ы Маву гордился не меньше, чем гривой своего коня; мыть  чесать  и
заплетать косу принцессе было исключительно его занятием, и он относился к
этому делу ревностно. Пусть у  других  барышень  волосы  будут  редкие  от
рахита,  посеченные  да  спутанные  -  коса  принцессы  Савири,  опекаемая
хокарэмом, была длинная,  густая  и  нежная,  как  шелк.  Маву  подыскивал
травки, и темная коса девочки отливала медью и пахла полынью.
     Стенхе  посмеивался  над  Маву.  Кощунство,  совершаемое  сейчас  над
волосами принцессы, было таким пустяком по сравнению с тем, что предстояло
ей впоследствии. Шутка ли  подумать:  Сургара,  мятежная  Сургара,  бывшая
провинция Майяра, где  правил  таинственный  Герикке  Руттул,  которого  в
последний год невесть почему стали именовать принцем.
     Хокарэмов Руттул озадачивал. Насколько Стенхе знал, лет десять назад,
когда Руттул стал одним из руководителей мятежа, была предпринята  попытка
устроить на него покушение. Посланы были два  хокарэма.  Один  пропал  без
вести, другой вернулся совершенно сбитым с толку, краснеющий  от  стыда  и
унижения; однако же он и слова  не  проронил  даже  собратьям-хокарэмам  о
причинах столь постыдного возвращения. Все, что добились  от  него  -  это
предложение считать Руттула хокарэмом.
     - Но почему, на каком основании?
     - Ну считайте тогда магом, волшебником, - раздраженно ответил парень.
- Только оставьте его в покое. Вам же хуже будет...
     После  такого  заявления  личность  Руттула  всерьез   заинтересовала
обитателей Ралло, но в поведении его не обнаружилось абсолютно ничего, что
подтверждало бы его сверхъестественные способности.  Некоторое  подозрение
вызывал его  неснашиваемый  костюм,  но  Руттул  его  никогда  не  снимал,
ощупывать  же  одежду  на  человеке  хокарэмы,   если   это   не   вызвано
необходимостью, считали совершенно неприличным.
     Поэтому догадаться, что это  за  одежда  такая,  которая  под  дождем
остается сухой и в огне не горит, было очень  трудно.  И  если  бы  Руттул
таскал на себе одежду из обычной ткани, она бы уже давно провоняла  потом,
но Руттул всегда был чист и свеж, как будто только что вышел из бани.
     Правда, однажды хокарэмы все же подсмотрели, Как Руттул снял  костюм,
но дело осложнялось тем, что он предусмотрительно заперся.  Унизившись  до
подсматривания в щели, хокарэмы обнаружили, что Руттул разложил костюм  на
полу, положил на него какой-то коробок, а затем, выждав около часа,  убрал
коробок и не торопясь оделся. Смысл этой операции  остался  для  хокарэмов
тайной, и единственное, что дала подсмотренная  сцена  -  наблюдение,  что
костюм вовсе не преувеличивает отличное строение тела.
     Несмелое предположение,  что  костюм  сделан  из  пряжи,  аналогичной
горному льну, объясняло несгораемость ткани, но вовсе не  помогало  понять
остальные ее свойства.



                                    4

     В окрестностях Таруна принцессин караван оставил повозки и перебрался
в лодки. По течению ладьи шли  быстро,  а  потом,  когда  река  растеклась
вширь, и скорость замедлилась, выручал попутный  ветер,  так  что  гребцам
работы было мало.
     Маву едва успевал следить за принцессой. Непоседливая девочка  бегала
по ладье, и хокарэм должен был оберегать ее,  чтобы  она  не  свалилась  в
воду, не защемила руку в ржавой  уключине,  чтобы  не  выпачкала  нарядное
платье в смолу.
     - Загоняла, - жаловался Маву старшему хокарэму. - Сколько можно!
     - Следить за тем, что человек делает, порой куда труднее, чем  что-то
делать самому, - отозвался  Стенхе.  Он  бросил  взгляд  на  принцессу.  -
Погляди-ка, сейчас она на себя корзину опрокинет...
     Маву, не дослушав, метнулся к девочке, поймал  накренившуюся  корзину
обнаружил что в ней лежит только  что  пойманная  корабельщиками  рыба,  а
Савири тянет руки к еще трепещущему окуню.
     - Госпожа моя,  -  сказал  Маву,  -  сдерживаясь.  -  Ты  сейчас  вся
перемажешься, и нам с тобой даст нагоняй твоя нянька.
     - Так давай старое платье наденем, - предложила Савири.
     - Нельзя, - вздохнул Маву. - Принцесса не может быть замарашкой.
     О том, что она едет к королю и королеве в гости, Савири помнила  и  о
всяком замке, который видела на берегу реки, спрашивала, не замок  ли  это
Лабану. Но к ее разочарованию, все отвечали  отрицательно,  пока  наконец,
после долгого-долгого, как казалось девочке, путешествия Стенхе не  указал
на серые башни:
     - Вот он, Лабану-Орвит.
     В замке Лабану и была совершена свадебная церемония.  Сам  Руттул  не
приехал; он  никогда  не  выезжал  из  Сургары;  на  церемонии  его  особу
представлял Малтэр, личность хорошо известная в Майяре. Он был  незаконным
сыном покойного принца Марутту  от  красивой  дочери  небогатого  вассала.
Красотой Малтэр пошел в мать и был нищ и бесправен, потому что хоть отец и
признал своего сына, делать для него ничего не хотел.  Малтэр,  попробовав
поискать славы в ратном деле, очень скоро понял, что  можно  хорошо  жить,
применяя оружие и в мирное время. Ему было двадцать три, когда  он  собрал
шайку головорезов, по которым  плакала  виселица,  и  занялся  откровенным
разбоем.
     Сначала на его молодечество смотрели сквозь пальцы, потом,  когда  он
начал наглеть, деятельность его попытались пресечь, но  было  уже  поздно.
Бог весть почему Малтэр стал весьма популярен в простом  народе,  хотя  за
"заступника обиженных" он себя не выдавал. Вероятно, немалую роль  в  этом
сыграли  его  приятная  внешность,  обаяние  и  удачливость,   о   которой
рассказывали настоящие сказки. К тому же при всех  его  кровавых  подвигах
поведение Малтэра было неизменно галантным, а щедрость - царской, так  что
по крайней мере женская половина Майяра относилась к нему  с  безграничной
симпатией.
     При  все  том  был  он  человеком  предусмотрительным:   во   времена
сургарского мятежа он оценив обстановку  принял  сторону  Руттула.  Руттул
сначала не был склонен ему доверять, потом же, поняв, что от союза  с  ним
Малтэр  выиграет  больше,  чем  от  предательства,  уже  не  сомневался  в
бастарде.
     Конечно, Малтэра пытались подкупить.
     Но что мог дать Малтэру Майяр? Поместье,  пусть  даже  и  большое,  и
необходимость подчиняться сюзерену. Однако в Сургаре Малтэр  и  так  завел
себе поместья, потом, женившись на  миттауской  княжне,  получил  земли  в
окрестностях Интави, а что касается сюзерена  -  то  Малтэр  полагал,  что
может обойтись без него. Зачем? В Сургаре он  один  из  первых,  никто  не
смеет приказать ему, и если Малтэр  признает  власть  Руттула,  то  только
потому,  что  Руттул  никогда  не  пытался  выражать  свое  превосходство.
Пожалуй, они даже были друзьями. И поездка в Майяр за Руттуловой  невестой
была дружеской услугой.
     Малтэр любил бывать в Майяре; здесь  у  него  имелись  многочисленные
связи  в  самых  разных  кругах.  Он  договаривался  с  купцами,   нанимал
контрабандистов, рассылал своих шпионов. Тайные  операции  доставляли  ему
удовольствие даже сейчас, когда он остепенился, и не меньшее  удовольствие
доставляла ему возможность поддразнивать тех, кто когда-то, когда  он  был
нищим бастардом, пытался унизить его.
     Теперь он был отнюдь  не  нищ.  Разбой  на  дорогах  и  тайные  аферы
значительно обогатили его. В настоящее время под его  началом  было  шесть
каперских кораблей с отборной командой и великолепным вооружением.  Одного
такого корабля было бы довольно, чтобы озолотить  любого,  Малтэр  же  был
богат фантастически. Он рядился в шелк  и  бархат,  в  невиданные  меха  и
пышные перья; он не жалел для нарядов ни драгоценных красителей, ни редких
кружев,  ни  заморских  благовоний.  Из   украшений   Малтэр   предпочитал
саерамиский розовато-черный  жемчуг;  две  крупные  грушевидные  жемчужины
украшали его серьги.
     Однажды какой-то льстец стал говорить, что Малтэр куда больше Руттула
достоин называться принцем. Малтэр насмешливо поднял брови: "Принц Малтэр?
Фу, как пресно! Только дурак может  думать,  что  звание  принца  прибавит
значительности моему имени.  Руттулу,  впрочем,  тоже.  Но  если  это  его
забавляет, почему бы и нет?"
     Таков был представитель жениха.
     Савири, затянутая в  пышный  свадебный  наряд,  который  весил  почти
столько же, сколько  она  сама,  с  жемчугами,  вплетенными  в  волосы,  в
огромных дорогих серьгах и многочисленных ожерельях, едва  дышала.  У  нее
даже не было сил любоваться экзотическим  нарядом  Малтэра,  хотя  раньше,
заметив его  во  дворе,  она  была  в  восторге.  Маву  помогал  принцессе
двигаться; фактически он почти весь вес ее наряда принимал на себя; Стенхе
порой подменял его, давая отдохнуть, но вся свадебная церемония, если  так
можно выразиться, была полита потом Маву. Затем к весу наряда прибавился и
вес принцессы, которая устала и уже не могла стоять на  ногах,  но  тут  к
Маву присоединился Стенхе и вдвоем они продержались до конца.
     Принцессу, как была в громоздком наряде, отнесли в паланкине в ладью,
и караван, к которому прибавились сургарцы, продолжил путь по реке.
     Следующий день  принцесса  была  тиха  и  послушна;  измотанный  Маву
дремал; Стенхе, на котором усталость не проявилась, беседовал с кормщиком.
     Утаить теперь,  что  они  направляются  в  Сургару,  было  совершенно
невозможно. Стенхе ожидал  плача  и  страхов,  но  к  его  удивлению,  все
обошлось. Принцесса подошла к нему и, тронув за рукав, спросила тихо:
     - Стенхе, правда, мы в Сургару едем?
     - Правда, - отозвался Стенхе. - А ты что, - боишься?
     - Я с тобой и Маву ничего не боюсь, - ответила девочка серьезно. - Но
мне немножко боязно.
     - Ну вот, - улыбнулся Стенхе. - Ты же  знаешь,  что  бояться  нечего,
пока мы с тобой, но почему-то боишься. Глупо ведь, госпожа моя...
     - Стенхе, - спросила девочка. - А ты не бросишь меня в Сургаре?
     - Ну что ты, госпожа моя, - ответил Стенхе. -  Как  же  я  могу  тебя
бросить?
     Ладьи спустились по реке до самой Лоагны, а потом, когда корабельщики
решили, что штормов не  предвидится,  караван  потянулся  морем  до  устья
Вэнгэ. По Вэнгэ, переправившись через пороги, ладьи  дошли  до  Тавина,  и
путь был окончен.
     Дом Руттула Маву понравился.
     - Когда разбогатею, - заявил он, оглядываясь, - заведу себе такой же.
     - Сперва разбогатей, - ответил Стенхе. Дом-то ему тоже  нравился,  но
нравилось, каким образом устраивают принцессу. Руттул, правда, в  этом  не
был виноват. Покои своей маленькой невесте он предоставил хорошие,  только
вот свита расположилась в этих покоях согласно обычаю.  Спальня  принцессы
была большая, но не так уж и  велика  для  четырнадцати  человек,  которые
устроились здесь на ночлег.
     - Будешь ночевать у порога, - приказал Стенхе.
     Маву кивнул.
     - А я справлюсь? - спросил он нерешительно.
     - Не смеши, - отозвался Стенхе. - С чем тут справляться? Кто на  нашу
принцессу покушаться будет?
     Для своего ночлега Стенхе выбрал крохотную, но уютную комнатушку,  на
которую никто не позарился. Он первым делом распахнул окно  во  внутренний
дворик, впуская в комнату свет, а потом аккуратно разложил свои пожитки.
     В доме, а вернее на половине принцессы,  царила  сейчас  суматоха,  а
Стенхе всяких переполохов не любил. Он предпочитал действовать  не  спеша,
рассудительно, и неторопливая его повадка понравилась сургарцам.
     Наведя порядок в своей каморке, Стенхе вышел во  двор  и  под  лучами
заходящего солнца принялся чинить после дальней дороги свои сапоги.
     - Зачем же ты сам, сударь, - услышал он рядом с собой приятный голос.
Молодая женщина, которой голос принадлежал, вид имела не  менее  приятный.
Ей было, как оценил Стенхе, лет тридцать или немного более того; одета она
была  опрятно  и  немного  франтовато,  как  любят  одеваться   зажиточные
горожанки в Тавине. Стенхе  сразу  проникся  к  ней  симпатией.  -  Зачем,
сударь? Отдай сапожнику, - говорила женщина. - У нас хороший сапожник,  ты
не думай. Пала, Пала! Возьми у господина обувь да занеси Навирэ.
     Стенхе безропотно отдал свои многострадальные сапоги.
     - А хочешь, я скажу, чтобы он новые сделал? - продолжала женщина.
     - Не хочу, дорогая моя госпожа, - улыбнулся Стенхе.  -  Я  старый,  и
обувка у меня старая. Разношенные башмаки ноге  приятнее.  -  Он  встал  и
слегка поклонился. - Меня зовут Стенхе, любезная госпожа.
     - Мое имя Хаби, - сказала женщина. - Я экономка в этом доме.
     - Счастлив познакомиться, сударыня, - улыбался Стенхе.  -  Не  забудь
меня своей добротой, хозяюшка, - добавил он лукаво.
     Хаби прыснула со смеху.
     - Ох, какой ты... Какая же я хозяюшка? - сказала она рассудительно. -
Хозяйку вы привезли...
     - Ну, малышка не скоро еще хозяйкой станет, - отозвался Стенхе.
     Вынырнул откуда-то Маву, бросил небрежно Стенхе:
     - Я свои вещички к твоим  закинул,  -  а  сам  жадно  засмотрелся  на
цветущую прелесть Хаби. - О, какие в Тавине красотки!
     Он тут же принялся сыпать любезностями. Хаби,  смеясь,  отвечала;  ее
забавлял пылкий юноша  в  хокарэмской  одежде.  Но  когда  Маву,  осмелев,
попытался как бы в шутку обнять женщину, она ловко увернулась.
     - Ай-яй-яй, молодой человек... - улыбнулась она. -  Ишь,  быстрый!  -
Она спросила обоих: - Может, вам что-нибудь нужно с дороги?  Говорите,  не
стесняйтесь.
     - Мы не стесняемся, - заверил ее Маву.
     - Ничего не нужно, - ответил Стенхе.
     - Тогда я пойду, дел много, - сказала она и убежала на чей-то зов.
     - Ты что руки распускаешь? - спросил Стенхе, погасив  улыбку.  -  Эта
женщина не для тебя.
     - Для тебя? - ухмыльнулся Маву.
     - Зачем тебе глаза даны, мой мальчик, скажи на милость? -  проговорил
Стенхе. - Чтобы в девчонок ими постреливать?
     - А что? - невинно спросил Маву.
     - Эта  женщина  держится  в  доме  Руттула  уверенно,  как  настоящая
хозяйка, - продолжал Стенхе. -  Она  распоряжается  слугами,  и  слуги  ее
слушаются беспрекословно. Вывод?
     - Ты хочешь сказать, это пассия Руттула? - ухмыльнулся  Маву.  -  Ну,
это ничего не значит.
     Стенхе помолчал, а потом объяснил Маву, что  если  он  хоть  словечко
вздумает сказать о Хаби без почтительности, то он, Стенхе,  лично  возьмет
на себя труд поучить его учтивости.
     - Или ты полагаешь, я с тобой не справлюсь?
     - Справишься, - согласился Маву. Он тут же переменил  тон,  заговорил
преувеличенно обидчиво: - Что, мне уже с красивой  женщиной  и  поговорить
нельзя? Сразу начинаешь черт знает что думать...
     - Иди-ка ты, братец, к принцессе, - приказал Стенхе.
     А когда Руттул спросил Хаби, как ей пришлось с майярцами, она сказала
простодушно:
     - Уж и не знаю, как  дальше  будет.  Какие-то  они  все  бестолковые,
крикливые...
     - Все?
     - Ну не все, -  весело  призналась  Хаби.  -  Ты,  господин,  заметил
юношу-хокарэма? Он пытался за  мной  ухаживать.  Милый  мальчик...  А  кто
второй хокарэм, что останется при маленькой госпоже?  Этот  тугоухий?  Ох,
какой неприятный человек! Сколько боги ему не додали  слуха,  он  добирает
глазами. Так и зыркает, так и зыркает... Так это он останется или  другой,
такой ленивый?
     - А тугоухого как зовут? - поинтересовался Руттул. - Стенхе?
     -  Наутхо,  по-моему.  Стенхе  -  другой,  любезный  такой  степенный
господин. Он же не хокарэм.
     - Хокарэм, - сказал Руттул. - Будь с ними поосторожнее, - предупредил
он. - Они, конечно, не оборотни, как молва говорит, Но люди опасные.
     ...Среди ночи Савири  проснулась,  завозилась  в  постели,  осторожно
высвобождая  подол  рубашки  из-под  няньки,  спящей  в  ногах  широченной
кровати. Та не проснулась, лишь пробормотала что-то сонно и  перевернулась
на другой бок.
     Девочка  выбралась  из-за  полога,  окружающего  кровать   шелестящей
стеной. В просторной спальне было темно, душно и совсем  не  тихо.  Сонное
дыханье, храп, постанывания: ведь полтора  десятка  человек  -  почти  вся
принцессина свита - спали сейчас в этой комнате.
     Маленькая королевна пересекла комнату, пробираясь к  дверям.  Там,  у
порога, спал на ковре из волчьих шкур Маву. Девочка  присела  на  корточки
около него, шепнула  почти  неслышно:  "Маву,  проснись..."  Он  проснулся
тотчас же и не шевелясь скосил глаза на свою маленькую госпожу.
     - Маву, мне страшно, давай походим.
     - Разбудим всех, - так же тихо возразил он. - Суматоха начнется.
     - А мы в коридоре походим.
     Тогда он встал, поднял маленькую  госпожу  на  руках  и  поставил  на
ковер, чтобы ножки ее не застыли,  скользнул  к  кровати,  чудом  каким-то
отыскал башмачки и теплую  шаль,  вернулся  к  принцессе  и  присев  надел
башмачки на холодные ножки.
     Дверь открылась перед ними легко, без скрипа.  Они  вышли  в  темноту
коридора и пошли туда, где полоской лунного света угадывалось  окно.  Окно
было широкое, оно выходило во внутренний дворик и  было  открыто.  Девочка
пожелала вылезти через него во двор. Маву осторожно выглянул - дворик  был
пуст.
     Маву легко спрыгнул во двор. Маленькая принцесса сопя  полезла  через
подоконник. Маву принял ее на руки и опустил на землю.
     Во  дворе  черными  громадами  высились  деревья,  журчал   маленький
фонтанчик, и девочка сразу же бросилась  к  нему  плескаться.  Она  забыла
страх и рассмеялась. Почти тотчас  послышались  шаги  по  каменным  плитам
двора; Маву настороженно выступил вперед.
     Входившего во двор человека разглядеть  было  трудно;  только  черный
силуэт.
     - Кто тут? - тихо, но властным, твердым голосом спросил  вошедший,  и
Маву узнал голос Руттула. Руттул, спокойный и уверенный, ждал ответа.
     - Прошу прошения, сиятельный принц, - заговорил Маву, чуть  кланяясь,
чтоб не сочли за невежу. - Маленькой госпоже не спится.
     Руттул шагнул вперед и разглядел за плотной фигурой Маву закутанную в
шаль девочку.
     - Госпоже что-то не нравится? - спросил Руттул, глядя на нее с высоты
своего роста.
     Девочка вспомнила вдруг, что она принцесса, дочь короля,  и  выпустив
из рук полу хокарэмской куртки, выступила навстречу Руттулу.  Ей  все  еще
было страшно, но внушенные  с  пеленок  слова  о  королевском  достоинстве
заслонили трепет перед страшным  человеком,  в  доме  которого  ей  теперь
придется жить. Она сказала:
     - Пусть Маву объяснит.
     Маву призадумался только на мгновение.
     - Душно, - проговорил он. - В спальне спит много людей и дышать нечем
совершенно. А госпожа не привыкла ночевать с такой многочисленной свитой.
     -  Да,  -   подтвердила   маленькая   принцесса.   -   И   становится
страшно-страшно.
     - Чего ж тебе бояться, госпожа? - ответил Руттул, и  по  голосу  было
заметно, что он усмехается. - Мой дом охраняется очень хорошо.
     - А я тебя боюсь, - призналась девочка.
     - Я такой страшный?
     - Не знаю, - отвечала девочка храбро.  -  И  Маву  не  знает.  -  Она
оглянулась на Маву.
     Маву не стал ни опровергать, ни подтверждать  слова  своей  маленькой
госпожи.
     - О тебе разное говорят, господин, - сказал он вольно. - Тебя  боятся
не только дети.
     - Тогда не буду надоедать тебе своим присутствием, госпожа, -  сказал
Руттул, обращаясь к девочке. Он стал удаляться,  но  остановил  его  голос
принцессы:
     - Ты не обиделся?
     - Нет, - отозвался Руттул. Он отошел, но потом остановился и окликнул
Маву.
     - Да, господин, - выпрямился хокарэм.
     - Пусть Стенхе зайдет ко мне утром.
     - Слушаю, господин. - Маву замешкался. - Прошу прощения,  а  в  какое
время?
     - Безразлично.
     Стенхе пришел к кабинету Руттула за два часа до полудня.
     - Тебя вызывали? - вырос перед Стенхе долговязый секретарь.
     - Вызывали, - отозвался Стенхе благодушно. -  Спроси  господина,  мне
погодить или же он примет сейчас?
     - Непременно  спрошу,  -  улыбнулся  секретарь,  памятуя  о  указании
Руттула держаться с майярцами как можно более люб