представлял себе все эти места, поэтому меня
и тянуло, и притягивало туда. Эрго - после Питера я направился к Белому
морю, в Архангельск, а потом и вовсе Бог знает куда... Точнее - в
архангельские болота, в "кладовую солнца". Там я пров„л около полугода,
вдоволь попутешествовал по лесам и болотам тех кра„в, а затем меня бросило
на юг, в Казахстан, но не в степную, а в горную часть этой страны, и там я
прош„л пешком пару сотен километров для собственного удовольствия. Так
меня носило ровно три года - туда и сюда, с запада на восток и с юга на
север. В конце концов неожиданно для самого себя я осел в родном городе -
без денег, без работы, но с талантом к стихосложению, который я приобр„л
во время своих странствий. И не с талантом даже, а с каким-то бесконечным
горением, каким-то зудом по всему телу, так, что я не мог высидеть
спокойно и получаса. Приютившим меня друзьям - жить дома, с мамой, я,
после тр„х лет вольницы, категорически отказался - я старался платить, по
мере возможностей, добром - регулярно выставлял водку. Руслан же, у
которого на квартире я непосредственно и жил, водку пил, но не много,
наверное, следил за своим имиджем молодого, подающего надежды
уч„ного-компьютерщика. Остальные пацаны (Колька и Сер„жка) пили как
полагается, хотя у них на квартирах я и не жил.
   Сер„жка пил по специальности. Неожиданно для всех нас он, окончив
школу, не пош„л в институт, а, удачно избежав армии, устроился на кладбище
могильщиком.
   Зарабатывал он, понятное дело, прилично. Но не больше Кольки. Тот,
работая в каком-то кооперативном ларьке (коих за последнее время в
Саратове расплодилось), зашибал дай Бог нам каждому. Вообще, это было
удивительно: дурак-Колька - кооператор. А лидер Сер„жка - гробокопатель.
Но Сер„жка объяснил вс„ коротко и ясно: "Может, это то высшее, к чему я
стремился. Всю жизнь. Вот так. Я работаю на грани жизни и смерти. И потом
- за живого-то человека гроша ломаного никто не даст, а за покойничков
деньги платят. Хор-рошие деньги".
   Кроме водочных и сигаретных расходов затраты мои были невелики. Руслан
зарабатывал, я время от времени стрелял у отца, иногда подкидывала мама -
в общем, на жратву хватало.
   - Ну что, господин сочинитель, может, вс„ же, соизволите соприкоснуть с
нашими стаканами ваш бокал? - вывел меня из размышлений Сер„жкин голос.
   Я соизволил. Мы чокнулись и выпили. Малопьющий и быстрохмелеющий Руслан
сморщил лицо и тряхнул локонами, щекотнув ими мою щ„ку. Это оказалось на
удивление приятным - словно прикосновение летнего ветра. Я посмотрел на
Руслана и улыбнулся ему. Надеюсь, этого никто не увидел - ещ„ подумают Бог
знает что.
   - Ну, так позвольте узнать, господин поэт, в каких таких высотах витали
ваши мысли. - Сер„жка с интересом глядел на меня. По-моему, он заметил
случившуюся мимол„тность.
   - Мои мысли, - ответил я, - вились мухой вокруг бутылки.
   - Что ж вы так низко пали, ангел мой?
   - Почему же пал. - Я почувствовал, как алкоголь прихлынул к моим щекам.
- Эта бутылка... килька эта в томате... стол вот этот - ничуть они не
меньше, чем синева поднебесная, снега, там, Килиманджаро... или цветок
лотоса. Если постичь каждый предмет по-настоящему...
   - Да, так что ж будет, если постичь каждый предмет по-настоящему?
   - Не сам по себе, а... ну, в единстве со всем миром...
   - Ну, так что ж будет-то тогда?
   - Вс„ тогда будет! - Я грохнул кулаком по столу. - Тогда мы пойм„м, что
стол - не просто стол. Увидим человека, который его сделал, увидим дерево,
из которого он сделан, увидим лес, в котором это дерево росло...
   - А потом - планету, на которой располагался этот лес, - ядовито
подхватил Сер„жка.
   - Да! И планету.
   - И весь космос, да?
   - Да.
   - А дальше что увидим?
   - Увидим в космосе себя. И попробуем себя познать. Себя в мире и мир в
себе.
   - Колька, - сказал Сер„жка, - Пушкину больше не наливать.
   - Наливать, - рявкнул я.
   - Ига, - Руслан приобнял меня за плечи, - ты чего? Даже я ещ„ трезвый.
   - Да пойми ты, Русланчик! - Я чуть не плакал. - Мы все пытаемся
запереться в свой маленький умишко, а от всеобъемлющего, Высшего Разума -
бежим, как от чумы.
   Что ж мы за малодушные животные такие?
   - Если б животные, - вздохнул Русланчик. - Мы - люди.
   Если бы мы были одни, я бы, наверное, поцеловал его. Русланчик
единственный на свете понимал меня.
   - Ага, так я и думал, - удовлетвор„нно кивнул Сер„жка. - Игорь
Матушинский снова оседлал любимого конька. Слушай, этот твой Высший Разум
под водку не очень-то ид„т. Предпочитаю кильки. Даже не постигая их.
   Колька заржал.
   - Задай своему мерину овса, - хмуро буркнул я.
   - Стремимся к высшему, оскрбляя ближнего? - съязвил Сер„жка. - Ну-ну.
   - Колька, извини, - сказал я.
   - А за что? - удивился Колька.
   - Он извинит, извинит, - успокоил меня Сер„жка. - А теперь послушай,
Игор„чек:
   вот это стул, на н„м сидят; вот это стол, за ним едят. Прочее меня не
интересует - о столе во всяком случае.
   - Сожалею, - сказал я.
   - Впрочем, если тебе интересно знать, кто сострогал этот стол, могу
сообщить - наш кладбищенский плотник, покойный, кстати. Скончался, выпив
мебельного лаку.
   Похоронен по месту работы. Чуть позже покажу его могилку. Ну что,
приобщило ли это тебя к Высшему Разуму?
   Я только рукой махнул.
   - Правильно, - согласился Сер„жка, - чего со мной, дураком,
разговаривать.
   Колька, наливай.
   Колька опорожнил вторую бутылку и содрал закрутку с третьей. Руслан,
пропустивший несколько кругов, на сей раз также подставил свой стакан.
   - Напь„шься же, - предостер„г я его.
   - Прикажешь эти разговоры трезвым выслушивать?
   - О Высшем Разуме?
   - О Пьяном Плотнике.
   - Напились, - горько сказал Сер„жка. - Нет, Николай, нет у них,
белокостных, нашей с тобой рабочей выучки.
   - Да уж! - Колька напыжился павлином.
   - Свед„м их, что ль, на свежий воздух?
   Покрасневший от счастья Колька кивнул.
   - Ну что, гопода. - Сер„жка отставил допитый стакан в сторону. - Имею
предложить вам небольшую экскурсию на свежий воздух, где вы ознакомитесь с
красотами вверенного мне кладбища.
   - Спасибо, - сказал я. - Особого желания не испытываю.
   - Присоединяйтесь, присоединяйтесь, господин поэт. Если уж вы
обыкновенный стол удостоили таким интересом, зачем же пренебрегать бывшим
человеческим материалом?
   Пошли, пошли, скучно не будет.
   Мы оделись - я с неохотой - и вышли из т„плой сторожки на холодный
ноябрьский ветер, в который уже вплетались одинокие колкие снежинки.
Экскурсовод Сер„жка ш„л впереди с мощным фонар„м.
   - Не бойтесь, - приговаривал он, - я не собираюсь показывать вам все
надгробья.
   Только своих фаворитов. Видите вон тот памятник в виде пропеллера?
Пропеллер, между прочим настоящий, от самол„та. Неудачная посадка - заш„л
по ветру. Сам же дурак, и виноват. И сорока не было. Жена осталась,
детишки... Теперь скорбят надписью на памятнике. У нас тут всякие - и
генералы, и композиторы, и алкоголики... Во, кстати. - Он ткнул пальцем в
скромную могилку, изрядно заросшую увядшим лопухом. - Плотник мой. Тот
Самый. Кузнецов Роман Петрович, 1931-1984. Уж пять лет, как помре.
Жены-детей не имел, ухаживать за могилкой некому. Поставили за сч„т
кладбища как проработавшему на н„м бессменно тридцать лет. Овладел
ремеслом, в армию сходил - и сразу сюда. Надписей, естественно, никаких -
сами понимаете, глупо бы выглядело: "Незабвенному Роману Петровичу от
скорбящей дирекции кладбища".
   - Завязвывай, Сер„жка, - поморщился Руслан.
   - А ч„? - нахально удивился Сер„жка. - Я, между прочим, единственный,
кто оказвает этой могилке хоть какие знаки внимания.
   - Какие?
   - А такие. - Сер„жка нагнулся, раздвинул рукою заросли лопуха и достал
оттуда бутылку водки. - Я е„ здесь всегда нычкую. Напарник Корнеич такая
сука - хоть ты где в сторожке спрячь - через три стены учует, найд„т и
выпьет. А Роман Петрович - тот уж больше ничего не пьет - после мебельного
лаку завязал.
   У меня, честно говоря, мороз прош„л по коже. Русланчик прижался ко мне
и дрожал, как щенок. Даже Кольке, кажется, было не по себе.
   - Ну что, пацаны. - Сер„жка содрал с бутылки закрутку. - Выпьем прям
здесь, прям из горла за упокой души Кузнецова Роман Петровича, 31-84?
   - Ну тя на хер, - сказал я. - Пошли, Руслан.
   - Сер„г, мож того е„, в сторожке у тебя выпьем? - робко спросил Колька.
   - Как угодно. Я свою порцию выпиваю здесь. - Сер„жка приложился к
бутылке и отпил ровно четверть. - Спи спокойно, дорогой плотник. - Он
передал бутылку Кольке. - Пей.
   Колька взял бутылку и направился к сторожке. Мы с Русланом зашагали
вслед, но не к сторожке, а на выход. Угрюмо распрощались с Колькой и
покинули кладбище через те же центральные ворота.
   Автобуса ждали молча - настроение было пакостным и разговаривать не
хотелось.
   Людей на остановке, кроме нас, не было - кому охота тащиться в
кладбищенскую глушь в будний день по такой погоде. Наконец, автобус
подош„л, мы зашли и сели у окошка друг против друга. Руслан прислонил
голову к оконному стеклу, рассматривая невидимые снежинки. Двери
закрылись, атобус тронулся. От встряски Русланчик слегка ударился головой
о стекло, пот„р ушибленное и почему-то глянул на меня с какой-то
полувиноватой улыбкой. Я улыбнулся ему в ответ.
   - Ничего, - сказал он, слегка коснувшись своею рукою моей, - сейчас
приедем домой, гори оно вс„ огн„м, и вс„ будет хорошо.
   - Обязательно, - кивнул я. Слова вылетали из меня, точно сами по себе.
- Обязательно вс„ будет хорошо. Так хорошо, как нам с тобой и не снилось.
   И действительно - нам пока и не снилось. Не снилось в последний вечер.
    
  
 * * *
 - Кондрашов, Рябинин, Матушинский, Ибрагимов! - Голос Зои Александровны
трепетал от негодования. - Лессе ву ля кляс!
   - Чево? - Колька повернул к Сер„жке свою широкую ряшку.
   - Любимая учительница французского предлагает нам выйти прогуляться. С
вещами.
   - Возьмите вещи и к директору на выход - шагом - марш! - Некрасивое
лицо Зои Александровны пылало от гнева.
   - С вещами на выход, - вставил Руслан. - Пацаны, а ведь с этими словами
освобождают из тюрьмы.
   - Ибрагимов! - взвизгнула Зоя Александровна, - На тво„м месте я бы не
„рничала, а подумала бы, как объяснить директору синяк под глазом. Совсем
обнаглели!
   Устроить драку перед кабинетом классной руководительницы за минуту до
урока!
   - Но, согласитесь, драка была честная - двое на двое, - сказал я.
   - Матушинский, а от тебя я вообще ничего подобного не ожидала! Мальчик
из интеллнгентной семьи, мать - учительница, один из лучших в группе по
французскому...
   - А, может, у меня французско-мушкет„рская страсть к дуэлям?
   - Все четверо - вон из класса. К директору. Объясняйте ему, какие у вас
страсти!
   Колька, Сер„жка, Русланчик и я взяли свои портфели и поплелись на
выход... с вещами.
   - Ну, и ч„ скажем директору? - спросил Колька в коридоре. - Небось,
нафискалите?
   - Да пош„л ты, ещ„ на тебя фискалить, - огрызнулся Руслан, потирая глаз.
   - Сам пош„л! - вспыхнул по-новой Колька. - Снова в глаз захотел?
   - Колян, успокойся, - угомонил его Сер„жка.
   Колян немедленно успокоился. Каждое слово Сер„жки было для него
приказом.
   - А и правда, пацаны, что мы скажем директору? - Сер„жка повернулся к
нам с Русланом.
   - Не ваша забота, - буркнул я. - Говорить будем мы.
   - А спрашивать будут всех.
   - Тебя-то, дурака, спрашивать ни о ч„м не будут.
   - Хочешь опять подраться? - Колька с готовностью почесал кулаки.
   - Остынь, Колян. Перед директорским-то кабинетом не будем устраивать
драки.
   Постучись.
   Колян остыл и постучался.
   - Да, - строго проговорил голос секретарши. - Хто там?
   - Свои. - Сер„га отстранил Кольку и первым распахнул дверь при„мной.
   - Драссе. Нас Зоя Александровна к Матвей Владимирычу направила. По
поводу безобразной драки, учин„нной нами сегодня.
   - Кондрашов, не юродствуй, - поморщилась секретарша Эльвира Павловна. -
А от тебя, Матушинский, я этого вообще не ожидала. С такой-то мамой!
   "Далась им всем моя мама!" - подумал я с тайной злостью.
   - Подождите здесь! - Эльвира Павловна окинула нашу группу
уничижительным взглядом и скрылась в двери директорского кабинета.
   Мы нахохлившись молчали, не желая даже глядеть друг на друга.
   - Матвей Владимирыч ожидает вас у себя. - Эльвира вновь возникла в
при„мной и уселась за свой секретарский стол с совершенно отсутствующим
видом.
   Вот гадина! Довольно хладнокровно мы распахнули дверь в святая святых
нашей школы - кабинет директора, и переступили порог. Матвей Владимирыч
Зисерсон, человечек лет шестидесяти, местами курчавый, местами лысый сидел
за массивным письменым столом, просматривая определ„нные бумаги.
   - Явились наконец-то! - воскликнул он, когда мы вошли.
   - Что значит "наконец-то"? - не понял я.
   - Это значит, что вести в школе разносятся очень быстро. То есть, то,
что Зоя Александровна отправила вас ко мне, сюрпризом для меня не было. Я
вами огорч„н, ребята! Ибрагимов, как по-вашему, вас очень украшает этот
синяк?
   - Не очень, - буркнул Руслан.
   - А вы, Рябинин... - начал было директор, но Колька тут же перебил его
с природной учтивостью:
   - А ч„ Рябинин? Чуть что - сразу Рябинин.
   - Уж не хотите ли вы сказать, что это не вы соизволили поставить синяк
под глаз Ибрагимову?
   - Я упал, - поспешно сказал Руслан.
   - И глазом о чей-то кулак, - ещ„ поспешнее сказал директор. - Очень
благородно, но очень глупо. Так из-за чего была драка-то?
   Мы обменялись взглядами, отвернулись друг от друга и молча насупились.
   - Я и сам в детстве дрался - когда была затронута моя честь, -
неожиданно произн„с Матвей Владимирович. - Но теперь я стал старше и
позволю заметить вам:
   это не метод.
   - А можно мы сначала станем старше? - довольно нагло спросил я.
   - Не „рничайте, Матушинский. Вам-то уж драки совсем не к лицу. И не
извольте меня перебивать. Мне пятьдесят восемь лет и я достаточно
разбираюсь в людях..
   Может, вы полагаете, что я намерен вызывать в школу ваших родителей?
Так вот - не намерен. Я считаю, что мальчишки сами должны разбираться со
своими проблемами. Но - желательно - без драк.
   - Мы больше не будем, - буркнул Колька.
   - Рябинин! Если можно - без детского сада. Вы вс„ же в восьмом классе,
а не в четв„ртом. На урок французского можете не возвращаться. Чтобы Зое
Александровне глаза не мозолить. Но к следующему уроку извольте быть. От
души предлагаю вам за это время подумать и не подраться по-новой. Можете
идти.
   С облегчением выпорхнули мы из директорского кабинета. Эльвира Павловна
попробовала с укоризной покивать нам вслед головой, но мы проигнорировали
е„ знак внимания и вышли в коридор.
   - Пойд„мте шоколадных батончиков купим, - предложил Сер„жка.
   - Неохота.
   - Ч„, гордость не позволяет? Или денег нет?
   - А хоть бы и нет?
   - Не ссыте, я угощаю.
   - А давай.
   - Ну, пошли.
   - Ну, пошли.
   И мы пошли. Внешне драка наша вспыхнула из-за пустяка. Колька (как мне
сейчас кажется, нарочно) налетел на Русланчика в коридоре перед уроком и
сказал: "Чего пихаешься, татарин?" - "Ты сам пихаешься", - слегка
растеряно ответил Руслан. - "Ещ„ и грубишь!" - продолжал наседать Колька.
Затем глянул на Сер„жку, кивнул и заехал Руслану в глаз. Русланчик
вскрикнул и скорчился у стены. Я тут же подскочил и стукнул Кольку в
челюсть. Челюсть от удивления отвисла книзу. А я схватился рукою за ухо, в
которое влетел Сер„жкин кулак. Вот, в общем-то, и вся драка, продолжения
которой не последовало по причине вмешательства Зои Александровны. Та
перехватила гневную руку Русланчика, занес„нную над физиономией Сер„жки, и
велела нам войти в класс, из которого пять минут спустя выгнала.
   Если бы драка получила сво„ развитие, нас бы с Русланом следовало
отправить не к директору, а в медпункт. Сер„жка был самым сильным
человеком в классе. Кроме того, он во вс„м был коновод, заводила, первый.
Мальчики готовы были следовать за ним хоть на край света, угождать, даже
не думая, что угождают. И первым среди них был Колька, почти такой же
сильный, но, к сожалению, беспросветно глупый, имевший одно достоинство:
быть бесконечно преданным своему кумиру. Нельзя сказать, чтоб Сер„жка
этого не ценил, и уж ни в коем случае нельзя сказать, чтоб не использовал.
Он вообще с большой ревностью относился к своей особе, научившись
принимать всеобщее преклонение как должное. Все и преклонялись.
   Единственным в классе исключением из этого правила были мы с
Русланчиком. У меня вообще был свой мир, и в н„м до Сер„ги мне не было
никакого дела. Я начал писать стихи и жил целиком во власти придуманых
образов. Затем появился человек, для которого в мо„м мире нашлось место,
но это был не Сер„га.
   Русланчик приш„л в наш класс в середине учебного года, переехав в
Саратов с родителями из Казани. Все девчонки в классе тут же повлюблялись
в него.
   Невысокого роста, худенький, он был действительно очень красив:
   полурусский-полутатарин, он унаследовал от отца лукавую раскосость
глаз, а от матери их глубокую зелень, нежно припушенную ресницами; от отца
цвет волос вороного крыла, а от матери их л„гкую, трепетную волнистость; и
- уж, наверное, от самого себя - извечное обаяние реб„нка, которому
невозможно обидеть другого, и которого невозможно обидеть. Он, почему-то,
сразу же потянулся ко мне, и со временем я убедился, что он мне
действительно предан, но не как Колька Сер„жке - по-собачьи, со слепым
обожанием, а с каким-то пониманием меня. Может, на ту пору он понимал меня
больше, чем я себя сам. А вскоре я с удивлением обнаружил, что он мне
нужен постоянно, неизменно рядом. Ему первому я прочитал свои стихи,
заранее зная, что он не рассме„тся, а будет слушать. На влюбл„нных в него
девчонок он, кстати, внимания не обращал. На всеобщего кумира Сер„жку -
тоже.
   Сер„жке такое безразличее, естественно, не нравилось, а заставить нас с
Русланом поклоняться ему он не мог. После двух-тр„х попыток он оставил эту
затею, но зуб затаил. И, вот, науськал Кольку, чтобы тот спровоцировал
драку между нами - тут уж преимущество было целиком на их стороне. Так что
было даже непонятно, почему это Сер„жка сейчас пов„л нас угощать
батончиками.
   Школа наша находилась в центре города, вокруг изобиловали всевозможные
киоски.
   Сер„жка купил четыре батончика, три плитки протянул мне, Руслану и
Кольке.
   - Ну, что, пацаны, сгрыз„м мировую?
   - Я не против, - улыбнулся Русланчик.
   Я пожал плечами и развернул свой батончик.
   Колька посмотрел на Сер„жку и содрал об„ртку со своего.
   - Жаль, что мы подрались, - сказал Сер„жка. - Не в обиду, пацаны.
Предлагаю дружить всем вместе. Я первый протягиваю руку. - Он протянул нам
свою чуть испачканную шоколадом клешню. - Будем как четыре мушкет„ра. Тем
более, у всех нас общая черта есть - мы все Васильевичи.
   - А ведь правда!
   - Не, точно!
   - Верно подмечено!
   - Ну что, один за всех и все за одного?
   - Один за всех и все за одного!
   Мы хлопнулись ладошками.
   - А мы думали, вы нафискалите, - хохотнул Колька.
   - Не таковские пацаны, - ответил Сер„жка, положив мне и Руслану руки на
плечи.
   ... До сих пор не могу наверняка сказать, зачем Сер„жке понадобилась
наша дружба. Может, таким образом он рассчитывал пополнить Русланом и мной
ряды свох поклонников?Если так - то затея его провалилась. Но друзьями мы
- четверо - остались.
    
  
 ***
  
 В этот ноябрьский вечерок нам с Русланом обрыдло сидеть в его хате и мы
решили прошвырнуться по центру. Стоял л„гкий морозец, падали снежинки,
слишком мелкие, чтобы прикрыть своими тельцами темнеющий асфальт. У меня
на ту пору не было даже собственного шарфа, зато в длинный Русланов шарф
можно было при желании запеленать мумию. Мы обернулись этим шарфом напару,
превратившись в удивительную скульптуру совершенно непохожих сиамских
близнецов. На голове моей, прикрывая эффектно изогнутым краем лоб, сидела
коричнев