишком  прекрасна,  чтобы  допустить  ее
уничтожение. Пусть испытанное им -  сон,  но  он  спасет  рощу  из-за  той
сущности красоты, которая содержится в ее зеленой чаше.
     Старая хижина находилась примерно в полумиле.  К  ней  вела  по  полю
извивающаяся тропа. Маккей прошел по тропе, поднялся по шатким ступеням  и
остановился,  прислушиваясь.  Он  услышал   голоса   и   постучал.   Дверь
распахнулась, на пороге стоял старый Поле,  глядя  на  него  полузакрытыми
подозрительными глазами. За ним стоял один из его сыновей.  У  обоих  лица
были мрачные и враждебные.
     Маккею показалось, что со  стороны  отдаленной  рощи  донесся  слабый
отчаянный шепот. Двое на пороге как будто тоже его  услышали,  потому  что
взгляд их переместился  на  рощу,  и  он  увидел,  как  лица  их  исказило
выражение ненависти; потом они снова взглянули на него.
     - Что вам нужно? - коротко спросил Поле.
     - Я ваш сосед, живу в гостинице... - вежливо начал Маккей.
     - Я знаю, кто вы такой, - резко прервал его Поле. - Но что вам нужно?
     - Воздух этого места хорош для меня. - Маккей подавил растущий  гнев.
- Я хочу прожить здесь с год или больше, пока здоровье  не  поправится.  Я
хотел бы купить часть вашей земли и построить себе дом.
     - Да, мсье?  -  в  мощном  голосе  старика  теперь  звучала  ядовитая
вежливость. - Но позволительно ли спросить, почему бы вам  не  остаться  в
гостинице? Там хорошие условия, и вы там понравились.
     - Я хочу быть один, - ответил Маккей. - Мне не хочется жить  рядом  с
людьми. Мне нужна своя земля, я хочу спать под собственной крышей.
     - Но почему вы пришли ко мне? - спросил Поле. - На той стороне  озера
много места, можете выбирать. Там  хорошо,  а  эта  сторона  несчастливая,
мсье. Но скажите, какая часть моей земли вам приглянулась?
     - Вон та маленькая роща, - ответил Маккей и указал на рощу.
     - Ага! Я так и думал! - прошептал Поле  и  понимающе  переглянулся  с
сыном. Потом мрачно посмотрел на Маккея.
     - Роща не продается, мсье, - сказал он наконец.
     - Я могу дорого заплатить, - сказал Маккей. - Назовите цену.
     - Она не продается, - повторил Поле, - ни за какую цену.
     - Послушайте, - рассмеялся Маккей, хотя сердце у него упало от такого
бесповоротного отказа. - У вас много акров,  что  вам  до  тех  нескольких
деревьев? Я могу позволить себе  исполнение  своих  прихотей.  Я  дам  вам
столько, сколько стоит вся остальная ваша земля.
     - Я спросил вас, какое место вам нужно,  и  вы  ответили,  что  всего
несколько  деревьев,  -  медленно  сказал  Поле,  и  высокий  сын  за  ним
неожиданно резко и злобно рассмеялся. - Но в этом  больше,  мсье.  Гораздо
больше. И вы это знаете, иначе зачем бы вам платить?  Да,  вы  знаете.  Вы
знаете, что мы должны уничтожить эту рощу, и хотите спасти ее. И  кто  вам
сказал об этом, мсье? - рявкнул он.
     В его лице, придвинувшемся к Маккею, в оскаленных  зубах  была  такая
злоба, что Маккей невольно отступил.
     - Несколько деревьев! - насмехался  старый  Поле.  -  Тогда  кто  ему
сказал, что мы собираемся делать, а, Пьер?
     Сын его снова рассмеялся. И, слушая его  смех,  Маккей  почувствовал,
как в его крови снова вспыхивает та же слепая ненависть, что  и  во  время
его бега по шепчущему лесу. Он справился с собой, отвернулся. Он ничего не
может сделать - сейчас. Поле остановил его.
     - Мсье, - сказал он. - Подождите. Войдите.  Я  хочу  кое-что  сказать
вам. И показать тоже. Кое о чем, возможно. попросить.
     Он отступил в сторону, поклонился с грубой вежливостью. Маккей прошел
в дверь. Поле и его  сын  шли  за  ним.  Он  оказался  в  большой,  тускло
освещенной комнате, с высоким потолком, по  которому  шли  почерневшие  от
дыма балки. С балок свисали связки лука. травы и копченые окорока. С одной
стороны широкий очаг. Возле него сидел второй сын Поле. Когда  они  вошли,
он  поднял  голову,  и  Маккей  увидел  повязку  на  левой  части  головы,
скрывавшую глаз. Маккей узнал в нем того, кто срубил стройную березу. Он с
явным удовлетворением увидел, что удар пихты оказался нелегким.
     Старый Поле подошел к сыну.
     - Смотрите, мсье, - сказал он и снял повязку.
     Маккей со слабой дрожью ужаса  увидел  почерневшую  пустую  глазницу,
безглазую, окруженную красным.
     - Милостивый Боже, Поле! - воскликнул он.  -  Ему  нужна  медицинская
помощь! Я разбираюсь в ранах. Я  сейчас  поплыву  на  тот  берег  озера  и
принесу свою медицинскую сумку. Я позабочусь о нем.
     Старый  Поле  покачал  головой,  хотя  его  угрюмое  лицо  на   время
смягчилось. Он вернул повязку на место.
     - Заживет, - сказал он. - Мы тоже в этом разбираемся. Вы видели,  как
это было. Смотрели со своей лодки, когда  проклятое  дерево  ударило  его.
Выбило глаз, и он повис на щеке. Я отрезал его.  Теперь  заживет.  Нам  не
нужна ваша помощь, мсье.
     - Не нужно было рубить березу, - сказал Маккей, скорее про себя.
     - Почему? - яростно спросил Поле. - Она его ненавидела.
     Маккей смотрел на него. Что знает этот старый крестьянин?  Его  слова
укрепили упрямое убеждение, что то, что он видел и  слышал  в  роще,  было
реальностью - не сном. И следующие  слова  Поле  еще  более  укрепили  эту
уверенность.
     - Мсье, - сказал Поле, - вы пришли как посол - в некотором роде.  Лес
разговаривал с вами. Что  ж,  я  буду  говорить  с  вами,  как  с  послом.
Четыреста лет здесь жили мои предки. Сто лет как мы владеем  этой  землей.
Мсье, все эти годы не было ни  одного  мгновения,  чтобы  деревья  нас  не
ненавидели - а мы не ненавидели деревья.
     - Все эти сотни лет между нами и лесом ненависть и война.  Мой  отец,
мсье, был убит деревом; мой старший  брат  искалечен  другим.  Отец  моего
отца, он был дровосеком, заблудился в лесу; когда его  нашли,  он  лишился
рассудка, кричал, что лесные женщины околдовали его и насмехались над ним,
заманивали его в болота, прямо в трясину, в густой кустарник, мучили  его.
В каждом поколении деревья брали с нас свою дань - и не только мужчин,  но
и женщин, - калечили и убивали.
     - Совпадения, - прервал Маккей. - Это ребячество, Поле. Нельзя винить
деревья.
     - В глубине души вы в это не верите, -  сказал  Поле.  -  Послушайте,
наша вражда очень древняя. Она началась  столетия  назад,  когда  мы  были
рабами,  крепостными  господ.  Чтобы  готовить  пищу,  топить  зимой,  они
позволяли нам брать хворост, мертвые ветви, засохшие  прутики,  упавшие  с
деревьев. Но если мы срубали дерево, чтобы  нам  было  тепло,  чтобы  было
тепло нашим женщинам и детям, нас вешали, или бросали в  темницы,  где  мы
гнили, или пороли нас так, что спины наши превращались в кровавое решето.
     - У них, у господ, были широкие поля, а  мы  должны  были  выращивать
пищу на клочках, где деревья считали ниже своего достоинства расти. И если
они прорастали на наших  жалких  клочках,  тогда,  мсье,  мы  должны  были
оставлять их в покое, иначе нас пороли, или бросали в темницы, или вешали.
     - Они напирали на нас, деревья, - в голосе старика звучала фанатичная
ненависть. - Они крали наши поля,  вырывали  пищу  изо  рта  наших  детей;
бросали нам хворост, как подаяние нищим;  искушали  нас  согреться,  когда
холод пробирал нас до костей, и мы повисали,  как  плоды,  на  их  ветвях,
когда поддавались искушению.
     - Да, мсье, мы умирали от холода, чтобы они  могли  жить!  Наши  дети
умирали от голода, чтобы у их поросли было место для корней! Они презирали
нас, деревья! Мы умирали, чтобы они могли жить, а ведь мы - люди!
     - А потом, мсье,  пришла  революция  и  свобода.  Ах,  мсье,  как  мы
отплатили им! Огромные стволы ревели в очагах  в  зимний  холод  -  больше
никаких подачек хворостом. На месте деревьев появились поля  -  больше  не
умирали с голоду наши дети, чтобы их дети могли жить. Теперь деревья  наши
рабы, а мы их хозяева.
     - И деревья знают это и ненавидят нас!
     - Но удар на удар, сто их жизней за нашу  одну  -  мы  возвращаем  им
ненависть. Мы рубим их, жжем, мы сражаемся с ними...
     - Деревья! - закричал Поле неожиданно, глаза  его  сверкали  кровавым
гневом, лицо сморщилось, на углах рта показалась пена, он сжимал кулаки. -
Проклятые деревья! Армии деревьев ползут... ползут... все ближе и ближе...
напирают на нас! Крадут наши поля, как и в старину! Строят темницы  вокруг
нас, как  старину  строили  темницы  из  камня!  Ползут...  ползут!  Армии
деревьев! Легионы! Проклятые деревья!
     Маккей слушал, пораженный. Какая невероятная ненависть! Безумие! Но в
чем его  исток?  Какой-то  глубокий  унаследованный  инстинкт,  идущий  от
предков, для которых лес был символом их ненавистных хозяев. Предков,  чей
прибой ненависти бился о зеленую жизнь, объявленную  хозяевами  табу,  как
нелюбимый ребенок ненавидит любимого, кому  достается  вся  любовь  и  все
подарки.  Такому  свихнувшемуся  разуму   убийственное   падение   дерева,
калечащий взмах ветви могут показаться  сознательными,  естественный  рост
растений кажется неумолимым наступлением врага.
     И все же - удар ветви пихты после падения березы был сознательным,  и
были лесные женщины в роще...
     - Терпение. - Стоявший сын коснулся плеча старика. - Терпение!  Скоро
мы нанесем свой удар.
     Безумие частично отступило во взгляде Поле.
     - Мы срубаем их сотнями,  -  прошептал  он.  -  Но  они  возвращаются
сотнями! А тот из нас, кого они  ударяют,  не  возвращается.  Нет!  На  их
стороне численность и - время. А нас всего трое, и времени у нас мало. Они
следят  за  нами,  когда  мы  идем  по  лесу,  готовые  поймать,  ударить,
раздавить!
     - Но, мсье, - он обернул налитые кровью глаза к Маккею. - Мы  нанесем
свой удар, как сказал Пьер. Ударим по роще, которую вы захотели. Ударим по
ней, потому что это сердце леса. Тайная жизнь леса здесь бьет  ключом.  Мы
знаем - и вы тоже знаете! Если мы уничтожим  ее,  мы  лишим  леса  сердца,
дадим ему понять, кто тут хозяин.
     - Женщины! - Глаза стоявшего сына блестели. -  Я  видел  там  женщин!
Прекрасные женщины с блестящей кожей, которые  манят...  и  насмехаются  и
исчезают, как только пытаешься схватить их.
     - Прекрасные женщины заглядывают в наши окна и смеются  над  нами,  -
прошептал одноглазый сын.
     - Больше они не будут насмехаться! - крикнул Поле,  снова  охваченный
безумием. - Скоро они будут лежать, умирая! Все они - все! Они умрут!
     Он схватил Маккея за плечи, затряс его, как ребенка.
     - Идите скажите им это! - кричал он. - Скажите,  что  сегодня  мы  их
уничтожим. Скажите, что это мы будем смеяться,  когда  придет  зима  и  мы
будем смотреть, как их круглые белые тела  горят  в  очаге  и  отдают  нам
тепло! Идите - скажите им это!
     Он повернул Маккея, подтолкнул к двери, распахнул ее и спустил его со
ступенек. Маккей слышал,  как  засмеялся  высокий  сын,  как  захлопнулась
дверь. Ослепший от гнева, он взбежал по  ступеням  и  бросился  на  дверь.
Снова рассмеялся высокий сын. Маккей бил в дверь кулаками, бранился.  Трое
внутри не обращали на него внимания. Отчаяние приглушило его  гнев.  Могут
деревья помочь ему, дать ему совет? Он повернулся и медленно пошел по полю
к маленькой роще.
     Приближаясь к ней, он шел все  медленнее  и  медленнее.  Он  потерпел
неудачу. Теперь он посланник, несущий  смертный  приговор.  Березы  стояли
неподвижно: листва их безжизненно свисала.  Они  как  будто  знали  о  его
неудаче. Он  остановился  на  краю  рощи.  Посмотрел  на  часы,  с  легким
удивлением заметил, что уже полдень. Невелик промежуток между приговором и
казнью у маленького леса. Уничтожение скоро начнется.
     Маккей расправил  плечи  и  зашагал  меж  деревьями.  В  роще  стояла
странная тишина. Она казалась траурной. Он чувствовал,  что  жизнь  вокруг
отступила, ушла в себя, опечаленная. Он шел по лесу, пока не  добрался  до
места, где росло дерево с закругленной блестящей корой, а рядом  на  пихту
опиралась вянущая береза. По-прежнему ни звука, ни  движения.  Он  положил
руки на прохладную гладкую кору круглого дерева.
     - Дай мне увидеть снова! - прошептал он. - Дай  услышать!  Говори  со
мной!
     Ответа не было. Снова и снова он призывал. Роща молчала. Он побрел по
ней, шепча, зовя. Стройные березы стояли неподвижно, ветви их свисали, как
безжизненные руки, как руки пленных девушек, покорно ожидающих воли  своих
завоевателей.  Пихты  напоминали  беспомощных  мужчин,  охвативших  руками
головы. Сердце Маккея ныло  от  тоски,  охватившей  рощу,  от  безнадежной
покорности деревьев.
     Когда ударят Поле, подумал он. Снова взглянул на  часы:  прошел  час.
Сколько еще будут ждать Поле? Он  опустил