есте от  уставшей
лошади, но в этом случае шансы Маву ее догнать повышались, и он  наверняка
догнал бы ее, если  б  на  скользком  обледенелом  склоне  лошадь  его  не
поскользнулась и не упала  с  тропы.  На  его  счастье,  склон  здесь  был
сравнительно полог; разбиться он не разбился, но в результате  падения  он
лишился всех преимуществ перед Савой: лошадь его пропорола себе  брюхо  на
остром осколке скалы и ее пришлось прирезать; сам он был изрядно  помят  в
этом падении, и хотя переломов и вывихов как будто  не  было,  ступать  на
правую ногу стало больно. Вдобавок он довольно много времени  потратил  на
карабканье до тропы, так что в долину Праери  он  добрался,  когда  совсем
стемнело.
     Савы в долине не было. Маву настойчиво прислушивался к каждому звуку;
в ночной тишине он услышал бы любой  шорох,  но  ничто  не  тревожило  его
чуткие уши. Он проковылял к обычному месту стоянки. Здесь стояли шатры, но
не понравился их вид хокарэму; не было в этих шатрах ни единой живой души.
Заиндевевшие холсты порезаны в клочья, шатровые шесты завалились  кое-где,
в неглубоком снегу валялись окоченевшие  трупы.  Маву  стер  снег  с  лица
одного из мертвых, навзничь лежащего у шатра и узнал конюха Тарву. Судя по
всему, резня произошла уже давно, по крайней мере недели полторы назад.
     А где  искать  Саву?  Хокарэм  понял,  что  этой  ночью  искать  Саву
бессмысленно. До Сургары, если она пойдет туда, еще  далеко;  Маву  сумеет
перехватить ее. Была, конечно, опасность, что она  попадет  в  беду,  пока
одна, но Маву знал, что Сава,  предупрежденная  страшным  зрелищем,  будет
настороже. Поэтому он счел себя вправе отдохнуть и устроился на  ночлег  в
одном из наиболее уцелевших шатров, завернулся в меховой  плащ  и  заснул,
ничуть не тревожась мыслью, что тут же рядом лежит мертвец.
     Проснулся он с первыми лучами  зари.  Побаливало  тело  от  вчерашних
ушибов, неплохо было бы искупаться в теплой воде и сделать массаж - но  об
этом приходилось надолго забыть.
     Маву взял из своей сумки кусок  промерзшей  солонины,  вяло  пожевал,
поглядывая по сторонам, потом подумал и закусил черствой лепешкой, глотнул
их фляги меду. Мед показался обжигающим, и Маву почувствовал себя бодрее.
     Когда совсем стемнело, Маву заметил в стороне от своих следов цепочку
маленьких. Сава была  в  лагере  прошлым  вечером.  Он  пошел  по  следам,
покружил по лагерю, стараясь смотреть на него глазами  Савы.  Что  он  мог
сказать? Руттула среди мертвых не было; была Хаби и многие хорошо знакомые
Маву слуги. Нападение, судя по всему, произвели саутханцы.
     Но действия Савы оказались непонятными для  хокарэма.  Ему  думалось,
что, не найдя Руттула, Сава двинется на юг, в Сургару. Она пошла на восток
по берегу озера. Маву шел по ее следам, не  видя  никакой  причины  такого
похода. Но он не подозревал, что следы вдруг оборвутся.
     Он оторопело посмотрел на цепочку следов, ведущую в никуда. Последние
следы были чуть четче, как если б Сава подпрыгнула.  Но?..  Подпрыгнула  и
осталась висеть в воздухе? Маву в подобные вознесения не верил.
     А вокруг был только тонкий слой снега, на котором отпечатались  следы
Савы, следы Маву и еще восемь каких-то странных отпечатков,  расположенных
по окружности. И как раз в центре этой окружности обрывались следы Савы.
     Маву еще раз прошел вдоль полоски Савиных следов. Шагов  за  двадцать
до конца пути Маву заметил: она  помялась,  задержалась  ненадолго,  после
чего пошла дальше и исчезла.
     Маву присел у одного из странных отпечатков. Что бы это  могло  быть?
Лезли в голову Стенхевы побасенки об огромных драконах, птицах  Кгантри  и
прочих чудищах. Маву такие объяснения принять не мог, но не  мог  найти  и
разумной причины исчезновения Савы. В таком-то оцепенении Маву и пребывал,
когда услышал конский топот. Приближающийся отряд был  немногочисленным  -
всего девять человек. "Арзраусцы, - узнал Маву. -  Что,  тоже  за  поживой
слетелись?" Он приготовился драться; хорошая драка - это как раз  то,  что
сейчас ему было нужно; Маву не любил думать о непонятном.
     Арзраусцы приближались; вид Маву тоже не внушал им доверия, да и кому
мог внушить доверие коренастый дюжий детина, обтрепанный и  расцарапанный?
И к тому же арзраусцы, спрашивая прохожих о "мальчике Карое",  уже  знали,
что от Интави следом за ним отправился какой-то  подозрительный  парень  с
кэйвеским выговором. Немудрено, что Паор (а именно он был во главе отряда)
заподозрил недоброе.
     - Эй ты! - закричал он. - Что ты сделал с принцессой Арет-Руттул?
     - Чего? - отозвался удивленный Маву.
     - Что ты сделал с  высокой  госпожой,  бродяга?  -  прикрикнул  Паор,
надвигаясь на хокарэма.
     - А кто ты такой, господин, чтобы думать  о  безопасности  сургарской
принцессы? - осведомился Маву, как показалось арзраусцам, довольно нагло.
     - Разве я обязан давать тебе отчет, смерд?
     Маву стащил с себя куртку; на его рубашке засиял золотом  и  кармином
герб Карэна.
     - Я хокарэм принцессы Арет-Руттул, - многозначительно ответил Маву. -
А вот что вам от нее нужно, господа?
     - Но где же она? - воскликнул Паор. -  Ведь  ей  угрожает  опасность.
Разве майярцы пощадят жену Руттула?
     - Она майярская принцесса, - напомнил Маву.
     - Она настоящая сургарка, - возразил Паор. - Разве майярские  женщины
бывают такими, как она? Но что ты тянешь время, хокарэм принцессы?  Ты  не
доверяешь мне?
     - Доверяю, -  ответил  Маву.  -  Я  всем  доверяю.  Я  доверчив,  как
последний дурак. Но скажу вам, господа, честно, что я не знаю, где  сейчас
находится принцесса.
     - Не обманывай, - покачал головой Паор.
     - Не обманываю, - с горечью усмехнулся Маву. - Вчера госпожа  была  в
этой долине. Где она сейчас - мне не известно.
     - Она не могла далеко уйти,  -  сообразил  Паор.  -  Ищите  все!  Кто
найдет, получит от меня перстень с рубином...
     Всадники оставили Маву  одного.  Хокарэм  поискал  затоптанные  следы
странных лап, а потом, так ничего и  не  поняв,  пошел  по  направлению  к
Тавину. Для Стенхе он на на видном  месте  оставил  под  камнем  подробную
записку.
     Одно было ясно Маву: он непростительно опоздал.



                                    5

     Сава, едва поняв, что в горном  лагере  Руттула  нет  ни  живого,  ни
мертвого, первым делом, не разбирая дороги бросилась к озеру. Если бы Маву
не карабкался в это время по ненадежному склону, выбираясь  из  осыпи,  он
нашел бы ее в темноте по тому шуму, который она производила, спотыкаясь  и
падая.
     На счастье, "стажерский ключ" был при ней; она носила его  на  шнурке
на шее, как иные люди носят талисманы; она скорее рассталась бы со  знаком
Оланти, чем с подарком Руттула.
     Глайдер был на месте; она почувствовала  это,  едва  включив  "ключ".
Взволнованная,  она  чуть  не  посадила  глайдер  на  себя;  она   вовремя
отпрыгнула в сторону, когда над ней завис темный цилиндр,  появившийся  из
туманной мглы.
     Сава не приняла в расчет  порывов  ветра;  догадалась  об  этом  и  с
поспешностью велела выпустить ступоходы.
     В  глайдере  было  тепло.  Сава,  бросив  куда  пришлось  драгоценный
арзрауский меч, прогрела застывшие пальцы  у  голубого  шара  гравитора  и
подняла глайдер примерно на лигу вверх. У нее было мало  сил;  она  решила
поесть. Когда-то (сто лет назад?) Руттул, показывая ей диковинки глайдера,
показал и запасы пищи, которые могли годами не портиться.  Сава  тогда  не
рискнула попробовать то, что было приготовлено много лет назад, когда и ее
самой на свете не было, но сейчас ей необходимо было хоть немного  поесть.
Она  сделала  все  так,  как  было  нарисовано   на   забавных   рисунках,
опоясывающих шаровидную, чуть сплюснутую  банку:  отвернула  полушарие  на
четверть оборота, сильно встряхнула и, когда банка нагрелась,  открыла  ее
полностью. Она осторожно сняла пленочку, прикрывавшую  одно  из  полушарий
плошек. Пахло странно, незнакомо, но совсем не неприятно. И уж  во  всяком
случае суп, который оказался в этой плошке, был вовсе  не  испорчен.  Сава
выпила суп единым глотком, сожалея, что его так  мало.  Во  второй  плошке
было мясо, тушеное с  какими-то  овощами,  блюдо  на  вкус  и  запах  тоже
незнакомое, но вполне съедобное.
     Поев, Сава бросила посуду в "утилизатор" и занялась  делом.  Курс  на
Тавин глайдеру был знаком, и  несколько  минут  спустя  Сава  зависла  над
городом, пытаясь разобраться  на  "экранах",  что  случилось  со  столицей
Сургары. Но ночь все скрывала, и даже "инфракрасный режим" не очень  помог
Саве. Все-таки кое-что  она  рассмотрела:  вокруг  Тавинского  озера  было
разбито несколько  лагерей.  Кто  это  был?  Зачем?  Почему?  Сава  решила
спускаться в город: город, несмотря ни на что, был  обитаем,  и  там,  она
надеялась, найдется кто-нибудь, кто объяснит ей ситуацию.
     Ночь была темна, безлунна и беззвездна; Сава  понимала,  что  посадку
глайдера никто не увидит, и смело  повесила  глайдер  над  широкой  крышей
конюшни во дворе дома Руттула. Ступоходы она  выпускать  не  стала,  ловко
спрыгнула с тяжелым свертком на покатую крышу и отправила глайдер высоко в
небо (если послать его вверх на несколько десятков лиг вверх, никто его не
увидит даже днем).
     В Руттуловом доме было темно, как и полагалось  бы  ночью,  но  когда
Сава спустилась с крыши вниз, она даже впотьмах обнаружила, что  здесь  не
все благополучно. Коней не было, сено пропахло гнилью, а земля под  ногами
противно чавкает, превратившись в грязь.  Чавканье  это  привлекло  чье-то
внимание; Сава  услышала,  как  над  головой  стукнула  ставня  и  хриплый
незнакомый голос спросил:
     - Эй, кто здесь?
     - Я здесь, - ответила Сава спокойно.
     Сверху из окна  высунулась  рука  с  фонарем.  Незнакомый  привратник
оглядел Саву с головы до ног и проворчал:
     - Что тебе?
     - Я хочу войти, - объяснила Сава.
     - Ладно, - после некоторого раздумья сказал привратник. - Если ты там
не один, пеняй на себя.
     Сава ждала. С каких это пор в доме  Руттула  стали  опасаться  ночных
гостей? Раньше двери не запирали:  в  доме  всегда  были  рады  гостям,  а
недруги сами побаивались Руттула.
     Стукнул засов. Дверь нешироко отворилась.
     - Чего ждешь? - спросил привратник. - Входи живо.
     Сава прошмыгнула в дверь и остановилась у порога, вытирая  о  циновку
грязь с сапожек.
     - Да брось, - миролюбиво оттолкнул ее привратник. - Что уж  тут...  -
он закрыл дверь на засов. - Зачем тебе сюда?
     Сава молчала. Что-то чужое было в атмосфере родного  дома.  У  них  в
людской никогда не было такого беспорядка. Стены на пять пядей снизу  были
попорчены водой; штукатурка отсырела и местами поотваливалась. Мебель тоже
пострадала. Запах гнили и сырости был здесь, и еще какой-то  знакомый,  но
совершенно неуместный в доме Руттула запах.
     - Ладаном пахнет... - проговорила Сава.
     - Как же еще будет пахнуть, если в доме покойник.
     - Кто умер? - быстро спросила Сава.
     - Ты разве не знаешь, малыш? - переспросил привратник. - Руттул умер.
     Новость эта не очень ошеломила Саву. К чему-то  такому,  страшному  и
невероятному, она была готова. Но голос ее дрогнул, когда она спросила:
     - Кто распоряжается в доме?
     - Я распоряжаюсь, - услышала она голос с лестницы.
     Она обернулась.
     С лестничной площадки на нее смотрел Малтэр;  он  не  узнал  Саву:  -
Зачем ты пришел, кто ты?
     - Меня трудно узнать, Малтэр? - проговорила Сава.
     Тут он узнал ее и поспешил навстречу. Привратник с интересом смотрел,
как Малтэр целует руку Саве.
     - Пойдем, государыня, - повел ее вглубь дома Малтэр. -  Ты  устала  с
дороги? Может быть, голодна.
     - Нет, - качнула головой Сава. - Когда умер Руттул?
     - Вчера утром, государыня, - тихо ответил Малтэр.
     - Где он сейчас?
     - Но... Госпожа моя, - сказал растерянно Малтэр. - Не собираешься  же
ты идти к покойнику в таком виде?
     Сава опустила глаза на свои грязные сапоги.
     - Да, - согласилась она. - Ты прав, Малтэр.
     Она двинулась в свои покои. Малтэр, озабоченный  ее  спокойным,  даже
бесчувственным поведением, последовал за ней, по пути подавая знаки  своим
людям. Сава шла по комнатам,  никого  и  ничего  не  замечая.  Слух  о  ее
появлении уже разнесся  по  всему  дому;  люди  Малтэра  оглядывали  ее  с
любопытством, знакомые слуги  кланялись,  кое-кто  пытался  поцеловать  ей
руку.
     - Не надо, - бросала Сава отрывисто, потом, узнав слугу, приказала: -
Принеси ведро воды, Мирау.
     В ее комнатах было пусто. Малтэр мысленно похвалил себя  за  то,  что
запретил своим людям входить в покои принцессы и апартаменты Руттула.
     Слуга с ведром теплой  воды  вбежал  в  ее  комнату  сразу  за  ними,
остановился, кланяясь, на пороге.
     Сава затопталась, стаскивая с ноги сапог. Слуга подскочил,  опустился
на колено, помог снять обувь и унес ее. Сава нетерпеливо дернула  шнуровку
капюшона и тут же запутала узел. Эта резкость была единственным  признаком
ее волнения. Малтэр  подошел,  потрогал  узел  крепкими  пальцами,  поддел
булавкой и распустил шнуровку.
     - А, - сказала Сава равнодушно. - Ты еще здесь?
     - Я сейчас уйду, - проговорил Малтэр. - Тебе кого-нибудь прислать?
     Сава качнула головой:
     - Нет. Зайди через часок.
     Малтэр легко поклонился и затворил за собой дверь.
     Сава разделась, поплескалась в еле теплой воде, которая тут же  стала
грязно-мутной, вытерлась насухо большим льняным полотенцем  и  застыла  на
сундуком со своими нарядами.
     Что ей надеть? Не было у нее траурных платьев.
     Сава припомнила не очень давний разговор с Руттулом. Она  увидела  на
улице похоронную процессию и, загоревшись интересом, спросила, какой  цвет
на его родине считается траурным.
     - Вот в Майяре  это  белый,  а  в  Миттауре,  наоборот,  лиловый  или
синий...
     - У нас - черный, - ответил Руттул,  погруженный  в  бумаги.  -  А  в
некоторых местах, насколько я знаю,  белый.  Но  если  ты  выбираешь  цвет
платья на мои похороны, то советую тебе траура не надевать. Я  хочу,  чтоб
на моих похоронах ты была в красивом платье. В  самом  красивом,  какое  у
тебя только найдется.
     Сава перебирала в сундуке наряды. Здесь их  было  не  так  уж  много,
большинство платьев она держала в Савитри, но здесь были самые  роскошные,
самые дорогие, в которых она при случае поражала гостей Руттула.
     Вот платье из белого шелка, но с вышитыми алыми и  золотыми  цветами,
совершенно  легкомысленное,   совсем   не   соответствующее   сегодняшнему
настроению Савы. Вот сине-зеленое,  вот  голубое...  Все  пестрое,  яркое,
раздражающе-веселое.
     Она вспомнила о новом, ни разу еще не надеванном платье, которое Хаби
обещала отослать в Тавин. В сундуке его не было. Сава нервно пробежала  по
комнатам. Сверток она нашла в спальне, на широкой тахте; Сава развернула -
да, это было оно.
     Черный  бархат,  золотое  шитье...  С  этим  шитьем,  помнится,  Сава
намучилась, пытаясь повторить рисунок шитья на Руттуловом костюме. Сколько
драгоценного бархата  было  испорчено,  пока  она  не  добилась  сходства;
девушки-златошвейки натерпелись с этим платьем, и Саве было немного стыдно
из-за своего самодурства.
     Она хотела поразить Руттула,  а  потом,  когда  загорелась  мыслью  о
миттауском мече, вздумала надеть именно это  платье,  когда  будет  дарить
меч; поэтому она попросила Хаби после мелких доделок  отправить  платье  в
Тавин.
     Сава расправила платье, вгляделась в черноту бархата. Да, она наденет
именно его.
     Сава окунулась  в  шелестящую  ткань.  Зеркало  отразило  ее  фигуру,
облитую черным бархатом. Сава тщательно застегнула пуговички. К платью она
заранее приготовила воротник золотистого игольчатого  кружева,  но  сейчас
передумала и  выбрала  шарф  из  золотой  парчи.  Дополнили  наряд  черные
замшевые башмачки на невысоком каблуке.
     Когда-то к этому платью она придумывала замысловатую прическу  и  для
этой прически заказала ювелиру  заколки,  но  заколки  остались  лежать  в
шкатулке для драгоценностей. Она решила ничего не делать с косой, даже  не
стала расчесывать, только чуть  пригладила.  Сава  перекинула  косу  через
плечо, растрепала заплетенный в крысиный хвостик конец,  провела  по  нему
щеткой.
     Коса у нее была всем на заглядение, толстая  и  пушистая,  длиной  по
колено. Иногда вдовы в  знак  печали  остригают  волосы;  Сава  их  теперь
понимала: ей хотелось вцепиться в косу и рвать  ее.  Но  Руттула  этим  не
воскресишь.
     В дверь постучали. Сава откликнулась.
     Вошел Малтэр, для  которого  неожиданностью  оказался  вид  Савы.  Он
призадумался, оглядывая ее.
     - Пусть будет так, - пробормотал он немного погодя.
     Сава подняла сверток с арзрауским мечом, сняла грубую холстину.
     - Дай я понесу, - предложил Малтэр.
     - Нет, - качнула головой Сава. - Я сама. Веди к Руттулу.
     Малтэр отворил перед ней двери. Сава пошла,  поддерживаемая  Малтэром
под локоток, в малую залу Руттуловых апартаментов.
     Увидев безжизненное тело,  Сава  пошатнулась.  Малтэр  подхватил  ее,
подвел к стулу и усадил. Но сколько он не всматривался в  лицо  принцессы,
ни одной слезинки он не заметил.
     Сава взяла себя в  руки.  Она  встала,  драгоценный  свой  арзрауский
сверток оставила на стуле  и  подошла  к  Руттулу.  Смерть  изменила  лицо
Руттула; оно окаменело, погрубело, стало совсем чужим.
     Сава поцеловала его в лоб и с печалью  стала  смотреть  на  покойного
сургарского принца.
     - Ты, конечно, хочешь знать, как он умер... - произнес  над  ее  ухом
почти неслышный голос Малтэра.
     - Зачем мне знать? Я могу догадаться, - возразила Сава негромко, но в
тишине зала ее голос прозвучал пронзительно-резко. -  Он  внезапно  тяжело
заболел и вчера умер. Мне этого достаточно. Надо ли мне знать больше?
     Малтэр промолчал. Немного погодя он решил продолжить:
     - Госпожа моя, как ты прикажешь хоронить его? В завещании принца  нет
ни слова о способе погребения...
     Ответа он не услышал. Сава смотрела на Руттула.
     Малтэр мог кое-что разъяснить Саве. Высокий Майяр давал за живого или
мертвого Руттула огромную награду. Предать им живого - над этим Малтэр еще
подумал бы, но выдавать тело мертвого на поругание врагам -  этого  Малтэр
допустить не мог. К таким делам он вообще относился щепетильно  и  никогда
не позволял своим людям глумиться над  телами  убитых  врагов.  Руттул  же
последние пятнадцать лет был его другом, пусть не очень  близким  и  вовсе
малопонятным, но другом, верным и надежным. И  Малтэр  понимал,  что  даже
если б над могилой Руттула вознесся курган в сто саженей высотой,  майярцы
все равно бы его срыли, только чтобы добраться до тела ненавистного врага.
     Малтэр подумывал об огненном погребении - как в древние  времена,  но
каковы на этот счет были обычаи той страны, откуда пришел Руттул? Вдруг он
вышел из народа огнепоклонников, подобных кринассцам, почитающих  предание
мертвого огню  осквернением  божества?  Малтэр,  правда,  припоминал,  что
Руттул скорее поклонялся одной из  звезд  в  созвездии  Горного  Льва.  Он
посматривал порой на эту звезду в ясные ночи,  она  неизменно  притягивала
его взгляд, может быть, он и  молился  ей  украдкой.  Но  все-таки,  думал
Малтэр, как же он отнесся бы к  огненному  погребению?  Малтэру  вовсе  не
хотелось поступать кощунственно с его духом.
     Сава отрешенно смотрела на мертвого  принца.  Малтэр  еще  раз  решил
нарушить молчание:
     - Ладно  ли  будет  предать  его  земле?  Придут  майярцы  и  разроют
могилу...
     - Майярцы? - переспросила Сава. - Придут? Почему? - Она  осеклась  и,
глянув на Малтэра, глухо проговорила: - Нет, об этом  после.  А  сейчас...
сейчас вели приготовить  лодку  и...  прикажи  Мирау  подать  черный  плащ
Руттула - тот самый, праздничный.
     - Лодку? Но, госпожа моя, на том берегу м