спожой, - ответил Стенхе и обратился к девочке: - Поедем
завтра, а, госпожа?
     - Поедем, поедем, - обрадовалась маленькая принцесса.
     День прошел в хлопотах. Няньки и мамки  укладывали  узлы  и  сундуки,
Стенхе спокойно указывал, что упаковывать отдельно; этот-то небольшой узел
и уехал с ним завтра на вьючном муле;  остальное  так  и  осталось  лежать
грудой во дворе. Бабий рев ("как  же  без  ничего  ехать,  ни  одежек,  ни
постелей пуховых?") оборвал голос Карэны, прогремевший из окна:
     - Уймитесь бабы! Стенхе, ты готов?
     - О да, мой господин, - отвечал невидимый в утренней тьме хокарэм.
     - Так откройте ворота, - приказал Карэна. - Пусть берегут вас Святые,
Стенхе.
     Принцесса, разбуженная очень рано, капризничала спросонья,  но  когда
ей напомнили, что она уезжает, оживилась и безропотно дала собрать себя  в
дорогу. Теперь она сидела  на  коне  впереди  Маву  и  в  ожидании  выезда
заплетала в косички лошадиную гриву.
     - Попрощайся, - подсказал Маву, и девочка  послушно  замахала  рукой,
оборачиваясь лицом в неясную толпу, едва освещенную факелом.
     С резким скрипом на все лады отворились ворота, поднялась  решетка  и
опустился через ров мост.
     - Что ж, поехали, - сказал  Стенхе,  и  две  лошади  и  мул  миновали
башню-ворота, оказавшись на дороге, проложенной через  скошенное  ячменное
поле.
     До Горячих  ключей  было  около  двух  дневных  переходов.  Маленькая
принцесса  с  любопытством  посматривала  вокруг,  задавала   бесчисленные
вопросы. Путешествие было для нее в новинку. В сущности, мир  до  сих  пор
она видела только со стен замка  Карэны;  теперь  же,  когда  она  наконец
оказалась на воле, все, буквально все  привлекало  ее  внимание,  все  она
хотела рассмотреть поближе, дотронуться до всего руками, поэтому небольшой
караван часто делал остановки, и Маву едва успевал следить за  принцессой.
Несколько раз он предупреждал ее, чтобы она не тянула в  рот  что  попало,
потом нарочно не заметил, когда она сорвала  волчью  ягоду:  одной  ягодой
отравиться мудрено, зато горечь надолго запомнит. И точно  -  почувствовав
горький вкус, девочка долго плевалась, зато стала  осторожней,  и  поздние
осенние ягоды теперь ела только с разрешения взрослых.
     Разумеется, путешествие поэтому заняло гораздо больше двух  дней,  но
Стенхе, как оказалось, вовсе не собирался спешить. Главным для  него  было
побыстрее выбраться из замка Карэны, а вот вне стен замка он опасностей не
видел. И погода вдобавок стояла  сухая,  солнечная,  хоть  и  с  морозными
ночами, но, по мнению Стенхе, очень полезная для здоровья, поэтому  Стенхе
и посчитал возможным потакать капризам принцессы.
     На третий день, когда они проезжали мимо сосновой  рощи,  Маву  вдруг
вскрикнул и метнул нож. Стенхе, загораживая собой девочку, оглянулся.
     - Что случилось? - спросил он, видя, что Маву, спешившись, смотрит  в
траву, где, как сначала показалось Стенхе, билась в агонии большая птица.
     - Что это такое, Стенхе? - проговорил  Маву,  не  отводя  взгляда  от
своего трепещущего трофея.
     - Дракончик! - восхитилась девочка. - Ой, какой страшный!
     Невиданное создание было страшным и красивым  одновременно.  Пожалуй,
только в кошмарном сне могло присниться этакое сверкающее  чешуей  длинное
тело, снабженное парой кожистых крыльев, голова, почти  целиком  состоящая
из пасти,  которая  напоминала  клюв,  усеянный  мелкими  острыми  зубами.
Правда, тварь была небольшой, размером с ворону, но никакая ворона,  да  и
вряд ли какая птица Майяра могла бы соперничать с этим адским  исчадием  в
великолепии окраски. То вспыхивая изумрудом, то угасая почти до черноты, а
то сверкая созвездием золотых искр, уродливое создание прощалось с жизнью.
     - Это ящерица-летяга, - сообщил Стенхе.
     - Ящерица? - переспросил  Маву.  -  Больше  похоже  на  какого-нибудь
демона. Никогда таких не видел.
     - Они редко встречаются, да и  не  живут  в  наших  краях,  -  сказал
Стенхе. - Странно, как он здесь на севере оказался?
     - А ты их видел?
     - Да, у Марутту такой был в клетке. А живут они в приливных болотах в
устье Ланна.
     - Хищные?
     Стенхе смерил Маву взглядом:
     - Ну, ты-то ему не по зубам. Мыши, лягушки...
     - Зря, значит, убил бедолагу, - вздохнул Маву. -  Я  ведь  испугался:
что за чертовщина, думаю...
     - Он бы в наших краях не выжил, - успокоил его Стенхе.
     - Я чучело сделаю, - оживился Маву.
     Стенхе, кивнув, спешился и взялся устраивать привал.
     Маву, аккуратно распотрошив ящера, вдруг поднял голову:
     - Слушай, да как оно летает на таких-то крылышках?  У  кожана  крылья
побольше будут.
     - А зачем ему летать? - отозвался Стенхе, разогревая  на  костре  еду
для принцессы. - Он перепархивает с ветки на ветку; ему достаточно. Говорю
же - летяга.
     Маву пожал плечами и принялся за работу.
     Других приключений по дороге не было.
     Таким-то образом к концу недели они и добрались  до  Горячих  ключей.
Официально же было объявлено, что принцесса Савири отправлена погостить  в
монастырь Ваунхо-гори. К  настоятельнице  монастыря  был  послан  гонец  с
просьбой поддержать тайну;  настоятельница  была  родственницей  Карэне  и
беспрекословно согласилась, так что можно было надеяться, что,  когда  это
понадобится, никто не узнает, где  находится  принцесса.  И  уж  наверняка
никому бы и в голову не пришло заподозрить, что принцесса может скрываться
в Горячих ключах.
     Кто бы подумал, что маленькую принцессу прячут рядом с замком Ралло?
     Лет четыреста назад замок Ралло был таким же,  как  и  все  остальные
крепости этой страны: несколько башен разной высоты,  прижавшихся  друг  к
другу. Осады не были  приняты  тогда;  все  хозяйственные  постройки  были
снаружи; на время нападения домашний скот просто загоняли в замок.
     После аоликанского завоевания замок пришел  в  упадок.  Другие  замки
заняли новые хозяева, перестраивая их на свой лад; замок  же  Ралло  из-за
бьющего в подвале горячего источника долго стоял заброшенным, а потом  его
облюбовали хокарэмы, не боящиеся ни бога, ни черта.
     В замке Ралло сейчас было что-то вроде хокарэмской школы;  туда  чуть
ли не с пеленок привозили детей, а старые опытные хокарэмы учили их  своим
мудреным наукам. Слухи об этой учебе ходили и подавно страшные, и в чем-то
эти слухи были оправданы: детская смертность в замке была куда  выше,  чем
даже в голодных, пораженных лихорадкой ирауских деревеньках, но  зато  те,
кто выживал, были приспособлены к жизни куда лучше, чем обыкновенные люди,
а уж если вспомнить о специальной подготовке...
     Но говоря о Горячих ключах,  Стенхе  имел  в  виду  иное  место:  оно
находилось в лиге от замка.  Там  било  несколько  горячих  источников;  в
небольшом озере вода была теплая, в иных местах почти кипяток. Здесь стоял
деревянный дом, который, казалось, был перенесен сюда из Аруира  -  совсем
нездешнего вида, с окнами,  затянутыми  промасленным  тонким  полотном,  с
резными ажурными ставнями и еще одними - глухими, с широкими  верандами  и
печами с высокими трубами.
     Выглядел  дом  невероятно  приветливо  и  резал  взгляд   совершенной
беззащитностью. От нападения разбойничьих шаек эти стены не  уберегли  бы,
да только вот не было охотников нападать на этот сияющий беспечностью дом.
     Здесь  жили  хокарэмы.  Они  приходили  сюда  отдохнуть   от   забот,
обменяться новостями, просто повидаться с друзьями.  Хокарэмское  братство
хорошо всем известно: хокарэмы,  служащие  принцам-врагам,  друг  к  другу
вражды не питали. Дано известно, что хокарэма против хокарэма  драться  не
заставишь; уж если  они  и  схватывались,  это  значило  только,  что  бой
учебный. Зато с прочими они не церемонились; слава у них была страшная.
     Оборотни, люди с волчьими сердцами, а может, и не люди вовсе; умеющие
невозможное,  совершающие  невероятное,  иногда  даже   превращающиеся   в
невидимок...
     Многое говорили о них.
     Официально считались они рабами. Но странное и не похожее ни  на  что
было это рабство. Их не покупали - они поступали  на  службу  и  приносили
присягу верности, которую могла нарушить лишь  смерть,  причем  не  только
смерть хокарэма. От клятвы освобождала  и  смерть  господина;  хокарэм  не
обязан  был  служить  его  наследникам.  После   похорон,   проследив   за
выполнением завещания, хокарэм мог быть свободен, как птица, а  мог  снова
принести такую же клятву другому господину. Но такое обычно  случалось  не
часто - освобожденные от клятвы хокарэмы  предпочитали  выполнять  разовые
поручения или наниматься на  какой-то  небольшой  срок.  Вообще  же,  быть
свободным с самого начала,  считалось  невозможным;  обычай  полагал,  что
только давший клятву может считаться настоящим хокарэмом.
     Стенхе был из хокарэмов, принесших клятву вторично. Ранее  он  служил
принцу Равини, сыну Карэны, дядьке Савири. После его смерти -  а  умер  он
совсем молодым - Стенхе решил, что служба  еще  одной  знатной  особе  ему
более нравится, чем вольная, но беспокойная жизнь, принес клятву принцессе
Савири, и размеренная, привычная жизнь для него продолжилась.
     Маву же был совсем мальчишкой, когда его выбрал принц  Карэна;  выбор
ему польстил, но с течением времени Маву понял, что такая жизнь ему не  по
нраву. Однако оставалось только нести охрану  малолетней  принцессы  и  не
допускать в голову мысли, что многие дети умирают совсем маленькими...
     Но не закладывалось в его  головушку  желание  избавиться  от  обузы.
Малышку он лелеял и берег тем тщательнее, чем больше одолевала его  тоска;
хорошо еще, росла Савири бойкой и уследить за ней  было  трудно,  так  что
времени свободного на глупые мысли у него почти не оставалось.
     Приезд в Горячие ключи стал для Маву настоящим отдыхом.  Непоседливая
веселая девочка сразу понравилась живущим  здесь  хокарэмам;  Стенхе  даже
побаивался, что ее забалуют. Вреда же ей,  он  знал,  никто  причинить  не
захочет. Поэтому он без  колебаний  отпускал  ее  с  кем-нибудь  из  своих
друзей, сам же оставался на террасе. В один из таких  дней,  когда  Савири
увела одного из хокарэмов купаться, Стенхе решился показать амулет. Он его
именно показал, без всяких объяснений или историй, пустил бусы  по  рукам,
сказав просто: "Посмотрите..."
     Сначала никто не заметил ничего странного, потом  кто-то,  зная,  что
такую  чепуху  Стенхе  без  задней  мысли  показывать   не   будет,   стал
приглядываться повнимательнее.
     - О-ох!.. - сказал вдруг этот кто-то. - Откуда это у тебя?
     Стенхе молчал. Хокарэмы сбились в круг;  бусы  вертели  так  и  этак,
пробовали на разрыв, пытались поскоблить камешки.
     - Такое невозможно, - говорили они категорично один за другим. -  Эта
вещь существовать не может.
     - А это что, по-вашему?
     - Обман чувств.
     - Ха! - воскликнул один. - Хорош обман  чувств!  Что  это  за  штука,
Стенхе?
     - Ожерелье Рутти Ану Нао, - сказал Стенхе.
     Никто, конечно, не поверил, что это легендарное  ожерелье  прекрасной
богини. Но все-таки послышался любопытный ироничный голос:
     - А желания оно выполняет?
     - Смотря какие, - отозвался Стенхе. - Если мешок  золота  захочешь  -
нет, а вот языку новому научить может, я пробовал.
     Хокарэмы не верили. Стенхе рассказал все как было,  но  они  пожимали
плечами. В чудодейственные амулеты у хокарэмов веры нет.
     Послышался на тропинке  топот  и  звонкий  голос  Савири.  Ничуть  не
смущаясь тем, что ее спутник глухой, Савири болтала,  задавала  вопросы  и
сама же на них отвечала.
     - Отдайте бусики, - потребовал Стенхе и поспешно  спрятал  амулет.  -
Она не должна их видеть.
     Глухой Нуатхо внес на плече закутанную в покрывало девочку.
     - Мы купались! - объявила Савири во весь голос.
     - Понравилось? - спросил один из хокарэмов, принимая ее на руки.
     - Да!
     Еще бы не понравилось ей купание в теплом озере! В озере  можно  было
выбрать место, где вода была прохладнее или горячее - по вкусу, а  ведь  в
это время на склонах окрестных гор уже лежал снег. Зима,  как  это  обычно
бывает здесь, на севере, наступила сразу. Первый, слякотный еще  снегопад,
начавшийся однажды после полудня, к вечеру превратился в настоящую  вьюгу,
а два дня спустя везде лежал толстый слой снега, который не сойдет уже  до
самой весны. Везде -  но  только  не  в  долине  Горячих  ключей.  Воздух,
прогревающийся над озером и теплая земля  мешали  улечься  белому  зимнему
покрывалу.  Нерукотворное  чудо  Горячих  источников  восхищало  маленькую
принцессу; предрассудки ее соплеменников еще не проникли в детскую душу, и
каждый день, проведенный в этом сыром, туманном месте  казался  праздником
после привычной жизни в пропахшем плесенью мрачном замке.
     - Спать хочу! - потребовала Савири.
     - Не капризничай, - недовольно сказал Стенхе.
     - Почему капризы? - возразил хокарэм, державший на руках  девочку.  -
Не удивительно, что после купания спать хочется.
     - Не будет она спать. Баловаться будет.
     - Буду баловаться, - согласилась Савири.
     - А я ее укачаю, - сказал хокарэм. - Колыбельную спою.
     - Хочу, хочу колыбельную!
     - О боже, - вздохнул Стенхе. - Что за наказание! Ведь большая уже...
     Савири унесли, а Нуатхо присел рядом с друзьями. В неведеньи  его  не
оставили, хотя докричаться до него было  трудно;  Нуатхо  обычно  носил  с
собой небольшую вощеную дощечку, и его друзья брали на себя труд писать на
той дощечке содержание разговора.
     - Забавно, - сказал Нуатхо тихо; он  заставлял  себя  умерять  голос;
порой он с этим перебарщивал, и шепот его был не слышен.  -  Вот  у  меня,
например, тоже есть желание, так можно его загадать?
     - Попробуй, - протянул ему амулет Стенхе. - Чем черт не шутит.
     Нуатхо провел ладонью по гладким бусинам.
     - Забавно, - повторил он. - Теплые.
     Бусы Нуатхо вернул через пару дней.
     - Ну как, помогли? - спросил Стенхе.
     - Помогли, - сказал Нуатхо.
     - А что ты хотел?
     - Научиться слышать.
     И Стенхе только сейчас  сообразил,  что  за  последний  день  вощеные
дощечки еще ни разу не понадобились.
     - Ты слышишь? - удивился он.
     - Нет, - ответил Нуатхо. - Зато вижу, что ты говоришь.
     После этого случая бусы пошли нарасхват. Мистика - мистимкой, а  если
волшебство помогает, почему бы им не воспользоваться? Пусть даже если ты в
волшебство не веришь...



                                    3

     В то время,  когда  маленькая  принцесса  проводила  зиму  в  Горячих
ключах, старый  принц  Карэна  совершал  путешествие  в  Гертвир.  Подошло
высчитанное астрологами время очередного  собрания  Высочайшего  Союза,  и
Карэне, хотел он того или не хотел, пришлось  отправиться  в  путь.  Из-за
своих болезней верхом он ехать не мог, а тряская повозка тоже была  не  по
вкусу. Он выбрал паланкин, и дюжие парни несли  его  на  своих  плечах  до
самого Ланна. Когда же его караван достиг реки, там уже ждали буерные сани
и с северным ветром да по толстому гладкому льду караван устремился к югу.
Дорога  не  была  однообразной:  когда  стихал  ветер,  запрягали  в  сани
подкованных шипастыми подковами лошадей, а когда снежные сугробы закрывали
лед, пришлось поменять коньковые полозья на лыжи.
     Ближе к Гертвиру от путешествия по реке и вовсе пришлось  отказаться.
Здесь, на равнине, открытой ветрам южного Торского моря, зима была гнилая,
не снежная, а скорее дождливая, лед на реке стал тонок и зиял  разводьями,
и Карэне пришлось снова воспользоваться паланкином.
     Гертвир Карэна не любил. Город этот, бестолковый и вонючий, раздражал
его,  да  и  жить  здесь  приходилось  в  полуразрушенном  родовом  замке,
умаляющем достоинство. Тем не менее приходилось смиряться с  этим;  Карэна
ждал, с нетерпением ждал тот момент,  когда  сможет  наконец  возвести  на
майярский престол свою внучку и переселиться в королевский замок Лабану  в
качестве регента при малолетней государыне.
     Рассказ Стенхе о чужом амулете Карэна решил проигнорировать. Конечно,
влияние его бесспорно, но  лишаться  удобного  случая  упрочить  свой  род
Карэна не хотел; он полагал, что скрыть происшествие с "янтарными  бусами"
не составит труда. И он без тягостных предчувствий послал своего  хокарэма
в Артва-Орвит, Замок Союза, где должна была произойти встреча.
     Так что перед  закатом  принцы  собрались  в  Круглом  зале,  заранее
подготовленном. Тут все проверили хокарэмы:  семь  хокарэмов  -  каждый  в
отдельности -  гарантия  безопасности,  и  принцы  сели  за  круглый  стол
наедине, для предварительного разговора.
     Семь принцев сидели за столом, семь человек, чья власть была освящена
божественным цветком Оланти. Драгоценный знак, изображающий этот цветок из
легенды, сиял на груди у каждого из семи принцев.  Считалось,  что  Оланти
делает его обладателя почти равным  королю,  но,  собравшись  вместе,  эти
высокие  господа  были  в  силах  диктовать  королю  свою  волю  -  и  они
пользовались этим правом всякий раз, когда их собрание - Высочайший Союз -
приходил к единодушному решению. Для достижения  этот  единодушия  высокие
принцы вовсе не брезговали сделками; нельзя сказать, что голос "за"  можно
купить, но склонить принца к согласию тем или иным способом возможно почти
всегда.
     Официально все принцы были равны; фактически же за каждым из них были
разные силы. В то время, когда принцы собрались в Артва-Орвит,  наибольшую
власть в Высочайшем Союзе имели принцы Горту, Ирау и Марутту.
     Карэна был  из  второстепенный  членов  Союза,  если  бы  не  получил
несколько лет назад возможность выдать одну  из  своих  дочерей  замуж  за
короля. К тому же пару лет назад, после смерти  старого  принца  Горту,  к
нему перешло старшинство в Союзе, и обоими этими обстоятельствами он вовсю
пользовался.
     Теперешний принц Горту, которого  еще  по  привычке  иногда  называли
молодым Горту, был сейчас тридцатидвухлетним красавцем,  высоким,  видным,
сказочно богатым.
     Его одногодок Марутту был не так богат и не  так  красив;  он  сильно
сутулился и его за это звали "горбатым". Зато в Высочайшем Союзе он был  с
одиннадцати лет, получив знак Оланти в наследство после своего отца.
     Ирау был уже стар и мог надеяться на то, что старшинство после Карэны
перейдет к нему. Был он довольно богат, но и вместе с тем скуп;  над  этим
его недостатком посмеивался весь Майяр.
     Принцы Кэйве и Катрано  особыми  достоинствами  или  недостатками  не
отличались; Высочайший Союз был  для  них  только  средством  демонстрации
своей власти - Горту, Марутту и Ирау последнее время все  переговоры  вели
между собой, предоставляя другим подтверждать их решения.
     А седьмой  принц,  полунищий  Байланто-Киву,  постоянно  мутил  воду,
пытаясь с каждого решения урвать кусок пожирней. Его действия вызывали  бы
больше сочувствия, если бы он не был так жаден  и  назойлив;  а  видя  его
острый, бесплодно рыскающий в поисках выгоды нос, люди смеялись  над  ним,
если не в глаза, но в спину.
     Многие полагали, что Байланто-Киву позорит Высочайший Союз, но лишать
его знака Оланти не было никакой законной возможности. Горту наполовину  в
шутку предлагал  Байланто-Киву  уступить  знак  Оланти  их  общему  родичу
Лэуртхо и соблазнял жадного принца щедрой мздой,  но  тот,  поколебавшись,
все же решил оставить Оланти себе, надеясь извлечь из него побольше выгод.
     Таковы были господа, сидящие сейчас за столом.
     Неожиданно для всех начал разговор Байланто-Киву.  Он  завел  речь  о
том, что наследник Верховного короля не очень здоров, не исключено, что он
умрет раньше, чем  король,  и  право  наследования  перейдет  к  принцессе
Оль-Лааву. Безусловно, это понимали все. Но  зачем  Байланто  говорит  все
это?
     - Принцесса Оль-Лааву не может стать  государыней  Майяра,  -  сказал
Байланто. - Принцесса попала под влияние чужо