пы
к четырем кольям, три человека по очереди стерегли его.  Но  серая  кобыла
поглядывала, чтобы слуги не учинили какого-нибудь фокуса в свою пользу.
     Через три дня они уже были на  родной  земле.  Появление  их  вызвало
ликование,  невиданное  между  морями.  В  первой  же  деревне,  где   они
появились, их бесплатно накормили и напоили, а  половина  молодых  местных
жителей захотела присоединиться к ним.  Джайлс  отобрал  дюжину  молодцов,
обещал им хорошее жалованье и купил самых лучших  лошадей.  Он  становился
все более сообразительным.
     Отдохнув денек, он двинулся дальше в  сопровождении  нового  эскорта.
Спутники Джайлса распевали в его честь песни, грубые и  неприхотливые,  но
ему они нравились. Кто его приветствовал, а кто смеялся.  Зрелище  было  и
веселое,  и  удивительное.  Вскоре  фермер  Джайлс  свернул  к   югу,   по
направлению к дому; к королевскому двору он не пошел и письма не отправил.
Но весть о возвращении мастера Эгидиуса распространилась, подобно  пожару,
идущему с запада, вызывая удивление и смятение. Ведь он  явился  вслед  за
приказом короля объявить во всех городах и деревнях траур по случаю гибели
рыцарей в горном походе.
     Везде, где появлялся Джайлс, о трауре  мгновенно  забывали,  колокола
начинали вовсю звонить, а люди толпились на  улицах,  крича  и  размахивая
шапками и шарфами. Все они улюлюкали в морду бедному дракону, и тот  начал
горько сожалеть о заключенной сделке. Для потомка древнего  царского  рода
она оказалась унизительной. Когда прибыли в Хэм, все  собаки  презрительно
на него залаяли. Все, кроме  Гарма:  он  был  слишком  поглощен  хозяином,
обратив к Джайлсу и глаза, и уши,  и  нос.  От  радости  он  прямо  голову
потерял и ходил колесом по всей улице.
     В Хэме, разумеется, встретили Джайлса бурной  радостью,  но  приятнее
всего ему было видеть, как безуспешно пытается усмехнуться мельник  и  как
изменился в лице кузнец.
     - Помяните мое слово, это еще не все! - буркнул кузнец и, не в  силах
придумать более мрачное пророчество, угрюмо повесил голову.
     Фермер Джайлс со  свитой,  с  драконом  и  с  поклажей  поднялись  на
пригорок. В дом пригласили только священника.


     Скоро  новость  дошла  до  столицы;  позабыв  официальный   траур   и
собственные дела, люди толпились на улицах. Было много шума и крика.
     Король во дворце кусал ногти и выдирал себе бороду. Он так горевал  и
гневался, так оплакивал  свои  финансы,  был  так  мрачен,  что  никто  не
осмеливался с  ним  заговорить.  Наконец  уличный  шум  достиг  его  ушей:
непохоже было на траур и рыдания.
     - Что за шум? - спросил он. - Велите народу отправляться по  домам  и
соблюдать траур, как подобает. Шумят, будто гуси на ярмарке!
     - Дракон вернулся, государь, - отвечали ему.
     - Как? - изумился король. - Так соберите немедленно рыцарей - вернее,
то, что от них осталось!
     - В этом нет нужды, государь, - объяснили ему.  -  Ведь  с  ним  едет
мастер Эгидиус, и при нем дракон совсем ручной  и  послушный.  По  крайней
мере, так говорят. Новость только что дошла до нас, слухи разные.
     - Боже  милостивый!  -  воскликнул  король  с  явным  облегчением.  -
Подумать только, что на послезавтра мы  заказали  торжественную  мессу  по
случаю  гибели  этого  человека!  отменить  ее!  а  что  слышно  о   наших
сокровищах?
     - Говорят, их там целая гора, государь, - доложили ему.
     - Когда же они прибудут?  -  заволновался  король.  -  Ну  и  славный
человек этот Эгидиус - проведите его прямо ко нам, как только явится!
     Придворные в нерешительности ничего не отвечали. Наконец один из  них
набрался храбрости:
     - Извините, государь, но мы слыхали, что  фермер  миновал  столицу  и
направился к себе домой. Несомненно, при первой же возможности он  должным
образом переоденется и поспешит сюда.
     - Несомненно, - согласился король. -  Но  к  чему  эти  переодевания?
какое право он имел пройти мимо не доложившись? мы очень недовольны.


     Первая возможность давно представилась  -  и  прошла,  как  и  многие
другие. Фермер Джайлс уже целую неделю жил дома, но так и  не  написал  во
дворец ни слова. На десятый день король совсем разъярился:
     - Послать за негодяем!
     И послали. До Хэма был целый день пути в один конец.  Через  два  дня
посыльный вернулся и, трепеща, доложил:
     - Он не желает ехать, государь!
     - Гром и молния! - рассердился король. - Так  велите  ему  явиться  в
следующий вторник, не то его пожизненно заключат в тюрьму!
     - Извините, государь, но он все равно не явится, - доложил несчастный
посыльный, возвратившись во вторник.
     - Десять тысяч молний! - воскликнул король. -  Так  отправить  его  в
тюрьму! сейчас же пошлите людей заковать этого грубияна в цепи! - приказал
он слугам, которые попались ему под руку.
     - Сколько же людей послать? Там ведь дракон, да Хвостосек, да еще...
     - Да еще палки от  метелок,  да  смычки  от  скрипок!  -  передразнил
король. Затем приказал подать ему белого коня, собрал рыцарей (вернее, то,
что от них осталось) и оруженосцев и отправился в путь,  кипя  от  ярости.
Народ в удивлении высыпал из домов.
     Но фермер теперь был не только героем округи, он  уже  стал  любимцем
страны. Народ и не думал приветствовать рыцарей  и  королевскую  свиту  на
пути их следования, хотя перед самим королем еще  снимали  шляпы.  Но  чем
ближе он подъезжал к Хэму, тем угрюмее на него глядели;  в  иных  деревнях
люди запирались в домах и не выглядывали из окон.
     От кипящего гнева король перешел к холодной ярости. Когда он  наконец
подъехал к реке, за которой лежал Хэм и виднелся дом  Джайлса,  он  совсем
помрачнел. Ему захотелось даже сжечь деревню.  Но  на  мосту  восседал  на
своей серой кобыле сам фермер Джайлс и  держал  в  руке  Хвостосек.  Кроме
Гарма, разлегшегося на дороге, никого больше не было видно.
     - Доброе утро, государь, - вежливо поздоровался  Джайлс,  не  ожидая,
когда к нему обратятся.
     Король посмотрел на него холодно и сказал:
     - Твои манеры в нашем присутствии оставляют желать лучшего, но это не
освобождает тебя от обязанности явиться, когда за тобой посылают.
     - И правда, государь, я об этом и не подумал, - ответил Джайлс.  -  У
меня и своих дел по горло, а я на ваше поручение  и  так  столько  времени
потратил.
     - Десять тысяч молний! - закричал король, опять раскаляясь от  гнева.
- Иди ты к дьяволу вместе со  своей  наглостью!  Раз  так,  ничего  ты  не
получишь, и благодари бога, если тебя не повесят! А надо бы тебя повесить,
если ты не попросишь у нас прощения и не вернешь нам меч!
     - Что такое? - переспросил Джайлс. - По-моему,  я  все  уже  получил.
Нашел - храни, а хранишь - значит, имеешь, так  уж  у  нас  говорят.  И  я
думаю, Хвостосеку у меня лучше, чем у ваших слуг. А для чего вам  все  эти
рыцари и свита? если вы в гости, так добро пожаловать, но тогда хватило бы
и поменьше людей. А если меня хотите взять, так вам бы побольше надо.
     Король чуть не задохнулся  от  негодования,  а  рыцари  покраснели  и
опустили головы. Некоторые оруженосцы заулыбались за спиной у короля.
     - Отдавай мой меч! - громко потребовал король, позабыв величать  себя
во множественном числе.
     -  Отдайте  нам  вашу  корону!  -  возразил  Джайлс.  Вот  это   было
требование, такого еще никогда не слышали в среднем королевстве.
     - Гром и молния! схватить его  и  связать!  -  король  разъярился  до
последней степени. - Да что вы топчетесь? хватайте его  -  или  убейте  на
месте!
     Оруженосцы выступили вперед.
     - Караул! караул! - залаял Гарм.
     Именно в эту минуту дракон вылез из-под моста. Он прятался глубоко  в
реке, у дальнего берега. Он выдохнул могучую струю пара, потому что  выпил
немало воды. Образовался густой туман, в котором сверкали  только  красные
глаза дракона.
     - Домой, дурни! - загремел он. - Или я разорву вас всех в  клочья.  В
горах  уже  лежат  трупы  рыцарей,  скоро  новые  появятся,  в  реке.  Вся
королевская конница, вся королевская рать!
     Он прыгнул и вонзил коготь в бок  белого  королевского  коня,  и  тот
помчался прочь, как десять тысяч молний,  так  часто  поминаемые  королем.
Остальные лошади поскакали следом с  той  же  скоростью:  кое-кто  из  них
встречался с драконом раньше, и воспоминания  эти  были  не  из  приятных.
Оруженосцы разбежались кто куда, подальше от Хэма.
     Белый конь был только слегка поцарапан, но  ему  не  удалось  убежать
далеко. Король заставил его  вернуться:  ведь  для  своей  лошади  он,  по
крайней мере, был еще господином, никто  не  посмел  бы  сказать,  что  он
боится хоть одного человека или дракона на свете. Когда он вернулся, туман
рассеялся, но рассеялись и рыцари с  оруженосцами.  Положение  изменилось:
король оказался один на один со  здоровенным  фермером,  а  ведь  тот  был
господином Хвостосека и дракона! переговоры ни к чему не  привели.  Фермер
Джайлс заупрямился. Он  не  уступал  и  не  вступал  в  бой,  хотя  король
неоднократно вызывал его на поединок.
     - Нет уж, государь, - отвечал он  улыбаясь.  -  Ступайте-ка  домой  и
успокойтесь. Не хочу вас поранить, но, если вы немедленно  не  уедете,  за
дракона я не ручаюсь. Всего хорошего!
     Так закончилась битва на Хэмском мосту. Не получил король ни  единого
пенса и ни слова извинения от фермера Джайлса,  который  возвысился  таким
образом в собственных глазах. Более того, с этого дня среднее  королевство
утратило  власть  над  здешними  землями.  Люди  признали  Джайлса   своим
господином. При всех своих титулах король не мог найти ни одного человека,
который выступил  бы  против  бунтовщика  Эгидиуса,  потому  что  он  стал
любимцем страны, менестрели пели о нем, и невозможно  было  запретить  все
песни, воспевающие его  деяния.  Самой  популярной  была  баллада  из  ста
насмешливых куплетов о знаменитой встрече на мосту.
     Хризофилакс надолго остался в Хэме, к великой  выгоде  Джайлса:  ведь
естественно, что человек, владеющий ручным  драконом,  пользуется  большим
уважением. С разрешения священника дракона держали в амбаре  для  хранения
церковной десятины, и его стерегли двенадцать молодцов. Так возник  первый
из титулов Джайлса: Домиуиде де Домито  Беуреате,  что  на  простонародном
языке означает: господин  ручного  ящера,  сокращенно  -  просто  ручного.
Джайлсу воздавали большие почести, но он все еще платил дань королю: шесть
бычьих хвостов и пинту пива в день Святого Маттиаса -  это  была  как  раз
дата встречи на мосту. Однако через некоторое время он заменил "господина"
на "графа", - размера  его  владений  было  вполне  достаточно  для  этого
титула.
     Через  несколько  лет  он  стал  принцем  Эгидиусом,   выплата   дани
прекратилась.  Джайлс,  будучи  сказочно  богат,  выстроил  величественный
дворец и окружил себя многочисленными оруженосцами. Все они были  довольны
и  веселы,  одежда  их  поражала  роскошью.  Двенадцать   молодцов   стали
капитанами. У Гарма появился золотой ошейник, и пес до  конца  своих  дней
свободно шатался везде, где хотел. Он стал  гордым  и  счастливым  псом  и
презирал других собак, считая,  что  они  должны  ему  оказывать  почести,
соответствующие богатству и власти его хозяина. Серая кобыла в мире дожила
свои дни, так и не поделившись ни с кем своими мыслями.
     В  конце  концов,  Джайлс,  конечно  же,  стал   королем   -   Малого
королевства. Его  короновали  под  именем  Эгидиуса  Дракониуса,  но  чаще
называли  старым  Ящерным  Джайлсом.  При   его   дворе   в   моду   вошел
простонародный язык, сам король никогда не  произносил  речей  на  книжной
латыни. Его жена стала  весьма  величественной  королевой  и  держала  под
строгим контролем хозяйственные счета. Трудно было перехитрить или  обойти
королеву Агату, по крайней мере, на это время требовалось немало времени.
     Так Джайлс дожил до преклонных лет. Он отрастил седую бороду до колен
и завел представительный двор, где заслуги людей часто вознаграждались  по
достоинству. Им был основан совершенно новый царский орден - орден  Ящера,
эмблемой его стал дракон, а  старшими  членами  -  все  те  же  двенадцать
молодцов.
     Следует признать, что Джайлс обязан своим  возвышением  случаю,  хотя
использовал этот случай с умом. И удача, и ум остались при  нем  до  конца
дней, к  великой  выгоде  его  друзей  и  соседей.  Он  щедро  вознаградил
священника, и даже кузнец с мельником получил свою долю,  ибо  Джайлс  мог
позволить себе щедрость. Но став королем, он издал  суровый  закон  против
любителей дурных  предсказаний  и  сделал  помол  королевской  монополией.
Кузнец переменил профессию и стал гробовщиком, зато мельник подобострастно
служил короне. Священник сделался епископом и учредил  кафедру  в  Хэмской
церкви, которую для этого перестроили.


     Нынешние жители бывшего малого  королевства  найдут  в  этой  истории
правдивые объяснения, которые и в наше  время  носят  некоторые  города  и
деревни этой местности. Ведь сведущие люди уверяют, что,  когда  Хэм  стал
столицей нового королевства, из-за естественной путаницы между  прозвищами
лорд Хэма и лорд Тэма, т. е. Ручного, город этот стали  ошибочно  называть
Тэмом. А в  память  о  драконе,  благодаря  которому  они  прославились  и
разбогатели,  драконарии  (рыцари  дракона)  построили  большой   дом   на
расстоянии четырех миль к северо-западу от Тэма, в том  самом  месте,  где
Джайлс познакомился с Хризофилаксом. Это место во всем  королевстве  стало
известно как адка драконаниа, или, на простонародном языке, Чертог Ящера -
в честь короля, господина ящера, и его знамени.
     Ландшафт местности с тех пор изменился, королевства образовывались  и
рассыпались,  реки  поменяли  русла;  остались  только  холмы,  но  и  они
разрушаются ветрами и дождями. А название еще  сохранилось,  хотя  теперь,
как мне говорили, его исказили и произносят - черт из ящика, ибо  нынешние
деревни утратили свою былую гордость. Но в те дни,  о  которых  повествует
эта история, место называлось Чертог Ящера и было королевской резиденцией,
а над деревьями развевалось знамя с изображением  дракона.  Дела  там  шли
хорошо и жилось весело, пока Хвостосек был на страже.



                                  ЭПИЛОГ

     Хризофилакс просил отпустить его, да и кормить его оказалось  дорого:
он продолжал расти, все драконы растут, пока жизнь сохраняется в них.  Так
что через несколько лет, когда Джайлс надежно укрепил свое  положение,  он
отпустил бедного ящера домой. Расстались они с многочисленными  уверениями
во взаимном уважении и заключили  пакт  о  ненападении.  В  глубине  своей
недоброй души дракон чувствовал самое доброе расположение  к  Джайлсу,  на
какое только способен дракон. А тут еще  и  Хвостосек:  дракон  легко  мог
лишиться  жизни  и  клада.  У  него  в  пещере,  как  подозревал   Джайлс,
сохранилось еще достаточно сокровищ.
     Хризофилакс полетел с горы медленно и осторожно, потому что крылья  у
него сделались неуклюжими от долгого бездействия, а размеры и броня сильно
увеличились. Прибыв домой, он первым делом выставил  из  своей  резиденции
молодого дракона, который нахально ее захватил в отсутствии  Хризофилакса.
Говорят,  что  шум  битвы  был  слышен  по  всей  округе.   Когда   он   с
удовлетворением сожрал своего побежденного врага, ему сразу  стало  легче.
Раны былого унижения  затянулись,  и  он  очень  долго  проспал.  Наконец,
внезапно пробудившись, он отправился на поиски  того  самого  огромного  и
глупого великана, который много лет назад затеял всю эту кутерьму.  Дракон
высказал ему все, что о нем думает, и бедняга был очень подавлен.
     - Так это был мушкетон? - переспросил он и поскреб  в  затылке.  -  А
я-то думал - это слепни!




                         Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН

                                 ЭЛЕССАР




     Жил в Гондолине мастер, кузнец и ювелир, по имени  Энердил.  Не  было
его искусней среди Нольдора со  смерти  Феанора.  Больше  всего  он  любил
создания Яванны, растения, и величайшей радостью для него  было  смотреть,
как солнечный свет пробивается через кроны  деревьев.  Так  в  сердце  его
родилось желание создать драгоценный камень, в  котором  был  бы  заключен
солнечный свет, но который был бы зелен,  как  молодая  листва.  Он  сумел
воплотить свою мечту, и даже нольдоры дивились его творению. Говорят,  что
тот, кто смотрел сквозь этот камень, видел все увядшее или погибшее заново
возрожденным, как в дни  юности,  и  что  руки  державшего  его  приносили
исцеление от боли всему, к чему бы они не прикасались.
     Этот камень Энердил принес в дар Идриль, дочери Короля, и она  носила
его на груди. Идриль взяла его с собой после падения  Гондолина,  и  перед
тем, как отошел ее корабль, передала своему сыну Эарендилу, со словами:
     - Элессар, я оставляю его тебе, ибо  велики  раны  Средиземья,  и  он
может помочь тебе исцелить их. Только тебе позволяю я владеть им.
     В Гавани Сириона для целителя и  вправду  было  много  дел,  и  среди
людей, и среди эльфов, и среди  животных,  что  бежали  сюда  от  ужаса  с
Севера. И пока Эарендил жил там, все раны были  залечены,  и  леса  вокруг
были зелены и  прекрасны.  Но  когда  Эарендил  жил  там,  все  раны  были
залечены, и леса вокруг были зелены и прекрасны. Но когда Эарендил  уходил
в свой великий поход за Море, он взял Элессар с собой, потому что во  всех
поисках его никогда не оставляла надежда, что он, быть может, еще встретит
Идриль снова - ведь первым воспоминанием в  жизни  для  него  был  зеленый
камень на груди его матери, певшей  возле  его  колыбели  в  дни  расцвета
Гондолина. Так и случилось, что навеки покидая Средиземье,  Эарендил  унес
Элессар с собой.
     Однако, позже Элессар снова появился в Средиземье. Две разные легенды
говорят о нем, но правду знали только Мудрые, навсегда ушедшие  на  Запад.
Некоторые говорят, что второй Элессар - это тот  самый  камень,  созданный
Энердилом,  и  возвращенный  по  воле  Валар;  что  Олорин  (известный   в
Средиземье как Митрандир) принес его с собой с Запада. В свое время Олорин
пришел  к  Галадриэли,  жившей  тогда  под  сенью   Великого   Зеленолесья
[впоследствии Лихолесье] долго говорил с ней. Годы изгнания тяжким  грузом
легли на плечи Леди Нольдора и  она  желала  знать  все  новости  о  своих
родичах, ибо ей еще не позволено было покинуть  Средиземье.  Когда  Олорин
ответил на ее вопросы, она вздохнула и прошептала:
     - Я тоскую в Средиземье. Листья здесь опадают, цветы увядают и сердце
мое томится, ибо жива еще в нем память о не умирающих  деревьях  и  травах
моего дома.
     - А Элессар смягчил бы твою печаль? - спросил тогда Олорин.
     - Где теперь камень Эарендила? - покачала  головой  Галадриэль.  -  И
Энердил, создатель его, давно покинул мир.
     - Кто знает? - возразил Олорин.
     - Это так, - сказала Галадриэль, -  они  ушли  за  Море,  как  и  все
прекрасное, что у нас было. Неужели Средиземье  теперь  должно  увянуть  и
постепенно умереть?
     - Такова его судьба, -  заметил  Олорин.  -  Но  это  не  обязательно
случится скоро, и если Элессар вернется, то это можно изменить к  лучшему.
Ненадолго, пока не настанет Время Людей.
     - Если... но как это может случиться?.. - произнесла Галадриэль.
     - Ведь Валары теперь недосягаемы, заботы Средиземья не трогают  их  и
на всех живущих здесь пала тень.
     - Это неправда. Взор их не затуманен, а сердца не  зачерствели.  И  в
доказательство - вот, взгляни!  -  и  к  изумлению  Галадриэли  он  поднял
ладонь, на которой лежал Элессар.
     - Я принес это тебе от Яванны, - сказал Олорин. - Используй  его  как
сможешь, и на какое-то время он сделает землю, где ты живешь,  чудеснейшим
местом Средиземья. Но не навсегда вручаю я его тебе. Когда  придет  время,
ты передашь его. Ибо прежде чем ты устанешь от Средиземья и покинешь  его,
придет