мнями.  Понимал  пострел:  насчет  Чурилы
боярин, может, и усомнится, а вот ему, молодому  да  курносому,  точно
несдобровать...
    С кудесниками,  противу  ожиданий,  обошлось  даже  проще,  чем  с
чумазым вожаком, - пробудились  они  уже  связанными.  Чурило  вставил
лучину в светец, и желтый огонек явил их заспанные изумленные рожи.
    - Ну,  вы!  Волхвы   тряпочные!..   -   вконец   утратив   девичью
стыдливость, процедила Шалава Непутятична.  -  Сказывайте,  куда  мово
Докуку подевали!..
    - Ты что это, девка?.. - моргая, проговорил один из них. - Ты куда
ворвалась? Солнышка, что ли, не боишься?..
    - Да что мне ваше солнышко? - неистово крикнула боярышня  и  вдруг
заголосила, подхватив себя под ребрышки и запрокинув  бело  личико:  -
Постеля холодна, одеялочко заиндевело!..
    Волхвы тревожно  переглянулись,  сообразив,  видать,  что  дело-то
серьезное.
    - А главный ваш где?  -  озираясь,  спросил  негромко  Нахалко.  -
Почему двое?.. Убег, что ли, Соловей?..
    - Тоже в навий мир взяли... - хмуро ответил кудесник.
    Курносый  храбр  испуганно  охнул  и  умолк.  Шалава   Непутятична
раскачивалась из стороны в сторону и тоненько подвывала, закатив  ясны
очи.
    - Так ты чего хочешь-то? - запинаясь, вопросил ее другой волхв.
    - Докуку мово! - Боярышня  очнулась  и  топнула  влитой  в  сафьян
ножкой, да так, что со щек слезы брызнули.
    - Эк тебя! - подивился, а то и посочувствовал кудесник. -  Да  как
его теперь воротишь-то, Докуку твоего?.. Уехали санки,  боярышня,  под
землей твой Докука...
    - Сказывай, как его из-под земли издобыть! - потребовала вне  себя
Шалава Непутятична.
    Тут уже не только волхвы да храбры, вожак погорельцев Пепелюга - и
тот рот разинул. Даже в преданиях слыхом такого не было слыхано, чтобы
из Нави - да снова в Явь... Разве только в байках досужих... Ну, бес с
кочергой - это еще куда ни шло, этим наружу вылезти - раз плюнуть,  на
то они и бесы... Но чтобы погребенного уже берендея в Явь вернуть?..
    - Как-как... Да никак! - сердито отрубил один из  волхвов,  однако
взглядом при этом вильнул. Так что лучше бы и не отрубал.
    - Ах, никак?.. - взвилась  боярышня,  почуяв,  видно,  легкую  эту
неуверенность. - Так висеть же вам самим на вороте меж Явью  и  Навью!
Вяжи петельку, Нахалко...
    Тот попробовал вывязать - не получилось. Страх одолел.
    - Матушка... - пролепетал он, так и не сладив  с  ремешком.  -  Да
ежели волхвов-то вешать... Осерчает солнышко, все как есть сожжет...
    - Да и гори  оно  все!..  -  зловеще  отвечала  бесноватая  Шалава
Непутятична и снова  заголосила:  -  Одно  было  солнышко,  один  свет
ясный!.. Один синь порох в глазу!..
    - Да полно вам кочевряжиться-то!.. - угрюмо сказал волхвам  старый
храбр Чурило, отнимая сыромятную снасть у  курносого  товарища.  -  Не
видите, что ли, какая  она?  Сама  утонет  и  нас  потопит...  с  вами
заодно...
    Запалив  пару  смоляных  светочей,  выбрались  наружу.   Кудесники
неуверенно грозили чарами, гневом Ярилы и всякими  прочими  напастями,
но когда Чурило с услужливым вожаком погорельцев стали при них  ладить
на жертвенном вороте первую петельку, дрогнули, переглянулись.
    - Н-ну... если упросить... - неуверенно начал один.
    - Кого?
    Но кудесник уже и сам испугался выскользнувшего ненароком словца -
осекся, замкнул рот накрепко.  Полоскались  красные  тряпицы  пламени,
капала с треском на священные камни черная смола.  Шалава  Непутятична
забрала светоч у младого Нахалка, подступила к  колодцу  и,  отстранив
храбра Чурилу, так и не изладившего петлю до конца, надолго  оцепенела
над срубом.
    - Упрошу... - чуть слышно выдохнула она и к общему ужасу полезла в
бадью.
    - Куда ж ты со светочем-то? - взвыл кто-то из волхвов.  -  Там  же
дерево кругом!..
    - К вороту их! - отрывисто повелела боярышня.  -  Вынимай  клин!..
Крути!..
    Охнули  храбры,  но  податься  было  некуда.  Развязали   волхвов,
поставили к рукояткам, и тяжкая бадья пошла  на  цепях  вниз.  Сбылась
мечта неуемного Шумка: впервые  за  многие  годы  приносили  в  жертву
солнышку не идольца, не куколку резную, и даже  не  злодея  какого,  а
подлинную берендейку - молодую,  знатную,  пригожую...  Да  еще  и  по
доброй ее воле...
    Устрашающе скрипел ворот, клок пламени гримасничал,  корчил  рожи,
ложились на уплывающую вверх каменную кладку красные и желтые отсветы.
Наконец бадья провалилась в какой-то погреб, а через  мгновение  гулко
коснулась дна.
    Вся дрожа, Шалава Непутятична выбралась на каменный пол и вскинула
смоляной светоч повыше. Преисподняя  оказалась  тесной  и  пыльной.  С
одной стороны зияла глубокая неизвестно куда уводящая пещера  с  двумя
глубокими колеями в плотном земляном полу, с другой до перехлестнутого
крепкими дубовыми брусьями потолка  громоздилась  какая-то  поленница.
Еще стояла там низкая лавка, и на лавке этой кто-то спал, завернувшись
с головой в нагольную ветхую шубейку.
    - Докука!.. - ахнула боярышня и кинулась расталкивать спящего.
    Тот вскинулся, забормотал:
    - Не спал, Чурыня Пехчинич... Право  слово,  не  спал...  На  один
только храпок и прилег...
    Сорвал  шубейку  и  оказался  вовсе  не  Докукой,   а   невзрачным
мужичонкой средних  лет.  Увидев  перед  собой  боярышню  со  смоляным
светочем а руке, вскочил с лавки.
    - Ума решилась, девка? - взвизгнул он. - Устав забыла? Ты что  это
с голым огнем гуляешь? Займется ведь - не потушишь потом!..
    Тут  он  приметил  наконец  стоящую  посреди  преисподней   бадью,
попятился  и  пал  на  лавку,  влепившись  спиной  в   поленницу.   Та
покачнулась, и сверху, чудом  не  угодив  ему  по  маковке,  свалилась
увязанная лыком охапка. С треском разлетелись по каменному полу резные
идольцы.
    - Да ты... уж не сверху ли?..
    - Сверху, - бросила Шалава Непутятична, сунув ему светоч  чуть  ли
не в бороду. Еще немного - и  присмолила  бы...  С  черными  людишками
боярышня любезничать не привыкла, а мужик - он и в преисподней  мужик.
- Беги стремглав  за  Докукой,  пока  я  вам  тут  всю  вашу  Навь  не
подожгла!..
    Мужик однако оказался полной деревенщиной и прирожденного вежества
не выказал. Смоляной светоч в белых ручках  Шалавы  Непутятичны  пугал
его куда больше, нежели ее боярское достоинство.
    - Отступи с огнем! - рявкнул он. - Дура самородная!.. Чего тычешь?
Отступи, говорю!..
    - Докуку мне!.. - тяжело дыша, молвила боярышня, но светоч все  же
приняла.
    - Не знаю я никакого Докуку! - окрысился мужичонка. Встал с лавки,
сердито влез  в  рукава  шубейки  и,  заслоняясь  от  света,  двинулся
впереступочку вдоль стены. - Вот  приведу  сейчас  сотника,  с  ним  и
разбирайся...
    Услышав про сотника, Шалава Непутятична малость  успокоилась.  Что
над навьими душами поставлены сотники, не показалось боярышне  дивным.
Да ей бы и в голову не взбрело, что может быть как-нибудь  по-другому!
Кто-то же держит в порядке и трепете таких  невеж,  как  этот  мерзкий
мужичонка, успевший, кстати, сгинуть в черном  провале  неведомо  куда
ведущей пещеры...
    Возвращения  его  пришлось  ждать   довольно   долго,   и   Шалава
Непутятична встревожилась вновь,  даже  отважилась  сделать  несколько
шагов в гулкую  тьму  подземного  перехода.  Но  тут  смоляной  светоч
замигал, угрожая зачахнуть, и боярышня поспешила вернуться и разложить
на каменном полу костерок из рассыпанных берендеек.
    - Матушка... - гулко позвал из дыры над  бадьей  слезливый  робкий
голос. - Да ты жива ли там?..
    Шалава Непутятична сначала вздрогнула, потом обрадовалась.
    - А ну-ка сбросьте мне сюда еще один светоч! - потребовала она.
    - Да ты что? - взвизгнула в ответ дыра иным голосом  -  не  иначе,
принадлежавшим одному из волхвов. - Выгорит вся Навь подчистую  -  что
тогда делать будем?..
    Тут сверху донесся короткий хряск, невнятное мычание, и кто-то  из
храбров осведомился поспешно:
    - А будет чем зажечь-то?..
    - Будет...
    - Па-берегись!.. - И в бадью с глухим стуком  грянулась  палка  со
смоляным набалдашником. Звякнула потревоженная цепь.
    Шалава Непутятична зажгла от костерка новый светоч - и вовремя. Из
глубины долгой пещеры зарычали и забормотали гулкие  голоса,  а  потом
закачался,  приближаясь,  желтенький  огонек.  В  пыльном  его  сиянии
обозначились вскоре два человеческих очертанья. Одно принадлежало  уже
знакомому невзрачному  мужичонке,  второе  чем-то  напомнило  боярышне
Докуку, и девичье сердце встрепенулось. Но когда  лампа  высветила  на
миг харю незнакомца,  Шалава  Непутятична  чуть  не  отпрянула.  Ну  и
сотники в навьем мире!.. Вся рожа наружу...
    Приведенный окинул единым взглядом стоящую на полу бадью, костерок
из берендеек и наконец саму боярышню со свежим светочем в руке.
    - Что с волхвами? - спросил он напрямик.
    Шалава Непутятична вскинула точеный носик.
    - Ты, молодец, - надменно молвила она, - узнал бы сперва о честном
имени, об изотчестве да роде-племени...
    Тот бросил на нее быстрый хмурый взгляд исподлобья.
    - Ну, ясно... - проворчал он по-медвежьи.  -  Из  именитых,  стало
быть... Дочь, что ли, боярская?
    - Племянница...
    - А которого боярина?
    - Блуда Чадовича!
    Сотник злобно покряхтел и повернулся к выглядывающему из-за  локтя
мужичонке.
    - До дна упрячу... - негромко, но грозно посулил он. - Ты  у  меня
давно на бирке зарублен...
    - Да Чурыня Пехчинич!.. -  слезно  возрыдал  тот.  -  В  бадье  же
спустили! Обратно-то, чай, не выкинешь!..
    Сотник поиграл страшенными желваками.
    - Так что там с волхвами? - угрюмо повторил он, снова обращаясь  к
боярышне.
    Та вскинула бело личико к округлой дыре над бадьей.
    - Чурило! Как там волхвы? Живы ли?..
    - Живы, матушка!.. - гулко донеслось оттуда. - Живы пока...
    - Пока живы, - сказала Шалава  Непутятична,  с  вызовом  глядя  на
сотника.
    - А сюда-то тебя каким ветром занесло? - спросил тот.
    - Докуку мне мово отдайте, - в который уже раз проговорила  сквозь
зубы боярышня.
    Сотник приглушенно выбранился, помянув разом и волхвов, и бояр,  и
князя со княгинею... Оглянулся на мужичонку.
    - Ну, значит, такая у тебя судьба, Воробей... Буди Люта Незнамыча.
Без его слова я тут ничего не решу...


                                * * *


    Вылетев с полными руками от  ключника,  Кудыка  с  Чернавой  вновь
оказались в гулких и пыльных недрах  великой  пещеры.  Недобранившийся
Ухмыл попридержался на пороге.
    - Над каждой  горсточкой  трясешься!..  -  запальчиво  проорал  он
напоследок и захлопнул  толстую  дубовую  дверь,  покрытую  чертами  и
резами оскорбительного содержания. - Скаред!..
    Постоял, плюнул, махнул рукой.
    - А, ништо!.. Лампы дал - и ладно...
    - А не дал бы? - тревожно спросил Кудыка.
    - Да куда он денется? - снова вспылил Ухмыл. - По Уставу положено?
Положено! Стало быть, давай!..
    Древорез потоптался, огляделся.  В  дальнем  конце  пещеры  дышала
дневной ясностью отверстая полукруглая дыра  -  та,  что  выводила  на
берег. Виднелись в ней слепящая гладь Теплынь-озера да краешек насыпи.
Кудыка дерзнул поставить новенькую греческую лампу  прямо  на  пол  и,
расстегнув крышки тяжеленного  Устава  Работ,  раскрыл  книгу  наугад,
повернул к слабенькому сеющемуся снаружи свету.
    - Солнышко... подвиг свой в небе... чинит дугою...  -  с  трепетом
разобрал он по складам и заробел окончательно.
    - Закрой, - посоветовал Ухмыл. - Ежели все это  читать,  последний
ум отшибет. Оно бы вроде и ничего, да больно  мудрено...  Спросить-то,
чай, проще...
    Голоса раскатывались так гулко, что Кудыка давно перешел на шепот,
тоже,  впрочем,  отдающийся  во  всех   закоулках   зловещим   громким
шуршанием. Чернава безрадостно разглядывала своды.
    - А люди-то  откуда?  -  тихонько  спросила  она.  -  Прямо  здесь
народились или сверху берете?
    - Сверху, - сказал Ухмыл. - Да и не абы кого... Какую он  вам  там
клетушку отвел? - Старожил преисподней отобрал у погорелицы отмыкало -
железную клюку с биркой. Повертел, всматриваясь в засечки.  -  А,  вон
это где... Ну, пойдем... Только лампы сразу зажигать не будем, а то из
этого скареда масла потом не вымозжишь...
    Они  перехватили  поудобнее  все  полученное  ими  у  прижимистого
ключника и двинулись вдоль рва в  непроглядную  темь,  оглашая  пещеру
скрипучими шагами.
    - И не бегут? - озабоченно озираясь, спросила Чернава.
    - Бывает, что и бегут, - сказал Ухмыл. - Но мало... Так,  недоумки
всякие... Да и куда бежать-то? Лешие - выдадут, царь-батюшка - тоже...
Сам же видел: ляпнешь что-нибудь не то в кружале - и  пиши  пропало!..
Сразу тебя под белы ручки - и к волхвам...
    - Ты лучше давай сказывай, что и как, -  забеспокоился  Кудыка.  -
Розмысл тебя зачем отрядил?..
    Ухмыл покосился на древореза и одобрительно хмыкнул.
    - Зачинается сказ, починается...  -  с  удовольствием  молвил  он,
снова поворачиваясь  к  далекой  дыре.  -  Стало  быть,  так...  Чалим
добросиянное к качели и берем  наперечап  [Наперечап  (берендейск.)  -
наперевес.]... Ну, это ты и сам вчера видел. Дальше  открываем  топки,
выгребаем золу и уже легонькое скатываем  по  рву  к  этой  вот  самой
дыре...
    Кудыке невольно вспомнились стоны дубовых ребер  и  тяжкий  хруст,
когда темная лохматая от  окалины  громада  наехала  на  груду  щебня.
Ничего себе легонькое...
    - А почему не сразу в дыру?
    - Ну вот! Начинай сначала,  где  голова  торчала!..  Я  ж  тебе  и
толкую: сперва открываем топки, выгребаем золу...
    - Да я не о том! - нетерпеливо  перебил  Кудыка.  -  Золу-то  ведь
можно прямо перед дырой и выгрести... По рву-то зачем катить  -  вдоль
берега?
    - Ну а как иначе? - удивился Ухмыл. - Дыра-то - вот она, а  причал
с качелью - вон аж где!..
    - Так ведь качель-то! - вскричал древорез, истово прижимая к груди
лампу и Устав. - Качель-то можно было, чай, и у  дыры  поставить...  И
причал тоже...
    Ухмыл сбил шапчонку набекрень и, озадаченно  сморщившись,  поскреб
за ухом.
    - Да, вишь, какое дело... -  неохотно  признался  он.  -  Рыли-то,
сказывают, не от  берега,  а  от  изворота  нынешнего...  А  качель  с
причалом о ту пору уже сладили... Ну и промахнулись малость с дырой  -
вывели, да не туда... Что тут прикажешь делать? Прикинули, смекнули...
И  вышло,  что  проще  уж  канаву  к  дыре   протянуть,   чем   качель
перетаскивать...
    Кудыка стоял, задрав бороденку, разиня  разиней  и  только  мигал,
глядючи на гулкие пыльные своды. Он-то, по  правде  сказать,  полагал,
что пещера эта возникла сама собою вместе с сырой землей...  Хотя  как
же - сама собою? Дубовые балки, каменная кладка стен... Неужто  копали
да настилали?.. Нет, нынешним берендеям такое точно не под  силу.  Вот
пращуры, те - да, те могли... Великаны были, сказывают...
    - А быстро ты докумекал, - уважительно заметил  Ухмыл.  -  Не  зря
тебе Завид Хотеныч Устав вручил с  застежками.  Его  еще,  знаешь,  не
каждому дают. Иным сунут лопату, скажут: бери-де отсюда, кидай-де туда
- да и будет с тебя...
    - Кто ж это все измуровал-то? - выдавил Кудыка, силясь представить
неведомых строителей.
    - Ну, это, брат, не ко мне, - сказал Ухмыл. -  Это  к  розмыслу...
Он-то у нас грамотный, а я так, грамотоватый... Пойдем, что ли?..
    Впереди расплывалось во  мраке  смутное  желтоватое  пятно  света,
слышались удары, скрежет, хрипящие  голоса.  Меняли  ребро.  Трухлявое
суходряблое дерево хрустнуло сразу в нескольких  местах,  так  что  из
земляного гнезда его извлекали по частям, вздув спины от натуги. Новая
пропитанная  дегтем  дубовая  снасть  лежала  вдоль  рва,   и   Кудыка
ужаснулся, прикинув, сколько из нее могло бы выйти тех  же  берендеек.
Ухмыл по обыкновению попробовал перекинуться острым словцом с кем-либо
из работающих, но те были сердиты и неразговорчивы.
    Постояли и двинулись дальше.
    - И вот, стало быть, катится это оно по рву,  -  продолжал  Ухмыл,
указывая на еле угадывающееся  во  тьме  полукруглое  дно  бесконечной
канавы.  -  А  ров,  заметь,  нарочно  изноровлен  покляпый  [Покляпый
(берендейск.) - наклонный.], то бишь сначала  под  уклон,  а  потом  в
горку...
    - А в  горку-то  оно  как  въезжает?  Само  али  так  выкатываете,
вручную?
    - Да бывает, что и вручную... А вообще-то само, с  разгону.  Такой
оно здесь, доложу я тебе, брат Кудыка, прыти достигает самокатом,  что
и не подступись... Заденет - дальше поедет с мокрым пятнышком. А  тебя
- будто и рядышком не стояло... Вон, видишь, впадина в стене?  Укрытие
называется. Или залом. Так вот, ежели, к примеру, попал ты сюда, когда
самая прокатка идет, в нем, в заломе этом, и хоронись. Слышь, Чернава,
и ты тоже!.. Так и по Уставу положено... А то случай  был:  проглядели
на дне  обломок  балки...  Ну  и  шли  двое  наших,  смотрят:  поехало
тресветлое... А им, вишь, лень было до  залома  бежать  -  к  стеночке
прижались. А оно как наскочило на балку - возьми да  и  прыгни...  Так
обоих и растерло... по стеночке-то...
    - Ну?.. - потрясенно молвил Кудыка. - А потом?..
    - А потом как раз и пришлось его в горку катить...  До  самого  до
изворота... А ты еще спрашиваешь, почему у нас  ночи  длинней,  чем  у
греков!.. У них-то, небось, таких лоботесов под землей и не водится...
Да и балки во рву не валяются...
    - А дальше? - Кудыка изнемогал от любопытства.
    - А дальше - что дальше? Дальше  -  все.  Дальше  -  участок  Люта
Незнамыча. Тоже розмысл, вроде  нашего,  только  разрядом  помельче...
Вкатили на изворот, передали с рук на руки - и гуляй...
    - Здесь, что ли, гулять? - хмуро спросила Чернава. Неуютно ей было
под землей, зябко...
    Ухмыл остановился, покрутил носом,  словно  что-то  высматривая  в
сгустившейся темноте. Размытое  пятно  бледно-желтого  света  осталось
далеко  позади,  сердитые  голоса   наладчиков   стали   неразборчивы,
доносилось лишь невнятное перемежаемое ударами бормотание.
    - Эх, - сказал Ухмыл. - Сейчас бы лампу засветить,  да  возле  рва
искру высекать не положено... Заметят - отпуска лишат.
    - Куда? - тут же спросила Чернава.
    - Наверх, вестимо... Тут  так:  три  дня  отработал,  четвертый  -
твой... А, ладно! Наощупь похвастаюсь... - Ухмыл увлек обоих к стенке,
где смутно чернело узкое углубление в рост берендея. - Это что?
    - Залом, - бойко ответил Кудыка.
    - Верно, залом... А ну-ка спрячься!
    Древорез с готовностью  поставил  темную  лампу  на  пол,  бережно
вручил Ухмылу тяжеленный Устав Работ и ступил  в  узкую  черную  щель,
глубиной в два локтя. Нет, пожалуй, в два с половиной.
    - Ну? - сказал снаружи Ухмыл.
    - Что ну?
    Тот досадливо крякнул.
    - Ты справа, справа пощупай...
    Кудыка пощупал. Стена - как стена...
    - Что? Нету? - всполошился Ухмыл. - А ну-ка вылези!..
    Кудыка послушно вышел, и Ухмыл, вернув  книгу,  нырнул  в  укрытие
сам. Посопел недовольно и выбрался наружу.
    - Ладно, пошли дальше... - буркнул он.  -  Заложить  успели...  Ну
ничего! Скоро опять по камушку растащат...
    - А что там было-то? - ошарашенно оглядываясь, спросил Кудыка.
    Ухмыл шел какой-то вроде бы обиженный.
    - Дыра там была, - бросил он.  -  И  будет...  Да  сам  все  потом
увидишь. Ты новенький, тебе и бегать...
    - Куда?
    - Куда-куда!.. Наверх. За вином.
    Кудыка облизнул губы и невольно поднял взор к погрязшим в  темноте
сводам.
    - Так над нами сейчас что? Кружало?..
    - Лес над нами, - сказал Ухмыл.  -  А  ты  думал,  вино  только  в
слободке да в городе курят? Лешие они  тоже  не  водокряки  [Водокряки
(берендейск.) - трезвенники.]!.. Небось, мимо  рта  не  пронесут.  Ну,
вроде, пришли...
    Справа обозначился узкий, в полтора переплева, подземный  переход,
в глубине которого тлела  подвешенная  к  потолку  лампа.  Возле  стен
громоздились пригорки отбросов и прочего сора, так что дух  здесь  был
жилой, тяжелый. С