езно. - Твое имя, сударь?
     Стенхе назвался. Секретарь скрылся  за  дубовыми  дверями  и  тут  же
появился опять.
     - Входи, - пригласил он и добавил тихо: - Принца называй государь.
     Стенхе кивнул и прошел в кабинет. Руттул стоял у широкого окна  рядом
с пюпитром, на котором лежала толстая книга.
     Стенхе остановился у дверей и низко поклонился.
     - Здравствуй, Стенхе,  -  сказал  Руттул,  с  интересом  рассматривая
хокарэма. - Ты не успел приехать, а уже обворожил госпожу Хаби.
     "Надеюсь, он позвал меня не  для  этого,  -  подумал  Стенхе.  -  Ох,
отошлет меня в Майяр. Правда, я ему не соперник".
     - Хаби очень довольна, что останетесь вы с Маву, - продолжал  Руттул.
- Вы ей понравились. Ну, Маву еще молод, а с тобой мне надо поговорить.
     - Мое дело обеспечивать безопасность принцессы, -  сказал  Стенхе.  -
Разве что-то ей угрожает, государь?
     - Да нет, - ответил Руттул. - Что ей здесь  может  угрожать?  Я  хочу
поговорить о ее удобствах.
     - Боюсь, об этом надо говорить с ее управляющим, - поклонился Стенхе.
- Я этим не занимаюсь.
     - Если б мне был нужен этот ключник, -  проговорил  Руттул,  -  я  бы
позвал его.  Нет,  мне  нужен  ты.  Скажи,  тебе  нравится,  как  устроена
принцесса?
     - Нет, государь, - ответил Стенхе. - Но в этом нет  вины  твоих  слуг
или, боже упаси, госпожи Хаби.
     - Да, - усмехнулся Руттул. - Я рад, что у тебя  такой  же  взгляд  на
усердие вашего управляющего. Следование обычаям, конечно, дело похвальное,
но нельзя же превращать пусть даже большую спальню в постоялый двор. Разве
в других комнатах мало места? - Стенхе поклонился. - Насколько я  понимаю,
наибольший вес из всей свиты имеет  твое  слово,  -  продолжал  Руттул.  -
Нельзя ли все устроить по-другому?
     - Я отошлю этого дурака в Майяр вместе с остальной свитой,  -  сказал
Стенхе. - Здесь останется всего несколько человек.  Но  недельку  придется
потерпеть, государь.
     Стенхе уже освоился, понял, как разговаривать с Руттулом. Он и раньше
знал, что разговор с Руттулом прост, что сургарский принц мягок с низшими,
не позволяет себе подавлять их превосходством;  если  есть  время,  Руттул
терпеливо выслушивает даже косноязычную речь; слушатель он  идеальный.  Но
что можно чувствовать  себя  в  беседе  с  Руттулом  свободно,  что  можно
позволить себе шутить - этого Стенхе не слыхал  раньше.  Странным  образом
сочетал Руттул дистанцию между собой и собеседником и  благожелательность,
с которой вел разговор; никому и в голову не пришлось бы фамильярничать, в
то время как и замыкаться в себе тоже желания не возникало.
     "Ай да Руттул! - восхитился Стенхе. - Как он меня... Умеет!"
     - Так, улыбнулся Руттул. - С этим вопросом покончили. А теперь скажи,
как бы ты отнесся к тому, что я собираюсь поселить принцессу не в  Тавине,
а в низовьях Вэнгэ?
     - Тавин, говорят, место здоровое, - проговорил Стенхе.
     - Но все-таки это  город,  и  довольно  большой  город,  -  продолжил
Руттул. - И здесь бывает и холера, и оспа, и другие поветрия...
     - В загородном имении, конечно, лучше будет, - окончил Стенхе.
     Они улыбнулись друг другу. Положительно, они понимали один другого  с
полуслова. "О-ой, друг мой Стенхе, - подумал  хокарэм.  -  Что  же  дальше
будет?"
     - Вероятно, ты захочешь заранее  посмотреть  все  сам,  -  проговорил
Руттул. Но это, я думаю, чуть позже, когда утрясется отъезд в Майяр свиты.
- Стенхе поклонился. - А теперь, -  голос  Руттула  стал  почти  неуловимо
тверже. - Стенхе насторожился, - теперь объясни, почему Высочайшему  Союзу
захотелось выдать за меня эту девочку? Я пригляделся к ней: не хромая,  не
горбатая, не дурочка... В чем же дело? Какой в ней  изъян?  Я  хочу  знать
заранее. Если она больна, нужно попробовать ее лечить.
     Стенхе помолчал. "Вот оно, главное, ради чего вызвал меня Руттул. Вот
тут уж не пошутишь..."
     - Я полагаю, государь, - сказал он наконец, - что никакого особенного
лечения ей не  нужно.  Здоровая  жизнь  в  деревне,  простые  развлечения,
хорошая пища, купания - и все будет в порядке, - изложил он. -  Не  думаю,
чтобы какой-нибудь лекарь предложил лекарство лучше этого.
     - А все-таки, в чем дело? - спросил Руттул.
     - Амулет, - сказал Стенхе. - Всего лишь амулет.
     - Я думал, хокарэмы не верят в силу амулетов, - заметил Руттул.
     - Вообще-то да, - подтвердил Стенхе. -  Но  это  какая-то  чертовщина
объявилась, других слов не подберу. Не представляю, какие руки  могли  его
изготовить.
     - Что же это такое? - поинтересовался Руттул.
     - О, на первый взгляд это совершенно невинная вещь, - ответил Стенхе.
- Всего-навсего нитка грошовых бус...
     - Бусины похожи на янтарь? - быстро спросил Руттул. - И  между  собой
соединены железными шариками?
     - Верно...
     - Где же они? - живо спросил Руттул.
     - Так это твои бусы, государь, - медленно проговорил  Стенхе.  -  Ах,
пресвятые небеса, как я не додумался? Странные бусы - странный человек...
     - Где они? - повторил Руттул.
     - Прости, государь, но я их выбросил, - сокрушенно сообщил Стенхе.
     - Как выбросил?
     - Они показались мне очень опасными, - объяснил Стенхе.  -  Я  решил,
что их нужно уничтожить. Я очень сожалею, государь...
     - Куда же ты их выбросил? - спросил Руттул. - Их можно отыскать?
     - Боюсь, что нет, государь, - ответил Стенхе. - Я перебрал  несколько
способов, и лучшим мне показалось  бросить  амулет  в  подземный  поток  в
Иэрторверовой пещере. Вода утянула их вглубь горы, государь...
     Руттул молчал. Потом он усмехнулся Стенхе:
     - Может, так и лучше. Бусы эти довольно  опасны,  и  надо  уметь  ими
пользоваться. -  Стенхе  поклонился.  -  Иди,  -  сказал  Руттул.  -  Если
маленькой госпоже что понадобится, приходи, не стесняйся.
     Стенхе повторил поклон, на этот раз  глубже,  отступил  в  поклоне  и
вышел. Он миновал секретаря, вышел в коридор и коснулся ладонью  кошелька,
в котором лежал амулет.
     Может быть, как раз его не хватало Руттулу,  чтобы  стать  правителем
всего Майяра?



                                    5

     Савири нарисовала  на  грифельной  доске  лошадь  и  поволокла  доску
показать  Маву.  Маву,  ведущий  на  террасе  нежную  беседу  с   красивой
белошвейкой, рисунок восторженно  одобрил  и  посоветовал  девочке  тотчас
показать его Стенхе. Савири, чтоб удобнее было нести, водрузила  доску  на
голову и  отправилась  во  двор,  где  Стенхе  вел  степенный  разговор  с
Руттулом, имея темой подбор учителей для Савири.
     Девочка бесцеремонно вклинилась между ними:
     - Смотрите, я нарисовала! Похоже, да?
     Руттул согласился. Стенхе сделал  замечание:  некрасиво  встревать  в
разговор старших.
     - Ну-ка вернись и подойди, как полагается, - строго сказал он.
     - Он не сердится, - возразила  Савири,  ткнув  пальчиком  в  Руттула.
Стенхе, взяв из рук девочки доску, бросил ее на землю,  а  саму  принцессу
отвел в сторону и заявил, что если она  будет  нарушать  приличия,  он  не
пустит ее ужинать вместе со всеми. Есть же в одиночестве Савири не  любила
совершенно.
     - Что я такого натворила? - уныло спросила она.
     - Ты подошла,  не  поприветствовав  господина,  -  начал  перечислять
Стенхе. Ты не спросила, желает ли он смотреть твои рисунки, а сразу сунула
нам под нос свою мазню. Ты в присутствии господина назвала его "он", а это
неуважение к старшему. И тем более нельзя тыкать в господина пальцем:  это
для него оскорбление, и он вправе наказать тебя розгами.
     Савири дернула плечом, высвобождаясь от руки Стенхе,  и  подбежала  к
Руттулу:
     - Извини, пожалуйста, я вела  себя  неправильно,  я  больше  не  буду
так... - заговорила она скороговоркой.
     - Чудесно, - улыбнулся Руттул. - Я надеюсь, ты и в самом деле  больше
не будешь. Стенхе, - обернулся он к подошедшему хокарэму, -  если  госпожа
принцесса  еще  раз  сделает  что-то  неподобающее,  не  надо   отчитывать
уважаемую госпожу на виду у всех. О проступках надо говорить  позже.  Ведь
взрослую принцессу ты бы не стал отчитывать на моих глазах.
     - Слушаю, господин, - неглубоко поклонился Стенхе.
     Савири, склонив голову к плечу, обдумывала слова Руттула.
     - Это неправильно,  -  немного  погодя  заявила  она.  -  Стенхе  уже
взрослый и даже старый, а ты делаешь ему замечания вовсе не наедине.
     Стенхе крякнул, делая принцессе страшные глаза.
     - Хорошее замечание, - сказал Руттул. - Надеюсь, ты не думаешь, что я
хотел огорчить Стенхе?
     - Не знаю, - ответила Савири. - Может быть, ты  имеешь  в  виду,  что
слугам, даже если они и старше, указывать на ошибки можно  всегда.  Стенхе
ведь слуга, правда?
     Стенхе мысленно чертыхнулся.
     Руттул спросил:
     - А другого предположения у тебя нет?
     - Есть, - заявила Савири. - Ты, господин, сказал Стенхе об  этом  при
мне, чтобы я потом помнила и делала меньше ошибок.
     - Ах, святые небеса! - вздохнул  Стенхе.  На  его  взгляд,  принцесса
продолжала проявлять неуважение к Руттулу.
     - А ему все не нравится, -  сказала  Савири  Руттулу.  -  Он  ворчит,
ворчит...
     - Неправильная лошадь, - объявил Стенхе, чтобы перевести неловкий, по
его мнению, разговор на другое.
     - А Маву похвалил, - возразила Савири.
     - Что Маву понимает в лошадях? - в воздух спросил Стенхе.
     Савири рассерженно стерла рисунок.
     - Принеси-ка мел, - попросил вдруг Руттул.
     Савири достала мел из кармашка фартучка.
     Руттул, задумавшись на мгновение, нанес на доску  несколько  штрихов.
Савири ожидала продолжения. Стенхе внезапно проявил  интерес,  вглядываясь
то в Руттула, то в рисунок.
     - Это все? - разочарованно спросила Савири, поняв, что продолжения не
будет.
     - А ты не видишь? - спросил Руттул.
     Савири пожала плечами. Стенхе позволил себе сказать:
     - Пеший гонец, - проговорил он.
     - Стенхе! - С изумлением воскликнула девочка. - Где ты усмотрел?  Тут
же три черты...
     - Молодой гонец, - пояснил Стенхе.  -  Лет  двадцати,  не  больше.  С
устным посланием. Бежать ему недалеко, не более двух лиг.
     Руттул, похоже, и сам не ожидал таких глубоких изысканий.
     - Объясняй, - потребовала Савири у хокарэма. - Откуда это все  видно?
Ладно, пусть будет бегун... Вот туловище, вот нога, вот рука...  Но  разве
можно сказать что-то еще?
     - По выгибу спины видно, что молодой, - сказал Стенхе.  -  У  старших
тело не такое гибкое. Колено поднято довольно высоко - значит,  бежать  не
далеко. В руках ничего нет - отчетливо видно, что ладонь пустая.
     Савири глубоко задумавшись уставилась на  крючок,  который  изображал
ладонь.  -  Она  завертела  своей  ладонью,  пытаясь  придать  ей   форму,
очерченную на  рисунке  плавно  изогнутой  линией.  Выходило,  что  ладонь
раскрыта.
     - Но второй-то руки на рисунке нет! - запротестовала Савири. - Может,
он во второй руке что-то несет!
     Стенхе возразил:
     - Если бы в одной руке что-то зажато было, то он бы  и  второй  кулак
почти наверняка сжал.
     Девочка, глядя на свои кулачки, принялась  поочередно  их  сжимать  и
разжимать.
     Руттул спросил:
     - Похоже, что у хокарэмов есть свое тайное письмо? Уж очень ловко  ты
прочитал мою картинку...
     Стенхе пожал плечами:
     - Ну, настоящим письмом это не назовешь, но небольшие  сообщения  так
можно делать.
     - Надо иметь привычный глаз.
     Стенхе согласился. Савири подергала его за рукав куртки:
     - Стенхе, нарисуй что-нибудь еще такое. - К Руттулу она обращаться  с
просьбой постеснялась.
     Стенхе изобразил штрихами лошадь.
     - Это наш Воронок! - в восторге закричала Савири.
     - Да почему именно Воронок? - удивился Руттул.
     - А только у него такая шея, - объяснила девочка.
     - Точно, - подтвердил Стенхе. -  Это  лошадь  саутханской  породы.  У
майярских пород лошадей осанка другая...
     "Новая игрушка, - подумал  Руттул.  -  Очень  хорошо.  Это  развивает
наблюдательность."
     Нельзя сказать, чтобы Руттул  не  занимался  воспитанием  Савири;  он
щедро тратил деньги на ее педагогов и на  книги.  Сам-то  он  читал  очень
редко и главным образом летописи; другие книги были ему малоинтересны,  да
и читал он по-майярски не очень хорошо, спотыкаясь  о  знаки  ударений.  С
этой точки зрения его нельзя было назвать образованным человеком;  книжной
учености у него было куда меньше, чем у Стенхе, но Стенхе подозревал, что,
будучи почти невежественным в майярской литературе, Руттул  тем  не  менее
довольно много  читал  на  родном  языке.  И  если  по-майярски  он  писал
совершенно безграмотно, считая более удобным прибегать к помощи писца,  то
записи для себя, которые он вел никому не понятным письмом, вовсе не  были
каракулями. Не похожи, впрочем, они были  и  на  каллиграфическую  запись,
скорее это был вид какой-то скорописи, потому что, Стенхе видел, Руттул не
выписывал каждый знак с усердием и тщанием,  а  быстро  черкал  стилом  по
вощеным табличкам.
     Об успехах Савири в овладевании науками Руттул неизменно осведомлялся
у Стенхе. Девочка  была  хоть  и  непоседливой,  но  смышленой;  Стенхе  с
содроганием вспоминал, что мог еще долго не замечать Руттулов амулет. Боже
милостивый, в какое чудовище превратилась бы маленькая принцесса, если  бы
он  не  отобрал  зачарованные  бусы!  И  ведь  Руттул  согласился  с   его
действиями; правильно он тогда поступил, изъяв бусы, они не для детей.  Но
Руттул одновременно отказывался считать, что именно эти  бусы  (абак,  как
назвал их Руттул) до сих  пор  заставляют  ее  быть  более  разумной,  чем
полагалось бы Савири по возрасту.
     - Нет, Стенхе, - качал головой Руттул. - Абак мог  научить  ее  лучше
использовать память и развить сообразительность, но за то короткое  время,
пока он был в ее руках, он вряд ли мог повлиять на характер.  То,  что  ты
называешь недетской серьезностью - это вопрос темперамента. Встречаются  и
без всяких Амулетов дети, чуть более спокойные, чем другие.
     - Но ведь она не спокойная, государь, - возражал Стенхе. -  Она  сует
нос во все, чего не знает, но быстро решает, что  это  ее  не  интересует.
Странная целеустремленность, государь. Только вот к чему она стремится?..
     С самой Савири Руттул о ее учебе говорил редко.
     -  Сава,  -  произнес  он  однажды  за  завтраком,  называя   девочку
прозвищем, которое она получила в Сургаре. - Сава, учитель твой  жалуется,
что ты неприлежна...
     - А почему он одно и то же по десять раз повторяет? -  возразила  она
живо, метнув на учителя презрительный взгляд. Руттул взгляд этот отметил и
неумеху потом заменил. Однако сейчас он сказал:
     - Вероятно, он хочет, чтобы ты лучше запомнила его слова.
     Сава скорчила гримасу:
     - Я не беспамятная!
     - Считать-то он тебя  научил?  -  с  улыбкой  осведомился  Руттул.  -
Сколько будет один да один?
     - Ну-у, - возмущенно протянула Сава. - Уж это-то я знаю.
     - Ладно, - согласился Руттул. - Тогда реши такую  задачку:  у  одного
купца аршин полотна стоит семь таннери, а у другого - восемь, но  аршин  у
второго на пядь короче, чем у  первого.  У  которого  из  купцов  покупать
выгоднее?
     - У второго, - тут же сказала Сава.
     - А почему? - удивился Руттул.
     - У него ткань лучше, - лукаво сказала Сава. - Иначе  почему  у  него
дороже? А то ведь разориться... Но вообще-то это на месте надо смотреть.
     Маву подавился смехом. Стенхе бросил на него убийственный взгляд.
     - А вот такая задачка, - весело продолжил  Руттул:  -  Некая  барышня
купила десять аршин бархата, два аршина атласа  и  три  аршина  вердорских
кружев. Сколько аршин несла с рынка служанка той барышни?
     - Так нельзя складывать, - сказала Сава спокойно.
     Руттул рассмеялся. Стенхе вдруг проговорил:
     - Прошу прошения, государь...
     Руттул приглашающе кивнул:
     - Ну-ну, Стенхе...
     - Эти купцы из задачки...  -  сказал  Стенхе  не  очень  уверенно,  -
...один торгует в Лорцо, а другой в Ингрисо.
     - Да, - с удовольствием подтвердил Руттул. - Так у которого  покупать
будешь, Сава?
     - Я лучше в Тавине полотна куплю, - вяло отозвалась Сава. - В  Тавине
полотно неплохое, зачем же в Майяр ездить.
     - А служанка несла с базара не  аршины,  а  корзину  с  покупками,  -
добавил Стенхе.
     - А если один да один складывать, - совсем хмуро сказала Сава, -  так
и вовсе неизвестно что получится. При таком-то способе считать...
     - Так прежде чем считать, надо знать, что считать и зачем, - улыбался
Руттул. - Или я не прав по-твоему?
     - Прав, - отозвалась Сава.
     Стенхе полагал, что такой метод счета Саве не понравился. Он  ошибся;
шутка Руттула заставила Саву изучить, пусть не  очень  углубленно,  откуда
купцы берут свои цены. Для этого она, воспользовавшись присланными Руттулу
сведениями, даже составила таблицу налогов и сборов, взимаемых  майярскими
государями, Миттауром, Сургарой,  Саутхо  и  Аориком.  В  экономику  более
далеких стран ей не позволяли углубиться недостаток и отрывочность данных.
     Руттул таблицу оценил очень высоко; настолько, что  даже  использовал
ее, когда дело касалось денежных расчетов.
     А Сава вошла во вкус.
     - Это как плетение кружев, - говорила она, ползая по расчерченной  на
полу зала карте Майяра и Сургары. Вся пыль с  пола  была  уже  на  широкой
ситцевой юбке; Стенхе посматривал на это занятие неодобрительно, но ничего
поделать не мог. Сава, справляясь со  своими  записями,  подсчитывала,  во
сколько обойдется ей доставка трех фунтов янтаря из  Кэйве  через  Ирау  и
Миттаур.
     - Морем дешевле, - сказала она наконец, садясь на  славное  княжество
Марутту. - Даже если в зимнюю непогоду... Но только на аорикских кораблях.
- Она расправила юбку. - Ишь, измарала, - рассудительно  заметила  она.  -
Пойдем, Стенхе, купаться.
     Стенхе не одобрял ни экономических  расчетов,  ни  совершаемой  Савой
после них на реке собственноручной  стирки  юбки.  Сава,  обмусолив  ткань
мыльным корнем, сосредоточенно взбивала пену, прополаскивала юбку в воде и
развешивала ее сушиться на ветках прибрежного куста. По мнению Стенхе,  ни
подсчитывать  каждое  уттаэри,  ни  заниматься   стиркой   принцессам   не
полагается. Для этого есть слуги.
     Но Руттула такое умаление сана, похоже, только забавляло,  тогда  как
Сава исполняла все это не просто  из  чувства  долга,  но  и  с  некоторой
примесью удовольствия. Правда, загодя вымыть пол в зале с картой  она  еще
ни разу не додумалась.
     И Стенхе заметил, что всякое событие,  происходящее  в  Майяре,  Сава
теперь рассматривает не только как забавную сплетню.
     "Да зачем же это? - поражался Стенхе. - Зачем все это Руттулу? О  чем
он думает? Разве можно учить всему этому девочку?"
     Но Руттул теперь, уже не удовлетворяясь достигнутым,  стал  понемногу
приучать  Саву  на  основе  экономических  данных  принимать  политические
решения. К той поре,  когда  Саве  исполнилось  двенадцать  лет,  она  уже
научилась в не очень сложных случаях находить компромиссные ситуации между
интересами Руттула, Малтэра и Сауве. Но пока и она, и Руттул  воспринимали
подобные задания как поучительную игру, интересную, потому  что  она  была
связана с конкретными людьми, но несерьезную, потому что Сава пока никакой
власти не имела.
     И Руттул поджидал подходящий случай, который  покажет  Саве,  что  ей
пора понять: в двенадцать лет уже нужно самостоятельно принимать решения и
брать за эти решения на себя ответственность.
     Случай не заставил себя долго ждать.  Правда,  Руттул  предпочел  бы,
чтобы то, что случилось, не случилось вообще.



                                    6

     Однажды  Сава  задумалась  над  тем,  что  куда  бы  она  не   пошла,
сопровождают ее Маву или  Стенхе.  Нельзя  сказать,  что  этот  постоянный
конвой ей мешал - она привыкла к своим  хокарэмам  так,  как  привыкают  к
шпилькам в волоса