го амулета.
     - Что за чушь! - вскричал Карэна.
     - Разве? - отозвался Байланто. - А зачем же ты спрятал  свою  внучку,
а, принц?
     - Так это ты... ты подстроил! - заорал Карэна. Кэйве, сидевший  рядом
с ним, успокаивающе положил ладонь на его руку.
     - Байланто, - сказал Ирау. - Так это правда? Зачем ты сделал это?
     - Я ничего не делал, - невинно отвечал Байланто. - Но разве я не имею
права навести справки о будущей государыне?
     - Шпионов рассылаешь... - с отвращением выговорил Карэна. - Да откуда
у тебя деньги на шпионов?
     Но  что  толку  было  сердиться,  раз  Высочайшему  Союзу  стало  уже
известно, что принцессе Оль-Лааву нельзя доверять?
     Принцы  молчали.  Невозможно  разрешить  наследовать  престол  особе,
которая когда-либо имела при себе чужой  амулет.  Хоть  его  и  забрали  у
Савири, кто может поручиться, что действие его не  скажется  впоследствии.
Тогда  государыня  превратится  в  игрушку  враждебных  сил  и  могуществу
Майярской державы придет конец.
     Марутту осторожно спросил:
     - Насколько серьезны те обстоятельства, которые получили  влияние  на
принцессу? Должны ли мы просто лишить принцессу прав  на  престол  или  же
должны принимать более сильные меры, вплоть до... э-э... устранения?
     - Варварство, - заметил Горту вполголоса. -  Я  против...  -  тут  он
позволил себе передразнить, - ...э-э... устранения.
     - Я не позволю ее убивать! - вспылил  Карэна.  -  Байланто  более  ее
достоин смерти. Шутка ли, подбросить невинной девочке этакую пакость!
     - Я ничего не подбрасывал, - живо возразил Байланто.
     - Да ведь тебе на  руку  ее  устранение,  -  заявил  Карэна.  -  Если
королевская династия прервется, на престол вступят Младшие Нуверриосы -  а
это значит - одна из твоих дочек! Дорогу расчищаешь, подлая твоя душонка?
     Принцы между тем обдумывали ситуацию.
     - Монастырь, - задумчиво проговорил Марутту.
     - Монашество вовсе не отменяет прав на престол, -  напомнил  Ирау.  -
Если господа вспомнят, в дни моей молодости была уже государыня-инокиня.
     - Выдать замуж куда-нибудь за границу, - проговорил Марутту.
     - Тогда надо отменять Анувиеров закон, - сказал Горту. - Полагают  ли
принцы, что это возможно?
     Принцы  качали  головами;  принцам  не  нравилась  мысль  об   отмене
Анувиерова закона, запрещающего знатным дамам выходить  замуж  за  пределы
Майяра. Позволить такое - это значило бы разрешить чужеземцам вывозить  из
страны их приданное, а приданное  у  знатных  дам  бывало  очень  богатым.
Правда, из закона было исключение: если дама была настолько родовитой, что
имя ее было занесено в "золотые свитки", и в то же время настолько бедной,
что не могла собрать и десятка эрау, и если находился  чужеземец,  который
взял бы ее в жены без приданного, из одного  только  уважения  к  высокому
рождению, то такое обычно именным указом Верховного короля разрешалось.
     Однако выдавать замуж королевскую дочь как нищую королевину  фрейлину
- ужасное бесчестье для всего Майяра. Даже после войны с Саутхо,  когда  в
королевской казне не имелось ни единой даже серебряной монеты,  Высочайший
Союз  допустить  такого  не  смог.  В  те  дни  Союз,  после  многократных
обсуждений и споров, нашел возможность выделить Даме из Зеленых  покоев  и
Даме из замка Тавури достойное приданное,  а  Даме  из  замка  Геликави  -
состояние, достаточное, чтобы уйти в один из ваунхских монастырей и занять
в нем видное место.
     Действительно, много проще было бы убить маленькую принцессу.
     - И это опять-таки не решает проблемы, - добавил  Горту.  -  В  любом
случае, за исключением одного, принцесса станет наследницей.
     - И этот один? - переспросил Кэйве.
     - ...Не лезет ни в какие ворота,  -  продолжил  Горту.  -  Обладатель
знака Оланти не может наследовать престол.
     - От этого нам не легче.
     - Ладно, - сказал Карэна. - Если принц Аррин умрет, я отдам  ей  свой
знак Оланти.
     - А что делать с ней сейчас? - спросил Байланто.
     - А зачем  с  ней  сейчас  что-то  делать?  -  вкрадчиво  осведомился
Марутту.
     - Она помолвлена с сыном Горту, - проговорил Байланто. - Как, женится
на ней твой сын?
     - Нет, - отозвался Горту медленно. - Я не возьму в свой дом женщину с
чужим амулетом.
     - Изумления достойно, - бросил Марутту. - Держать эту  даму  в  своем
доме ты опасаешься, принц, в вводить ее в Высочайший Союз можно?
     - Можно, - отозвался Горту. -  В  худшем  случае  в  Союзе  не  будет
единогласия, и нам, господа, придется поломать головы, как его достигнуть.
     Марутту подумал: "Что ж, получится еще один Байланто, на этот  раз  в
юбке. Надо будет подумать, как перекупить у нее Оланти. Или... О,  а  ведь
есть чудесный выход!"
     Но Горту нашел этот выход раньше него.
     - Высокие господа, - заявил Горту, - я нашел прекрасный способ решить
нашу проблему. Боюсь только, что вы поначалу не  оцените  мое  предложение
должным образом...
     - Говори же, Горту, не томи, - оборвал его Марутту.
     - Я предлагаю выдать принцессу Оль-Лааву замуж за Герикке Руттула.
     Возмущенное молчание было ему ответом. Выдать высокорожденную даму за
предводителя мятежников? И  добро  бы  еще  этот  мятежник  происходил  из
знатной  семьи!  Руттул  был  в  Майяре  пришлым,  никому   не   известным
чужеземцем, и внешность имел самую что ни на есть неблагородную.
     Он объявился невесть откуда на юге Майяра и сразу же присоединился  к
мятежным рабам, укрывающимся в лесах Белых  гор.  По  донесениям  шпионов,
Сауве, возглавлявший тогда эту орду беглых рабов, так вспоминал  о  первой
встрече с Руттулом:
     "Он пришел ночью, сел у костра и не сказал ничего. Ребятам  вовсе  не
понравился его вид, одежда его была слишком богата для простого  человека,
и кое-кто решил отобрать ее у него. Я  не  вмешивался,  думая  посмотреть,
каков он в драке, может ли постоять за себя, да и вообще я не знал, что он
за птица: лицо у него было спокойное, он улыбался, как будто  был  у  себя
дома, и в то же время посматривал с интересом на моих парней.
     Драку начали обычно: один, уж не помню кто, стукнул его в плечо, пока
не сильно. Он обернулся. Парень ударил его по лицу, разжигая себя  бранью.
Чужак не качнулся. Я думал, он ответит, но он с  любопытством  смотрел  на
сыпящего ругательствами парня. В это время на него набросились сзади двое.
Били они не сильно, без злобы, только  чтобы  поучить,  однако  же  чудной
чужак должен был чувствовать их удары. Но я вовсе не думал, что  обернется
он с недоумением, не как к врагам, а  как  на  назойливую  помеху.  Он  не
понимал, что с ним хотят драться! Он не был готов к драке! Но  поняв,  что
мои парни от него не отстанут, он легонько растолкал их - и тогда я понял,
почему его так трудно втянуть в драку. Еще бы,  ведь  очень  сильные  люди
обычно драться  не  любят!  Этот  чужак  имел  над  моими  задирами  явное
преимущество. Одному он чуть не сломал  руку,  другому  набил  здоровенную
шишку - и это при  том,  что  он  старался  действовать  осторожно,  почти
бережно. Тогда мои ребята, восхищенные его силой, уже не  думая  о  драке,
устроили над ним кучу-малу. Он, смеясь, стряхнул их с себя и снова  сел  у
костра.
     Назвался он как-то вроде Герикке, и говорил по-нашему сначала  совсем
плохо, но быстро научился.
     Пришел он явно  издалека,  разговоры  вел  странные  и  замашки  имел
нелюдские".
     Правда,  объяснить,  чем  странны   были   замашки   Руттула,   Сауве
затруднился.
     Рабом Руттул явно не был; богатый его черный  с  золотом  костюм  был
сшит по фигуре, в пище он всегда  был  переборчив,  и  единодушно  майярцы
вскоре решили, что этот  чужак  Герикке  -  один  из  князей  легендарного
племени руттулов, в старинные времена набегами потрясавшими Майяр. Поэтому
и прозвали его Руттулом, а он не возражал, и с течением лет  прозвище  его
стало превращаться в имя. Воинской науки он, судя  по  всему,  не  изучал;
мечом владеть научился уже в Майяре - и то не очень хорошо; однако  же  он
проявил настоящий полководческий талант и сумел  превратить  толпы  беглых
рабов в серьезную угрозу для Майяра.
     При этом он был и благоразумен, и, отколов от  Майяра  Сургару,  этим
пока удовлетворился. Своим же  подчиненным,  не  утолившим  жажду  разбоя,
позволил заниматься каперством на Торском и Гераргском морях.
     И за этого человека Горту предлагает выдать майярскую принцессу!
     - Позвольте, я объясню вам, господа, -  говорил  Горту,  насладившись
возмущением. - Я считаю, что уже давно  пора  каким-то  образом  узаконить
возникшее в Сургаре положение. И считаю,  что  подвернувшийся  нам  случай
очень выгоден. Мы проявляем свою добрую волю, налаживая связи с  Сургарой,
и в то же время избавляемся от дамы, которая, по мнению уважаемого Карэны,
может оказаться для Майяра опасной. Теперь все будет зависеть от того, чьи
силы  окажутся  более  могущественными  -  тех  духов,  которыми  одержима
принцесса, или же Руттула. Если Руттул сумеет обуздать принцессу  -  честь
ему и хвала, и мы получаем почти полноправного члена Высочайшего Союза,  а
ведь к тому и так идет дело. И если  духи,  которыми  одержима  принцесса,
окажутся сильнее Руттула... Впрочем, что я буду объяснять? В первом случае
мы будем иметь дело не со своенравной девчонкой, а с  разумным  человеком,
происхождение которого, правда, нам не нравится. Во втором случае мы будем
иметь Сургару подчиненной Высочайшему Союзу - что вообще идеально.
     - Отдавать благородную даму Руттулу, - проговорил Кэйве задумчиво.  -
Такого и врагу не пожелаешь...
     - Она одержимая, - напомнил Карэна. - Она очень опасна.
     Одержимый человек - хэйм (а если женского рода, то  хэйми)  -  всегда
вызывал тревогу у майярцев, которые довольно четко отличали их от дурачков
или блаженненьких. Хэймы, в большинстве своем, конечно, были сумасшедшими,
но  часто  так  называли  и  людей,  трезвых  рассудком,  однако   имеющих
способности, плохо  сочетающиеся,  по  мнению  майярцев,  с  возможностями
обыкновенных людей.
     Хэймы, в зависимости от силы овладевшего  ими  духа,  могли  налагать
проклятия и снимать их, пророчествовать, говорить с мертвыми и  излечивать
наложением рук. Очень сильные хэймы могли убивать словом.
     Не удивительно, что хэймов боялись; однако при всем том майярцу  и  в
голову никогда не могло придти спутать  хэйма  с  колдуном  или  ведьму  с
хэйми. Издревле было известно, что хэймы творят добро и  зло  походя,  без
тех человеческих  чувств,  которыми  одержимы  колдуны:  злобы,  жадности,
мстительности...
     Хэймы не были лишены способности  получать  выгоду  от  своего  дара,
однако это никогда не было  для  них  главным;  хэйм  неизменно  был  выше
корыстных интересов и всегда делал только то, что хотел.
     Поэтому неудивительно, что Горту  вздумал  подсунуть  принцессу-хэйми
Руттулу. Что-то из этого сочетания непременно должно было получиться.
     - Значит, решено? - констатировал Карэна.
     - Кто доведет наше решение до сведения Верховного короля?  -  спросил
Ирау.
     - Я, - ответил Горту. - Мне по пути все равно заезжать к нему.
     - А посольство в Сургару?
     - Пожалуй, за это возьмусь я, - сказал Ирау. - Вернее,  мой  брат;  у
него есть связи в Миттауре.
     И никто не задумался над следующим: а захочет ли Руттул брать в  жены
майярскую принцессу? По мнению принцев,  вопрос  ясен  предельно:  Руттулу
выгоден этот брак. Теперь он,  наконец,  достигал  официального  признания
Майяра; это прибавляло ему уважения соседей; до  того  Миттаур  и  Саутхо,
опасаясь осложнений в отношения с Майяром, вели  с  Сургарой  торговлю  по
большей части контрабандную. Теперь же появилась возможность  легализовать
экономику Сургары и вывести ее на более высокую ступень.
     Правда, если бы все эти соображения изложили принцам, они  бы  сильно
удивились. Торговля, экономика? Ну, это понятия  низкие.  Руттулу  выгоден
брак с принцессой, потому что это сразу же уравняет его в сане с майярской
знатью; по мнению принцев, одного этого было бы достаточно.
     И они оказались правы. Каковы бы ни были соображения Руттула, на  это
предложение он согласился. Всю зиму велись оживленные переговоры  на  этот
счет, а с наступлением тепла окончательно было решено отправлять принцессу
в далекий путь.
     Вроде бы никто не торопился, просто  обычай  в  Майяре  был  такой  -
сговаривать девочек замуж чуть ли не с  рождения;  их  и  вверяли  будущим
мужьям совсем  крошками;  пусть  уж  супруг  воспитывает  свою  малолетнюю
супругу, как ему больше нравится.
     И с принцессой Савири не  стали  медлить;  Карэна  собрал  в  путь  и
отправил несколько повозок с принцессиным добром; сама же принцесса должна
была  присоединиться  по  дороге  -  Карэна  так  никому   и   не   открыл
местопребывание принцессы.
     Стенхе  получил  распоряжения  через  своего  брата  Логри,  имевшего
прозвище Старик; Логри был наставником в замке Ралло, и обычно все общение
с внешним миром происходило через него: при  его  посредничестве  выбирали
себе службу, постоянную  или  временную,  хокарэмы,  он  вел  контроль  за
снабжением  замка  припасами  и  в  конце-концов  именно  через  его  руки
проходила вся переписка обитателей замка и долины Горячих ключей.
     - Мне понадобятся еще два хокарэма, - сказал Стенхе, ознакомившись  с
письмом, - кроме Маву. До Сургары путь далек.
     - Кто будет платить? - осведомился Логри.
     - Карэна, конечно, - ответил Стенхе.
     - Нуатхо подойдет?
     - Вполне.
     - Тогда возьми с собой Нуатхо и Тааре. Нуатхо  необходимы  деньги,  а
Тааре пора размяться - засиделся.
     - Хорошо, - согласился Стенхе. - Предупреди их, завтра выезжаем.
     Маленькой принцессе очень нравилось у Горячих ключей, но  съездить  в
далекий Гертвир ей захотелось сильнее (о еще более далекой Сургаре  Стенхе
умолчал; Руттулом и сургарцами в Майяре детей  пугают;  зачем  же  заранее
приводить девочку в ужас; и в Сургаре люди живут, потом привыкнет).
     Маву же мысль о Сургаре совсем не понравилась. Как может хокарэм жить
в этом краю мятежников?
     - Не беспокойся, - хмуро сказал Стенхе, собирая принцессины одежки. -
Девки в Сургаре есть, и совсем не недотроги.
     Маву отвечал, что это не  самая  главная  причина  его  недовольства.
Гораздо больше его беспокоило то,  что  в  Сургаре  хокарэмы  будут  иметь
совсем другое положение.
     - Какой ты мнительный, - отозвался Стенхе. - Любой  хокарэм  в  любой
точке поднебесного мира занимает именно то положение, которое сам для себя
создает.
     - А мне не нравится мысль, что я поступаю под руку Руттула, -  упрямо
проговорил  Маву.  -  Ты  думаешь,   он   будет   использовать   нас   как
телохранителей принцессы?
     - Тебе повторить то, что я только что сказал? - сухо спросил Стенхе.
     Маву вовсе не нужно было повторять. Он  замолчал  и  с  остервенением
затянул завязки своего мешка.
     - А в Сургаре не так уж и плохо, - вдруг заметил Стенхе.  -  Руттулу,
видимо, хочется прослыть  просвещенным  государем.  Говорят,  он  поощряет
алхимиков...
     - Я не алхимик, - процедил Маву.
     - А я не прочь заняться алхимией,  -  продолжал  Стенхе,  не  обращая
внимания на реплику Маву. -  Говорят,  пару  десятков  лет  назад  алхимик
Триману, изыскивая Магическое Первовещество, достиг цели.
     - Да ну? - усомнился Маву. - И каково оно, это Первовещество?
     - Этого никто не знает, - усмехнулся Стенхе. - Дело в  том,  что  оно
взорвалось и всю лабораторию Триману превратили в груду хлама.
     - От алхимика, надо полагать, тоже мало что осталось?
     - Разумеется.
     - Я знаю более безопасный способ добывать золото, -  сказал  Маву.  -
Берешь заступ и лопатишь песочек в устье Кравист.
     Догоняя обоз, тянущийся к Гертвиру, Стенхе на  капризы  принцессы  не
отвлекался. "Нас ждут", - говорил он, когда Савири просила его свернуть  с
пути, чтобы рассмотреть какую-нибудь очередную диковину: огромное  дерево,
причудливое скопление камней, цветы на лугу, рыб в ручье...
     Но когда их маленький отряд прибыл в назначенное место, а  обоза  все
не было, Стенхе разрешил принцессе развлекаться, как ей заблагорассудится.
Савири была недовольна: как раз здесь ничего интересного не было: с  одной
стороны  дороги  кочковатый  луг,  с  другой  -  и  вовсе  болото;   место
малопривлекательное и сырое, если не считать кургана,  на  котором  Стенхе
расположился, поджидая обоз. Савири стояла  на  камне  и,  скучая,  веткой
дробила  комок  лягушачьей  икры.  Разворошив  один  такой  комок,  Савири
переходила на другой камень и принималась за  следующий.  Маву,  стоя  над
ней, глубокомысленно следил за концом ее прутика. Нуатхо развел  костер  и
пристроил на нем котелок. Тааре лег  на  сухие,  нагретые  солнцем  камни,
прикрыл лицо шапкой и притворился спящим. Стенхе зашивал  дырку  в  теплом
вэрмаа принцессы и поглядывал на  дорогу.  Дорога  была  пуста;  ничто  не
предвещало появления принцессиного обоза.
     Когда Савири надоело тревожить  лягушачье  потомство,  он  присела  к
костру и начала мешать Нуатхо, то  подсовывая  в  огонь  клочки  полусырой
прошлогодней соломы, то теребя палкой тлеющие головешки. Нуатхо, разведший
костер по всем правилам, без заметного дыма,  сгреб  девочку  в  охапку  и
вручил скучающему Маву. Маву посадил принцессу на плечо и,  балансируя  на
кочках, пошел по болоту, показывая ей разные растения и рассказывая  о  их
свойствах, полезных  или  вредных.  Он  вовсе  не  думал,  что  это  будет
интересно принцессе, просто другого способа занять принцессу он не  нашел,
но Савири действительно увлеклась его объяснениями.
     - Эй, аптекарь! -  крикнул  наконец  Нуатхо.  -  Иди-ка  горяченького
похлебай.
     Маву вернулся к кургану. Стенхе расстелил вэрмаа, усадил Савири и дал
ей в руки кружку с обжигающим питьем. Савири зажала кружку между  колен  и
сунула нос в пар.
     - О-ой, вкусно, - протянула она.
     -  Не  разлей,  -  строго  сказал  Стенхе.  Кружка  Савири  угрожающе
накренилась. Девочка выровняла ее и нагнулась к краю.
     - Зачем ей такую тяжелую даешь, - вмешался Маву.
     - Где ж меньшую возьму? - пожал плечами Стенхе. Он присматривал,  как
бы Савири не опрокинула кружку. - Что ж ты позавчера не уследил?
     - Обоз идет, - проговорил Нуатхо,  вглядываясь  вдаль.  Стенхе  ловко
поймал кружку, чуть не опрокинутую вскочившей Савири. Маву  силком  усадил
девочку на место.
     - Что же это ты, госпожа? - попенял он. - Сказали тебе, не  урони,  а
ты нарочно бросаешь.
     Савири, усевшись, взяла в руки кружку и быстро выпила уже  остывающий
напиток. Потом она вернула кружку Стенхе.
     - Теперь можно? - вскочила она.
     Маву поднял ее на плечи.
     - Ох, - сказал он. - Ты уже тяжелая, госпожа.
     - Это ты потяжелел, как полдника! - рассмеялась Савири.
     Она с интересом всматривалась в ползущие по  дороге  повозки,  махала
руками, узнавая знакомые лица.
     Стенхе подозвал Нуатхо и Тааре.
     -  Предупредите,  чтоб  никто  не  болтал  о  Сургаре  и  Руттуле,  -
проговорил он одними губами.
     Нуатхо кивнул. Тааре с любопытством посмотрел на  обоих.  Вдвоем  они
сели на коней и помчались к обозу.
     - А мы, а мы? - заволновалась Савири.
     - А мы подождем, - сказал Стенхе. - Пусть они сами к нам едут.
     Как только обоз подъехал, Маву усадил маленькую  принцессу  в  крытую
повозку и камеристка принялась  наряжать  девочку  достойным  образом.  Ее
нарядили в душное,  сплошь  расшитое  бисером  и  оттого  негнущееся,  как
панцирь, платье. Платье было заметно велико, но камеристка  туго  затянула
шнуровку узорчатого лифа и с помощью булавок  уложила  юбку  в  затейливые
складки. После этого она принялась за прическу.
     - Она ей колтунов набьет, - проговорил Маву, прислушиваясь к  сопению
принцессы,  ее  вскрикиваниям  и  негромким  уговорам  камеристки.   Косой
принцесс