Конечно,  Стенхе  более  Маву
заслужил наказание, но Стенхе слишком опытный человек,  чтобы  я  мог  так
просто пожертвовать им. А от этого обалдуя Маву проку никакого нет...
     - Вы чудовище, - сказала Сава. - Я думала, вы полубог,  а  вы  демон.
Что вы хотите? Хотите, я буду на  коленях  вымаливать  прощение?  Плакать?
Целовать ваши ноги? Вы знаете, я не могу допустить,  чтобы  Маву  убили...
Говоря так, Сава выпрямилась, гордо вскинув голову; голос  ее  окреп.  Она
готова была пойти на унижение, но добиться своего.
     - Сядьте, и мы поговорим, - предложил Руттул. Именно этой реакции  он
и добивался.
     Сава села.
     - Сегодня вы вели себя, как ребенок, - сказал Руттул. - А  вам  давно
пора взрослеть. Правда, в этом виноват и я: создал  для  вас  оранжерейные
условия. А ведь вы не просто  взрослый  человек.  Вы  человек,  облеченный
некоторой властью. И настал тот момент, начиная  с  которого  каждая  ваша
ошибка будет грозить смертью людям.  И  учтите  еще,  что  ваше  поведение
влияет и на мое положение.
     - Не делает ошибок тот, кто ничего не делает.
     - Да, это верно, - согласился Руттул. - И у меня есть очень простой и
хороший выход: запереть вас на женской половине, чтобы вы провели там  всю
жизнь, как это обычно и бывает со знатными майярскими дамами.
     - Я согласна, - сказала Сава. - Но если это отменит казнь Маву.
     - Вы не  поняли  меня,  -  возразил  Руттул.  -  Мне  не  нужна  ваша
покорность.  Я  хочу,  чтобы  вы  четко  научились   представлять,   какие
последствия могут иметь ваши необдуманные действия.
     - Сегодня уже умер один человек,  а  на  рассвете  убьют  другого,  -
сказала Сава. - Это слишком  большая  цена,  не  кажется  ли  вам?  Я  все
осознала, я все поняла... А может, и ничего не поняла! - воскликнула она с
гримасой. - Но только знайте, высокий принц,  если  Маву  умрет,  я  найду
способ убить себя. Даже если Стенхе будет не отходить от меня ни  на  шаг.
Это не угроза, высокий принц. Кто я, чтобы вам угрожать? Я не знаю,  значу
ли я что-нибудь для вас, кроме залога мира с Майяром. Но только я не смогу
жить с таким грузом на совести. А теперь оставьте меня. Я не  могу  больше
говорить.
     Она встала. Руттул тоже поднялся из кресла.
     - Ладно, - сказал он. - Я отменю казнь. Отдыхайте.
     Он ушел.
     Сава села на кушетку, легла, закрыла глаза, но сразу же вскочила.
     Нет, заснуть  не  стоило  и  пытаться.  Она  отыскала  упавшую  шаль,
накинула на плечи, погасила в канделябре  одну  свечу,  вторую  вынула  из
подсвечника и пошла по темным коридорам.
     Половица скрипнула за ее спиной.
     - Стенхе? - спросила Сава. Тень молчала. - Стенхе, за мной  не  ходи.
Жди меня у моей комнаты. - Голос ее был тверд.
     Стенхе поколебался и сказал тихо:
     - Слушаю, госпожа.
     Он повиновался! Сава просмотрела ему вслед и  продолжила  свой  путь.
Стенхе тоже признал ее взрослой? Или он считал, что виноват больше Маву?
     Теперь я буду по-иному с ним разговаривать, решила Сава.
     У комнаты, где жили хокарэмы, Сава остановилась. Не  было  слышно  ни
звука. Сава подумала и решительно толкнула дверь.
     - Маву! - тихо позвала Савири.
     Маву молчал. Сава осветила его лицо.
     - Маву, не притворяйся, у тебя веки дрожат!
     Маву открыл глаза и сел на постели.
     - С чем пожаловала, дорогая моя госпожа?
     - Я только что говорила с Руттулом, -  сказала  Сава.  -  Он  отменил
казнь.
     - Спасибо и на этом, госпожа моя, - серьезно ответил Маву.
     Сава помолчала.
     - Ты сердишься на меня, Маву?
     - Да нет, госпожа моя, чего мне на тебя сердиться? - сказал  Маву.  -
Только что ты стоишь? Садись-ка на постель к Стенхе, там чисто.
     Сава забралась на кровать, подобрала ноги под подол.
     - Укройся одеялом, - посоветовал Маву. - Холодает к ночи.
     - У меня шаль теплая.
     - Я свет потушу, можно? Мошки летят.
     - Конечно, - согласилась Сава.
     Маву пальцами загасил фитиль и бросил свечу на стол.
     - Я хотел сбежать этой ночью, - сказал Маву в темноте.
     - Как же ты? - поразилась Сава. - Ведь тебя бы все равно нашли. Ты же
говорил...
     - А кто искать-то будет? Стенхе? Но его не отпустят далеко  от  тебя.
Остальных я не боюсь; ведь больше в Сургаре  хокарэмов  нет,  а  майярские
сюда не сунутся...
     - А зачем ты это говоришь мне?
     - Интересно, - объяснил Маву. - Интересно, как ты к этому отнесешься.
     - Маву, - сказала Савири. - Прости меня. Я вела себя как дура.
     - Вовсе нет, - возразил Маву. - Задумано было хорошо. Хотя Стенхе  бы
тебя раскусил.
     - Конечно, - согласилась Сава. - Он любую каверзу за лигу чует.
     - Он-то неладное и заподозрил...
     - Маву, - сказала Савири. - Ты можешь научить меня драться?
     - Что???
     - Драться, -  повторила  Сава.  -  Ведь  ты  учил  меня  прятаться  и
двигаться бесшумно. А драки что - в перечне запретов?
     - Хм...
     - Маву, не притворяйся, что ты озадачен. Ведь если б  на  моем  месте
была хокарэми, все было бы иначе, правда?
     - Ты никогда не станешь хокарэми, -  возразил  Маву.  -  Ты  упустила
возраст; к совершенству ты не приблизишься.
     - Не надо мне совершенства! - сказала горячо Сава. - Я просто не хочу
больше быть беспомощной.
     - Руттул не позволит.
     - Я попрошу его, - сказала Сава после нескольких минут молчания.
     Пауза. Потом Маву наконец сказал:
     - Вот Стенхе удивится...
     ...Руттул сел за обеденный стол и спросил, не обращаясь ни к  кому  в
отдельности:
     - Сава сегодня завтракать не будет?
     - Я думаю, - нет, - поспешно ответила Хаби. - Она уснула от силы  два
часа назад.
     Но оказалось, она ошиблась; Сава стремительно  вошла  в  трапезную  и
присела перед Руттулом в церемонном поклоне:
     - Прошу простить мое опоздание.
     - Можешь сесть, - сказал Руттул сурово.
     Сава присела еще раз и заняла свое кресло рядом с принцем.
     За  столом  полагалось  вести  приятную  беседу,  а  поддерживать   и
направлять ее должна была, по обычаю, Сава, но сегодня она была  задумчива
и молчалива. За весь завтрак она сказала  только  слуге:  "Достаточно",  а
когда трапеза подходила к концу, спросила Руттула, не может ли он  уделить
ей несколько минут для разговора.
     - Это невозможно, - ответил Руттул. - Сразу после завтрака я уезжаю в
Тавин.
     - Это будут действительно несколько минут, - настаивала Сава. - Я  не
задержу вас.
     - Хорошо, - сказал Руттул. - Я выслушаю тебя.
     Сава почтительно склонила голову; после завтрака она  последовала  за
Руттулом во двор  и,  когда  он  сказал  сухо:  "Слушаю  тебя",  с  трудом
удержалась, чтобы не выпалить все то, что она хотела сказать.
     - Господин мой, - проговорила она медленно. - Вчерашний день кое-чему
научил  меня;  выводы,   которые   я   сделала,   боюсь,   покажутся   вам
неприемлемыми.
     - Ну-ну, - сказал Руттул с усмешкой. - Что ты там придумала?
     - Я прошу вашего разрешения посвятить часть моего обучения  некоторым
хокарэмским приемам.
     Руттул удивился.
     - Я не хочу зависеть от слуг, - продолжала Сава, - когда  моей  жизни
или чести  будет  угрожать  опасность.  -  Саве  прискучило  уже  говорить
длинными  тщательно  обдуманными  фразами,  но  позволить   себе   бросить
высокопарный стиль она уже не могла.
     - А как ваши занятия геральдикой? - спросил Руттул. - Я слышал жалобы
учителя.
     - Он больше не будет жаловаться, - твердо сказала Сава.
     - Звучит зловеще, - усмехнулся Руттул. Он оглянулся, поманил  Стенхе:
- Пусть попробует, - сказал Руттул. - Только осторожно, чтоб с ней не  дай
бог что-нибудь не случилась.
     Стенхе поклонился, а когда Руттул уехал, сказал Саве тихо:
     - Госпожа моя, я не знаю науки боя для благородных дам.
     - Значит, придется ее выдумать, - легкомысленно ответила Сава.
     Руттул полагал, что Сава, внезапно загоревшись новой  идеей,  так  же
быстро и остынет, едва набьет десяток синяков. Но  Сава  взялась  за  дело
рьяно, и первые несколько уроков,  которые  преподал  ей  Стенхе,  хотя  и
вымотали ее до изнеможения, отказаться от затеи заняться мужским делом, не
заставили.
     Надо сказать, высокие  требования,  которые  сразу  предъявил  Стенхе
принцессе, и имели целью  отвадить  Саву  от  неженских  дел;  неодобрение
Стенхе Сава уловила и поддаваться ему  не  собиралась.  Волей-неволей,  но
Стенхе до сих пор воспитывал Саву вовсе не  как  изнеженную  барышню;  она
хорошо плавала и ездила верхом и большую часть дня проводила под  открытым
небом, лазая по деревьям и карабкаясь на высокие курганы.
     Все это сейчас помогало ей, и еще помогал Маву - бесценными советами,
на которые скупился теперь рассерженный Стенхе.
     - Ну нет, - говорила принцесса Маву. - Он меня не переупрямит.
     - Упрямство? - удивился Маву. - Против хокарэма? Ты  меня  удивляешь,
госпожа.
     - А что нужно, чтобы победить хокарэма? - с живым интересом  спросила
Сава.
     - Хокарэмы непобедимы, - заявил Маву.
     - Такого не бывает, - возразила Сава. - И на  хокарэмов  должна  быть
управа.
     - Что-нибудь сверхъестественное, - ответил Маву. -  Вроде  Руттуловых
фокусов.
     Сава удивилась:
     - Ни разу не видела, чтобы Руттул делал что-то сверхъестественное.
     - Я тоже, - кивнул Маву. - Но зато наслышан о его способностях.
     - А, - небрежно произнесла Сава. - Все это сплетни...
     Маву не стал вдаваться в подробности.
     - Чтоб победить хокарэма, - сказал он глубокомысленно, - надо вызвать
его симпатию и заставить его желать тебе победы.
     - Хм, - не менее глубокомысленно отозвалась Сава. - По-моему,  Стенхе
вовсе не питает ко мне неприязни.
     - Со  Стенхе  это  не  пройдет,  -  возразил  Маву.  -  Он  тебя  как
облупленного знает. - Так что или сдавайся, и более об  этой  глупости  не
вспоминай, или терпи, пока терпится, а там глядишь - легче станет.
     Обнадеживающая сентенция хокарэма Савири мало утешила,  но  что  было
делать? И Сава, стиснув зубы, как могла выполняла требования Стенхе. Уж  и
погонял он ее! Сава заметно осунулась, измотанная бесконечными пробежками,
заплывами и прочими упражнениями, а до нужных ей приемов драки дело еще не
доходило. Спрашивать же у Стенхе, когда дело наконец дойдет до вожделенных
приемов, было бесполезно;  Сава  это  отлично  понимала.  Маву  же  на  ее
расспросы только пожимал плечами:
     - Где же твоя выдержка, госпожа? Ты же хочешь стать хокарэми...
     Сава перестала спрашивать и его.
     Руттул, присматривавшийся к методам обучения с интересом, не выдержал
раньше, хотя, конечно, из воспитательных соображений вида Саве не показал.
     - Послушай-ка, Стенхе, - заявил он старшему  хокарэму  четыре  месяца
спустя, когда увидел, что Сава бегом возвращается с купания под назойливым
осенним дождем. - Что это  ты  вытворяешь,  старик?  Был  у  меня  в  доме
сорванец в юбке, а теперь уж и юбки больше не осталось... Ты куда гнешь?
     Замечание  Руттула  относительно  юбки  было  вызвано  следующим:   в
последнее время Сава оценила удобство коротких хокарэмских штанов и  стала
щеголять в них даже тогда, когда необходимости в них не было.
     Руттул  пару  раз  стерпел,  пока  она  разгуливала   перед   ним   в
полюбившемся ей наряде, потом сделал замечание и потребовал, чтобы Сава не
смела показываться перед ним в этих дурацких куцых штанах  и  вспомнила  о
том, что она принцесса.
     - Ну почему я должен оплачивать твои расходы на платья, если  ты  все
равно их не носишь?
     Расходы  на  Савины  наряды  были  значительной  из  статей  расходов
Руттула. Сава очень любила  носить  яркие  платья,  а  еще  больше  любила
сочинять немыслимые покрои и цветовые сочетания;  каждое  ее  платье  было
совершенно фантастическим, ни на что не похожим.
     Сургарские дамы и девицы считали Саву в  вопросах  моды  недосягаемым
авторитетом, настолько высоким, что даже и не пытались перенять покрой  ее
платьев,  довольствуясь  только  заимствованиями  отдельных   деталей,   а
ланарские  купцы,  торгующие  тканями,  заказывали  сургарским  художникам
рисунки с красочных Савиных нарядов.
     Последний год "сургарский" стиль начал проникать за границы  Сургары,
пока только в Ланар, где зажиточные модницы пытались поразить  воображение
кавалеров самыми  невозможными  нарядами.  Ранее  "сургарский"  стиль  был
представлен в Ланаре только в мужской моде; законодателем тут был  Малтэр,
на которого, в свою очередь, произвели впечатление илартауские наряды.
     Петушиная пестрота костюмов Малтэра и вдохновила Саву выдумывать свои
платья, не считаясь с традициями; сейчас Сава вела с  Малтэром  оживленную
переписку, посвященную вопросам  моды;  они  соревновались  во  все  более
абсурдных затеях: Малтэр, например, предлагал укоротить  юбку  до  колена,
как у ирауских крестьянок, но носить ее с бесчисленным  множеством  пышных
нижних юбочек, из которых только одна, самая  нижняя  и  довольно  тонкая,
должна была спускаться до пяток, защищая врожденную стыдливость прекрасных
дам. Сава же предлагала для  верховой  езды  просторную  запашную  юбку  с
надеваемыми под нее штанами.
     Как ухитрялась Сава совмещать  изматывающие  тренировки  у  Стенхе  с
руководством швеями, непонятно, но в последние времена идеи,  которые  она
пыталась воплотить в ткань, приближались к функциональным. Так,  например,
она напрочь ликвидировала волочащиеся шлейфы, укоротила подол на  четверть
локтя,  чтобы  "предотвратить  случайное  наступание  на  юбку",  и  стала
задумываться о дальнейшем укорачивании юбки, чтобы не  вспоминать  о  ней,
когда бегаешь по лестницам. Взамен тонких  туфелек,  у  которых  постоянно
протирались подошвы, Савири ввела башмаки  и  сапоги  на  плотной  кожаной
подметке, наподобие мужских, а чтобы довести сходство с мужской обувью  до
максимума, позаимствовала и каблуки. Но Руттул тут же запретил  ей  носить
высокий каблук, а она, убедившись, что это не очень удобно, покорно с  ним
согласилась, умерив высоту.
     И еще она ввела разрезы на юбках. Пока  длина  разреза  подползала  к
колену, Руттул помалкивал, однако обнаружив однажды, что разрез  открывает
почти все Савино бедро, Руттул вскинул брови, ничего не сказав,  но  через
час разрез был зашит.




                               ЧАСТЬ ВТОРАЯ


                                    1

     Место для  сургарской  заставы  было  выбрано  исключительно  удачно:
долина, заросшая редким  кустарником,  просматривалась  на  несколько  лиг
вперед; ее невозможно миновать, есть уж вы решились совершить  путешествие
из Майяра в Сургару по суше. В этой долине становились видны тайные  тропы
контрабандистов; обойдя майярскую заставу  по  головокружительным  тропам,
контрабандисты шли к Воротам великой и запретной Сургары вопреки обычаям в
открытую.
     Но отряд,  приближающийся  сейчас  со  стороны  Майяра,  менее  всего
напоминал караван контрабандистов, да и двигался он не  по  какой-либо  из
троп, а по старинному тракту, ныне заброшенному.
     -  Майярцы,  -  доложил  один  из   сургарцев   начальнику   заставы,
немолодому, седому уже сотнику.
     - Да-а? - отозвался тот. Время  было  обеденное,  сотник  только  что
хорошо закусил, полный желудок и дневная жара  размаривали  его.  -  Вечно
майярцы не вовремя, - заметил сотник.
     Команд приготовиться к бою он не давал: каждый на заставе и так знал,
что надлежит делать в случае приближения неприятеля; стражи  разошлись  по
своим местам: лучники и пращники заняли позиции в скалах, четверо с мечами
встали в Воротах, прикрытые огромными щитами из тройной бычьей кожи;  щиты
эти перегораживали проход надежно, но не мешали стражам заставы.
     - У них посольские вымпелы, - доложил дозорный.
     - Посольские? - удивился начальник стражи. - С чего бы это?
     Он стоял перед щитами, глядел на приближающийся  отряд  и  ковырял  в
зубах выструганной из веточки зубочисткой. Посольских  вымпелов  начальник
заставы еще не видел;  глаза  у  него  были  послабее,  чем  у  дозорного.
Вымпелы? Что-то подобное сотник и ожидал: уж очень бесстрашно,  ничуть  не
скрываясь, направлялись к Воротам Сургары майярцы. Да и маловато их  было:
всего дюжина человек, едущих верхом, да еще несколько мулов под грузом.  А
вьючные мулы - уж безусловно лишние при нападении, так что  майярцы  ехали
мирные, только вот зачем?
     Последние  семь  лет  Майяр  Сургару  игнорировал,  убедившись  после
нескольких коротких войн, что Сургару одолеть  не  удастся.  Тогда  скрепя
сердце Верховный король и Высочайший Союз допустили существование рядом со
Священным Майяром сильного государства мятежных рабов. Но  всем  подданным
короля и высочайших принцев под страхом смерти запрещено было приближаться
к Воротам Сургары. Заставы  Майяра  тоже  были  мощными;  они  вылавливали
беглых рабов, и если допускали  деятельность  контрабандистов,  то  только
потому, что те давали щедрую мзду и клятвенно обещали с беглыми рабами  не
связываться.
     А вот теперь появляется это неожиданное посольство...
     Сотник отбросил щелчком зубочистку и  стоял,  уцепив  руки  за  пояс,
смотрел,  как  приближаются  майярцы.  Теперь  их  разделяло  чуть  меньше
четверти лиги; начальник стражи уже разглядел пламенеющие вымпелы.
     - Флаги Карэна и Пайра, - доложил дозорный.
     - Вздор, - возразил сотник. - Карэна болен. Смотри получше.
     - Карэна, - настаивал дозорный. - Я флагов его никогда не видел,  что
ли?
     Карэна... Не могло быть старика Карэны среди  этих  майярцев;  Карэна
уже давно лишился возможности передвигаться верхом. Полупарализованный, он
теперь никогда не покидал своего замка.
     Карэна умер, догадался сотник. Только так можно  объяснить  появление
флага  Карэны  на  границе  с  Сургарой.  Более  молодой,  более  здоровый
наследник Карэны приближался сейчас к заставе.
     Сотник вглядывался в приближающихся майярцев, но никто из них не  был
похож на наследника Карэны. Пайра?  Да,  Пайру  начальник  стражи  увидел.
Молодой  Пайра,  уже  прославленный  своей  доблестью,  был   единственным
аристократом среди всадников; остальные были много проще: служилые дворяне
и простые солдаты. Однако два флага бились на ветру над их головами.
     - Уж не стал ли  Пайра  наследником  Карэны?  -  пробормотал  сотник.
Стоящий  рядом  с  ним  дозорный  пожал  плечами.  Но  это  было   слишком
невероятно. Получив имя Карэны, род Пайры стал бы  по  влиянию  на  страну
равен Горту или Ирау; вряд ли Высочайший Союз спокойно бы воспринял это, и
тем более вряд ли  старик  Карэна  передал  бы  высочайшую  власть  своему
нелюбимому вассалу. Как старик Карэна пытался уязвить все более богатеющий
и  богатеющий  род  Пайра!  Он  поручал  Пайре  самые  неприятные  задачи,
задевающие  честь  гонористого  вассала;  Пайра  терпел,  снося  бесчестье
стиснув зубы; слишком высоко Пайра  ценил  законы,  чтобы  позволить  себе
ответить на обиды.
     - Пайра выполняет очередное поручение,  -  сказал  сотник.  -  Уж  не
думаешь ли ты, что Пайра по своей воле приедет в Сургару?
     Дозорный молчал. Начальник явно говорил сам себе, не ожидая ответа. А
Пайра был уже совсем близко.
     Сотник выступил вперед и сказал, подняв руку:
     - Привет тебе, высокорожденный Пайра!
     Пайру обращение  такое  покоробило;  лицом  своим  он  владел  плохо,
заметная гримаса скользнула по скулам, но он взял себя в руки и ответил:
     - Привет тебе, страж Ворот.
     Сотник ждал.
     Пайра помедлил и сказал:
     - Меня ведут в Сургару  мои  вассальные  обязанности.  -  Он  смотрел
строго, не мелькнет ли тень усмешки по лицам сургарцев, но  сургарцы  были
серьезны и внимательны. - У меня поручение в дом Руттула.
     Сотник молчал.
     Пайра сделал паузу и продолжил:
     - Так что мне нужно проехать в Сургару.
     Необходимость объясняться с бывшим рабом казалась Пайре унизительной,
но сотник не собирался щадить чувства