остался  в  Дании  кусочек  дикой  чащобы,  -  услышал  он
собственный голос. - Быть может, осталась парочка ястребов. Но медведей  в
Дании нет и быть не может!
     Разве что из  зоопарка  какой  удрал...  Ну  вот,  начинаются  глупые
домыслы.  Сначала  нужно  разузнать  о  том  о  сем,  а  уж  потом строить
догадки...
     Может, он сошел с ума, и у него  галлюцинации?  Что-то  не  похоже...
Слишком четко работает его мозг. Хольгер видел солнечные луга и  танцующие
в  них  пылинки,  видел  листья,  вдыхал  запах  конского  пота  и  своего
собственного, запаха мха - для сновидения  слишком  много  деталей...  Его
спокойный  по  натуре  характер  унял  чуточку  бег  мыслей  и  привел   к
единственно возможному решению: даже если это и сон, ничего не  поделаешь,
придется жить в нем и дальше. Прежде всего - информация и сон.
     Поразмыслив, он поменял эти потребности местами.
     Конь держался с ним исключительно дружелюбно.  Вообще-то  Хольгер  не
имел права его забирать, но сейчас его собственные нужды были, несомненно,
важнее прав неизвестного хозяина, так  беззаботно  бросившего  здесь  свою
собственность. А потому Хольгер преспокойно оделся. Ему  пришлось  изрядно
пораскинуть мозгами, чтобы надеть незнакомую  одежду  -  но  все,  включая
сапоги, сидело на нем, словно было на него шито. Даже подозрительно...  Он
запаковал оставшееся и вернулся к коню. Скакун тихо фыркнул, когда Хольгер
садился в седло; потом без понукания подошел к копью.
     - Никогда бы не подумал, что  кони  такие  умные,  -  сказал  Хольгер
громко. - Ну ладно, я понял намек.
     И взял копье, упер  его  в  обнаруженную  на  седле  подпорку;  зажал
поводья левой рукой, громко  причмокнул.  Папиллон  направился  в  сторону
солнца.
     Вскоре обнаружилось,  что  Хольгер,  как  ни  странно,  умеет  ездить
верхом! До сих пор его познания в конной езде  ограничивались  несколькими
попытками, кончившимися плачевно. Он всегда говорил, что конь - всего лишь
большая неуклюжая животина, занимающая  место  в  пространстве.  И  потому
удивительной была  симпатия,  какую  он  мгновенно  почувствовал  к  этому
огромному созданию.  Еще  удивительней  была  легкость,  с  какой  Хольгер
держался в седле. Словно он всю жизнь был ковбоем. Задумавшись  над  этим,
он пошатнулся в седле, враз потеряв уверенную посадку. Папиллон фыркнул  -
с насмешкой, мог бы поклясться Хольгер. А потом датчанин выбросил  все  из
головы и высматривал  дорогу  меж  деревьями,  сосредоточив  на  этом  все
внимание. Конь шагал по тропинке - протоптанной  оленями?  -  но  лес  был
такой густой, что ехать в нем с копьем в руке было чертовски неудобно.
     Солнце  клонилось  все  ниже,  и  наконец  лишь   несколько   лучиков
просвечивали сквозь переплетение черных  стволов  и  веток.  Черт  побери,
столь  обширная  чащоба  не  может  находиться  в  Дании!   Неужели   его,
бесчувственного, перевезли в Норвегию? В Лапландию? В Россию? К  черту  на
рога? Быть может, он лежал без сознания несколько недель, и  пуля  вызвала
выпадение памяти? Нет, рана совсем свежая...
     Хольгер вздохнул. Все эти размышления не могли составить  конкуренции
мыслям   о   еде.   Хватило   бы   жареной   трески,  и  кружку  холодного
"Карлсберга"...   Нет,  поедим-ка  по-американски  и  закажем  бифштекс  с
косточкой, обложенный маринованным луком...
     Папиллон взмыл на дыбы, едва не выбросив Хольгера из седла.  Из  гущи
кустарника, из сгущавшейся темноты вышел лев.
     Хольгер невольно вскрикнул. Лев остановился, выгнув хвост, из горла у
него вырвался глухой рык. Папиллон беспокойно  приплясывал,  рыл  копытами
землю. Хольгер обнаружил вдруг, что опустил копье, уставив его  в  сторону
огромного кота.
     Из глубины леса донесся протяжный волчий вой. Лев  стоял  неподвижно.
Хольгер не чуял охоты дискутировать с ним о правилах  дорожного  движения.
Он отъехал в сторону, хотя Папиллон, казалось, готов был драться.  Миновав
льва, Хольгер ощутил сильную тягу пуститься галопом. Но  тогда  первый  же
сук наверняка выбил бы его из  седла  в  такой  темени.  Датчанин  облился
потом.
     Наступила ночь. Папиллон блуждал по звериным тропам. Блуждали и мысли
Хольгера. Медведи, волки и львы - нет на  земле  такого  уголка,  где  эти
звери жили бы бок о бок. Быть может, в отдаленных местностях Индии?.. Но в
Индии не растут европейские деревья, верно? Хольгер  попытался  вспомнить,
что об этом писал Киплинг. И ничего не приходило в  голову,  одни  смутные
воспоминания, что запад есть запад, а восток есть восток. Ветка  хлестнула
его по лицу, и он принялся ругаться.
     - Похоже, нам придется ночевать под  открытым  небом,  -  сказал  он,
поостыв. - Прелестно...
     Папиллон шагал дальше - еще одна тень в насыщенной  звуками  темноте.
Хольгер слышал волчий вой, крик филина, далекий хриплый визг, который  мог
издавать дикий кот. А это? Что такое? Злорадное хихиканье откуда-то снизу,
с земли!
     - Кто там? Есть там кто?
     Топот маленьких ножек стал удаляться. С ним вместе удалялся  и  смех.
Хольгер дрожал и не сразу решился ехать дальше. Ночной холод крепчал.
     И  вдруг  небо  покрылось  сверкающими  звездами!  Хольгер  не  сразу
сообразил, что выехал на поляну.  Впереди  светился,  мигал  огонек.  Дом?
Хольгер пустил Папиллона рысью.
     И вскоре увидел избушку, необычайно примитивную - стены из обмазанных
глиной плетенок, крыша  дерновая.  Блеск  горевшего  внутри  огня  багрово
освещал дым,  валивший сквозь щели в плетенках.  Хольгер натянул поводья и
облизнул губы. Сердце колотилось так, словно перед ним вновь возник лев.
     Но нужно решаться...
     Он подумал, что надежнее будет остаться в седле.  И  ударил  в  дверь
концом копья. Дверь со скрипом  отворилась.  На  фоне  тусклого  багрового
света появилась сгорбленная фигурка. Раздался старческий голос, высокий  и
сварливый:
     - Кто там? Кто пришел к Мамаше Герде?
     - Я, кажется заблудился, - сказал Хольгер. - Не  найдется  ли  у  вас
свободной постели?
     - Ох! А как же! Прекрасный молодой рыцарь, вижу я... да-да. Стары эти
глаза, но Мамаша Герда хорошо видит,  кто по ночам стучится к ней в дверь,
хорошо видит. Сойди с коня,  светлый господин,  бедная старуха сможет тебе
оказать...  И не должен ты меня бояться,  и я тебя бояться не должна, не в
том я веке...  Но знаешь,  были времена...  Однако все минуло, когда ты не
родился,  осталась  одинокая  старуха,  и  рада она любым вестям о великих
событиях,  что  происходят  вдали  от  ее скромной хижины... Входи, входи,
отбрось свой страх.  Прошу тебя, входи.  Тут, на краю света, нелегко найти
другое пристанище.
     Хольгер протиснулся мимо нее  внутрь.  Там  никого  больше  не  было.
Пожалуй, опасаться нечего.



                                    2

     Он уселся у рассохшегося стола из неструганого дерева.  Дым  клубился
под потолком, щипал глаза. Одна-единственная комната с глинобитным  полом.
Другая дверь ведет в конюшню, где стоял теперь Папиллон. Костер  горит  на
плоском камне, распространяя тусклый  свет.  Хольгер  огляделся  и  увидел
несколько грубых стульев, набитый соломой матрац, немного кухонной  утвари
и черного кота, сидевшего на огромном деревянном сундуке искусной  работы,
совершенно не гармонировавшем с хижиной. Желтые немигающие  кошачьи  глаза
не отрывались от Хольгера. Мамаша Герда мешала что-то в железном  котелке,
подвешенном над огнем. Это была сгорбленная, сухая старушка со  сморщенным
лицом. Ее одежда напоминала драный мешок.  Седые  волосы  редкими  космами
обрамляли запавший рот,  крючковатый  нос  и  щерившиеся  в  бессмысленной
улыбке пеньки зубов. Но глаза ее были черные, пронзительные, суровые.
     - Ну да, ну да, -  затараторила  она,  -  не  таким,  как  я,  бедным
старухам выпытывать о  том,  что  незнакомец  желает  сохранить  в  тайне.
Хватает таких, что, не оказывая  себя,  пробираются  по  этим  неспокойным
землям у предела света... И ты вполне  можешь  быть  рыцарем  из  Фаэра  в
человеческом обличье, готовым положить чары на  слишком  любопытные  уста.
Могу ли я, мой добрый господин, все же спросить тебя о твоем имени? О том,
какое ты сейчас носишь, не о настоящем, понятно, если ты  желаешь  держать
настоящее в тайне от глупой старухи, которая желает тебе  только  добра...
должна признать, что годы на этой старушке сказались, и она порой  болтает
сверх меры... Но назови какое хочешь имя, чтобы я знала, как обращаться  к
тебе со всем надлежащим почтением.
     - Хольгер Карлсен, - сказал он.
     Старуха так и подпрыгнула, едва не перевернув котелок:
     - Что ты сказал?!
     - А что такого? -  неужели  его  ищут?  Неужели  это  какая-то  дикая
околица в Германии? На всякий случай он вытащил из-за пояса кинжал: - Меня
зовут Хольгер Карлсен! И что с того?
     - Ох... Да ничего такого, господин мой, -  Герда  отвернулась,  потом
вновь  повернула  к  нему  голову быстрым птичьим движением. -  Вот  разве
что... И Хольгер, и Карл - имена достаточно громкие,  сам  знаешь,  но  я,
честно тебе признаюсь, никогда не слышала, чтобы один  из  них  был  сыном
другого, отцами их были Пепин и Готфрид,  или  вернее,  Готфрид  и  Пепин,
чтобы уж совсем точно... Однако король - в  каком-то  смысле  отец  своего
вассала, и... <приставка "сен" в скандинавских  фамилиях  означает  "сын":
Хольгер Карлсен - Хольгер, сын Карла>
     Чтобы прервать словоизвержение, Хольгер сказал:
     - Я не имею никакого отношения ни к одному из этих джентльменов.  Это
чистая случайность, что меня зовут именно так.
     Старуха словно  бы  расслабилась  и  наложила  полную  миску  густого
варева. Хольгер немедленно набросился на  него,  не  забивая  себе  голову
мыслями о яде или правилах гигиены. Старуха подала ему хлеб и сыр, которые
он резал своим кинжалом и ел руками; налила кружку прекрасного пива. Много
времени прошло, прежде чем он выпрямился, отдуваясь, и сказал:
     - Спасибо. Ты мне спасла жизнь, или по крайней мере рассудок.
     - Да что ты, господин мой, разве это яства для такого,  как  ты,  кто
наверняка с королями и герцогами за  одним  столом  едал,  менестрелей  из
Прованса слушал, их песни и  острословье.  Правда,  и  я  хоть  старая  да
неумелая, пыталась тебе потрафить...
     - У вас прекрасное пиво, - сказал Хольгер. - Я и не  знал,  что  есть
великолепный сорт. Видимо... - он хотел сказать: "Видимо, как ни  странно,
ваша местная  пивоварня  до  сих  пор  не  пользуется  вполне  заслуженной
славой", но старуха, хихикая, прервала его:
     - Ох, благородный сэр Хольгер, ты наверняка рыцарь, может и не самого
знатнейшего рода, но человек наблюдательный, сразу видно. Вмиг разгадал те
безобидные штучки, на которые  старая  женщина  вынуждена  пускаться.  Это
верно, многие из подобных тебе негодуют на столь невинные заклятья, именуя
их проделками Сатаны... Хотя, по правде говоря, в основе своей заклятья те
ничуть не отличаются от деяний иных святых, творивших свои чудеса как  для
язычников, так и для христиан... Но ты-то ведь знаешь, как часто  тут,  на
пограничных землях, пользуются  слабенькой  магией  -  не  выгоды  ради  и
прибыли, а чтобы оборонить себя от сил Серединного Мира. И понимаешь ты  в
доброте своей, что несправедливостью было бы палить на  костре  безобидную
старушку только за то, что она зачаровала немножко пива, дабы погреть свои
старые кости в холодные ночи... В  то  время  как  хватает  здесь  сильных
чернокнижников, что открыто пользует черную магию, и как  на  них  все  не
падает...
     "Она что, хочет сказать, что она ведьма?" - подумал Хольгер. -  А  я,
выходит, это сразу заметил? Что за болтовня? Что за скверный маскарад?"
     Он не мешал ей тараторить - удивлялся языку, на котором она говорила.
Это было весьма  странное  наречие  (на  котором  он  сам  каким-то  чудом
изъяснялся свободно  и  обычно)  -  старофранцузский  с  большой  примесью
немецкого. Хольгер наверняка прочел бы книгу, написанную на этом  языке  -
но с большим трудом. И никак не смог бы разговаривать на нем  так,  словно
владел им с младенчества.  Как  получилось,  что  попав  сюда  -  куда,  о
господи?! - он мгновенно научился говорить на здешнем диалекте?
     Он никогда не был большим любителем беллетристики, не  читал  научную
фантастику - однако  все  сильнее  склонялся  к  убеждению,  что  какое-то
невероятное стечение обстоятельств перенесло его прямиком в  прошлое.  Эта
хижина, эта старуха, что приняла его рыцарское  одеяние,  как  нечто  само
собой разумеющееся, этот  язык,  эта  бескрайняя  чащоба...  Но где он?  В
Скандинавии  на  таком  наречии  нигде  не  говорили.  Германия,  Франция,
Британия? Если он оказался в средневековье, что здесь делает  лев?  И  как
понимать  мимоходом  брошенную  старухой  реплику  о  жизни   на   границе
магической страны Фаэр?
     Нет, бессмысленно так гадать. Несколько прямых вопросов  помогут  ему
больше.
     - Мамаша Герда...
     - Да, благородный господин? Слушаю. С каждой услугой,  какую  я  тебе
окажу, благодать придет в мой скромный домик...  А  потому  ты  уж  только
выскажи желания свои, а я в меру моих  убогих  силенок  выполню  все,  что
твоей душе угодно, - она погладила кота, не отрывавшего глаз от Хольгера.
     - Можешь ты мне сказать, какой нынче год?
     - Ох, дивные ты вопросы задаешь, добрый рыцарь... Все,  должно  быть,
из-за твоей раненой головы,  и рана эта, несомненно, полученная в  славной
битве с каким-нибудь  ужасным  троллем  или  великаном,  чуточку  замутила
память благодетеля моего... Скажу тебе по правде, коли уж хочешь  знать  -
такие расчеты нас давненько не трогают, да и со временем тут,  у  пределов
мира, частенько случаются вещи непостижимые...
     - А что это за страна? Какое королевство?
     - Право же, рыцарь мой ясный, ты задал вопрос, над которым  множество
ученых ломали себе головы, и  множество  воинов  проламывали  головы  друг
другу. Хе-хе-хе... Долгие годы пограничье наше было предметом раздора  меж
сынами человеческими и народом Среднего Мира,  и войн случилось изрядно, и
могучих чернокнижных поединков... Одно могу  тебе  сказать  -  и  Фаэр,  и
Святая Империя предъявляют на этот край свои права, но хозяина  здесь  как
не было, так и нет... Однако права людей мне убедительней  представляются,
ведь люди живут тут постоянно, все новые приходят и поселяются...  Однако,
если рассудить, и сарацины права на эти земли заявить могут, потому что их
Магомет сам был злым духом - по крайней  мере,  так  христиане  уверяют...
Верно, Грималькин? - погладила она кота.
     - Что ж... - Хольгер последним усилием старался держать себя в руках.
- А где мне найти людей... Христиан, скажем... которые  мне  помогут?  Где
тут самый ближний король, герцог, или кто-то в этом роде?
     - Есть город, не столь уж далекий отсюда по людским меркам. Но должна
тебя  предупредить,  что  веющее  от  Фаэра  чернокнижье  дивным   образом
коверкает как расстояние, так и время... И  бывает,  что  место,  куда  ты
направляешься,  покажется  тебе  недалеким,  а  потом  уплывает  вдаль,  в
необозримые обширности, населенные опасностями... сама земля и дорога,  по
которой ты ступаешь, переменяется вдруг...
     Хольгер подумал: что ж, если совершаешь ошибку, следует вовремя в ней
признаться.  Либо  эта  ведьма  -  абсолютная  идиотка,  либо  она нарочно
пытается его запутать. Как бы там ни было, ничего от нее не добиться.
     Герда сказала вдруг:
     - Поняла я, похоже, что тебе требуется. Хоть мои  мысли  частенько  и
заплетаются,  как  то  бывает  в  старых  головах,  а  Грималькин   ужасно
сообразительный, да говорить, бедняжка, не умеет - есть все  же  способ  и
совет тебе подать, и раны твои залечить. Ты ведь не будешь против, светлый
господин, если я чуточку магией воспользуюсь, белой магией, белой, или  уж
серой в крайнем случае... Будь  я  могучей  чародейкой,  как  ты  думаешь,
ходила б я в этих лохмотьях, жила бы в  этой  развалюхе?  О  нет,  золотой
дворец был бы моим жилищем, и слуги  бросались  бы  исполнять  любое  твое
желание. Если б ты  позволил,  я  призвала  бы  духа,  маленького  такого,
слабенького такого... И уж он рассказал бы тебе то, что ты понял бы  лучше
меня...
     - Гм...  -  поднял  брови  Хольгер.  Ну  вот,  теперь  все ясно - она
чокнутая.  Лучше ей не противоречить, если хочешь пробыть здесь до утра. -
Как тебе виднее, мамаша, - добавил он.
     - Теперь вижу - ты и в самом деле из предивных краев изволил прибыть,
рыцарь мой. Даже не перекрестился, услышав про духа... Но ты  явно  не  из
тех рыцарей, что призывают то и дело Высочайшего, и часто  столь  могучими
заклятьями, что обречены на адское пламя, а они и  без  того  не  славятся
богобоязненной жизнью... Однако Империи приходится  пользоваться  и  этими
орудиями, ибо в нашем беспечном и убогом мире других  сплошь  и  рядом  не
отыщешь... Ты не из тех, и не из этих, сэр Хольгер, а потому напрашивается
вопрос - не  из  Фаэра  ли  ты,  в  самом-то  деле?  Ну  ладно,  попробуем
что-нибудь сделать, хотя должна  я  тебя  предупредить:  духи  -  создания
непредсказуемые, могут и вовсе не  ответить,  а  могут  и  дать  ответ,  у
которого найдется множество толкований...
     Кот прыгнул с сундука, и Герда подняла крышку. Держалась  она  словно
бы с насмешкой, и Хольгер никак не мог сообразить, что же она задумала. По
спине у него прошел холодок.
     Старуха вынула из сундука котелок на треноге, поставила его на пол  и
наполнила какой-то жидкостью  из  бутылки.  Достала  короткую  палочку  из
эбенового дерева, украшенного слоновой  костью.  Бормоча  и  жестикулируя,
начертила вокруг котелка два концентрических круга и вместе с котом  стала
меж внешним и внутренним. Пояснила:
     - Тот круг, что внутри, должен задержать самого демона,  а  тот,  что
снаружи - все чары, какие  демон  мог  бы  на  нас  навести,  ведь  демоны
частенько капризничают, когда призывают их столь поспешно. И умоляю  тебя,
господин мой - не вздумай молиться или творить  крестное  знамение,  иначе
демон тут же улетучится не в самом добром настроении, - ее голос  попросту
констатировал факт, но старуха покосилась в его сторону, и Хольгер  жалел,
что не видит ее глаз.
     - Начинай уж, - сказал он чуточку хрипло.
     Она  принялась  выплясывать   округ   внутреннего   круга;   Хольгеру
показалось, что он разбирает слова ее  песни.  "Амен...  Амен..."  Да,  он
знал, какие слова за этим последуют, хоть и не понимал, откуда у него  это
знание. "...Мало а нос либера сед..." Латынь. Непонятно  отчего  кожа  его
пошла вдруг пупырышками. Теперь она говорила не на латыни  -  на  каком-то
пискливом  наречии,  которого  Хольгер  не   мог   распознать.   Вот   она
прикоснулась своей палочкой к котелку. Из него повалил густой  дым,  почти
скрывший старуху - что любопытно, дым  не  вышел  за  пределы  внутреннего
круга.
     - О Велиал, Беел-Зебуб,  Абаддон,  Асмодей!  -  верещала  старуха.  -
Самуэль, Самуэль, Самуэль!
     Дым стал гуще? Хольгер вскочил. Он едва мог разглядеть  Герду  сквозь
налившийся багровый туман. Казалось, что-то повисло над  котелком,  что-то
серое, полупрозрачное, змееподобное... Великий  боже,  уже  видны  красные
глаза, и фигура приобретает человеческие очертания!
     Чудище  заговорило  свистящим,  нечеловеческим  голосом,  а   старуха
отвечала на языке, которого Хольгер не знал. Чревовещание, быстро напомнил
он себе, чревовещание и видения, порожденные его собственным помрачившимся
рассудком, и только, и не более того. В конюшне  бился  и  ржал  Папиллон.
Хольгер опустил руку кинжалу. Лезвие было горячим. Неужели магия  вызывает
вихревые токи, нагревающие металл?
     Существо в дыму  свистело  и  прищелкивало,  резко  выгибаясь  вдруг.
Показалось, что с Гердой оно разговаривало ужасно долго.  Наконец  старуха
воздела палочку и затянула иной напев. Дым  начал  редеть,  он  словно  бы
втягивался внутрь котелка. Хольгер выругался дрожащим голосом и