- Что-о-о?
   - Такой идет разговор, сынок. Его нашли мертвым  у  тебя  в  доме,  а
когда Иерусалимские Конники прискакали на выстрелы, ты уложил двоих.  Ты
преопаснейший человек!
   -  Так  никто  же  этому  не  поверит.  Я  всю   жизнь   был   против
насильственных действий!
   - Просто поразительно, чему способны поверить люди. А теперь доедай.
   - Я вернусь, - внезапно сказал Брум. - Обращусь к апостолу Савлу.  Он
меня  знает.  Он  одарен  необыкновенной  проницательностью.   Он   меня
выслушает. Джейк покачал головой:
   - Ну никак нельзя сказать, Брум, что ты все на лету схватываешь.
   Человек, назвавшийся Джейком, сидел  неподвижно  у  входа  в  пещеру,
слушая, как раненый постанывает во сне.  Он  устал,  но  было  не  время
предаться блаженному темному сну без сновидений. Убийцы все еще  бродили
там, и куда большее зло выжидало случая просочиться  в  этот  измученный
мир. Джейк чувствовал, как его охватывает неизбывная печаль.  Он  протер
глаза, встал и потянулся. Чуть левее  на  поляне  мул  поднял  голову  и
поглядел на него. Вверху пролетела сова, описывая петли в поисках мышей.
Джейк глубоко вдохнул горный воздух и снова сел, вытянув длинные усталые
ноги.
   Его мысли обратились к прошлым годам, но глаза бдительно вглядывались
в деревья, хотя убийцы вряд ли сейчас  подбираются  к  ним.  Они  где-то
устроились на ночлег, чтобы с  утра  вновь  двинуться  по  следу.  Джейк
вытащил правый пистолет и прокрутил барабан. "Как давно ты не стрелял из
него? Тридцать восемь лет? Сорок?"
   Убрав пистолет в  кобуру,  он  сунул  руку  в  широкий  карман  своей
овчинной куртки и вытащил золотой камешек. С помощью его силы можно было
вернуть себе юность. Он согнул  колено,  и  его  пронзила  ревматическая
боль. "Используй Камень, старый дурень", - сказал он себе.
   И не использовал. Близилось время, когда эта  сила  понадобится  -  и
понадобится для чего-то  неизмеримо  большего,  чем  исцеление  сустава,
изъеденного возрастом.
   "Мог бы я остановить зло? - думал он. - Возможно, если бы  знал  как.
Но я не знал и не знаю. Единственное, что я могу, - это сразиться с ним,
когда оно явится".
   "Если у тебя будет на это время!"
   Прошли недели после последнего приступа парализующей  боли  в  груди,
тупой ноющей боли в  правом  бицепсе,  онемения  кончиков  пальцев.  Ему
следовало бы использовать камешек тогда, но он не сделал  этого.  Против
надвигающейся силы даже  этот  чистый,  безупречный  осколок  Сипстрасси
может оказаться недостаточным.
   Ночь была прохладной. Когда Джейк бесшумно вернулся в пещеру,  Джозия
Брум спал более спокойно. Джейк подбросил хвороста в  угасающий  костер.
Мокрое от пота лицо Брума посерело от боли и шока.
   "Ты хороший человек, Брум, - думал Джейк.  -  Мир  заслуживает  того,
чтобы в нем было побольше таких, как ты. С твоей ненавистью к насилию  и
твоей верой в исконное благородство человеческой натуры". Вернувшись  на
свой сторожевой пост,  Джейк  ощутил  еще  большую  тоску.  Взглянув  на
бархатное небо, он грустно улыбнулся.
   - Что ты видишь в нас, Господи? - спросил он вслух. -  Мы  ничего  не
созидаем и все душим. Мы убиваем и пытаем.  На  каждого  человека  вроде
Брума найдутся  сотни  Иаковов  Мунов,  десятки  Савлов.  -  Он  покачал
головой. - Бедный Савл, - прошептал он.  -  Обойдись  с  ним  милостиво,
когда увидишь его. Господи,  ведь  когда-то  он  был  предан  молитве  и
добродетели.
   Но был ли?
   Джейк вспомнил лысеющего сутулого  замухрышку,  который  распоряжался
церковными финансами, организовывал праздники и собрания, сбор средств и
пикники. Даже тогда в его плоти прятались занозы,  но  он  справлялся  с
ними. В этом ему поспособствовала мать-природа, создав его  невысоким  и
очень некрасивым. Не то что теперь! "Мне  следовало  бы  понять  это,  -
думал Джейк, - когда он использовал камешек,  чтобы  сделать  себя  юным
красавцем. Мне следовало тогда же положить этому конец". Но он не принял
никаких мер. Наоборот, он порадовался, что Савл  Уилкинс  наконец  обрел
тело, которое сделало его счастливым.
   Но  радость  оказалась   мимолетной,   и   Савл   предался   телесным
наслаждениям, в которых его прежняя жизнь, его некрасивость и  его  вера
ему отказывали.
   - Я не могу возненавидеть его, Господи, -  сказал  Джейк.  -  Во  мне
просто этого нет. И я виновен в том, что дал ему в руки  такую  силу.  Я
пытался создать мир святости и потерпел неудачу.
   Джейк оборвал беседу с самим собой и прислушался. Легкий ночной ветер
перешептывался с листьями близких деревьев. Закрыв  глаза,  он  медленно
вдохнул воздух через ноздри. Запах трав и чего-то еще.
   - Выходи, малютка Пакья, - сказал он. - Я ведь знаю, что ты там.
   - Откуда ты меня знаешь? - донесся тихий голосок из кустов.
   - Я стар и знаю очень много всего. Выходи, посиди со мной.
   Маленькая волченка робко вышла из кустов и села на землю шагах в пяти
от  старика.  Ее  мех  серебрился  в  лунных  лучах,  а   темные   глаза
вглядывались в выдубленное ветрами лицо, обрамленное седой бородой.
   - В лесу люди с пистолетами, они нашли след твоего  мула.  Они  будут
тут с рассветом.
   - Я знаю, - ответил он негромко. - И благодарю тебя,  что  ты  пришла
предупредить меня. Это добрый поступок.
   - Бет попросила меня найти менхира Брума. Я чую кровь.
   - Он внутри... Спит. Я отвезу его к Бет. Пойди скажи ей.
   - Я знаю твой запах, - сказала она, - но тебя не знаю.
   - Однако знаешь, что можешь мне доверять, маленькая. Ведь так?
   Волченка кивнула.
   - Я читаю твое сердце. Оно не кроткое, но ты не лжешь.
   - Как ни грустно, но ты права. -  Джейк  улыбнулся.  -  Кротким  меня
назвать нельзя. После того, как ты увидишь Бет, пойди  к  своим.  Скажи,
чтобы они ушли отсюда, и поскорее. Надвигается зло,  которое  пронесется
по этим краям, как пожар. Волчецам следует быть как можно дальше отсюда.
   - Наш святой сказал нам вот что, -  ответила  Пакья.  -  Из-за  Стены
грядет Зверь. Проливатель крови, пожиратель душ. Но мы не можем покинуть
Бет, нашего друга.
   - Иногда, - печально сказал Джейк,  -  самое  лучшее,  что  мы  можем
сделать для наших друзей, это покинуть их. Зверь очень силен, Пакья,  но
худшее состоит в его способности менять доброе  на  злое.  Скажи  своему
святому, что Зверь может погрузить сердце  во  тьму  и  заставить  друга
перервать горло своему брату. Он может это. И он скоро явится.
   - Как мне сказать, кто посылает эти слова? - спросила Пакья.
   - Скажи ему, что это слова Диакона.

***

   Клем тревожился за паренька. С  того  времени,  как  они  выехали  из
Чистоты, Нестор почти  не  открывал  рта  и,  казалось,  утратил  всякий
интерес к их поискам.  Дважды  Клем  сворачивал  с  дороги  и  оглядывал
залитые луной окрестности,  но  никаких  признаков  погони  не  заметил.
Нестор ехал, понурив  голову,  погруженный  в  свои  мысли,  и  Клем  не
рисковал нарушить молчание, пока они не устроились на ночлег в маленьком
овражке и не разожгли костер. Нестор сидел, прислонясь к толстому  комлю
сосны и подтянув колени к подбородку.
   - Ты ведь ни в чем не виноват, малый, - утешил его Клем, не разобрав,
из-за чего юноша так мучается. - Он же нас выслеживал! -  Нестор  только
кивнул и ничего не сказал. Клем испустил вздох.  -  Да  поговори  же  со
мной, сынок. От мрачных размышлений толку же нет никакого.
   Нестор поднял голову:
   - Неужели вы никогда ни во что не верили, менхир Стейнер?
   - Я верю в неизбежность смерти.
   - Угу, - сказал Нестор, отводя глаза. Клем про себя выругался.
   - Просто скажи мне, Нестор. Я плохой разгадчик.
   - А что говорить? Все - конский навоз, и только. - Нестор  засмеялся.
- Знаете, я же во все это верил. Черт, ну и дурень! Диакона прислал Бог;
Иерусалимец - пророк, как в Книге. Мы - избранный Богом народ! Всю  свою
жизнь я провел в погоне за ложью. Просто  обхохочешься!  -  Нестор  взял
одеяло и разостлал его на земле.
   Клем помолчал, собираясь с мыслями, прежде чем заговорить.
   - Если тебе нужны умные поучения, Нестор, ты ночуешь  тут  не  с  тем
человеком. Я стар и уже не помню, как был молодым. В  твоем  возрасте  я
мечтал только  об  одном:  заслужить  славу  самого  меткого  стрелка  в
известном мире. И чихать хотел на Бога или историю. И вообще ни о чем не
думал - разве что о том, как стать еще быстрее. Так что дать тебе  совет
я не могу. Но это не значит, будто я  не  знаю,  что  ты  не  прав.  Мир
изменить невозможно, сынок. Змеи есть, были и всегда будут. А ты  можешь
только одно: прожить свою жизнь так, как ты считаешь верным.
   - Ну а как насчет правды? - спросил Нестор. Его глаза пылали гневом.
   - Правды? А что такое правда, черт дери? Мы рождаемся, мы  живем,  мы
умираем. А все остальное - только мелкие различия во мнениях.
   Нестор покачал головой:
   - Вы же не понимаете, верно? Думается, люди вашего пошиба никогда  не
поймут.
   Его слова уязвили Клема, но он попытался проглотить гнев.
   - Может, ты согласишься объяснить мне, какого такого пошиба?
   - Угу. Объясню. Все ваши мечты всегда были только  о  себе.  Стрелять
быстрее всех; прославиться, убив Взыскующего Иерусалима. Владеть  землей
и  разбогатеть.  Так,  конечно,  вам  плевать,  если   Диакон   оказался
пустобрехом, а сотням ребят вроде меня все время врали. Для вас все  это
ничего не значит, верно? Вы и сам как другие. Врали мне. Не сказали, что
Пастырь был Шэнноу... пока не пришлось.
   - Не надейся на князей, Нестор, - сказал Клем, сознавая  всю  горькую
правду слов мальчика.
   - И как же это понимать? Клем вздохнул:
   - У Эдрика Скейса работал один старик.  Он  все  время  читал  старые
книги, от некоторых только листки остались. Вот он и сказал мне  это.  И
это сущая правда, да только мы все время надеемся и надеемся на кого-то.
Появляется какой-нибудь вождь, и мы уже клянемся Богом, что он лучший из
лучших с тех пор, как Христос ходил по водам. А  это  не  так.  Он  ведь
человек, совершает ошибки, и этого мы простить не можем.  Диакона  я  не
знаю, но он сделал много хорошего. И, может, он правда верил, что Шэнноу
был  Иоанном  Крестителем.  Сдается  мне,   что   очень   многие   люди,
претендующие на святость, сбиваются с пути истинного. Это ведь  нелегко.
Смотришь в небо и спрашиваешь: "Господи,  пойти  мне  налево  или  пойти
направо?" И видишь, что  птица  полетела  влево,  и  принимаешь  это  за
знамение. Диакон и его люди  застряли  во  времени  на  три  сотни  лет.
Иерусалимец освободил их. Так, может, Бог и правда его  послал...  Я  не
знаю. Но, Нестор, ведь всего, чего я не знаю, хватит завалить  эти  горы
по самые вершины. А про меня ты верно сказал, не  стану  оспаривать.  Но
вот что я скажу тебе: правда, какой бы она там ни  была,  не  существует
вне человека. Она существует у него в  сердце.  Йон  Шэнноу  никогда  не
лгал. Он никогда не утверждал, что он не  то,  чем  был.  Всю  жизнь  он
сражался, защищая свет. Он никогда не пятился  перед  лицом  зла.  И  не
важно, что говорили о нем люди. Нет на земле человека,  который  мог  бы
отрицать в нем веру. Потому что он не  навязывал  эту  веру  людям.  Она
принадлежала ему, ему одному. Понимаешь? А что до правды,  ну...  Как-то
раз я спросил его об этом. Я сказал:
   "Предположим, что  все,  во  что  вы  веруете,  это  пыль  на  ветру.
Предположим, это не правда. Как вы себя  почувствовали  бы?"  Он  только
пожал плечами и улыбнулся. Знаешь, что  он  сказал?  "Это  ни  черта  не
значило бы, потому что должно было быть так".
   - И я, значит, обязан что-то тут понять? - вспылил Нестор. -  Я  знаю
только, что всю мою жизнь меня  учили  верить  в  то,  что  было  просто
напридумано людьми. И я не позволю, чтобы меня опять надули. Ни Диакону,
ни вам. Завтра я поеду домой. А вы можете отправляться к черту на рога!
   Нестор лег и повернулся спиной к костру. Клем чувствовал себя  старым
и измученным и решил не продолжать. Утром они еще поговорят.
   Люди вашего пошиба никогда не поймут!
   Мальчик остер,  тут  не  поспоришь.  Мало-помалу  Клем  собрал  шайку
разбойников, и их налеты были дерзкими  и  блестящими.  Такое  волнующее
время! Однако люди бывали убиты или  покалечены.  Клем  все  еще  помнил
первого - молодого охранника,  сопровождавшего  фургон  с  деньгами  для
уплаты на рудниках. Он, вопреки всем расчетам, отказался положить ружье.
И выстрелил. Пуля,  задев  плечо  Клема,  убила  человека  позади  него.
Охранник упал под градом пуль. Одна  была  из  пистолета  Клема.  И  вот
теперь этот молодой человек преследовал его - он  ведь  только  исполнял
свой долг, честно отрабатывал жалованье.
   Люди вашего пошиба никогда не поймут!
   Клем вздохнул. "Хочешь знать, малый, каков мой  пошиб?  Слабые  духом
люди, игрушки своих желаний, не обладающие силой воли,  чтобы  трудиться
ради их исполнения".
   Когда они попали в засаду и пули начали косить  его  товарищей,  Клем
пришпорил коня и слетел с ним со стофутового обрыва в бушующий поток. Он
остался жив, а все его товарищи погибли. Ему некуда  было  ехать,  и  он
вернулся в Долину  Паломника,  где  те,  кто  его  еще  помнил,  помнили
отважного молодого человека по имени  Клем  Стейнер,  а  не  разбойника,
который ездил под именем Лейтона Дьюка.  "По  какому  праву  ты  читаешь
проповеди этому мальчику? - спросил он себя. - Как можешь  ты  говорить,
чтобы он жил так, как считает верным? Сам-то ты жил так, Клем?"
   И  что  ему  принесли  краденые  деньги?  Красивый  красный  жилет  и
никелированный  пистолет,  несколько  сотен  безликих  шлюх  в  десятках
безымянных городков. "О да, Клем, ты достойный учитель!"
   Набрав горсть прутиков, он наклонился к  огню.  Земля  задрожала,  из
костра взметнулись искры.  Стреноженные  лошади  испуганно  заржали.  Со
склона над ними сорвался огромный камень  и,  подпрыгивая,  покатился  в
долину. Нестор приподнялся  на  колени  и  попытался  встать,  но  земля
ходуном заходила у него под ногами, и он потерял равновесие. Яркий  свет
залил овражек. Клем взглянул вверх. В небе висели две луны: одна полная,
а другая - узкий серп. Нестор их тоже увидел.
   Поперек  узкого  склона  зигзагами  пробежала  трещина,   проглатывая
деревья. Потом полная луна исчезла, и воцарилась жуткая тишина.
   - Что происходит? - спросил Нестор. Клем откинулся, забыв про костер.
Он был способен думать только о том, что один раз уже видел  подобное  и
чувствовал содрогание земли  под  ногами  -  когда  в  их  мир  началось
страшное вторжение воинов-ящеров... Нестор прыгнул к  нему,  ухватил  за
локоть.
   - Что происходит? - повторил он.
   - Кто-то только что отворил дверь, - негромко сказал Клем.

8

   Два мудреца и дурак шли  по  лесу,  и  вдруг  перед  ними  из  кустов
появился голодный лев. Первый мудрец  определил  длину  атакующего  льва
примерно в восемь  футов  от  носа  до  кончика  хвоста.  Второй  мудрец
заметил, что лев больше опирается на левую ногу, - значит, он хромает и,
следовательно, людоедом его сделал голод. Когда зверь взвился в  прыжке,
дурак застрелил его. Ну да что взять с дурака?
   Мудрость Диакона, глава XIV

   Шэнноу проснулся рано и протянул руку за своей одеждой, но вместо нее
обнаружил черные брюки из плотной материи и шерстяную кремовую  рубашку.
На полу  рядом  стояли  его  собственные  сапоги.  Быстро  одевшись,  он
застегнул на бедрах пояс  с  пистолетами  и  вышел  в  большую  комнату.
Амазиги там не было, но  экран  включенной  машины  заполняло  спокойное
красивое лицо рыжеволосого Люкаса.
   - Доброе  утро,  -  сказало  лицо.  -  Амазига  поехала  в  город  за
покупками. Вернется не позже чем через час. Если желаете,  есть  кофе  и
овсянка.
   Шэнноу подозрительно покосился на кофемолку и решил подождать.
   -  Не  хотите  ли  послушать  музыку?  -  спросил  Люкас.  -  В  моем
распоряжении около четырех тысяч мелодий.
   - Нет, благодарю, - сказал Шэнноу, садясь в широкое кожаное кресло. -
Тут холодно, - заметил он.
   - Сейчас настрою кондиционер, - сказал Люкас. Мягкое жужжание стихло,
и через несколько минут в комнате заметно потеплело. - Я вас не стесняю?
- спросил Люкас. - Если  предпочитаете,  я  могу  убрать  изображение  и
оставить экран пустым. Мне  это  безразлично.  Лицо  создала  Амазига  и
находит в нем утешение, однако я могу понять, как ошеломляюще это  может
подействовать на человека из иного времени.
   - Да, - согласился Шэнноу, - немного ошеломляет. Вы призрак?
   - Интересный вопрос. Человек, с которого скопированы мои воспоминания
и умственные процессы, уже довольно давно умер. Поэтому я, если  хотите,
копия  его  внутренней  сущности,  причем  меня  можно  видеть,  но   не
прикасаться ко мне. Так что основания считать меня призраком  достаточно
весомы. Но поскольку мы  сосуществовали  при  его  жизни,  то  я  скорее
сиамский церебральный близнец.
   Шэнноу улыбнулся.
   - Люкас, если вы хотите, чтобы я вас понимал, вам  придется  говорить
помедленнее. Скажите, вы довольны?  -  Я  могу  дать  определение  слову
"доволен", но из этого не следует, что я его понимаю. Я не знаю ощущения
недовольства. Воспоминания Люкаса-человека содержат много примеров того,
как он бывал недоволен, но когда я их вызываю, они не производят на меня
никакого воздействия. Полагаю, Амазига более компетентна для ответов  на
такие вопросы. Ведь меня создала она. Видимо, она  предпочла  ограничить
загрузку, исключив ненужные эмоциональные  понятия.  Любовь,  ненависть,
гормональные импульсы, страхи, ревность, зависть, гордость, гнев  -  все
это машине не нужно и не полезно. Вы поняли?
   - Кажется, - ответил Шэнноу. - Расскажите мне о Кровь-Камне и мире, в
который мы должны проникнуть.
   - Что вы хотите узнать?
   - Начните сначала. По-моему, я  так  лучше  понимаю  то,  о  чем  мне
рассказывают.
   - С начала? Прекрасно. В вашем собственном мире много  лет  назад  вы
сражались с лидером Хранителей Саренто и сразили его  в  катакомбах  под
горой, на которой лежал разбитый корабль.  В  мире,  куда  вас  направит
Амазига, Йона Шэнноу не существовало. Саренто правил им,  но  затем  его
поразила разрушительная смертельная болезнь. Загрязнив глыбу  Сипстрасси
созданием гигантского Кровь-Камня,  он  уже  не  мог  полагаться  на  ее
целительную силу.  Он  повсюду  искал  чистый  камень,  который  мог  бы
избавить его от рака, но время работало против него,  и  в  отчаянии  он
прибег к Кровь-Камню, который не мог  исцелить,  но  мог  создать  новый
организм. Саренто втянул его силу в себя, так сказать, слился  с  камнем
воедино. Ему в жилы хлынула энергия, преображая его.  Кожа  стала  алой,
испещренной черными прожилками. Его мощь росла. Рак ослабел и исчез.  Но
возвращения к прежнему  не  было,  перемена  оказалась  необратимой.  Он
больше не мог ни есть,  ни  пить,  и  насыщали  его  только  питательные
вещества крови - жизненная энергия живых  существ.  Он  жаждал  ее  всем
своим существом. Хранители увидели, чем он  стал,  и  обратились  против
него, но он их уничтожил, так как был теперь  Кровь-Камнем  во  плоти  и
обладал колоссальной мощью.
   Когда Хранители были уничтожены или бежали, он начал испытывать голод
и отправился в земли исчадий. Вам известны их верования, мистер  Шэнноу.
Они поклоняются Дьяволу. Так где они могли сыскать лучшего  Дьявола?  Он
явился в Вавилон, отобрал престол у Аваддона и начал насыщаться. Как  он
насыщался! Вы изучали древнюю историю, мистер Шэнноу? - Нет.
   - Но Библию вы знаете хорошо?
   - И очень.
   -  Тогда  вы  помните  историю  о  Молохе,  боге,  питавшемся  душами
сжигаемых жертв. Жители городов, поклонявшихся  Молоху,  сами  приносили
своих первенцев к печам и бросали их живыми в раскаленные жерла. Все для
Молоха. Исчадия делают это для Саренто, хотя  младенцев  не  сжигают,  а
выпускают из них всю кровь. И вначале Саренто  купался  в  крови  жертв.
Каждый его подданный снабжен маленьким Кровь-Камнем  -  семенем  демона.
Это преображенные Камни  Сипстрасс