к,
как я, с иною целью не приходит.
   - У нас как раз десять дней назад получка была, - продолжал отец, - так
что на червонец могу раскошелиться. А через недельку приходи за вторым.
   - Спасибо, папа, - улыбнулся я, - но деньги мне не нужны. Скорее
наоборот.
   - Что наоборот?
   Я молча достал из кармана десять золотых монет и положил их на стол.
   - Что это? - удивился отец.
   - Возьми. Это тебе.
   - Что это? - повторил отец.
   - Тут золота тысяч на двадцать будет, - объяснил я. - А продать можно
одному коллекционеру. Адрес я тебе дам. Или, если хочешь, могу сам к нему
съездить, а тебе привезти деньги.
   - Игор„к, ты слышал - я спросил что это?
   - Говорю ж - золото, - вздохнул я. - Клад мы нашли. С Сер„жкой. Не
краденное, не бойся. Возьми себе.
   - Зачем? - просто спросил отец.
   - Ну, как, - устало сказал я, - вс„ ж ты мой отец. Выберешься из этой
дыры, переедешь в какую-никакую приличную квартиру, завед„шь себе домашние
тапочки вместо валенок, кота, телевизор купишь - я знаю что... Что
захочешь, в общем.
   - А зачем? - снова спросил отец.
   - Ну, пап, ты да„шь, - несколько нервно рассмеялся я.
   - Максимум, что я даю, - спокойно ответил отец, - это тебе червонец в
месяц. Вот что, Игор„к, забери-ка ты эти монеты.
   - Но почему? - спросил я, прекрасно зная, почему.
   - Видишь ли, - начал отец, - во-первых, в валенках мне уютней и теплее,
я ведь уже немолодой человек. А, во-вторых... Вот, чай у меня есть, лимон
даже (отец по-прежнему гордился лимоном), хлеб есть, колбаска, картошку
или, там, макароны всегда сварить могу. Иногда соседи по бараку зайдут с
бутылочкой вина, а то и пива с рыбкой принесут. А чего мне ещ„ надо? Не
хочу я менять свои маленькие радости на твои большие хлопоты. Так что
монеты эти ты забери. И, если можешь, не обижайся на меня.
   - По-моему, папа, ты познал Высший Разум, - сказал я, ничуть на него не
обижаясь и стыдливо пряча монеты в карман.
   - Не знаю, о ч„м ты толкуешь, но мне моя жизнь нравится. И менять я е„
не хочу.
   - Ты счастлив, папа? - неожиданно спросил я.
   - Я доволен. А будешь почаще приходить - чайку там попить, поговорить -
ещ„ больше доволен буду. Нам„к понял? С соседями своими тебя познакомлю.
   - Нам„к понял, - ответил я. - Приходить буду. Ну, а с золотом этим что
мне делать посоветуешь?
   - А что я могу посоветовать? Матери, во всяком случае, не носи - не
возьм„т, сам знаешь. У коллекционера своего на деньги обменяй. Друзьям
раздай. Сдай в милицию. Или - Волгу знаешь? В не„ кинь. И живи, как
жив„шь. Тебе же спокойнее будет.
   - Я подумаю, папа, - сказал я, вставая. - И обязательно сообщу тебе
сво„ решение. Ну, спасибо тебе за чай... С лимоном.
   - Постой, Игор„к, - остановил меня отец. - Десятку-то возьми... на
всякий случай.
   Вс„ по той же чавкающей слякоти я ш„л к атобусной остановке. В одном
кармане у меня побрякивали золотые монеты, в другом шуршала папина десятка.
   "Нет Высшего Разума, - подумал я в автобусе. - Нет его, нет. Есть
только тоска.
   Но, уж е„-то, в избытке. И вдохновения нет. Есть только тоска.
Серебряная, как ночной, падающий снежок. Серебряная, как развевающий его
ветер. Серебряная, как серебро. Как остывшее серебро. Поздравляю, Игорь,
ты наш„л себя, ты - остывшее серебро. В кармане звонко хрустнули остывшие
золотые монеты. Вс„-таки серебро благородней золота, в который раз
подумалось мне. Тут хрустнуло и серебро. Не в кармане. А где? В душе. Как
напыщенно, Игор„к. Плевать - правда. Почему же сокровенная правда так
часто звучит напыщенно? Почему лучшие наши чувства остаются невысказанными
из боязни выспренности? Как тяжело сказать: я люблю тебя, если
действительно любишь, и как легко сказать: да пош„л ты... да пошла ты...
да пошло ты...Пошлу...Пушло. Вс„, Игорь, приехали.
   Я вышел из автобуса.
   - Где тебя носило? - спросил Руслан.
   - А "спасибо"?, - спросил я.
   - За что "спасибо"?
   - За зонтик. Который я так любезно оставил вахт„рше.
   - А-а, извини, спасибо.
   - И потом, что значит - носило? Сейчас ещ„ только десять.
   - Ещ„ только, - сказал Руслан.
   - А что?
   - Ничего. Давай спать ложиться.
   - Русланчик, а ты знаещь, что Высший Разум - это мираж? - спросил я
мрачно, раздеваясь и укладываясь.
   - Спи.
   И я, похоже, действительно уснул. Только всхлипнул напоследок: "Руслан,
Руслан"
   - и тут же замолк. Потому что это был уже не Руслан.
    
  
 * * *
  
 Данзас был ещ„ бледнее меня. Что не удивительно - в моих жилах теч„т,
вс„-таки, африканская кровь. Он стоял столбом, а поскольку я в возбуждении
наворачивал в ожидании поединка круги, скрипя снегом, мне казалось, будто
он путается у меня под ногами.
   - Вы можете постоять хоть секунду спокойно, - нервно сказал я.
    
 Данзас как-то по-овечьи удивл„нно посмотрел на меня. Можно было подумать,
что он агнец которого ведут на закланье.
   - Александр Сергеевич... Саша... Ещ„ не поздно... едемьте отсюда... я
вс„ улажу, - бормотал он.
   - Ах, извините, это, кажется, я суечусь под вашими ногами... Дайте
пистолет.
   - Пистолет? Да-да, держите... - Он протянул мне пистолет, вцепившись в
его рукоять м„ртвой хваткой.
   - Но, позвольте, милостивый государь, вы же не пускаете!
   - А? Да-да...
   Дантес и д`Аршиак весело переговаривались шагах в полусотни от нас.
   - Дайте пистолет, - процедил сквозь зубы я.
   - Держите. - Данзас неожиданно сдался.
   Лепаж наполнил мне ладонь какой-то вдруг тоскливой тяжестью. Я даже
отшатнулся назад, и Данзасу пришлось поддержать меня под локоть.
   - Саша, - снова сказал он.
   - Выше голову, господин Данзас! - полупрокричал я. - Впереди - свет
тьмы или тьма света!
   Данзас поглядел на меня, как на безумца.
   - Разве вы не понимаете?! - вскричал вдруг он. - Дерясь против вас,
Дантес ставит под удар лишь себя. Дерясь против Дантеса, вы ставите под
удар лучшее, что есть в России!
   - Какие правильно-нудные слова, - вздохнул я. - Господин Данзас, вы мне
надоели.
   Займите сво„ место секунданта подле господина д'Аршиака. Мо„ же место -
против господина Дантеса.
   - Ну, что там? - крикнул Дантес.
   - Мы готовы, - откликнулся я. - Господин Данзас...
   Данзас, втянув голову в плечи, направился навстречу д'Аршиаку. Они
сошлись и встали рядом, как две фарфоровые статуэтки.
   - Теперь и вы сходитесь, господа! - весело крикнул д'Аршиак.
   На внезапно ослабших ногах я сделал пару невнятных шагов навстречу
Дантесу. Тот ш„л впер„д уверенно, улыбаясь.
   "Как странно, - подумал я, - вот сейчас выстрелишь человеку в голову, в
грудь, в живот, и он замр„т, навеки неподвижный... И чего стоила перед
этим вся моя ненависть к нему? Вся моя ревность, вс„ мо„ честолюбие? Плохи
мы, хороши ли, но ведь наша жизнь такой неоценимый дар, что..." Тут живот
мой пронзила такая адская, жгучая боль, что я упал на снег.
   - Игор„к, Игор„к! - кинулся Русланчик ко мне.
   - Сер„жка, ты что? Убил его?! - кинулся Колька к Сер„жке.
   Слабо соображая, что делаю, я нажал курок так и не вывалившегося из рук
пистолета. Сер„жка схватился за руку. Колька как-то по-бабьи взвизгнул.
Руслан отпрянул.

   ... Ну, конечно, я всегда ш„л навстречу этой ч„рной реке, в которой
отражение снежных сугробов выглядит какой-то белой насмешкой над нею.
Бросьте, бросьте, над собою. Вы-то, дорогие-белые, всего лишь отражение, а
она, ч„рная-текущая - реальна, е„ воду можно испить, можно после
выплюнуть, и вс„ равно она будет реальна. Можете, если угодно, гордиться
собою, будучи настоящими белыми сугробами, но не гордитесь своей белизною,
будучи лишь отражением в ч„рной реке... Больно-то как... Игорь, Игорь, как
же?.. Сер„жка, как рука?.. Интересно, куда впадает Ч„рная Речка? Игор„шка,
лучше б меня застрелили... Сер„жка, Игор„шка, пацаны, вы что, с ума сошли?
Коньяку хотите?
   - Бросьте, господин д'Аршиак. И вы, господин Данзас. И вы, госпдин
Дантес, тем более - бросьте. Я сейчас узнаю, куда вед„т Ч„рная Речка.
Ч„рные воды, мягкие воды... Даром свободы есть бремя свободы. Вс„.
    
 Я прон„сся сквозь черноту необузданного космоса, влился во что-то синее,
расплылся в ч„м-то золотом. Это золотое пожевало меня и выплюнуло. И я
пулей влетел в серебро. В серебре этом на необъятном, похожем на облако,
ковре сидел невысокого роста худощавый человек с ч„рными бакенбардами,
грозящими вырасти в седую бороду. Длинными ногтями пальцев он передвигал
кусочки картонной мозаики и был настолько поглащ„н этим занятием, что не
обращал внимания на виение вокруг него белых человекоподобных мух.
   - Здравствуйте, - почему-то не смущаясь, сказал я - Чего? - оторвался
от своего занятия человек.
   - Здравствуйте, - повторил я.
   Человек взлохматил бакенбарды, поправил цилиндр на голове и
окончательно взглянул на меня.
   - Здравствуйте, - ответил он. - Надеюсь, вы ко мне?
   - Конечно, к Вам, - ответил я. - Больше-то не к кому.
   - Вот тут вы ошибаетесь. Ко мне вы всегда успеете. Впрочем, я вам рад.
   Скучновато тут. Да и мухи заедают. Да не мне на них грешить. Небось,
хотите порасспросить меня?
   - Кажется, нет.
   - Нет?! - обрадовался Он.
   - Ну, разве что, один вопрос.
   - Да. - Он нахмурился.
   - Что это Вы тут за картонки раскладываете?
   - А-а... Это, понимаешь, мил друг, puzzle.
   - Как-как?
   - Ну, головоломка такая. Из многих кусочков создать одно целое.
   - А, типа там, кораблик какой-нибудь...
   - Ну, можно и кораблик. А, можно, и из корабликов порт. А из народов -
человечество. А из зв„зд - Вселенную. А из тоски - любовь.
   - А это ещ„ как? - не понял я.
   - А так. Когда тоска каждого станет всеобщей тоскою, она уже будет не
Тоской, а Любовью.
   - И?
   - И ничего пока не получается! - Он капризно и яростно грохнул кулаком
по puzzlе'y. Тот брызнул во все стороны разноцветным картоном. - Ну, вот,
опять - вс„ сначала. Ш„л бы ты отсюда, а?
   - Куда же мне идти? - удивился я.
   - А откуда приш„л. - Он отмахнулся от меня, словно от белой мухи.
   И я полетел вниз. Из серебра - через золото, через синеву, через
черноту космоса. Вниз - в иное серебро.
    
 Я лежал на кровати, весь в поту. Голова Русланчика лежала тут же, рядом,
почти касаясь моей. Губы по-детски шевелились во сне, волосы припли ко
лбу. Я нежно прикрыл ему рот ладошкой и прилип своими волосами к его.
    
  
 КОНЕЦ
  
  
 1999 - 2000 гг.
   Германия