звук
насторожил его. Все еще взбудораженный разговором с Гвалчмаем, он бросил
ветку, схватил меч и  метнулся  вправо.  Что-то  задело  ему  спину,  он
извернулся, и гладий рассек наваливавшийся на него мрак. Клинок вонзился
в нечто плотное, и раздался  звериный  вопль.  Над  Викторином  возникла
черная тень, он снова извернулся и с  боевым  кличем  прыгнул  навстречу
врагу. Его меч вновь нашел свою цель, но тут же удар над ухом  отшвырнул
его к костру, и он прокатился по тлеющим  углям.  Тучи  разошлись,  луна
серебряными лучами озарила все вокруг. Викторин  вскочил  на  ноги..,  и
окаменел. На него надвигалось существо в  полтора  человеческого  роста,
обросшее длинными бурыми волосами. Красные глаза  сверкали,  как  свежая
кровь, клыки длиной соперничали с  кинжалами,  только  зловеще  кривыми.
Руки были непропорционально длинными и почти касались  земли,  и  каждый
палец завершался зазубренным когтем.
   Вокруг ног Викторина заклубился серый туман,  поднимавшийся,  заметил
он, все выше. Чудовище надвигалось. Римлянин быстро стер  пот  с  правой
ладони и сжал кожаную рукоять гладия.  Не  то  оружие...  Против  такого
зверя полезнее было бы копье.
   - Подойди и умри! - крикнул он. - Вкуси римского железа!
   Чудовище остановилось.., и заговорило.  От  удивления  Викторин  чуть
было не выронил меч.
   - Ты не можешь сражаться с судьбой, Викторин, - сказало оно  голосом,
как шипение змеи. - Настал твой час. Не сопротивляйся. Отдохни и  познай
покой.
   Отдохни и познай радость. Отдохни... -  Голос  завораживал,  и  когда
чудовище двинулось вперед, Викторин замигал,  пытаясь  сбросить  с  себя
сонное оцепенение, которое он  навевал.  Туман  поднялся  до  его  плеч,
клубясь, как дым костра.
   - Нет! - сказал он, пятясь.
   Внезапно нечеловеческий визг  разорвал  тишину.  Туман  рассеялся,  и
Викторин увидел, как позади чудовища Гвалчмай  взмахивает  окровавленным
мечом для второго удара. Римлянин метнулся вперед, чтобы всадить  клинок
в волосатое горло. Когти располосовали  его  одежду  и  кожу  на  груди,
опалив ее, как огнем. Гвалчмай  нанес  второй  удар  сзади,  и  чудовище
упало. Туман сгустился - и вдруг исчез.
   Как и чудовище.
   Викторин попятился к кострищу, мечом  сгреб  в  него  угли,  а  потом
раздул огонь. Гвалчмай присоединился к нему, но  они  не  обменялись  ни
словом, пока костер вновь не запылал.
   - Прости меня, - сказал римлянин. - Я насмешничал по невежеству.
   - Прощать нечего. Ты был  прав:  человек  должен  сражаться  за  свою
жизнь, даже когда верит, что все потеряно. Нынче ты преподал  мне  урок,
римлянин. Я его не забуду.
   - День уроков! А что это за тварь?
   - Атроль.., и небольшой. Нам повезло, Викторин.
   Но теперь они уже знают, что потерпели неудачу, и следующий демон так
просто не сгинет.
   - Возможно, но все-таки он сгинет!
   Гвалчмай ухмыльнулся и хлопнул его по плечу.
   - Я тебе верю.
   - Пусть хоть один из нас верит, - сказал римлянин.
   - По-моему, нам следует убраться отсюда, - заметил  Гвалчмай.  -  Раз
они напали на след, то начнут нас нагонять.
   И будто в подтверждение его слов с севера донесся жуткий вой. А затем
донеслись ответные завывания с востока и запада.
   - Волки? - спросил Викторин, страшась услышать ответ.
   - Атроли. Едем!

Глава 5

   Туро уставился на неулыбающегося Кулейна и впервые за свою юную жизнь
почувствовал, как у него в груди закипает ненависть. Его отец убит,  его
будущее у него отнято, и вот он во власти этого странного гостя.
   Он поднялся с пола у очага.
   - Сегодня вечером я отработаю свой ночлег, пусть ты и  расставил  мне
хитрую ловушку. Но потом я уйду.
   - Боюсь, что нет, юный принц. - Кулейн снял кожаную куртку и  подошел
к огню. - К утру доступ в долины  закроется  -  снег  наметет  сугробами
десять футов глубиной. Боюсь, мы будем вынуждены терпеть  твое  общество
еще два месяца, если не больше.
   - Ты лжешь!
   - Изредка случается, - негромко ответил Кулейн, опускаясь на колени и
протягивая руки к огню. - Только не на этот раз. Но взгляни  на  светлую
сторону, Туро. Тебе не обязательно видеть меня подолгу.  Та  или  другая
простая работка, а потом ты можешь проводить время с Лентой. И  вдобавок
ты не можешь уйти, - но и твои враги не  могут  добраться  до  тебя.  По
весне твой путь домой будет куда безопаснее. Ну и  еще  ты  ведь  можешь
кое-чему научиться.
   - Тебе меня учить нечему. Мне все твои сноровки ни к чему.
   Кулейн пожал плечами.
   - Как желаешь. Я устал, я ведь уже не молод,  как  когда-то.  Могу  я
дать отдых моим старым костям на твоей кровати, Гьен?
   - Ну конечно, - ответила Лейта. Туро  заметил  выражение  ее  глаз  и
пожалел, что ему не было дано зажечь такое чувство. Ее любовь к  Кулейну
была сиянием, и Туро изумился, как же он не догадался раньше.
   Он ощутил себя непрошеным свидетелем, лишним,  помехой,  и  сердце  у
него налилось свинцом. И  почему  лесовичке  не  любить  этого  человека
действия,  высокого,  крепкого  как   дуб,   зрелого,   могучего?   Туро
отвернулся, чтобы не видеть любви в ее глазах, и отошел к окошку.
   Оно было плотно закрыто от вьюги, и он притворился, будто осматривает
раму - как точно все части были пригнаны друг к  другу.  Ни  сквознячка!
Когда он оглянулся, Кулейн уже ушел в заднюю комнату  вместе  с  Лейтой.
Туро вернулся к очагу. Он услышал, что они переговариваются  вполголоса,
но слов разобрать не мог.
   Лейта вернулась через несколько минут и зажгла две свечки.
   - Он уснул, - сказала она.
   - - Прости меня, Лейта. Я не хотел мешать.
   Большие карие глаза вгляделись  в  его  лицо  со  слегка  насмешливым
выражением.
   - Чему мешать?
   Он глотнул, сознавая, что вступил на зыбкую почву.
   - Тебе и Кулейну. Вы как  будто  счастливы  вместе  и,  вероятно,  не
нуждаетесь.., в чьем-то еще обществе. Я уйду, как только смогу.
   Она кивнула.
   - Ты ошибаешься, Туро. Здесь ты  можешь  научиться  очень  многому..,
если умело используешь свое время. Кулейн  хороший  человек.  Лучший  из
всех, кого я знаю. В нем нет жестокости, чего бы ты ни думал. И  за  его
поступками всегда кроются причины, которые очень далеки от своекорыстия.
   - Я не знаю его так хорошо, как ты, - сказал Туро самым лучшим  своим
беспристрастным тоном.
   - Еще бы! А мог бы узнать, если бы начал думать,  вместо  того  чтобы
артачиться.
   - Не понимаю, о чем ты. Умение думать  -  пожалуй,  единственная  моя
сила. За всю мою жизнь разум ни разу не подводил меня в отличие от  моих
ног или легких.
   Она улыбнулась, протянула руку и потрогала его за  плечо.  У  него  в
крови словно вспыхнул огонь.
   - Раз так, то думай, Туро. Почему он сейчас здесь?
   - Как я могу ответить на этот вопрос?
   - Оценив то, что тебе известно, и сделав вывод.
   Считай, что я задала тебе загадку.
   В таких условиях Туро почувствовал себя спокойно и легко. Даже  слово
"загадка" напомнило ему родной дом - его вечера с Мэдлином  в  кабинете,
обшитом дубовыми панелями. Его  мысли  без  усилий  обратились  в  новое
русло. Кулейн попросил его побывать у Лейты, передать его приглашение, а
затем пришел сам,  тем  самым  лишив  поручение,  данное  Туро,  всякого
смысла.
   Почему? Он вспомнил долгий тяжкий подъем к  этой  одинокой  хижине  и
сообразил, что горец отправился в путь вскоре после его ухода, Он поднял
глаза и увидел, что Лейта пристально смотрит на него. Он  улыбнулся,  но
выражение ее лица не изменилось.
   - 1ы нашел ответ? - спросила она.
   - Пожалуй. Он шел за мной.., на случай, если я свалюсь в снег.
   Теперь настал ее  черед  улыбнуться,  и  он  увидел,  как  напряжение
покинуло ее.
   - И тебе он все еще кажется людоедом?
   - Но ведь мне вовсе незачем было идти сюда, верно?
   - А ты и это обдумай, - сказала она, грациозно  встала  и  подошла  к
длинному ларю в глубине комнаты.
   Достала два одеяла и подала их ему.
   - Ложись спать у очага. Утром увидимся.
   - А ты где будешь спать?
   - - Рядом с Кулейном.
   - А! Ну.., да, конечно.
   - Ну да, конечно, - повторила она, и в глазах у нее  вспыхнул  огонь.
Он побагровел и посмотрел мимо нее куда-то в угол.
   - Я ничего обидного не думал. Правда.
   - Не так обидны твои слова, как твой взгляд.
   Он кивнул и беспомощно развел руками.
   - Я ревную. Прости меня.
   " - С какой стати я должна тебя прощать? В чем твое преступление?  Ты
видишь, но ты не видишь. Выносишь приговоры на самых шатких  основаниях.
Не заблуждайся, Туро, насчет  своей  силы.  Правда,  твое  тело  не  так
сильно, как твой ум. Но что из этого следует?
   Твое тело настолько слабо, что ты в заблуждении преувеличил  истинную
силу своего ума. А ум у тебя недисциплинированный.  И  твое  высокомерие
неприемлемо. Спокойной тебе ночи.
   Он долго сидел, глядя на огонь, подкладывал поленья в очаг и думал  о
ее словах. Ему следовало сообразить, что Кулейн следовал за  ним,  в  ту
самую минуту, когда высокий воин вошел в хижину. Точно так  же,  как  он
должен  был  сразу  догадаться,  почему  Кулейн  послал  его  сюда.  Да,
бесспорно, чтобы оставить его в ловушке гор до конца зимы, - но  Кулейну
это никакой выгоды не приносило, а вот он теперь был в  безопасности  от
своих врагов. Он лежал на полу, кутаясь  в  одеяла,  и  чувствовал  себя
глупым, совсем юным и  в  полной  растерянности.  Сначала  Лейта,  затем
Кулейн  спасли   ему   жизнь.   А   он   оплатил   им   высокомерием   и
неблагодарностью.
   Проснулся он рано после крепкого сна без сновидений. В очаге осталась
одна зола, в которой кое-где  краснели  угольки.  Он  осторожно  разгреб
золу, чтобы открыть доступ воздуху, и положил в очаг  последнее  полено.
Потом встал и вышел из хижины. Метель кончилась, воздух Снаружи  радовал
свежестью и обжигал морозом. Он нашел дровяной  сарай  и  взял  колун  с
Длинной ручкой. Первым же ударом он рассадил толстый чурбак, и  на  него
нахлынула такая гордость, что  даже  в  ушах  зашумело.  С  ухмылкой  он
глубоко вдохнул леденящий воздух. Болячки у него на ладони подсохли,  но
кожа  оставалась  очень   чувствительной.   Не   обращая   внимания   на
усиливающуюся боль, он продолжал колоть дрова, пока двадцать чурбаков не
превратились в сорок шесть поленьев.. Он собрал их и  присел  на  колоду
для колки, а по его лицу ползли капли пота.
   Холода он больше не ощущал, а ощущал себя удивительно живым.  Руки  и
плечи у него горели от физического  напряжения,  и  он  немного  выждал,
чтобы дыхание стало ровным. Потом взял три полена и отнес  их  к  очагу.
Как и накануне, на третий-четвертый  раз  у  него  начала  покруживаться
голова, а потому он замедлил шаги и часто устраивал передышки.  Так  что
закончил работу, не свалившись от приступа слабости, а  когда  очаг  был
полон, его охватило нелепое чувство одержанной  победы.  Он  вернулся  к
сараю и вогнал колун в чурбак.  Ладонь  вновь  кровоточила,  и  он  сел,
глядя, как кровь свертывается, гордясь ею, точно  шрамом,  полученным  в
бою.
   На ветку у него над головой  вспорхнула  пичужка  в  ярком  оперении.
Коричневато-красная грудка, на  головке  словно  черная  шапочка,  серые
перышки на спине казались серым плащиком, а  кончики  крыльев  и  хвоста
были черными с белой полоской - ну просто знак пилуса  примуса,  первого
центуриона.
   Туро видел таких птичек и раньше в лесах Эборакума, но никогда прежде
не любовался их красотой.
   Пичуга мелодично тонко присвистнула и улетела в лес.
   - Это был Пиррула, снегирь, - сказал Кулейн, и Туро  подскочил.  Воин
подошел бесшумно, как приходит рассвет. - В горах много  красивых  птиц.
Вон погляди! - Туро посмотрел туда, куда указывал его  палец,  и  увидел
удивительно забавную оранжевую пичужку с белоснежной бородой  и  черными
усами - ни дать ни взять крохотный чародей. - А это  Панурус  биармикус,
усатая синица, - объяснил Кулейн. - Их осталось очень мало.
   - Просто вылитый мой друг. Жалко, что он ее не видел.
   - Ты говоришь о Мэдлине, и он их видел.
   - Ты знаком с Мэдлином?
   - Я знаком с Мэдлином еще с тех пор,  как  мир  был  юным.  Мы  росли
вместе в городе Балакрис, до того как Атлантиду поглотил океан.  Да,  ты
спрашивал о моем титуле - Кулейн лак Фераг.  Кулейн  Бессмертный!  -  Он
улыбнулся. - Но теперь  уже  нет.  Теперь  я  Кулейн,  человек,  и  стал
счастливее. Каждый новый седой волос я принимаю как драгоценный дар.
   - Ты из Края Тумана?
   - Мэдлин, я и еще кое-кто создали этот Край.
   Нелегкая была задача, и по сей день я не уверен, что оно того стоило.
А как по-твоему?
   - Что я могу ответить? Я ведь никогда там не бывал. Нечто сказочное?
   - Сказочно скучное, малый! Ты  способен  вообразить  бессмертие?  Что
отыщется  нового  в  мире,  чтобы  пробудить  у  тебя   интерес?   Какие
честолюбивые  замыслы  сможешь  ты  вынашивать,  которые  не  нашли   бы
немедленного удовлетворения? Какая радость в бесконечной  череде  времен
года? Куда лучше быть смертным и  стариться  вместе  с  окружающим  тебя
миром.
   - Но ведь есть же любовь? - сказал Туро.
   - Да, любовь. Но через сотню или через тысячу лет от пламени  страсти
остается лишь уголек, дотлевающий в золе давно погасшего огня.
   - - А Лейта бессмертна?
   - Нет, она не из Тумана. Она тебя очаровала, Туро?
   Или тебя одолевает скука при мысли,  что  покинуть  эти  леса  ты  не
можешь?
   - Нет, не одолевает. И да, она прекрасна.
   - Я ведь не об этом спросил?
   - Значит, я не могу ответить. Но я не дерзну  поднять  глаз  на  твою
даму.., даже если бы она снизошла до меня.
   Серые глаза Кулейна заблестели,  и  его  лицо  расплылось  в  широкой
усмешке.
   - Хорошо сказано! Но только она не моя дама.
   Она моя воспитанница.
   - Но она спит с тобой!
   - Спит? Да. Тебя настолько укрывали  от  жизни  в  Эборакуме?  О  чем
только думал Мэдлин?
   - Но она же тебя любит, - сказал Туро. - Этого ты отрицать не можешь.
   - Надеюсь, что да: ведь я заменял ей отца - насколько мог.
   В первый раз за его недолгое общение с Воином Тумана у Туро  возникло
необъяснимое ощущение превосходства. Он-то знал, что Лейта любит Кулейна
как мужчину: он видел это в ее глазах, в наклоне ее головы.
   А Кулейн не  видел.  Что  превращало  его  действительно  в  простого
смертного, и Туро почувствовал к нему симпатию.
   - Сколько тебе лет? - просил он, меняя тему.
   - Ответ тебя ошеломит, а потому я не отвечу. Однако скажу,  что  этот
остров и его жителей я наблюдаю больше семисот лет. Я  даже  как-то  был
королем.
   - Какого племени?
   - Всех племен. Ты слышал про Кунобелина?
   - Короля ториновантов? Да. Это был ты?
   - Я правил более сорока лет. Я был легендой,  как  мне  рассказывали.
Помогал построить Камулодуну.
   Светоний писал обо мне,  что  я  был  Британорум  Рекс  -  царь  всея
Британии, величайший из вождей бельгов. А!
   В те дни у меня было такое самомнение! И мне так нравилась лесть!
   - Некоторые племена верят,  что  ты  вернешься,  когда  стране  будет
грозить опасность. Так толкуют у лагерных  костров.  Я  думал,  что  это
чудесная легенда, но она может обернуться правдой. Ты можешь  вернуться;
ты можешь снова стать королем.
   Кулейн уловил проблеск надежды в глазах мальчика.
   - Я больше не король, Туро. И у меня нет желания управлять. А вот  ты
мог бы.
   Туро покачал головой.
   - Я не похож на моего отца.
   - Да. В тебе много от твоей матери.
   - Ты был с ней знаком?
   - Да, я был там в тот день, когда Мэдлин привел  твоего  отца  домой.
Алайда отказалась ради него от  всего,  и  от  жизни  тоже.  Мне  тяжело
говорить об этом, но ты имеешь право знать. Алайда  была  моей  дочерью,
единственным  моим  ребенком  за  всю  мою   долгую   жизнь.   Ей   было
девятнадцать, когда она покинула  Фераг,  двадцать,  когда  она  умерла.
Двадцать! Я готов был убить Мэдлина. И чуть было не убил. Но его терзало
такое раскаяние, что я решил: оставить его  жить  будет  более  страшной
карой.
   - Значит, ты мой дед? - спросил  Туро,  смакуя  вкус  этого  слова  и
впервые осознав, что глаза Кулейна, серые,  точно  древесный  дым,  были
совсем такими, как его собственные.
   - Да, - сказал Кулейн.
   - Почему ты никогда не навещал меня? Ненавидел за то, что я убил  мою
мать?
   - Я так думал, Туро. Число прожитых лет не  всегда  означает  великую
мудрость.., как хорошо знает Мэдлин! Я мог бы спасти  Алайду,  но  я  не
позволил ей взять из Ферага хотя бы один Камень.
   - А камни там волшебные?
   - Не все. Но есть особый Камень, мы называем его Сипстрасси, и  он  -
источник всякого волшебства. Он создает то, о чем человек грезит. Люди с
наиболее сильным воображением  становятся  чародеями;  они  разнообразят
скучное существование воплощениями своих грез.
   - Мэдлин один из таких, - сказал Туро. - Я  видел,  как  он  создавал
крылатых коней не длиннее моих пальцев; и  войска,  которые  вступали  в
сражение на письменном столе  моего  отца.  Он  показал  мне  Марафон  и
Фермопилы, Платею и Филиппы. Я видел,  как  великого  Юлия  остановил  в
Британии Касваллон.
   Я слышал погребальную речь Антония...
   - Да, я тоже все это видел, -  сказал  Кулейн,  -  но  говорил  я  об
Алайде.
   - Прости, - виновато сказал Туро, - я сожалею...
   - Не жалей. Магия всегда властвует над воображением мальчиков. У  нее
был ее собственный Сипстрасси, но я не позволил ей увезти его из Ферага.
Я думал: она позовет меня, когда я ей понадоблюсь. Но  она  не  позвала.
Предпочла умереть. Такой была ее гордость.
   - Ты винишь в ее смерти себя?
   - Но кого еще мне винить? Однако это прошлое, а ты -  настоящее.  Что
мне делать с тобой?
   - Помочь мне вернуться в Эборакум.
   - Таким, как ты сейчас, Туро? Нет. Ты только полчеловека.  Мы  должны
сделать тебя сильным. Как слабый принц ты не проживешь и дня.
   - Ты воспользуешься магией Камня, чтобы сделать меня сильным?
   - Нет. Магией Земли, - ответил  Кулейн.  -  Заглянем  внутрь  тебя  и
посмотрим, что там.
   - Я не создан быть воином.
   - Ты мой внук, сын Аврелия и Алайды. Думаю, ты  убедишься,  что  твоя
кровь возьмет свое. Мы уже знаем, что колун у тебя в руках играет. Какие
еще неожиданности ты припас?
   Туро пожал плечами.
   - Мне не хотелось бы разочаровать тебя, как я разочаровал моего отца.
   - Урок первый, Туро. С этих пор разочаровать ты можешь только  самого
себя.  Но  ты  должен  дать  согласие  выполнять  то,  что  я  скажу,  и
подчиняться каждому моему слову. Ты согласен?
   - Да.
   - Тогда приготовься умереть, - сказал Кулейн.
   И глаза у него остались серьезными.
   Туро напрягся; Кулейн встал и вытащил  гладий  из  ножен  у  себя  за
поясом. Клинок был обоюдоострым длиной в восемнадцать дюймов, рукоять  -
из кожи.
   Он подал его Туро рукоятью вперед. Гладий пришелся ему не по  руке  и
показался слишком тяжелым.
   - Прежде чем я  научу  тебя  жить,  ты  должен  научиться  умирать  -
изведать, что значит чувствовать себя побежденным, -  сказал  Кулейн.  -
Перейди на открытое место и жди.
   Туро послушался, а Кулейн достал  из  кармана  золотистый  камушек  и
зажал в кулаке. Воздух перед  Туро  сгустился  и  вылепился  в  римского
легионера в бронзовом нагруднике и кожаном шлеме. Он  выглядел  молодым,
но глаза у него  были  старыми.  Легионер  пригнулся  в  боевой  стойке,
выставив меч, и Туро неуверенно попятился.
   Легионер шагнул вперед, глядя Туро в  глаза,  и  сделал  выпад.  Туро
инстинктивно парировал удар, но гладий его  противника  скользнул  через
его меч и погрузился ему в грудь. Боль была невыносимой, и силы покинули
принца. Колени у него подогнулись, и он с  криком  упал  в  снег,  когда
римлянин выдернул свой меч.
   Несколько секунд спустя Туро вернулся из мрака, ощутил снег на  своем
лице, привстал на колени и прижал  ладонь  к  ране.  Но  раны  не  было.
Сильная рука Кулейна  поставила  его  на  ноги.  Однако  голова  у  него
отчаянно кружилась, и Кулейн усадил его на колоду для колки.
   - Воин, с которым ты