ренными  переходами  вывели  свое   войско   в
пятнадцать тысяч человек к Эборакуму с запада и соединились с  Хорсой  у
Лагентиума.
   Аквил предпринял последнюю попытку разъединить силы врагов, напав  на
лагеря саксов и  бригантов  двумя  отдельными  отрядами.  Но  план  этот
безнадежно провалился. Хорса оставил две тысячи воинов  в  засаде  среди
лесистых холмов, и они врезались в арьергард Аквилы. Римляне отступили в
полном порядке и соединились с главными  силами  на  холмах  в  миле  от
города. Но теперь  саксы  врезались  клином  в  римский  строй,  который
прогнулся и образовал два сражающихся каре. О победе  следовало  забыть:
шеститысячное римско-британское войско медленно  перемалывалось  силами,
вчетверо его превосходящими. Легионеры дрались, просто чтобы прожить еще
несколько блаженных  часов,  лелея  несбыточную  мечту  о  спасении  под
покровом ночной темноты.
   -  Слева  сомкнись!  -   взревел   Викторин,   стараясь   перекричать
какофонический лязг железа о бронзу сакских топоров и  мечей  о  щиты  и
доспехи римских легионеров Битва давно бы кончилась, если бы не  римские
гладии - короткие клинки восемнадцати дюймов от рукояти до  острия.  Меч
этот был создан для дисциплинированного войска,  для  воинов,  способных
сражаться в тесном боевом порядке. Саксы и бриганты пользовались  мечами
длиной до трех футов, а это означало, что  для  размаха  им  требовалось
больше свободного пространства. И атакующие обнаружили, что против стены
щитов управляться с  длинным  мечом  не  так-то  просто.  Тем  не  менее
огромное численное превосходство теснило стену, заставляло отступать  на
один кровавый дюйм за другим.
   Внезапно часть ряда подалась, и десяток сакских  воинов  во  главе  с
великаном,  размахивающим  двойным  топором,  вломились  внутрь   строя.
Викторин прыгнул вперед, зная,  что  последний  ряд  последует  за  ним,
увернулся от опускающегося топора и погрузил свой клинок в пах великана.
Щитом он отразил удар мечом в лицо,  и  его  противник  упал  мертвым  с
гладием Гвалчмая в сердце.
   Задний ряд полукругом  двинулся  вперед,  закрыл  проход  и  оттеснил
саксов в плотную толпу, где  длинные  мечи  были  бесполезны.  Легионеры
последовали  за  ними,  рубя  и  закалывая  беспомощных  врагов.   Через
минуту-другую строй снова сомкнулся,  и  Гвалчмай,  чей  замыкающий  ряд
уменьшился до сорока человек, присоединился к Викторину.
   - Похоже, дело плохо! - сказал он.
   Двести лучников в середине британского каре уже  давно  израсходовали
все свои стрелы и теперь стоически ждали,  положив  ладони  на  рукоятки
охотничьих ножей. Доспехов на них не было никаких, и когда  строй  будет
сломлен, их должны были перерезать,  как  баранов  на  бойне.  Некоторые
подходили к сражающемуся ряду, оттаскивали раненых  или  мертвых,  чтобы
забрать их доспехи и оружие.
   Викторин посмотрел на море сакских бойцов.  Все  рослые,  по  большей
части белокурые или рыжие, они сражались  с  самозабвенной  свирепостью,
невольно его восхитившей. Еще  в  начале  битвы  около  двадцати  саксов
сорвали с  груди  панцири  и  ринулись  в  атаку,  продолжая  сражаться,
несмотря на страшные раны. Это  были  внушавшие  ужас  берсерки,  воины,
одержимые священным безумием битвы. Один из них продолжал  биться,  пока
не упал, поскользнувшись на собственных вывалившихся из раны кишках.  Но
и тогда он продолжал отмахиваться мечом, пока совсем не истек кровью.
   На другом холме Аквила руководил боем  с  таким  спокойствием,  будто
готовил легионеров к триумфальному  шествию.  Сам  он  был  без  меча  и
прохаживался за живой стеной, подбодряя своих бойцов.
   Последние  два  месяца  Викторин   испытывал   к   старому   патрицию
двойственное чувство. Его выводила из себя осторожность его  начальника,
нежелание идти на риск, но он ценил его мужество и заботливое  отношение
к подчиненным. Пока он служил Аврелию, то был  осмотрительным  и  хитрым
полководцем,  но,  оставшись   один,   уже   не   находя   поддержки   в
харизматическом ореоле покойного монарха, Аквила оказался слабым игроком
в королевских играх.
   Трижды строй прогибался, и трижды  Гвалчмай  с  арьергардом  закрывал
прорыв. Викторин огляделся, чувствуя, что конец дня близок.  Чувствовали
это и саксы - они  отступили,  перестроились  и  ринулись  в  еще  более
бешеную атаку. Викторин пожалел, что  битва  не  прервется  хотя  бы  на
секунду, чтобы он мог сказать своим легионерам, как он ими гордится. Они
же  не  были  настоящими  римскими  солдатами,  а  всего  лишь   воинами
вспомогательных легионов, но ни один римский легионер не превзошел бы их
в этот день.
   Внезапно по небу  раскатился  удар  грома  столь  оглушительный,  что
некоторые саксы завопили от ужаса, решив, что между ними ходит  сам  бог
Донар, Громов ник. От холма  на  западе  зазмеилась  молния,  и  на  миг
сражающиеся  замерли.  Стоя  спиной  к   заходящему   солнцу,   Викторин
ошеломленно смотрел, как небо на отдаленном восточном холме распоролось,
будто огромный холст, и на секунду  открылось  второе  солнце,  пылающее
почти в зените. Поле битвы преобразилось в подобие преисподней, где  все
тени удвоились, а лучи нестерпимого блеска ослепляли воинов обоих войск.
Викторин приложил ладонь к  глазам  и  увидел,  как  на  холме  возникла
одинокая фигура, держа над головой тяжелый  меч,  который  горел  огнем.
Затем с обеих сторон  к  нему  устремились  воины,  их  щиты  нестерпимо
сверкали.
   И тут  небо  затворилось,  чужое  солнце  исчезло,  словно  задернули
занавес. Но войско осталось. Викторин, моргая, смотрел, как оно сомкнуло
ряды с безупречной точностью, наполнившей его сердце изумлением. Достичь
такой безупречности могло только одно войско в мире.
   Пришельцы были римлянами.
   Видимо, та же мысль поразила и вождя саксов - во  всяком  случае,  он
разделил свои силы пополам и послал одну вопящую орду  навстречу  новому
врагу.
   Стена щитов раздвинулась, вперед выбежали  пятьсот  лучников.  Первый
ряд опустился на колено, второй остался стоять. Залп за  залпом  поражал
саксов, и они остановились на половине склона. Прогремела труба, лучники
скрылись за  стеной  щитов,  и  она  медленно  двинулась  вперед.  Саксы
перестроились и атаковали.
   Между  щитами  высунулись  десятифутовые  копья.  Первый  ряд  саксов
попытался остановиться, но задние напирали, и копья вонзались в тела. Из
середины каре лучники, пользуясь тем, что  находились  выше  на  склоне,
осыпали и осыпали саксов смертоносными стрелами,  и  римляне  продолжали
наступать.
   А на двух холмах римско-британские бойцы дрались теперь  с  удвоенной
силой. Никто не знал, да и знать  не  хотел,  откуда  взялись  нежданные
союзники.
   Важно было, что они принесли с собой надежду и жизнь.
   Девятый легион достиг  подножия  холма.  Легионеры  на  флангах  каре
оттянулись назад, образовав боевой клин, и он двинулся к знамени Ворона,
где Хорса отдавал приказы саксам.
   Внутри боевого клина Утер еле удерживался от того, чтобы броситься  в
самое острие, но благоразумие возобладало. В этой позиции Меч Кунобелина
был бы столь же бесполезен, как и  сакские  мечи.  Ярд  за  ярдом  саксы
пятились, не в силах проломить стену щитов. Они начали  бросать  за  нее
топоры и ножи. Северин прокричал приказ, и легионеры во втором ряду каре
подняли щиты выше, защищая середину.
   Однако наступление начало замедляться - даже и  с  добавочными  пятью
тысячами на одного легионера приходилось два противника.
   На западном холме Аквила оценил ситуацию и подал сигнал  Викторину  -
поднял согнутую в локте руку, а другой рукой нанес  удар  над  суставом,
словно сжимая в  ней  кинжал.  Викторин  постучал  себя  по  нагруднику,
показывая, что понял, а потом подозвал Гвалчмая.
   - Атакуем! - сказал он, и кантий ухмыльнулся. Вот это было безумие  в
британском вкусе. Окруженные на холме противником,  вдвое  превосходящим
их  численностью,  они  оставят  высоту,   которую   удерживали   -   их
единственное преимущество, - и, рубя и коля, врежутся во вражеские ряды.
Он обернулся и побежал к стоящим лучникам.
   - Вооружайтесь! - заорал он. - Мы наступаем!
   Лучники бросились снимать нагрудники с мертвецов,  подбирать  мечи  и
щиты.
   Гвалчмай метался  вдоль  их  рядов,  отдавая  распоряжения,  а  затем
Викторин встал там, где должно было образоваться острие  боевого  клина.
Это был самый опасный момент: он должен будет шагнуть навстречу  врагам,
а двое воинов по бокам прикроют его щитами.
   Если оба - или хотя бы один - замешкаются, он окажется среди саксов в
полном одиночестве. На него обрушился сакский  меч,  но  он  отбил  удар
щитом и распорол живот нападавшему. На его плечо легла рука Гвалчмая.
   - Готовы! - рявкнул кантий.
   - Вперед! -  взревел  Викторин  и,  сделав  шаг,  располосовал  горло
ближайшего сакса. Ряды позади него образовали угол, и Викторин,  яростно
размахивая мечом, пробился еще на несколько шагов в  гущу  врагов.  Воин
слева от него упал с боевым топором в шее. Гвалчмай сбросил тело убитого
и занял его место. Медленно клин  начал  пролагать  себе  путь  вниз  по
склону.
   В тот же момент Аквила приказал своему  каре  атаковать.  Бриганты  в
смятении начали отступать, когда клин врезался в их ряды.
   Среди бушующей битвы Утер следил,  как  британские  когорты  пытаются
пробиться к нему. Бой перемещался к Ворону, знамени  Хорсы,  и  Красному
Дракону Эльдареда. Утер перешел к Северину.
   - Прикажи лучникам посылать стрелы  вокруг  древка  с  Драконом.  Там
должен стоять Эльдаред с сыновьями.
   Северин кивнул, и секунду спустя смертоносный град зазубренных  стрел
посыпался с неба туда, куда указал Утер.
   Эльдаред увидел, как упал его приближенный дружинник, а с ним еще два
десятка воинов. Другие бросились  вперед,  чтобы  укрыть  своего  короля
щитами.
   В битве наступил момент равновесия  -  три  римских  отряда,  как  ни
уступали они противнику в численности, тем не менее продолжали  медленно
продвигаться к вражеским знаменам. Если бы их удалось оттеснить или хотя
бы остановить, победа останется за Эльдаредом. Если  же  нет,  его  ждет
смерть. Настал час высшего мужества.
   В сакском  центре  Хорса  белокурый  великан  в  шлеме  с  вороновыми
крыльями, с длинным мечом и круглым щитом  собрал  своих  дружинников  и
ринулся атаковать нового врага.
   Но Эльдаред не хотел умирать - будет же и новый случай!  И  вместе  с
Кэрлом он бежал с поля брани.
   Бриганты устремились за ним. Хорса взглянул  на  своих  улепетывающих
союзников и покачал  головой.  Эльдаред  ему  никогда  не  нравился.  Он
взглянул на небо.
   - Братья по оружию, братья в Валгалле! - сказал он воину рядом с ним.
   - Пусть мечи напьются в последний раз! - ответил тот.
   Саксы атаковали и почти рассекли клин, но ярость и смелость не  могли
тягаться с дисциплиной. Римский строй выгнулся вперед, как  бычьи  рога,
охватывая саксов, рвущихся  вперед.  Викторин  и  Аквила  сомкнули  свои
когорты у них в тылу, и бой превратился в бойню.
   Утер не выдержал. Пробившись в первый  ряд,  он  выхватил  у  кого-то
гладий со щитом и кинулся в сечу, пролагая себе  путь  к  вождю  саксов.
Хорса увидел воина в серебряном нагруднике и в  шлеме  с  черным  пером,
ухмыльнулся и двинулся ему навстречу, расталкивая собственных бойцов. За
ним следовал знаменосец и десяток дружинников. Люди справа  и  слева  от
Утера падали один  за  другим.  Принц  пронзил  еще  одного  нападающего
гладием, который так  и  остался  в  Трупе,  бросил  щит,  выхватил  Меч
Кунобелина и начал пролагать себе путь, рубя направо и  налево,  оставив
каре позади.
   Хорса прыгнул к нему, и их мечи  с  лязгом  скрестились.  Вокруг  них
продолжал кипеть бой, но вскоре сражались уже  только  они  одни.  Саксы
были  полностью  уничтожены,  и  несколько  римлян  подбежали,  готовясь
покончить с их великаном-вождем, но Утер сделал им знак не вмешиваться.
   Хорса ухмыльнулся еще  раз,  увидев  сомкнувшиеся  вокруг  него  ряды
римлян. Его знаменосец лежал  мертвый,  но,  умирая,  он  вонзил  древко
знамени в землю, и Черный Ворон все еще развевался над ним.
   Хорса отступил на шаг и на мгновение опустил меч.
   - Клянусь богами, - сказал он Утеру, - ты достойный враг!
   - Но другом я могу быть много лучшим, - ответил Утер.
   - Ты предлагаешь мне жизнь?
   - Да.
   - Принять ее я не могу. Мои друзья ждут  меня  в  Валгалле.  -  Хорса
поднял меч в приветственном жесте. -  Так  присоединись  же  ко  мне,  -
сказал он, - на Лебединой Тропе к славе. Мы вместе войдем в залу  героев
Одина.
   Он прыгнул вперед, его меч блеснул в последних лучах заката, но  Утер
отразил удар и  ответным  почти  перерубил  шею  великана.  Хорса  упал,
выронив меч. Его рука слабо нашаривала рукоять, в глазах было  отчаяние.
Утер знал, что по поверию саксов тем, кто умирал без меча в руке, вход в
Валгаллу был закрыт. Он упал на колени и вложил собственный меч в пальцы
умирающего, и глаза Хорсы закрылись в последний раз.
   Принц встал, поднял Меч Кунобелина  и  приказал  накрыть  тело  Хорсы
знаменем с Вороном.
   Вперед с низким поклоном вышел Луций Аквила.
   - Кто ты, господин? - спросил он.
   Принц снял шлем.
   - Я - Утер Пендрагон, верховный король Британии.

ЭПИЛОГ

   Утер с триумфом вернулся в Камулодунум, где был  коронован  верховным
королем. В следующую весну он во главе  Девятого  легиона  отправился  в
Земли Стены и разбил войско бригантов в двух сражениях при Виндоланде  и
Тримонтиуме.
   Эльдаред был взят в плен  и  казнен,  но  Кэль  бежал  на  корабле  с
двумястами дружинников и поплыл на юг, чтобы присоединиться к  Хенгисту.
Получив известие о гибели сына, Хенгист приказал  распять  бригантов  на
деревьях Андериды, разрубив им ребра, чтобы воронам было  легче  клевать
их внутренности.
   Морет предложил принести Утеру клятву верности, и  Утер  оставил  его
правителем бригантов.
   Прасамаккус вернулся на  развалины  Калькарии  и  нашел  там  Хельгу,
которая снова жила среди слуг Викторина. Их встреча была  радостной.  На
десять футов золота, которым одарил его Утер, Прасамаккус купил  большой
луг и занялся выращиванием лошадей для новых cohors  equitana  короля  -
конных когорт.
   Утер поставил Викторина главой всех легионов за исключением Девятого,
который объявил королевским.
   Последовали четыре кровавых года. Утер сражался с  саксами,  ютами  и
новыми врагами - датчанами, тоже высадившимися в  Британии,  и  заслужил
славу короля-воина, не знающего поражений. Лейта оставалась  гордой,  но
послушной долгу женой и редко говорила  о  своих  днях  с  Кулейном  лак
Ферагом.
   Все это переменилось в одно прекрасное летнее  утро  через  пять  лет
после битвы под Эборакумом...
   Одинокий всадник подъехал к  замку  в  Камулодунуме.  Он  был  высок,
черноволос, с глазами цвета грозовых туч. В руке  он  держал  серебряное
копье. Он миновал длинную переднюю и остановился перед дверями из дуба и
бронзы.
   К нему подбежал слуга-фракиец.
   - Ты тут по какому делу?
   - Я тут, чтобы увидеть короля.
   - Он занят со своими советниками.
   - Пойди к нему и скажи, что его ждет Владыка  Ланса..,  вот  так.  Он
меня примет.
   Фракиец оставил Кулейна в передней, а сам  робко  приоткрыл  дверь  и
проскользнул в нее.
   Утер и  Лейта  сидели  за  овальным  столом,  вокруг  которого  также
расположились  Викторин,  Гвалчмай,  Северин,  Прасамаккус   и   Мэдлин,
владыка-волшебник.
   Слуга низко поклонился.
   - Тут человек хочет тебя видеть, государь. Сказал, что  звать  его..,
э... Ланселот.