айярцы...
     - Да? Потом расскажешь, - отозвалась Сава.
     Малтэр поклонился. Когда он ушел, Сава распеленала арзрауский  меч  и
подошла к Руттулу. В руках его, сложенных на  груди,  она  вдруг  заметила
странные четки, которых никогда не  видела  раньше  в  доме  Руттула.  Она
осторожно высвободила из его пальцев  нитку  янтарных  бус  и  поднесла  к
глазам.
     А ведь бусы-то эти ей знакомы. Сава видела  их...  Да  что  там,  она
играла ими когда-то очень-очень давно. Потом они незаметно куда-то исчезли
- и вот объявились на другом конце  страны  в  руках  покойного  правителя
Сургары.
     Малтэр тихо появился рядом, заинтересованно кося взгляд на арзрауский
меч.
     - Откуда это? - спросила Сава, показывая бусы.
     - Это четки Руттула, - ответил негромко Малтэр.
     Сава обмотала бусы вокруг запястья и указала на меч:
     - Помоги мне...
     Вдвоем они опоясали тело Руттула арзраускими раззолоченными  ремнями;
Малтэр, с почтением рассмотрев меч, поцеловал его и вложил в ножны.  Мирау
стоял рядом  с  лучшим  плащом  Руттула,  которому  предстояло  стать  его
саваном.
     Сургарского принца укутали в просторный плащ, и Сава, перед тем,  как
черная пушистая шерсть скрыла лицо Руттула, еще раз поцеловала его.
     - Отнесите его в лодку, - приказала Сава.
     Сама она следовала за его  телом.  Когда  она  вышла  во  двор,  Сава
машинально подобрала подол, чтобы драгоценный бархат  не  пачкался  о  еще
сырой ил, нанесенный наводнением.
     Тело положили в лодку, и Сава села  рядом.  Гребцы  в  предрассветных
сумерках отвели лодку согласно приказу к глубокому омуту.
     - Бросайте, - приказала Сава. Один из гребцов привязал к телу Руттула
Тяжелый кувшин с  золотом.  Главным  предназначением  этого  кувшина  было
снабжение сургарского принца в загробном мире наличными деньгами; вдобавок
он должен был послужить грузом, чтобы тело не всплыло.
     Гребцы перевалили  тело  за  борт.  Сава  в  оцепенении  смотрела  на
уходящее в темную воду черное пятно. Она собиралась бросить вслед  телу  и
бусы, но что-то удержало ее от этого; может быть, приятная теплота  бусин,
совсем неказистых на вид. Теплота бусин...
     Эти невзрачные бусы были в его руках, когда он умирал, они  согревали
его пальцы, когда стыла кровь, они вобрали в себя его дыхание...
     Нет, эти бусы Сава не выбросит.
     -  Здесь  глубоко,  -  сказал  один  из  гребцов,  подумав,  что  она
сомневается, надежна ли могила. - Омут бездонный.
     Бездонный? Нет, конечно. Но даже в самую  сильную  засуху  глубина  в
этом месте оставалась не менее двадцати саженей; Руттул когда-то  промерял
озеро, подыскивая тайник для глайдера. Он отметил здесь  еще  мощный  слой
ила. Глайдер тут держать было нельзя - он становился  прямо-таки  мохнатым
от грязи... Ах да, глайдер!
     Сава вынула "стажерский ключ" и отправила глайдер  в  горя,  в  озеро
Праери, где  глайдер  прятался  до  прошлого  вечера.  Сава  очень  быстро
ощутила, что глайдер вышел из поля действия "ключа"; случайно она поднесла
"ключ" к бусам, и тот крепко прицепился к крайней из бусин. Сава  с  силой
отцепила "ключ", а потом опять вернула его на прежнее место. Похоже,  одни
руки сделали и "ключ", и "бусы"...
     Лодка  уткнулась  в  берег.  Сава  вышла  из  задумчивости.   Малтэр,
встревоженный, расхаживал по берегу.
     - Тебе, наверное, надо отдохнуть, госпожа моя, - сказал Малтэр, когда
они возвращались к дому.
     - Я не хочу отдыхать, Малтэр, - проговорила Сава. Она остановилась  и
глянула на него сухими глазами. - Я вообще не хочу жить, Малтэр.
     - Так нельзя говорить, - ответил быстро  Малтэр.  -  Тебе  плохо,  ты
устала, у тебя горе. Но так говорить нельзя. Не гневи богов. Поплачь,  моя
госпожа. Слезы смягчают горе...
     - Я знаю, Малтэр, - послушно кивнула Сава. - Но я  не  могу  плакать,
хоть у меня на сердце камень. Тяжело, Малтэр.  И  знаешь,  у  меня  сейчас
такое чувство, будто я не живу,  а  смотрю  со  стороны  на  себя  как  на
чужую...
     - Пойдем,  -  протянул  руку  Малтэр.  -  Тебе  надо  ознакомиться  с
завещанием.
     Сава вошла в приемную Руттула и села в кресло для посетителей. Малтэр
подозвал нотариуса. Тот развернул свиток.
     "Я, Эрих Кениг, именуемый Руттул,  завещаю  супруге  моей  государыне
Карэне Оль-Лааву владетельное право на Сургару. Также завещаю ей все,  что
имею, и даю разрешение на повторный брак по  собственному  выбору,  но  не
ранее трех лет после моей смерти".
     Сава глянула на пергамент. Подпись Руттула,  печать  Руттула,  печати
свидетелей и расписка нотариуса. Какое короткое завещание... Иные господа,
знатные и не очень, перечисляют в  завещании  каждую  подушку  или  ночную
сорочку; Руттул же обошелся двумя фразами...
     А мог бы и не писать завещания вовсе,  подумала  Сава.  К  чему  оно,
завещание?  Что  завещать-то,  благородные  господа?  Страна  разорена;  в
верховьях Ландры рыскают саутханцы, а майярцами осажден  полупустой  после
наводнения Тавин.
     Что, что теперь будет с высокой государыней Оль-Лааву? И что будет  с
тобой, Сургара?
     ...Жила-была девочка. Но сейчас ей вовсе не хотелось жить...


                            ЗДЕСЬ ЗАВЕРШАЕТСЯ
                         ПЕРВАЯ КНИГА СТРАНСТВИЙ
                  ПРИНЦЕССЫ КАРЭНЫ УР-РУТТУЛ ОЛЬ-ЛААВУ,
             вошедшей в сказания Великого Майяра под именем
                               ХЭЙМИ КАРМИ