оторый  все  время
усиливался. Биение тысяч и  тысяч  пчелиных  крыльев...  рев  сотен  тысяч
крошечных самолетов...
     Фергюсон прыгнул к окну.
     "Рои! Рои!" - закричал он. Дрожь пробежала по его телу, раз,  другой,
третий, все быстрее и быстрее. Его вытянутые руки задрожали... начали бить
вверх и вниз, все быстрее, пока не превратились в  мелькание,  как  крылья
колибри... как дрожь пчелиных крыльев. Послышался его голос... жужжащий...
жужжащий... "Завтра вылетают девственницы... ночной полет... я должен быть
там.. должен... длжжж... джжж... жжжжжжжжж..."
     На мгновение человек у окна  исчез.  На  его  месте  гудел  и  жужжал
огромный  трутень...  он   пытался   прорвать   сетку...   освободиться...
улететь...
     Потом Фергюсон откинулся назад. Упал. Толстые очки упали при падении.
Два огромных черных глаза,  не  человеческие  глаза,  а  фасеточные  глаза
пчелы, смотрели на меня.
     Я склонился к нему, вслушался в биение сердца. Его не было. Он умер.
     И тут медленно, медленно раскрылся мертвый  рот.  Меж  губ  появилась
голова  трутня...  антенны  дрожали,  глаза  рассматривали  меня.  Трутень
прополз меж губ. Прекрасный трутень... странный трутень... Немного посидел
на губах, потом крылья его завибрировали... быстрее, быстрее...
     Он вылетел их губ Фергюсона, облетел мою голову раз, и  два,  и  три.
Подлетел к окну и вцепился в сетку, жужжал, ползал, бил ее крыльями...
     На столе лежал нож. Я взял его и разрезал сетку. Трутень  метнулся  к
разрезу... и исчез...
     Я повернулся и посмотрел на Фергюсона. Глаза его  смотрели  на  меня.
Мертвые глаза. Но больше не  черные...  голубые,  какими  я  их  помнил  с
молодости. И человеческие. И волосы больше  не  золотой  пушок  -  черные,
какими были, когда я знал его. А руки белые, мускулистые и - безволосые.





                           СКВОЗЬ ДРАКОНЬЕ СТЕКЛО


     Херндон помогал грабить Запретный Город,  когда  союзники  превратили
подавление восстания боксеров  в  самый  замечательный  грабеж  со  времен
Тамерлана. Шесть его моряков  верно  следовали  за  ним  в  его  пиратских
фантазиях. Русская княгиня, которую он развлекал в Нью-Йорке, помогла  ему
добраться до берега и его  яхты.  Поэтому  Херндон  сумел  проплыть  через
проливы с не меньшим количеством сокровищ Сына Неба,  чем  самый  усердный
работник в пекинском посольстве.
     Кое-что из сокровищ он подарил очаровательным дамам, которые жили или
по-прежнему  живут  в  солнечной  области  его   сердца.   Большую   часть
использовал для обстановки двух поразительных  китайских  комнат  в  своем
доме на  Пятой  авеню.  Немного,  следуя  слабому  религиозному  импульсу,
подарил Метрополитен-музею. Ему казалось, что таким образом он узаконивает
собственное обладание сокровищами - словно преподносит  их  богам,  строит
больницы, дворцы мира и тому подобное.
     Но драконье стекло - ничего более удивительного  он  не  видел  -  он
поставил в своей спальне, чтобы первый утренний взгляд падал  на  него,  и
устроил специальные светильники, чтобы можно было, проснувшись среди ночи,
посмотреть на него. Удивительное? Оно более чем удивительно, это  драконье
стекло! Тот, кто сделал его, жил в те времена, когда боги ходили по  земле
и каждый день создавали что-нибудь новое. Только человек, живший  в  такой
атмосфере, мог сотворить его. Ничего подобного ему не существовало.
     Я был на  Гавайях,  когда  телеграф  сообщил  о  первом  исчезновении
Херндона. Сообщалось немногое. Слуга пришел утром будить его,  и  Херндона
не было. Вся одежда оказалась на месте. Все говорило, что Херндон где-то в
доме. Но его не было.
     Человек,  который  стоит  десять  миллионов,  естественно,  не  может
растаять в воздухе, не вызвав большого смятения. Газеты добавили суматохи,
но в них в сущности сообщалось только два факта:  Херндон  вернулся  домой
вечером и утром исчез.
     Я был в море, возвращаясь домой и надеясь принять участие в  поисках,
когда радио принесло новость о его возвращении. Его нашли на полу  спальни
в обрывках шелковой одежды, тело его было искалечено, как  будто  на  него
напал тигр. Но возвращение его объяснялось не больше, чем исчезновение.
     Вечером его не было -  на  утро  он  появился.  Херндон,  когда  смог
разговаривать, отказался рассказать что-нибудь даже врачам.  Я  отправился
прямо в Нью-Йорк и подождал, пока медики не решили, что лучше пустить меня
к нему, чем давать ему возможность беспокоиться из-за того, что он меня не
видит.
     Когда я вошел, Херндон встал с инвалидной коляски. Глаза у него  были
ясные и яркие, ни в его приветствии, ни в рукопожатии  не  было  слабости.
Сестра выскользнула из комнаты.
     - Что это было, Джим? - воскликнул я. - Что на  всей  земле  могло  с
вами произойти?
     - Я не уверен, что на земле,  -  ответил  он.  И  показал  на  что-то
похожее на высокий пюпитр, накрытый куском тяжелого шелка  с  вышитыми  на
нем китайскими рисунками. Несколько мгновений он колебался, потом  подошел
к шкафу. Достал оттуда два тяжелых ружья, те самые, я вспомнил, с которыми
в последний раз охотился на слонов.
     - Вы не сочтете меня сумасшедшим, если я попрошу вас держать одно  из
них наготове, пока мы будем  разговаривать,  Уорд?  -  извиняющимся  тоном
спросил он. - Это ведь вполне реально?
     Он распахнул халат и показал перевязанную  грудь.  Я  без  дальнейших
вопросов взял одно из ружей, и он схватил меня за плечо. Потом  подошел  к
пюпитру и снял покрывало.
     - Вот оно, - сказал Херндон.
     Тогда я впервые увидел драконье стекло!
     Ничего подобного ему не  существовало!  Никогда!  Вначале  вы  видели
только холодную зеленую мерцающую прозрачность, как в море, когда  плывешь
в спокойный летний день под водой и смотришь вверх сквозь воду.  По  краям
всплески алого и золотого, отблески изумруда, сверкание серебра и слоновой
кости.  А  в  основании  топазовый  диск,  обрамленный  красным  пламенем,
пронизываемым маленькими желтыми язычками.
     Потом вы начинаете понимать, что эта зеленая прозрачность -  овальный
кусок полированного камня. Вспышки и  отблески  становятся  драконами.  Их
двенадцать. Глаза у них изумрудные, клыки слоновой кости, когти из золота.
Драконы чешуйчатые, и каждая чешуйка уложена  так,  что  у  основания  она
зеленая, как первобытные джунгли, потом становится ярко-алой,  а  к  концу
алое сменяется золотым. Крылья серебристые и зеленые  и  тесно  прижаты  к
бокам.
     И эти драконы живые. Никогда не было столько жизни в металле и дереве
со времен Аль-Ахрама, скульптора  древнего  Ада,  который  изваял  первого
крокодила, и в наказание ревнивый Всемогущий вдохнул жизнь в его создание!
     Наконец вы замечаете,  что  топазовый  диск,  обрамленный  маленькими
желтыми огоньками, является вершиной металлической сферы,  вокруг  которой
обвивается тринадцатый дракон, тонкий и красный, и кусает свой  скорпионий
хвост.
     Первый же взгляд на драконье стекло заставляет затаить дыхание. Да, и
второй, и третий взгляды тоже - и  вообще  всякий  раз,  как  вы  на  него
смотрите.
     - Где вы его взяли? - потрясенно спросил я.
     Херндон спокойно ответил:
     - Оно было в маленьком тайном  помещении  во  дворце  императора.  Мы
обнаружили это помещение, - он  немного  помолчал,  -  скажем,  по  чистой
случайности. Как только я его увидел, я понял, что оно должно  быть  моим.
Что вы о нем думаете?
     - Думаю! - воскликнул я. - Думаю!  Да  это  чудеснейшая  вещь,  какую
когда-либо изготовлял человек! Что это за камень? Гагат?
     - Не уверен, - ответил Херндон. -  Но  идите  сюда.  Встаньте  передо
мной.
     Он выключил свет в комнате и повернул другой выключатель, и  напротив
меня три закрытые электрические лампы  бросили  свои  лучи  на  зеркальный
овал.
     - Смотрите! - сказал Херндон. - И говорите мне, что видите.
     Я посмотрел в  стекло.  Вначале  я  ничего  не  видел,  кроме  лучей,
уходящих все дальше, дальше - казалось, в бесконечность. И потом...
     - Милостивый Боже! - воскликнул я, застыв от ужаса. - Джим,  что  это
за адское существо?
     - Спокойней, старина, - послышался голос Херндона.  В  нем  слышалось
облегчение и странная радость. - Спокойней; скажите мне, что вы видите.
     Я ответил:
     - Мне кажется, что я смотрю через бесконечное расстояние,  и  все  же
то, что я вижу, близко ко мне, как будто по другую сторону стекла. Я  вижу
расселину,  которая  разделяет  две  темно-зеленые  массы.  Я  вижу  лапу,
гигантскую отвратительную лапу, протянутую через расселину.  У  лапы  семь
когтей, они разжимаются и сжимаются, разжимаются и  сжимаются.  Милостивый
Боже, какая лапа,  Джим!  Такие  лапы  в  аду  лам  хватают  слепые  души,
пролетающие мимо!
     - Смотрите, смотрите дальше, в ущелье, над лапой. Ущелье расширяется.
Что вы видите?
     - Я вижу невероятно высокую гору, вздымающуюся в небо, как  пирамида.
За нею вспышки пламени,  она  очерчена  на  их  фоне.  Вижу,  как  большой
светящийся шар, похожий на луну, медленно выходит из пламени. Вот и другой
шар движется поперек горы. И третий плывет в пламени на дальней стороне...
     - Семь лун Рака, - прошептал Херндон, как бы про себя.  -  Семь  лун,
которые купаются в розовом пламени Рака, это пламя жизни  и  оно  окружает
Лалил как диадема. Тот, на кого светили семь лун Рака, привязан к Лалил на
всю жизнь и на десять тысяч жизней.
     Он протянул руку и повернул выключатель. В комнате зажегся свет.
     - Джим, - сказал я,  -  это  не  может  быть  реальностью!  Что  это?
Какая-то дьявольская иллюзия в этом стекле?
     Он размотал бинты на груди.
     - На лапе, которую вы видели, семь когтей, - спокойно ответил  он.  -
Посмотрите на это.
     По белой коже груди от левого плеча к правым нижним ребрам,  тянулись
семь заживающих  царапин.  Как  будто  поперек  груди  провели  гигантским
стальным гребнем. Как будто провели бороной.
     - Это сделала лапа, - сказал он так же спокойно, как раньше.
     - Уорд, - продолжал он, прежде чем я  мог  что-нибудь  сказать,  -  я
хотел, чтобы вы увидели - то, что вы видели. Я не знал, увидите ли  вы.  И
не знаю, поверите ли мне даже сейчас. Не думаю, что если бы я был на вашем
месте...
     Он подошел к пюпитру и набросил покрывало на драконье стекло.
     - Я вам расскажу, - сказал он. - Но я  хотел  бы,  чтобы  меня...  не
прерывали. Поэтому я и закрыл его.
     -  Не  думаю,  -  медленно  начал  он,  -  не  думаю,  Уорд,  что  вы
когда-нибудь слышали о Раке-Чудотворце, который жил у начала  вещей,  и  о
том, как Великий Чудотворец изгнал его за пределы мира.
     - Не слышал, - коротко ответил я, все еще потрясенный зрелищем.
     - Это большая часть того, что я собираюсь вам рассказать, - продолжал
он. - Конечно, вы решите, что это вздор, но... вначале я встретился с этой
легендой на Тибете. Потом снова - имена, конечно, были изменены,  -  когда
уходил из Китая.
     - Я понял так, что боги еще суетились поблизости от  человека,  когда
родился Рак. Происхождение у него какое-то скандальное. Став  старше,  Рак
не удовлетворился наблюдением, как другие совершают чудеса. Он  сам  хотел
их совершать и... гм... изучил метод. Немного  погодя  Великий  Чудотворец
натолкнулся  на  некоторые   вещи,   сотворенные   Раком,   и   нашел   их
восхитительными - немного слишком восхитительными. Он не хотел  уничтожать
меньшего чудотворца, потому что - так гласит сплетня-легенда -  чувствовал
за него определенную ответственность.  И  он  дал  Раку  место  где-то  за
пределами мира и  дал  ему  власть  над  десятками  миллионов  рождений  -
приманивать или захватывать душу, уводить ее в свое владение, так чтобы  у
него был свой народ - и над  этим  народом  Раку  дано  высшее,  низшее  и
среднее правосудие.
     - И Рак ушел за пределы мира. Он оградил свое владение  облаками.  Он
поднял гигантскую гору и на ее склоне выстроил город для мужчин и  женщин,
которые должны были  принадлежать  ему.  Он  окружил  город  удивительными
садами и поместил в  садах  множество  вещей  -  одни  хорошие,  другие...
ужасные. Вокруг горы он, как диадему, разместил семь лун и разжег за горой
огонь - огонь жизни, и через этот огонь вечно должны проходить луны.
     Херндон перешел на шепот.
     - Через этот огонь проходят луны, - сказал он. - И с ними души народа
Рака. Они проходят через огонь и рождаются заново - и заново - для  десяти
тысяч жизней. Я видел луны Рака и души, которые с ними  идут  в  огонь.  В
этой земле нет солнца, только новорожденные луны зеленью светят на город и
сады.
     - Джим! -  нетерпеливо  воскликнул  я.  -  О  чем  это  вы  говорите?
Проснитесь! Какое отношение весь этот вздор имеет к этому?
     И я указал на драконье стекло.
     - Это? - спросил он. - Ну, как же, через него пролегает дорога в сады
Рака!
     Тяжелое ружье выпало у меня из рук, я  переводил  взгляд  с  него  на
стекло и обратно. Он улыбнулся и указал на свою перевязанную грудь.
     - Вместе с союзниками я побывал в Пекине.  Я  представлял  себе,  что
приближается, и хотел участвовать. Одним из первых я оказался в  Запретном
Городе. Как и все, я стремился к добыче. Это зрелище сводило с ума,  Уорд!
Солдаты с руками, полными драгоценностей, которые  даже  Морган  не  может
позволить себе купить; солдаты с  удивительными  ожерельями  на  волосатых
горлах, с  карманами,  набитыми  драгоценными  камнями;  солдаты,  рубашки
которых набиты сокровищами -  Сыны  Неба  собирали  эти  сокровища  многие
столетия. Мы были готами, грабящими  имперский  Рим.  Войском  Александра,
набросившимся на украшенных драгоценностями  куртизанок  в  царском  Тире!
Ворами в грандиозном древнем масштабе, который даже воровство превращает в
нечто героическое.
     - Мы достигли тронного зала. Оттуда влево вел узкий коридор, и  я  со
своими людьми пошел по  нему.  Мы  оказались  в  небольшой  восьмиугольной
комнате. В ней ничего не было, кроме необыкновенной скорчившейся статуэтки
из гагата. Она стояла на полу спиной к нам. Один из моих людей наклонился,
чтобы  поднять  ее.  Поскользнулся.  Статуэтка  вылетела  из  его  руки  и
ударилась в дверь. Часть  стены  наклонилась  вперед.  По...  назовем  это
случайностью... мы узнали тайну восьмиугольной комнаты!
     - Я посветил в  отверстие.  И  увидел  помещение  в  форме  цилиндра.
Круглый пол примерно  десяти  футов  в  диаметре.  Стены  покрыты  типично
китайскими росписями: странно выглядящие животные и предметы, которые я не
могу описать. Вокруг всей комнаты на высоте  примерно  в  семь  футов  шла
картина, изображающая остров, плавающий в воздухе. Облака наплывали на его
края, как замерзшее море, полное радуг. С острова  поднималась  гигантская
пирамидообразная гора. Вокруг вершины семь лун, а над вершиной - лицо!
     - Ни с чем не могу сравнить это лицо.  Я  не  мог  оторвать  от  него
взгляда. Не китаец и вообще не принадлежит ни к какой известной мне  расе.
Лицо милостивое и злобное, жестокое и доброе, жалостливое и  безжалостное,
мрачное, как у Сатаны, и радостное, как  у  Аполлона.  Глаза  желтые,  как
лютики или солнечный камень на голове крылатого Змея, которому поклоняются
с тайном храме Тюлуна. И мудрые, как Судьба.
     - Здесь что-то есть, сэр, - сказал  Мартин.  Помните  Мартина,  моего
первого помощника? Он указал на закутанный предмет в стороне.  Я  вошел  и
развернул укутывавшую предмет ткань. Это было драконье стекло!
     - Как только я его увидел, я понял, что оно должно быть моим. И знал,
что оно будет моим. Я хотел эту вещь, но и она тоже хотела  быть  у  меня.
Вначале мне показалось, что это что-то живое. Такое же живое, как вы и  я.
Ну, я его забрал. Добрался  до  яхты,  и  тут  произошло  первое  странное
происшествие.
     - Помните Ву-Синга, моего слугу на лодке?  Помните,  как  он  говорил
по-английски? Ужасно! Драконье стекло было у меня в каюте. Дверь  я  забыл
закрыть. Услышал резкий вдох. Повернулся. Это был Ву-Синг. Ну, вы  знаете,
что Ву-Синга нельзя назвать интеллигентно выглядящим. Но  тут  что-то  как
будто прошло по его лицу, слегка изменив его.  Глупое  выражение  исчезло,
будто его стерли губкой. Он  не  поднял  взгляда,  но  сказал  -  обратите
внимание - на превосходном английском: "Хозяин подумал о стоимости  своего
приобретения?"
     - Я молча смотрел на него.
     - Может быть, - продолжал он, - хозяин никогда не слышал о знаменитом
Хао-Цзане? Ну, он услышит.
     - Уорд, я не мог ни шевельнуться, ни заговорить. Но  теперь  я  знаю,
что удерживало меня не просто изумление.  Я  слушал,  а  Ву-Синг  гладкими
фразами излагал ту самую легенду, которую я слышал в  Тибете,  только  там
героя звали Рак, а не Хао-Цзан. Но легенда была та же самая.
     - И перед отправлением в далекий путь, - закончил  он,  -  знаменитый
Хао-Цзан сотворил великое чудо. Он назвал его Вратами. - Ву-Синг указал на
драконье стекло. - Это чудо теперь у  хозяина.  Но  посмеет  ли  тот,  кто
увидел Врата, войти в них? Не лучше ли оставить Врата - кончено,  если  он
не решится в них войти?
     - Он замолчал. Я тоже молчал. И мог думать только  о  том,  откуда  у
этого  парня  вдруг  превосходное  знание  английского?  И   тут   Ву-Синг
распрямился. На мгновение он посмотрел мне прямо в  глаза.  Глаза  у  него
были желтые, как лютики,  Уорд,  и  такие  мудрые!  Я  вспомнил  маленькое
помещение за тронным залом - глаза Ву-Синга  были  глазами  на  том  лице,
которое нависало над горой с семью лунами!
     Через мгновение лицо Ву-Синга  приобрело  прежнее  глупое  выражение.
Глаза, которые он обратили ко мне, стали черными и тусклыми. Я вскочил  со
стула.
     - Эй ты, желтый мошенник! - закричал я. - Зачем ты  притворялся,  что
не знаешь английского?
     Он смотрел на меня глуповато, как всегда. Прохныкал на своем  ломаном
английском, что не понимает; что до сих пор он не  произнес  ни  слова.  Я
ничего не смог от него добиться,  хотя  напугал  до  полусмерти.  Пришлось
поверить. К тому же я видел его глаза.  Ну,  вначале  я  просто  испытывал
любопытство и желание как можно скорее доставить стекло домой.
     - Я привез его домой. Установил здесь и  устроил  лампы,  которые  вы
видели. У меня было смутное ощущение, что стекло ждет... чего-то.  Не  мог
сказать, чего именно. Но знал, что ждет оно чего-то очень важного...
     Он неожиданно обхватил голову руками и  начал  раскачиваться  взад  и
вперед.
     - Сколько еще, - простонал он, - сколько еще, Санту?
     - Джим! - воскликнул я. - Джим! Что с вами?
     Он выпрямился.
     - Скоро поймете.
     И продолжал, так же спокойно, как раньше:
     - Я чувствовал, что стекло ждет. В ночь исчезновения я не мог уснуть.
Выключил свет в комнате, включил лампы за стеклом  и  сел  перед  ним.  Не
знаю, сколько я просидел, но вдруг вскочил на ноги.  Мне  показалось,  что
драконы зашевелились. Они закружили вокруг стекла. Двигались все быстрей и
быстрей. Тринадцатый дракон начал поворачиваться вокруг  топазового  шара.
Драконы кружили все быстрее и быстрее, пока не превратились в ореол  алого
и золотого пламени. Само стекло затуманилось, туман становился  все  гуще,
пока ничего не стало видно, кроме зеленой  дымки.  Я  подошел  и  коснулся
стекла. Рука моя прошла сквозь него, как будто его не было.
     - Я просунул в него руку - по локоть,  по  плечо.  Почувствовал,  что
руку мою схватили маленькие теплые пальцы. Я сделал шаг вперед...
     - Вы прошли сквозь стекло? - воскликнул я.
     - Сквозь него, - ответил он, - и тогда... другая рука коснулась моего
лица. Я увидел Санту!
     - Глаза у нее были синие, как васильки, как большой сапфир, что сияет
на лбу Вишну, в его храме в Бенаресе. Широко, широко  расставлены.  Волосы
иссиня-черные и двумя длинными прядями опускались  меж  маленьких  грудей.
Золотой дракон увенчивал ее, и сквозь его лапы  спускались  пряди.  Другой
золотой дракон опоясывал ее. Она рассмеялась мне в глаза, притянула к себе