огненное нутро,
       Прежде, чем вырыли ямы, в глубоких долинах лесных
       Жили древние эльфы, хранители чар колдовских,
       И дивные вещи творили, и нет их в мире ценней,
       И пели, когда создавали короны своих королей.
       Давно те песни замолкли, свершился суровый рок,
       Цепи их заглушили, пресек их стальной клинок.
       Алчности в темных чертогах чужды песни и смех,
       Трясется она над богатством, что копит в тайне от всех,
       Валит изделия в груды из золота и серебра;
       Тем временем эльфов обитель стала пуста и темна.

       В гулкой черной пещере жил старый-престарый гном,
       Весь век просидел под горою над золотом и серебром.
       С молотом и наковальней расстался он только тогда,
       Когда от вечной работы высохла в кость рука.
       Чеканил одни лишь монеты и звенья богатых цепей,
       Надеясь, что купит этим могущество королей.
       Но слух его притупился, и зренье он стал терять,
       И скоро гному осталось лишь камни перебирать.
       Губы его посерели, и все же в улыбку ползли,
       Когда меж скрюченных пальцев алмазы на пол текли.
       За стуком их не расслышал тяжкой поступи он,
       Когда у реки приземлился юный свирепый дракон:
       Огнем дохнул сквозь ворота, от сырости стылой ярясь,
       И кости гнома упали пеплом в горячую грязь.

       Под голой серой скалою жил старый-престарый дракон,
       Сверкая от скуки глазами, лежал в одиночестве он.
       Юность давно умчалась, и пыл свирепый остыл.
       Сморщенный и шишковатый ящер в изгибе застыл
       Над кучей сокровищ, направив к ним думы, и зренье, и слух;
       За многие, долгие годы огонь в его сердце притух.
       В скользкое брюхо вдавились камни бесценной броней,
       Запах монет вдыхал он и блеск освежал их слюной,
       Все ценности, что хранились под сенью обширных крыл,
       Помнил с первой минуты и ничего не забыл.
       На жестком ложе вздыхая, дракон о ворах помышлял,
       И в снах своих беспокойных нещадно их истреблял:
       Теплое мясо глотал он и кровь горячую пил...
       Довольный сквозь дрему собою, уши змей опустил.
       Звон кольчуги раздался, но дракон не слыхал,
       Как юный отважный воин вызов на битву кидал.
       Зубы - кинжалы у змея, а шкура тверда, как рог,
       Но полыхнул в подземелье яркий заветный клинок.
       Вскинулся ящер, и тут же свистнул жестокий удар,
       Тело рассек и мгновенно век старика оборвал.

       Сидел на высоком троне старый-престарый король,
       Грел бородою колени, слушал суставов боль.
       Ни песни, ни вина, ни яства его развлечь не могли:
       К тайному подземелью мысли его текли,
       Где в сундуке огромном под низким сводом лежат
       Золото и алмазы, с боем добытый клад.
       Дверь того подземелья засов железный держал,
       Проход к той двери тяжелой один лишь владыка знал.
       Слава его угасла, и суд неправеден был,
       Мечи его приближенных долгий покой затупил.
       Замок пустеет, ветшает, запущен дворцовый сад,
       Зато под рукой королевской хранится эльфийский клад.
       Не слышал рогов он раскаты на перевале в горах,
       Не чуял запаха крови на смятой траве в степях...
       Замок его полыхает, рыцари все полегли,
       В холодной глубокой яме свои он окончил дни.

       Лежит в глухом подземелье древний-предревний клад,
       За всеми забытой дверью ничей не смущает он взгляд,
       К этим угрюмым воротам смертных следы не ведут,
       На старых могильных курганах травы забвенья растут.
       Мертвых сон не тревожат трели птиц в вышине,
       Дует соленый ветер в чистой небес синеве,
       Дует над темной горою, где Ночь хранит древний клад,
       Пока круг времен завершится и эльфы вернутся назад.




                             ЗОВ МОРЯ

                   У моря я шел и в прибое нашел
                   Как звезду на мокром песке
                   Белый рапан, что морем шуршал,
                   Трепеща в моей мокрой руке.
                   Его я качал и гул пробуждал
                   В его глубине. Буй печальный
                   Плясал на волне, и зов в тишине
                   По волнам шел, слабый и дальний

                   И лодка плыла, пуста и сера,
                   В приливе несла ее ночь,
                   "Ждать больше нельзя! Уйти нам пора!"
                   Я крикнул: "Неси меня прочь!"

                   Средь водной пыли в туманной дали
                   Неслась она, словно во сне,
                   На берег забытый, пучиною скрытый,
                   К темной чужой стороне.
                   И мокрый рапан на зыби плясал
                   И звал, и звал в никуда,
                   На тайных клыках в прибоя волнах
                   Ревела, кипела вода.
                   Пески мерцали, и сетью сияли
                   Звезды в пучине морской,
                   А скалы стояли и влажно сверкали
                   Пеной под бледной луной.
                   Прибрежный песок сквозь руку потек
                   Пылью бесценных камней -
                   Цветенье коралла и звуки опала,
                   И песнь аметиста в ней.
                   Но мрачно зиял под крышею скал
                   Провал пещеры грозящий.
                   Сквозняк подувал, паутину качал
                   И гнал в темноте меня дальше.

                   С холма ручеек по зелени тек,
                   И свежей была вода.
                   Вдоль русла в стене к прекрасной стране
                   Ушел я от моря тогда.
                   Там вечер вечный, и, словно свечи,
                   Горят цветы по лугам,
                   И тени порхают, озера вздыхают,
                   По низким их берегам
                   Осинки трепещут, и ярко блещут
                   Кувшинки в холодной воде,
                   И ивы свисают, и травы сбегают
                   К томной уснувшей реке.
                   У брода рядами листвою-мечами
                   Ирисы стражу несут,
                   Колебля лес пик, камыши и тростник
                   Тихо беседу ведут.
                   Птицы стонали и причитали,
                   И шепот шел из пещер,
                   Тюлени урчали, волны рычали,
                   И брызгами лед летел.
                   Пахло зимой. Туман пеленой
                   Окутал годы мои.
                   Снег выпал бледный, на берег последний
                   Сумерки тихо легли.
                   Здесь лодка ждала, качалась одна
                   В приливе, кивая кормой.
                   Лег я на дно, и сразу легко
                   Ушла она в даль со мной.
                   По волнам плыла и встречала она
                   Мертвые корабли.
                   Большие суда шли мимо всегда,
                   Молча теряясь в ночи.
                   И весь долгий вечер летело навстречу
                   Дальнее пенье ко мне,
                   И зайцы скакали, меж норок играли,
                   Снегом белея в траве,
                   Крались барсуки, вились мотыльки,
                   Сновали туда и сюда...
                   А музыка пела, в долине звенела:
                   Там пляска веселая шла.
                   Но куда б я ни шел, никого не нашел,
                   Одно и то же всегда:
                   Сиплый рожок - и ног топоток,
                   Звуки бегства - и тишина.
                   Из трав речных и трав луговых
                   Мантию сплел я тогда,
                   Жезл взял с собой и флаг золотой,
                   Как звезды сверкали глаза.
                   Увенчан цветами, я встал на кургане
                   И громко и грозно воззвал:
                   "Зачем вы молчите? Зачем вы бежите,
                         Куда бы я не шагал?
                    Я здесь король! И край этот мой!
                         И ирисный меч в руке!
                    Эй, появитесь! Ну покажитесь!
                     Иль хоть ответьте мне!"

                   Тут туча пришла, плотна и грозна,
                   И в черноте я пополз,
                   Как крот слепой, с согбенной спиной,
                   То руки в землю, то нос.
                   Корявый ствол во мраке нашел,
                   Сучья голы, мертва листва.
                   У старых корней на год и на день
                   Остаться пришлось мне тогда
                   Под уханье сов, в сплетении снов.
                   Трухой шелестели жуки,
                   Здесь ветви висели и смутно темнели
                   У ног моих дождевики.

                   Но вечной мглы нет, забрезжил рассвет -
                   И стала видна седина.
                   "Я должен идти и море найти,
                    Хоть дорога мне не ясна!
                    Я очень стар, себя потерял,
                    Позвольте продолжить путь!"
                   Ветер рыдал, лохмотья срывал,
                   И тьма нагоняла жуть.
                   Руки дрожали, ноги устали,
                   И старость гнула к земле,
                   Дождь бил в лицо. Вдруг запах его
                   Принес весть о море ко мне.

                   Окна закрыты, и двери забиты,
                   Дорога пуста предо мной...
                   Встретил лишь дождь... Я выбросил прочь
                   Все, что унес с собой:
                   Горстку песка и белый рапан,
                   Мертвый теперь и немой.
                   Он умолк навсегда. не видать никогда
                   Мне берег земли дальней той.
                   С тех пор я брожу, как нищий, кружу
                   По тропам в своей стороне,
                   Сам себе бормоча, ибо молчат
                   Те, кто встречаются мне.




                            ПОСЛЕДНИЙ КОРАБЛЬ

                  Фириэль проснулась, к окну подошла,
                  Смотрит в серый и хмурый рассвет.
                  Резок и звонок крик петуха,
                  Смутны тени и смутен свет.
                  Темной стеною деревья стоят,
                  Но листва их еще не видна.
                  Ветер холоден, кроны едва шелестят,
                  Щебет птиц, а за ним тишина.

                  Недвижна дева, как образ в окне,
                  Но вот длинный луч побежал
                  С верхушек древесных к росистой траве
                  И искрами в ней засверкал.
                  Скользнули тут стройные ноги к дверям
                  Мелькнули по лестнице вниз,
                  Летящей походкой по мокрым лугам
                  Ступали средь радужных брызг.

                  Камнями горел девичий убор,
                  Когда та спустилась к реке
                  И стала у ивы, направив взор
                  На рябь в бегущей воде.
                  С ветки сорвался синий удод,
                  Нырнул и вспорхнул опять,
                  Кувшинки неспешно вели хоровод,
                  Тростник стал о чем-то шептать.

                  Вздыхали пряди волос на плечах,
                  И в утреннем свете мерцало
                  Ее отраженье в дрожащих струях...
                  Вдруг пенье вдали зазвучало.
                  Тихим эхом светлый хрустальный звон
                  И хор голосов молодых,
                  Звуки флейты и рокот струн,
                  Печальный прозрачный мотив.

                  Оставив смертным землю разлук,
                  Средиземье мы покидаем.
                  Над родиной эльфов плывет чистый звук,
                  Там колокол с башни вещает.
                  Здесь вянет трава, облетает листва,
                  Луна и солнце хиреют.
                  К нам зов несется издалека
                  И манит нас силой своею.

                  Не он ли на берег привлек тебя?"
                  Тут замерли весла гребцов.
                  "Пришедшей наша открыта стезя.
                  Оставь же землю отцов.
                  Здесь дни твои быстро к концу прибегут,
                  Лишь это тебе суждено.
                  Взойди на корабль! Владыки зовут,
                  И есть еще место одно!"

                  Корабль показался на глади речной,
                  Высокий нос золотился,
                  Лебеди плыли пред ним чередой,
                  Сзади след пенный вился.
                  Эльфы весла держали в руках,
                  Плащи серебристо серели,
                  И трое меж них в королевских венцах,
                  Их кудри по ветру летели.

                  Играли на арфах и пели они,
                  А весла падали в такт:
                  "Край наш зеленый в душистой тени,
                  Где птицы весной гомонят!
                  Пусть золотая взойдет заря
                  И в ясный день перейдет!
                  Прежде чем хлебом одарит земля,
                  Немало цветов расцветет!"

                  "Куда вы идете, Прекрасный Народ?
                  Несет вас речная гладь
                  В сумерки леса, средь тайных чащоб
                  Иную обитель создать?
                  Иль к островам в холодных морях,
                  Чьи камни гложет прибой,
                  Жить одиноко на тех берегах,
                  Где лишь чайки кричат над волной?"

                  "Нет, о дева! - ответили ей, -
                  Путь ведет нас последний
                  Прочь от ваших грозных морей,
                  От западных гаваней бледных.
                  Уходим навеки в родные края
                  Под Белого Дерева сень.
                  Над берегом, пеной омытым, крыла
                  Простерла там звездная тень.

                  Но только дева успела шагнуть,
                  Ноги в мокрую глину ушли.
                  Стоит Фириэль. Преградила ей путь
                  Цепкая хватка земли.
                  Течением мимо проносит корабль,
                  И девушка шепчет вслед:
                  "Я смертная, этой земли я дитя,
                  И Ее не покину, о нет!"

                  Вернулась она лугами домой,
                  И платье с камнями сняла,
                  В темной одежде с тугою косой
                  Взялась за дневные дела.
                  Вечер пришел, и угас, как всегда,
                  За морем солнечный свет...
                  Но больше из дома теней никогда
                  Не звал Фириэль рассвет.

                  Время неспешной скользит чередой,
                  Год за годом, за веком век.
                  По прежнему солнце идет за луной
                  В долинах Семи быстрых Рек,
                  И шепчет тростник, и деревьев листва,
                  Опав, зеленеет опять.
                  Но эльфы ушли совсем, навсегда,
                  И песням их здесь не звучать.




                         Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН

                                 АМБАРКАНТА




     Илюрамбар (Ilurambar) или  мировые  стены  ограждают  весь  мир.  Как
сталь, как стекло и лед эти стены, и Детям Земли не дано даже представить,
насколько они холодны, тверды и прозрачны. И  нельзя  их  ни  увидеть,  ни
пройти, иначе как через Дверь Ночи.
     Внутри этих стен - сфера Земли: сверху, снизу и со всех сторон от нее
находится Вайя (Vaiya), Омывающий Океан. Но ниже земли он больше похож  на
море, а выше ее - на воздух. В Вайя ниже Земли обитает Ульмо.  Над  Землею
находится Воздух, называемый Виста (Vista), он поддерживает облака и птиц.
Его верхняя часть называется Фаньямар (Fanyamar) или Дом Облаков, а нижняя
- Айвеноре (Aiwenore) или Птичья Обитель. Но воздух этот лежит только  над
Средиземьем и Внутренним морем, и границы его - Горы Валинора на Западе  и
Стены Солнца на Востоке. Поэтому облака  редко  появляются  в  Валиноре  и
смертным птицам нет пути за вершины его гор.  Но  на  Севере  и  Юге,  где
больше всего холода и мрака, и где Средиземье простирается почти до  самых
Мировых Стен, Вайя, Виста и Ильмен (Ilmen) текут вместе, и смешиваются.
     Ильмен - это тот воздух, что чист и пронизан светом, хотя  сам  и  не
светится. Ильмен лежит над Виста и невелик  в  глубину,  глубже  всего  он
Западе и на Востоке и тоньше всего - на Юге и Севере.  Воздух  Валинора  -
Ильмен, но иногда втекает туда и Виста, в особенности в Пристанище  Эльфов
(Elvenhome), часть которого лежит у восточных подножий гор, и если Валинор
в тени и этот воздух не очищен светом Благословенного Края,  он  принимает
форму теней и серых туманов. Ильмен и Виста могут смешиваться,  ибо  схожа
их природа, но Ильмен - воздух Богов,  он  очищен  происхождением  светил,
ведь в Ильмене проложила Варда путь звездам, а позже - Солнцу и Луне.
     Виста пронизывает все и избегнуть его невозможно, разве лишь для слуг
Манве или тех, кому он дает возможность существовать в Ильмене, или даже в
верхнем слое Вайя, что так тонок и холоден. Из Виста можно  спуститься  на
Землю, из Ильмена - в Валинор. Теперь Валинор простирается почти до  Вайя,
который уже всего на Востоке и Западе мира и  глубже  всего  -  на  Юге  и
Севере. Поэтому западные берега Валинора недалеко  от  Мировых  Стен.  Там
находится бездна, что отделяет Валинор от Вайя и Ильмен заполняет  ее.  По
ней можно спуститься из Ильмена, что над Землей в  края  лежащие  ниже,  и
дальше - к Корням Земли, пещерам и гротам, пронизывающим основания суши  и
моря. Там находится обиталище Ульмо. Оттуда вытекают  воды  Средиземья.  И
состоят эти воды из Ильмена, Вайя и Амбар (Ambar  -  "Земля"),  ибо  Ульмо
смешивает Ильмен и Вайя и  шлет  их  вверх,  через  вены  мира  очищать  и
освежать моря и реки, озера и источники Земли.  И  по  тому  текущая  вода
хранит память о высотах и глубинах, о мудрости и музыке Ульмо и о  яркости
небесных светил.
     В краях Ульмо звезды  иногда  не  видны  и  Луна  часто  бродит  там,
недоступный взглядам с Земли. Но Солнце  там  не  мешкает.  Она  торопливо
проходит под землей, чтобы не удлинялась ночь и не крепло зло, слуги Ульмо
проводят ее через нижний слой Вайя и он согревается, и наполняется жизнью.
Так дни измеряются прохождениями Солнца, плывущей с Востока на Запад через
нижний Ильмен,  затмевая  звезды.  И  она  проходит  над  Средиземьем  без
остановки, ближе то к Югу, то к Северу, но не по капризу, а в  зависимости
от времени года. И когда она встает над Стенами Солнца  -  это  рассвет  и
когда она спускается за Горы Валинора - это вечер.
     Но в Валиноре день проходит иначе чем в  Средиземье.  Ибо  там  самое
светлое время - вечер. Тогда Солнце опускается и отдыхает недолгое время в
Благословенном Краю, лежа на груди Вайя. И когда она погружается  в  Вайя,
он становится жарче и вспыхивает розоватым светом, надолго озаряя  страну.
Но с ее движением к Востоку сияние это меркнет и Валинор остается  освещен
лишь звездами - тогда Боги сильнее всего оплакивают Лаурелин. На  заре  же
тьма в Валиноре глубока и тени его гор тяжело ложатся на обитель Богов. Но
луна  не  задерживается  в  Валиноре  и  быстро  проходит  над  ним,  чтоб
погрузиться в Бездну Ильмен,  ибо  он  преследует  Солнце  и  изредка  ему
удается настичь ее; тогда пламя Солнца охватывает его и чернеет  его  лик.
Однако случается, что он приходит в Валинор, когда Солнце еще не  покинуло
его,  тогда  он  спускается  и  встречает  свою  возлюбленную,  и  Валинор
заливается перемешанным золотым и серебряным светом -  и  Боги  улыбаются,
вспоминая смешанный свет Лаурелина, и Сильпиона в давние дни.
     Равнины Валинора постепенно опускаются к подножиям гор и западный его
берег лежит на уровне дна внутренних  морей.  Недалеко  оттуда,  как  было
сказано, Мировые Стены, а над самым дальним западным  берегом  расположена
Андо Ломен (Ando Lomen), Дверь Ночи, пронзающая Стены  и  открывающаяся  в
Пустоту. Ибо мир сущест