ой цепочке - Вилька думал сначала, что это медальон.
     - Вот, смотри. Это все, что не мне было тогда, если не считать вполне
обычных земных пеленок.
     Вилька вздрогнул. Земных?
     На   пластине   рельефно   проступали   три   значка   -   +   Л   U.
Серовато-сиреневый металл тускло отблескивал и, казалось, почти ничего  не
весил. Вилька повертел цепочку в руках - ничего необычного, только  металл
все тот же.
     - Это сплав бериллия и цинка с примесями осмия и платины, -  пояснила
Женя.
     Вилька еще раз взглянул на цепочку в пластиной и вернул хозяйке.
     - Нам ведь еще назад плыть, - сказал он задумчиво. - Выдержишь?
     Женя кивнула:
     - Только чуть позже, ладно? Под вечер.
     "Под вечер, так под вечер", - согласился Вилька безмолвно.
     Он никак не мог осознать реальность встречи  с  кем-то  близким,  ибо
слишком привык противопоставлять себя  людям,  чтобы  терпеть  кого-нибудь
рядом с собой.
     - Вилька, а что это за остров? Как он называется?
     Тот пожал плечами:
     - Не знаю, не задумывался. Наверное, остров Нелюдей...
     Женя внимательно посмотрела на него, и Вилька  выдержал  этот  долгий
пристальный взгляд.
     - А ты злой...
     - А ты добрая? - угрюмо отозвался Вилька.
     - Не знаю... Но, наверное, не такая злая, как ты. Скорее всего именно
поэтому у тебя нет друзей.
     - Ты говоришь так, будто у тебя друзья есть.
     Женя болезненно поморщилась:
     - Увы. У меня друзей тоже нет.
     - Так чем же твоя доброта лучше моей злобы? - перебил Вилька и  голос
его слегка дрогнул. - Чем?
     - А чем хуже? Ведь я живу, живу так же, как и ты. Значит, не хуже?
     Вилька не смог ответить. Он давно усвоил одну простую истину: если не
сопротивляться  -  тебя  съедят.  В  сыром  виде  и  очень  быстро.  И  он
сопротивлялся, даже когда этого делать не стоило. Он жил по закону: "людям
- людское, мое - мне", противопоставляя себя  остальным.  Женя,  наоборот,
пыталась слиться с людьми, но  рано  или  поздно  они  отторгали  странную
девушку с кошачьим взглядом, как отторгает тело чужие ткани.
     Они посмотрели друг на друга, и каждый подумал,  что  ближе  существа
для него, пожалуй, нет.
     На материк вернулись, когда начало темнеть. На этот раз  Женя  совсем
не устала, Вилька тащил ее все дорогу на себе, как она не протестовала. На
обрыве, в неглубокой ложбинке, Женя оставляла свой  мотоцикл.  Она  надела
шлем и привычным коротким движением взялась за руль.
     - Я приеду завтра...
     Вилька кивнул.  На  светлую  майку  Жени  садились  комары  и  ночные
бабочки.
     Они постояли немного среди стрекота цикад и  теплых  потоков  летнего
воздуха, поднимающихся от моря. Потом Женя  легко  вскочила  на  мотоцикл,
мотор взревел, и  стремительная  машина  прыгнула  вперед,  вздыбилась  на
заднее колесо, прокатила так метров десять, опустилась вновь и рванулась в
темноту крымской степи.
     Вилька еще долго различал пятнышко  света  впереди  и  рокот  мотора,
затихающий в вечерней тиши.



                                    2

     На пляже было людно -  казалось,  брось  здесь  яблоко,  застрянет  в
толпе, не долетев до песка. Олег хорошо  знал  Евпаторию,  Генка  не  знал
вовсе, поэтому первый радовался, узнавая знакомые места, второй радовался,
что наконец увидел Крым. Они двое - Олег Леваднюк  и  Геннадий  Яковлев  -
являлись форпостом своей группы. Лето заканчивалось, осталось чуть  больше
двух недель и не использовать их было попросту преступлением. Выход  нашли
молниеносно: велопоход в Крым. Шестеро студентов-однокурсников собрались в
Николаеве, где  жили  Олег  с  Генкой,  в  считанные  часы  снарядились  и
стартовали. Приключений  в  пути  хватило  бы  на  десяток  романов  Дюма,
шестерка их мужественно преодолевала и  на  исходе  третьего  дня  впереди
показались  стены  древнего  города.  Четверо  остались  ковырять  сдохший
велосипед, а Олег с Генкой отправились прозондировать местность.
     Евпаторию они нашли слишком людной и шумной, и поехали  искать  место
за городом. И нашли великолепную стоянку - небольшой  пляжик  среди  скал,
рядом  ивовые  заросли  и  совсем  недалеко  -  невесть  откуда  взявшийся
кроха-стадион - небольшое поле, поросшее желтоватой травой, пара ворот  по
бокам и несколько рядов некрашеных скамеек. Олег с Генкой  вбили  вешку  с
высокопарной  надписью  и  повернули  назад.  В  Евпатории,  среди   тысяч
курортников, оба с восторгом подумали о своем месте.
     Через час уже все шестеро яростно разбивали лагерь. На  пустом  месте
выросли две палатки, велосипеды припарковали у круто  поднимающейся  стены
обрыва и закрыли брезентом. Саня Григорьев колдовал у костра,  надев  свой
белый шутовской колпак с крупной  надписью  "ШЕФ-КУХАРЬ",  Вадик  Яхнич  и
Андрей Князев бродили по колено в воде, то и дело издавал истошные  крики:
"Полундра,  краб!!",  а  Валек  Бугунков  извлек  из  рюкзака  и  настроил
приемник,  и  свежий  ветерок  подхватил  и  разнес  замысловатую  мелодию
"Поп-механики" Сергея Курехина.
     Начало  было  великолепное.  Море  встретило  велобродяг  ласково   и
приветливо, а когда есть море, гитара и старая дружба, чего еще  желать  в
летнем походе вечерами?
     После  изнурительного  трехсоткилометрового  марша,  длившегося   два
световых дня, вся гвардия бессовестно дрыхла до следующего  полудня.  Пока
проснулись, пообедали и накупались, солнце начало сползать к горизонту.
     Громкий озорной голос застал всех врасплох:
     - Эй, туристы! На выход!
     Из левой палатки вывалился растрепанный Князев - его вытолкнул наружу
здоровяк Григорьев, дав попутно  инструкцию:  "Ну-ка,  разузнай,  кто  это
там".
     Князев барахтался некоторое  время,  выпутываясь  из  веревок,  потом
встал. Перед ним стояли две девушки - в  одинаковых  полосатых  футболках,
таких же полосатых гетрах, адидасовских  трусах  и  бутсах.  Одна  держала
подмышкой дорогой футбольный мяч.
     Из правой палатки сонно поинтересовались:
     - Андрюль, что там за шум?
     Андрюль немедля сделал дамам реверанс и заорал через плечо:
     - Други! Наш лагерь посетили с официальным и, наверное, дружественным
(хотя, может, и вражественным) визитом две очаровательные мисс!
     Из каждой палатки высунулось по голове - Григорьев и Вадик Яхнич.  Их
реакция была идентичной:
     - О!!
     - Здравствуйте, мальчики! - весело поздоровались мисс. - Мы к вам  по
делу.
     - Нам построиться или как? - поинтересовался  Шура  Григорьев  и,  не
дожидаясь ответа заорал: - Полундра, стройся!
     Все шестеро мигом повыскакивали  из  палаток  и  образовали  неровную
шеренгу. Шура скомандовал:
     - Смирна-а! На средину!
     - Вольно, - вздохнула одна из девушек и, переглянувшись  с  подругой,
вдруг швырнула в шеренгу перчаткой.
     Перчатка была вратарская, фирменная. Ребята внимательно осмотрели ее,
даже внутрь залезли.  Там  обнаружился  сложенный  вчетверо  лист  плотной
бумаги, на нем жирным синим фломастером совсем недавно написали: "ВЫЗОВ".
     Туристы нерешительно переглянулись.
     - Это... что?
     - Там же написано - вызов, - пояснила одна из девушек. - Мы  вызываем
вас на футбольный матч. Вполне официально.
     Леваднюк хмыкнул - здесь собрался костяк сборной института.
     - Так... Официальный вызов. Интересно.
     - А матч дружественный или вражественный? - серьезно  поинтересовался
Князев.
     - Дружественный, - заверили его. - Абсолютно.
     Леваднюк переглянулся со своими.
     - Ну, что, славяне? Что мы ответим?
     Генка нехотя буркнул:
     - А вы в курсе, что в футбол играют ногами?
     - Представьте, в курсе.
     - А что такое мяч и как им пользоваться?
     - А вот это уже не ваша забота.
     - Нагло, - констатировал Генка. - Впрочем, посмотрим.
     Бугунков картинно развел руки:
     - Итак, джентльмены! Наш ответ ясен?
     Все еще раз переглянулись.
     -  Вени!  -  выбросил  вперед  кулак  с  отогнутым  большим   пальцем
Григорьев.
     - Види! - вплотную возникли еще два кулака - Бугункова и Князева.
     - Вици! - теперь кулаков стало шесть.
     - Перчатку просьба вернуть, - вздохнули девушки, - она казенная.
     - Джентльмены! - Князев поднял руку. - Мы не можем отпустить дам,  не
напоив их предварительно чаем.
     - Ну уж нет! - запротестовали девушки. - После матча. Мы вас ждем  на
поле через двадцать минут.
     И они ушли.
     С минуту все молчали. Потом Леваднюк протянул:
     - Если мы проиграем, это будет жуть.
     - Мы выиграем! - легкомысленно  махнул  рукой  Григорьев.  -  Или  ты
думаешь, что эти крали всерьез что-то умеют?
     - Думаю, да.
     - А я думаю - нет.
     Князев вздохнул:
     - А какие девочки! Если их больше  -  вношу  предложение  передвинуть
лагерь ближе к делу.
     - Проще уж  переманить  их  сюда,  -  буркнул  Генка.  -  Пошли  кеды
напяливать, марадоны...
     Через двадцать минут они ступили на поле. Девчонки ждали  -  их  было
восемь, все в одинаковых полосатых футболках.
     - Ой! - зажмурился Князев. - Я в ужасе. Как с  ними  играть?  Они  же
меня гипнотизируют!
     - Андрюль! Возьми себя в дрожащие руки! - прошептал Шура. -  Это  они
специально проводят психическую атаку, хотят сразить нас наповал.
     Девушки были все как на подбор - стройные, длинноногие и симпатичные,
словно не футбольная команда, а участницы конкурса красоты. Одна  из  тех,
что приходили в лагерь, вышла вперед.
     - Я капитан. Обсудим условия. Предлагаю два тайма по 30 минут.
     - Согласны, - поспешно заверил Леваднюк.
     Девушка кивнула.
     - Вас шестеро?
     - Можете играть ввосьмером. Мы даем вам фору, - милостиво  поклонился
Валек.
     - Зря, - пожала плечами девушка, - мы не  из  тех,  кому  дают  фору.
Лучше по-честному - шесть на шесть.
     - Нет, мы настаиваем. Шесть на восемь.
     - Как хотите... Хотя, на вашем месте...
     - Вопрос исчерпан! - авторитетно перебил Леваднюк. - Что еще?
     Девчонки переглянулись.
     - Самое главное: на что играем?
     Шура облизнулся:
     - На пирожки!
     Генка мрачно изрек:
     - Лучше уж на торты.
     - Идет? - согласились девушки.
     - Значит, с побежденных три торта!
     - И сдача на милость победителя, - добавил Князев вкрадчиво.
     - Согласны! - упрямо тряхнула копной волос капитан.
     Договор скрепили рукопожатием, хотя Князев все норовил  поцеловаться.
Бугунков недовольно проворчал на ухо Вадику Яхничу:
     - Тоже мне, игра - на торты...
     - Ну, не на пиво же с ними играть? - отозвался тот.
     Валек фыркнул - он предпочел бы пиво.
     - А как вас зовут? - все не снимался Князев.
     - А мы еще не проиграли! - задорно ответили девушки.
     - Но ведь от судьбы не уйдешь, - веселился Андрей.
     - Пока мы - команда "Джоконда".
     - Ясно, - подытожил Леваднюк. - "Джоконде" - физкульт...
     - Уря-а! - рявкнула команда, громче всех Шура,  видимо  вдохновленный
тремя тортами.
     - А вы  кто?  Что  за  команда?  -  хитро  блеснула  глазами  капитан
"Джоконды". Генка, исподлобья наблюдавший за всем этим, сымпровизировал:
     - Суперклуб "Туши свет юнайтед"...
     Девчонки немедленно выкрикнули высокими сильными голосами:
     - Суперклубу "Туши свет юнайтед" - футбол-привет!
     - Ну-с, начнем, - сказал Шура и стянул футболку.
     "Туши свет" начали игру самоуверенно и это сразу  же  вылезло  боком:
Яхнич на фланге потерял мяч, его подобрала одна из девушек, легко и изящно
обвела сначала Князева, потом Леваднюка, отпасовала в центр  и  здесь  его
спокойно вколотила в сетку капитан. Девчонки хлопнули друг другу в  ладоши
и деловито убежали к своим воротам.
     Парни виновато переглянулись. Но поделать в первом  тайме  ничего  не
смогли. Девушки играли ничуть не хуже их, тонкие и своевременные  передачи
и филигранные розыгрыши кромсали оборону  "Туши  свет"  в  жалкие  клочья.
Через двадцать минут счет был уже девять-ноль. Туристы растерялись. И  тут
разозлился Генка - всерьез, что с ним бывало крайне редко.
     - Мужики!  Вы  что?  Кому  проигрываем?  Бабам?  А  ну,  побыстрее  и
пожестче!
     И мужики зашевелились. Забегали быстрее, стали  азартно  бороться  за
каждый мяч по всему полю и девчонки перестали за ними успевать. Скоро  гол
забил Леваднюк и это всех подбодрило.  Потом  Шура  Григорьев  с  углового
ударил головой, и мяч по красивой пологой дуге скользнул в "девятку". Шура
с воплем: "Аргентина!" помчался к центру, а девчонки  глядели  на  него  с
неприкрытой завистью.
     К перерыву они отыграли четыре мяча. Дело явно пошло на лад,  не  зря
весь институт боялся этой шестерки.
     В  перерыве  Генка  сделал  короткое  внушение,   угадав   недостатки
"Джоконды" -  слабые  удары  и  низковатую  скорость.  На  этом  решили  и
отыгрываться.
     Во втором тайме они держали девушек подальше от своих ворот  и  часто
проводили стремительные контратаки, вспарывая оборону соперниц.
     Это был изнурительный матч.
     За две минуты до конца Князев сравнял счет - 11:11.  И  девчонки,  до
этого державшиеся  просто  стоически,  дрогнули.  Генка  выцарапал  мяч  у
капитана и вышел один на один с вратарем. И ему заплели сзади ноги.
     Девчонка виновато опустила глаза. Генка  молча  поставил  мяч  против
ворот и отошел. В глазах его читался приговор.
     И он пушечным "прямым подъемом" вколотил мяч в девятку.
     Они выиграли - но  какой  ценой!  Хотелось  упасть  и  не  двигаться.
"Джоконда" выглядела очень огорченной. Но честно подошла в полном составе.
     - Мы сдаемся... - напряженно улыбнулась капитан. - А зовут меня Катя.
     - Я же говорил, от судьбы не уйдешь! - самодовольно напыжился Князев.
     Через час девушки разбили лагерь рядом с когортой Леваднюка.  Вернее,
разбивали   ребята,   а   "Джоконда"   им   помогала.   Все   уже   успели
перезнакомиться. Девушки тоже приехали ив Киева. Из института физкультуры.
И так же, как и парни, использовали последние дни лета.
     Кто-то умчался на велосипедах  в  город,  за  тортами  и  не  только,
остальные купались и загорали  на  узком  пляжике.  Предстояла  еще  целая
вечность - почти две недели отдыха.



                                    3

     Две недели в стихийно  возникшем  под  Евпаторией  молодежном  лагере
стали лучшими днями в Женькиной жизни. Даже Вилька присмирел здесь и  стал
не  таким  колючим.  Множество   знакомств,   бесконечные   футбольные   и
волейбольные матчи, как правило -  упорные  и  кровопролитные,  танцы  под
магнитофон вечерами, головоломные  трюки  двух  ребят-велобрейкеров,  трио
струнников  (гитара,   двенадцатиструнка   и   банджо)   из   Харькова   с
феноменальным репертуаром и парень-йог из Москвы.
     Их собралось человек пятьдесят, почти все - студенты.  Женя  отдалась
этой жизни вся. Вилька сперва робел, но вскоре попривык  и  тоже  перестал
отличаться от пестрой разноголосой компании. Здесь все были равны  -  все,
любой, кем бы он ни являлся. Каждый умел что-то,  чего  не  умели  другие.
Женька вновь почувствовала себя человеком, забыв о свинцово-тяжелом  слове
"нелюдь" и месяцах одиночества.
     Вилька и вовсе выглядел ошарашенным. Он столкнулся с этим впервые.
     Но всему в мире приходит конец. Нагрянул сентябрь, приблизилась  пора
учебы,  и  студенты  со  вздохами  и  проклятиями  стали  растекаться   по
институтам. Лагерь начал пустеть.
     Женя и Вилька ни разу за это время  не  вспоминали  тот  разговор  на
острове. А когда лето закончилось, они  боялись  взглянуть  друг  другу  в
глаза, понимая, что вновь остаются одни, хоть теперь их и стало двое.
     А лагерь сворачивался на глазах. Женя  с  Вилькой  сидели  у  воды  -
местным уезжать не надо. Здесь и нашел их "директор" - Олег Леваднюк.
     - Ага! Аборигены. Вас-то я и ищу. Живо, свои координаты, - потребовал
он, вытаскивая подаренный Катей-капитаном китайский блокнот.
     - Что? - не понял Вилька.
     - Адрес, адрес давай, дорогуша.
     - Зачем? - удивился тот.
     - Как это - зачем? - опешил Олег. -  Вместе  жили?  Вместе  в  футбол
гоняли? А кто нам в плавании  первое  место  ушатал?  Москвичей  на  место
поставил? Может, я?
     - Я, - прошептал Вилька. Он покусал губи и тихо сказал: -  Олег...  я
хотел сказать... Вы не знаете, что я...
     - Что не знаем? Что тебе акваланг нужен, как черепахе буденовка?  Или
я не заметил Жениных глаз? А этот хитрый  медальон  из  совершенно  дикого
сплава? Или, думаешь, я не видел, как она порезала на кухне руку и полчаса
тебя искала, чтобы перевязать, хотя вокруг сновала  уйма  народу?  Или  вы
думаете, что кто-то считает, будто Женина медь чем-то хуже моего железа?
     Вилька был сражен. Женя испуганно смотрела на Олега.
     - Помнишь, Женя, наш разговор на берегу?
     - Помню, - прошептала девушка и глаза ее засверкали.
     - А ты, Вилька? Забыл, как  учил  меня  и  других  своему  подводному
стилю? И ты считаешь, что я не захочу  пожать  тебе  руку?  Чудак-человек!
Зачем мне его адрес! Меня,  если  хочешь  знать,  вся  киевская  делегация
уполномочила засвидетельствовать вам, так сказать, наше почтение.
     Олег немного разозлился. А Вилька только глазами захлопал.
     - Ну, ну, - хлопнул его по  плечу  "директор",  -  будь  мужчиной.  И
желательно самим собой.
     Женя пошевелила губами и тихо спросила:
     - И мне тоже быть?
     Олег кивнул.
     Вилька угрюмо сказал:
     - Это что, средство от одиночества?
     Олег засмеялся:
     - Эх ты, простота! Какое еще средство? - он улыбнулся. Женя  ответила
улыбкой, а Вилька так и остался серьезным. - Это же не насморк. Да  и  нет
от одиночества никакого средства. Вернее, есть, но  у  каждого  оно  свое.
Единственное.
     Олег замолчал. Потом встрепенулся.
     - Да что я вам морали читаю, в самом-то деле...
     - Все! - решительно отрезал Вилька неожиданно для остальных.  -  Все!
На следующий год еду поступать в ваш институт. Правильно, Женя?
     - Правильно! - отозвалась симпатичная девушка в макси-майке.
     - Все, Олежка! Пиши мой адрес!





                             Владимир ВАСИЛЬЕВ

                              ЗАБЫТАЯ ДОРОГА
                     (История византийских перстней)




     Ромка даже не подозревал, как отреагирует институтский друг Владислав
Багдасаров на его неожиданную находку. Багдасаров был лет на  пять  старше
Ромки и в институт поступил уже после  службы  в  армии.  Слыл  он  парнем
серьезным, бесспорно - умным, но несколько замкнутым. Впрочем,  он  никому
ни в чем не отказывал, но никогда и не делал  и  не  говорил  больше,  чем
требовалось.  Со  своим  курсом  у   него   сложились   корректно-вежливые
отношения; Ромка  с  Багдасаровым  здоровался  и  на  этом  их  знакомство
исчерпывалось.
     Жил Багдасаров в общежитии и Ромка, коренной  киевлянин  и  вчерашний
школяр несколько неуютно почувствовал себя у входа в этот особый, ни с чем
не сравнимый уголок студенческого быта. Наконец  он  вздохнул,  решительно
нагнул голову и вошел внутрь. Вскоре ему подсказали, что Багдасаров  живет
в 88-й  комнате.  Миновав  87-ю,  Ромка  остановился,  ожидая  увидеть  на
очередной двери две восьмерки.
     Восьмерок оказалось восемь. Две, ниже - четыре в ряд, и в самом  низу
опять две. Над этой кавалькадой восьмерок красовались два  цветных  снимка
из "World Soccer": Сократес, стоящий на коленях и воздевший руки к небу, и
сосредоточенно глядящий куда-то влево Брайан Робсон. Насколько Ромка знал,
оба эти футболиста играли под восьмыми  номерами,  Сократес  за  Бразилию,
Робсон за Англию.
     Ромка усмехнулся. Видать, цифру "8" здесь уважали.
     Он осторожно постучался.
     - Открыто! - рявкнули изнутри.
     Ромка вошел. Багдасаров возлежал на койке, задрав ноги на пошарпанную
спинку; за столом,  покрытым  бордовой  скатертью,  сидел  его  закадычный
дружок Дима Федоренко, который сортировал пожелтевшие от  времени  газеты,
аккуратно раскладывая их на три стопки. Багдаса