х или  к  какой-либо  одежде;  но  у  всех  других  людей
хокарэмов не было, даже у Руттула,  а  Саве  так  хотелось  во  всем  быть
похожей на Руттула.
     Сава не стала обсуждать этот вопрос со Стенхе, чтобы не настораживать
его; она решила, что в следующий раз, когда  она  затеет  с  Маву  игру  в
прятки, обмануть ни в чем ее не  подозревающего  хокарэма  и  убежать.  Но
потом она этот план отвергла. Совершить побег из-под опеки во время игры в
прятки, поняла она, невозможно и бессмысленно. Маву ведь будет искать ее и
найдет сразу же, так что надо избрать какой-то другой способ. А в том, что
надо обманывать именно Маву, она не сомневалась: Сава  уже  давно  поняла,
что Стенхе ей обмануть никогда не удастся.
     Случай подвернулся, когда Руттул запретил ей заходить в лабораторию к
алхимикам. Не очень-то Саву туда и тянуло: там было сыро, душно  и  всегда
чем-то воняло; Сава и зашла-то туда пару раз,  чтоб  посмотреть,  что  там
взрывается, но Руттулу не хотелось, чтобы она дышала этой вонью, да и ядов
в  лаборатории  много.  Сава  и  выслушать  запрещения  не   успела,   как
сообразила,  что  это  подходящий  случай  для  провокации.  Она   выждала
несколько дней, а потом, когда за ней присматривал Маву, как ни в  чем  ни
бывало  направилась  к  алхимикам.  Маву,  естественно,   это   немедленно
предотвратил; Сава сделала вид, что разобиделась на  весь  свет,  заявила,
что  видеть  никого  не  желает,  заперлась  в  своих   покоях,   прогнала
служанку...
     Как она и думала, Маву ничего не понял, а поскольку он явно тяготился
своей службой в качестве няньки при своевольной девчонке, случай  этот  не
насторожил его, а только заставил выругаться, когда он остался один.
     Теперь Саве предстояло действовать; времени было не очень-то и много.
Маву скоро  поймет,  что  его  обманули;  поэтому  Сава,  выждав  немного,
выбралась через окно во внутренний дворик,  прокралась  мимо  судачащих  в
поварской женщин, и, накинув на голову шаль, вышла на задний  двор.  Здесь
было тихо и безлюдно, как всегда в жаркие дни после обеда. У  колодца  над
колодой с водой стоял престарелый  мерин  Шак,  задумчиво  шевеля  грязным
спутанным хвостом. Сава  огляделась.  Нет,  ни  Маву,  ни  Стенхе  еще  не
заметили, что она собирается сделать. И Сава быстро  прошла  к  калитке  у
ворот.
     Калитка была тяжелая; Сава нетерпеливо дернула ее на  себя,  боясь  в
душе, что от отчаянного скрежета сейчас к  ней  сбежится  вся  дворня;  но
калитка скрипнула совсем тихонько, почти  неслышно,  и  только  привратник
шевельнулся, пробуждаясь от дремы, чтобы посмотреть, кого  там  носит;  он
увидел спину босоногой девчонки в застиранном платье.
     Сава прошла по улочке деревеньки, тоже убаюканной полуденным зноем, у
дома  старосты  перелезла  через  низенький  каменный  забор,  цыкнула  на
заурчавшего спросонья пса и через сад и огород вышла к руке.
     Дорога эта была хорошо Саве знакома: не раз она бегала этим путем, но
раньше  с  ней  всегда  был  кто-то  из  хокарэмов.  Маву,  например,  шел
посвистывая, поддразнивал собаку и не забывал бросить в младшую старостину
дочку, пока она еще жила здесь, камешком  или  комком  репьев.  Старостина
дочка притворно сердилась, но почему-то сразу после  этого  появлялась  на
берегу реки с корзиной нестиранного белья. Стенхе поступал  иначе;  он  на
ходу обсуждал с Савой  что-нибудь  поучительное,  степенно  здоровался  со
встречными, задерживался, перекидываясь с ними несколькими фразами. Идти с
ним было  иногда  нудно,  иногда  интересно,  этого  никогда  нельзя  было
предсказать заранее, и Сава то изнывала от скуки, то с азартом выкрикивала
ответы на излагаемые им задачки, а  то,  развесив  уши,  слушала  о  делах
нездешних или  давно  минувших.  Рассказчик  Стенхе  был  изумительный,  и
заслушивались его историями не только Сава и ее  ровесники,  но  и  вполне
почтенные  люди,  даже  Руттул  не  отказывался  никогда  от  удовольствия
выслушать  какую-нибудь  быль  или   небылицу.   Из-за   этого-то   хорошо
подвешенного языка ли, а может, по какой другой причине, в деревеньке  уже
позабыли, что Стенхе  хокарэм,  тем  более  он  и  одежды-то  обычной  для
хокарэма никогда не  носил;  считали  его  почему-то  учителем  малолетней
княгинюшки, а он, надо отдать ему должное, и был похож на ученого человека
книжной речью.
     Но сейчас ни Маву,  ни  Стенхе  не  сопровождали  Саву,  оттого-то  и
казался весь мир сегодня совсем иного цвета. По иному  светило  солнце  на
ярком безоблачном  небе,  по  иному  сияла  серебристыми  блестками  река,
по-иному - ярче и праздничнее - выглядела зелень садов Савитри и кедрового
леса на другой стороне реки.
     На песчаном берегу у излучины разбрелось стадо. Часть коров  зашла  в
воду, другие щипали траву, растущую скудными кустиками.  Мальчишки-пастухи
купались в реке и закричали, увидев появившуюся девчонку: "Уходи, уходи!"
     Очень нужно здесь оставаться... Сава пошла по берегу в сторону  моря.
Усадьба Савитри стояла над  Меньшой  Ландрой,  одним  из  рукавов  Ландры,
которую здесь,  в  низовьях,  все  называли  Вэнгэ.  Стенхе  говорил,  что
название это произошло от старинного слова "уангиа" - "река", и  Сава  ему
верила, тем более  что  языческого  бога  воды  в  этих  местах  именовали
Хоуанга, и обитал он где-то неподалеку, не то в Вэнгэ,  не  то  в  Меньшой
Ландре, которая когда-то и была главным руслом реки.
     До моря было совсем недалеко; шум водопада  уже  отчетливо  слышался.
Маву, правда, презрительно говорил, что это никакой не водопад, так, порог
просто, но здесь, в приморской равнине, где и холмов-то больших  не  было,
только курганы, это считалось именно водопадом.
     Тут  тропинка  раздваивалась.  Главная,  больше   проторенная   тропа
проходила вправо, а потом спускалась  к  морю,  другая  же  тропка,  почти
заросшая травой, вела к водопаду;  эту  тропку  пробили  мальчишки,  бегая
посмотреть, как река впадает в море. У развилки испокон веков стоял столб,
трухлявый и уже полуосыпавшийся; Стенхе говорил,  что  когда-то  давно  на
столбе этом было вырезано какое-то местное божество, а когда пришла  новая
вера, о старых богах забыли.
     У  этого-то  столба  Сава  и  встретила   бродягу.   Человек   сидел,
прислонившись к столбу, отдыхая в  тени  густого,  но  низкорослого  куста
шиповника; потрепанную шляпу  он  снял,  бросил  наземь  рядом  с  грязным
узелком.
     Увидев его, Сава замедлила шаг, по деревенской привычке поздоровалась
и  тут  же  забыла,  едва  миновав  его,  но  бродяга  окликнул  и   начал
расспрашивать, разглядывая ее: далеко ли  деревня,  продадут  ли  ему  там
хлеба и не нужен ли кому работник.
     Сава вежливо отвечала, что до деревни без малого  поллиги,  что  хлеб
там никто не продаст - обычая такого нету, но накормить накормят, а насчет
работников она точно не знает: староста говорил третьего  дня,  что  нужен
батрак взамен заболевшего, но нашел ли кого или нет, она не знает.
     Ответив так, она свернула к водопаду и по  торчащим  из  воды  камням
добралась до скалы, которую в деревне называли Драконьим зубом. Летом река
мелела заметно, обнажалось много  камней  на  гребне  обрыва,  с  которого
скатывалась  вниз  вода;  иные  смельчаки,  прыгая  с  камня  на   камень,
перебегали через реку, но Сава дальше Драконьего  зуба  идти  по  склизким
камням побоялась, остановилась на краю скалы и долго смотрела, как  падает
с высоты пятнадцати саженей Меньшая Ландра.
     В  падении  воды  есть  что-то  завораживающее,   но   Сава   наконец
почувствовала, что ногам от влажного  камня  холодно,  а  голову  и  плечи
напекло солнце; тогда она вздумала  спуститься  с  Драконьего  зуба  вниз,
туда, где струи водопада образуют беседку; спуск туда был совсем легким.
     О бродяге она уже и не помнила и знать не знала, что он следит за ней
жадным взглядом. Когда она скрылась у основания Драконьего  зуба,  бродяга
поднялся на  ноги,  осмотрелся.  Ничто  не  вызвало  его  подозрений;  он,
перепрыгивая с камня на камень, добрался до скалы и над  тропкой  лесенкой
огляделся еще раз.
     Место было пустынным. Девчонка - соблазнительно-беспечной.
     И он скользнул вниз.
     Сава оглянулась, когда струйка камешков задела ее ногу;  она  подняла
голову, но еще не испугалась.
     - Ты зачем сюда пришел? - закричала она на бродягу.
     Он спрыгнул на плоский валун и остановился, загораживая тропку.  Сава
поняла, что обойти его не удастся. Она бросила быстрый взгляд по сторонам,
как будто забыла, что деваться на этом пятачке некуда. Разве  что  вниз...
Но об этом и подумать было страшно.
     - Куда, куда, милая, - проговорил  мужчина,  но  слова  его  не  были
слышны за шумом воды. - Разобьешься...
     Десять саженей до кипящей внизу воды; пудовые  струи,  которые  будут
бить по телу, взбулгаченные клубы воды, песка и камней... И  все  же  Сава
предпочла бы броситься вниз, только чтобы не  оставаться  одной  рядом  со
страшным отвратительным человеком. Но  он  поймал  ее,  притянул  к  себе,
заламывая руки и опрокидывая на камень. Сава попыталась отбиваться ногами,
но он навалился на нее. Задыхаясь  в  густом  запахе  пота  и  лука,  Сава
попробовала укусить его, но он двинул ее локтем так, что ее затылок больно
ударился о камень.
     И в этот момент все окончилось. Сильные руки отодрали  насильника  от
Савы, несколькими четкими ударами заставили корчиться рядом с ней.
     - Маву, - проговорила она. - Маву...
     Хокарэм рывком поднял ее на ноги и мотнул головой вверх. Сава  поняла
и быстро вскарабкалась на вершину скалы, хоть у нее и дрожали ноги и  руки
после перенесенного ужаса. Она села и тупо смотрела на бегущего по  берегу
Стенхе, на прыгающего по  камням  Стенхе,  присаживающегося  рядом  с  ней
Стенхе...
     Подталкивая бродягу, вышел на Драконий зуб Маву.
     - Куда его? - спросил он.
     Стенхе задумался только на мгновение.
     - В старый лодочный сарай, - приказал он.
     Маву кивнул.
     Стенхе сделал неуловимое движение рукой.
     Маву кивнул еще раз и повел бродягу прочь.
     И только тогда  Сава  заплакала.  Она  ревела,  уткнувшись  в  куртку
Стенхе; хокарэм сидел неподвижно, время от времени похлопывая  девочку  по
спине.
     - Госпожа моя, - сказал он наконец. - Пойдем. Нам  не  следует  здесь
сидеть.
     Сава послушно встала, подстраховываемая Стенхе перебралась на берег и
обернулась было к деревне, но хокарэм, покачав головой, повел ее вниз,  на
берег моря.
     - Нет, - остановилась девочка.
     - Да, - твердо сказал Стенхе  и  повел  ее,  упирающуюся,  к  старому
лодочному сараю, наполовину сгоревшему и потому заброшенному. Навстречу им
бежал, переходя от одышки на шаг, старый рыбак; он чинил сеть  на  берегу,
когда мимо него прошел Маву со своим пленником и велел  старику  убираться
подальше.
     Рыбак  старательно  поклонился  Саве  и  Стенхе  и  побежал-поковылял
дальше, в деревню.
     Стенхе затащил Саву в сарай; Сава закричала:
     - Уйдем отсюда, Стенхе, прошу тебя!
     Стенхе кивком указал на Саву, младший  хокарэм  встал  рядом,  силком
усадил Саву на земляной пол, сел сам, подавляя все ее попытки  вскочить  и
убежать.
     - Смотри, - жестко сказал он.
     - Маву, - взмолилась Сава, - Маву, миленький, позволь мне уйти, Маву!
     Стенхе неизвестно откуда извлек нож и подошел к привязанному к столбу
человеку.
     - Смотри, - повторил Маву. - Сейчас ты увидишь,  как  можно  медленно
убивать человека. Видишь? Вот этот укол лишает  человека  голоса.  Мычать,
стонать он будет, кричать или говорить уже нет...
     Сава сделала попытку отвернуться. Маву развернул ее за плечи, ладонью
приподнял ее подбородок и несильно ударил кончиками пальцев в трех точках.
Сава почувствовала, что лицо ее онемело, что она не может закрыть глаза.
     - Смотри, - сказал Маву. - Это из-за  тебя  умрет  этот  ублюдок.  Он
умрет, потому что ты вела себя неправильно... Смотри!
     ...Руттул приехал в Савитри незадолго до ужина; его  вышла  встретить
одна Хаби.
     - Где Сава? - спросил Руттул. -  Почему  не  встречает?  Опять  собак
гоняет?
     - Господин мой, - сказала Хаби. - Происходит что-то страшное. Госпожа
сейчас в старом сарае у моря; там с ней Стенхе и Маву. Старый Эрнве видел,
как они завели туда какого-то человека...
     Руттул, который собирался сойти с коня, передумал, он так и застыл  в
седле, выслушивая рассказ Хаби.
     Узнав о происходящем, Хаби поехала туда, хотела  забрать  княгинюшку.
Маву преградил ей  путь  и  оттолкнул  от  двери.  Из  сарая  были  слышны
мучительные стоны. Кого там пытают? За  что?  Почему  хокарэмы  заставляют
Савири смотреть на это?
     Руттул отпустил руку Хаби, махнул свите и помчался к морскому берегу.
     Над обрывом Руттул спешился. Двое солдат, опережая его, почти  катясь
на лавинах осыпающегося песка, достигли сарая первыми. На шум выскочил  из
сарая Маву, собираясь ударить ближайшего из  воинов,  но  увидев  Руттула,
остановился и, легко поклонившись, освободил проход в развалюху.
     Руттул вошел. Крыша сарая вся сгорела, но солнце стояло уже низко,  и
в сгущающейся тени принц увидел  Стенхе,  забрызганного  кровью,  скулящее
существо, ничуть не напоминающее человека, и неподвижно  сидящую  на  полу
Саву. Она не отозвалась даже на появление Руттула. Принц  подошел  к  ней,
присел на корточки, взял за подбородок. Глаза девочки были живые,  но  она
не видела Руттула.
     Руттул оглянулся. В ответ на его движение неслышной  тенью  объявился
около него Маву.
     - Что с ней? - спросил Руттул ровно.
     Маву наклонился над девочкой:
     - Встань.
     Она поднялась с пола. Маву вывел ее из сарая, обратил лицом к морю  и
тихо сказал что-то. Сава покачнулась, Маву бережно поддержал ее.
     - Эртл, - позвал Руттул, - проводите госпожу до дома.
     Один из его подчиненных отстранил Маву,  обнял  девочку  за  плечи  и
повел наверх, к лошадям.
     Стенхе вышел из сарая и встал рядом с Маву.
     - Я бы хотел знать, что произошло, - сказал Руттул.
     Стенхе коротко объяснил.
     - Этот человек успел что-то сделать?
     - Он только испугал госпожу, - доложил Маву.
     Руттул шагнул назад, окинул взглядом потерявшего  человеческий  облик
бродягу и подозвал сотника:
     - Это, - он указал на тело, - добить и  похоронить.  Маву  завтра  на
рассвете повесить.
     После этого, ничуть не думая о том, как  его  люди  будут  брать  под
стражу хокарэма, повернулся и пошел наверх.
     Сотник приблизился к Маву. Нельзя сказать, что этот старый сургарский
вояка трусил, но держался он все же с  опаской.  Маву  однако  повел  себя
совсем не так, как можно было бы вообразить: он нагнулся, вытряхнул  из-за
голенищ своих щегольских сапожек три ножа -  два  легких,  метательных,  и
один боевой, старинной гортуской стали.
     Стенхе  предостерегающе  кашлянул.  Маву  распрямился,  ожег  сотника
взглядом: "Сбегу я, что ли?" и зашагал к  Савитри,  спотыкаясь  и  бормоча
что-то о бабских юбках, о хокарэмах и о высокопоставленных сопляках.  Пару
раз он провозгласил на всю степь: "Ну виноват,  что  я,  отрицаю?  Так  не
драться же из-за этого!", и опять - что-то о хокарэмах.
     - Набрался он, что ли? - ошалело спросил  сотник  у  Стенхе.  Никогда
прежде ему даже и слышать не  приходилось  о  хокарэмах  пьяных  или,  тем
более, о хокарэмах спятивших.
     Стенхе промолчал.
     Маву дошел до Савитри, сопровождаемый взглядами,  забрался  в  покой,
где жили хокарэмы, и завалился на постель как  был  -  в  крови  и  грязи,
вспомнив только про сапоги, которые он, сняв, с силой запулил в дверь.
     Стенхе сапоги поднял и поставил в порядке у двери, взял смену  одежды
вымылся на заднем дворе, распугав всех своим видом.  Ужинать  он  пошел  в
людскую, а не в господскую трапезную, как обычно, причем сделал это, когда
все уже поели и разошлись, кто спать, кто в сад языки почесать.  Повариха,
неразговорчивая нынче, с трепетом подала ему еду. Он съел, поблагодарил  и
ушел под двери Савиной спальни.
     Руттул тоже не потерял  аппетита.  В  полном  молчании  он  сидел  за
обеденным  столом  в  компании  двух  офицеров  его  свиты  и  с  Савиными
немногочисленными придворными  и  Хаби;  после  ужина  он  прошел  в  свой
кабинет, постоял в задумчивости у окна, глядя  в  вечернюю  темень,  потом
принял какое-то решение и направился в покои принцессы.
     - Заперто, - предупредил невидимый Стенхе из темного угла.
     Руттул стукнул в дверь и сказал, повысив голос:
     - Сава, открой, или я прикажу выломать дверь.
     После нескольких секунд ожидания  он  услышал,  как  Сава  отодвигает
дверной засов; тогда он сказал негромко:
     - Пошел вон.
     Стенхе торопливо поклонился и скользнул мимо Руттула по коридору.
     Сава отворила тяжелые двери. В комнате было темно.
     - Зажги свет, - приказал принц, нашаривая кресло и садясь.
     Сава вышла и вскоре вернулась с канделябром,  в  котором  горели  две
свечи. Она посмотрела на Руттула: достаточно ли этого.
     - Садись, - приказал принц.
     Сава поставила канделябр на стол и села на табурет.
     - Я хотел бы знать,  -  сказал  Руттул,  -  как  ты  оцениваешь  свое
сегодняшнее поведение.
     - Я не думала, что так получится, - проговорила Сава после  недолгого
молчания.
     - Я тоже так полагаю, - сухо ответил Руттул.  -  Если  бы  я  полагал
иначе, я приказал бы тебя как следует высечь. И не розгами, а плетьми.
     Руттул подождал, скажет ли что Сава, но она промолчала.
     - Итак, - спросил Руттул, - могу ли  я  надеяться,  что  впредь  твои
поступки будут более обдуманны?
     - Мои поступки  были  обдуманы,  -  возразила  Сава.  -  Я  тщательно
обдумала, как мне избежать опеки Маву.
     - А подумать, чем это может закончиться, тебе и в голову не пришло?
     - Откуда я могла знать, что это будет так страшно?
     - Что именно? Нападение этого негодяя?
     - Это было отвратительно и страшно, - согласилась Сава.  -  Но  самое
страшное было потом.
     - И какие выводы ты из этого сделала?
     - Я не сделала никаких выводов, - сказала Сава напряженным голосом. -
Ты сам утверждал, нельзя никогда  говорить  необдуманные  слова,  а  я  не
готова разговаривать с тобой. Мне  трудно  говорить  с  тобой!  Ты  пришел
попенять мне, укорять плохим поведением? Сделай милость, говори, только не
требуй, чтобы я отвечала. Я не могу говорить с тобой! Я  будто  на  десять
лет постарела! У меня в голове  все  гудит!  Я  уже  поплакала,  а  сейчас
расплачусь вновь. А ты говорил, что в таком состоянии на люди показываться
нельзя! Я уже кувшин разбила и таз тоже, и все равно мне  хочется  кого-то
ударить! Даже тебя!
     Руттул  выслушал  сбивчивые  выкрики  Савы  и  прервал  ее  спокойным
голосом:
     - Хорошо, - сказал он. - Поговорил потом. А ты сейчас  ложись  спать.
За час до рассвета тебя разбудят.
     Сава спросила:
     - Мы уезжаем куда-то?
     - Нет, - ответил Руттул. - Это просто еще одна воспитательная мера. Я
хочу, чтобы ты присутствовала при казни.
     Сава замерла:
     - При казни? Чьей?
     - А, ты не знаешь? - небрежно спросил Руттул и пояснил: - Я  приказал
повесить Маву.
     Сава молчала, потрясенная. Потом она вскочила на ноги:
     - Вы не смеете! Маву не ваш слуга, а мой!
     Руттул тоже перешел на "вы":
     - Нет, я имею на это право, - возразил он. -  Вы  забыли  закон.  Муж
имеет право распоряжаться имуществом жены. А я ваш муж, если помните.
     - Это жестоко, - сказала Сава.
     - Это необходимо, - ответил  Руттул.  -  Я  доверил  ваше  воспитание
слугам; к сожалению, у меня слишком мало времени, чтобы  заниматься  вашим
воспитанием самому. Но я полагал, люди,  которым  я  поручил  это,  хорошо
справляются со своими обязанностями. У меня не было повода усомниться в их
добросовестности, теперь же я вижу, что ошибся. А ошибки нужно исправлять.
Смерть Маву послужит острасткой  остальным.