подлокотники сжатые в кулаки руки, выпрямив спину, и с трудом произносил традиционное приветствие:
     - Благодарю королеву за честь, оказанную ее приходом. Поверь, я не намерен расспрашивать о том... что касается тебя одной. Но ради блага Иса... не могла бы ты, после того как провела время с новым королем, сообщить о нем что-либо?
     Щеки королевы порозовели, однако голос остался ровным:
     - О нем говорят правду. Он сильный человек, и намерения его честны.
     - По отношению к Риму!
     - Рим - это цивилизация, а значит, благо Рима - это благо Иса.
     Сорен покачал головой.
     - Ты всегда думала о Риме лучше, чем он того заслуживает, дорогая. Рим, который привиделся тебе в мечтах, - Рим великих душ и великих завоеваний - давно мертв, если и существовал когда-нибудь на самом деле. Я имел дело с римлянами. Я знаю, о чем говорю.
     - Сорен, - тихо сказала она. - В тебе говорит раздражение. Что бы ты ни думал - а я сама далека от того, чтобы верить в совершенство смертных, - но остается несомненным, что Грациллоний сердцем стремится ко благу Иса, действует в этом направлении, ищет у нас совета и интересуется нашими желаниями. Он провел несколько часов, беседуя со мной, как с мужчиной.
     - И о чем же?
     - Он... Он прослышал, что мы с тобой часто совещаемся по поводу наших храмов. Он сказал, что ты вежлив, но недружелюбен, а он нуждается в твоей поддержке, тем более что с Начальником Работ они не сошлись во мнениях.
     - В самом деле? - Сорен невольно заинтересовался. - По какому поводу?
     - Грациллоний считает, что надо немедленно возводить укрепления на утесах.
     - Хм... - Сорен потянул себя за бороду. - Это дело не быстрое.
     - Да он хочет устроить простые рвы с невысокими стенами сухой кладки для защиты лучников. Он боится, что пока флот будет в море, оказывая поддержку римскому правителю, город пострадает от нападения с моря, - Ланарвилис коснулась пальцем подбородка. - Нет, "боится" - неудачное слово. Он хочет предусмотреть любые случайности. Для этого придется ввести трудовую повинность.
     - Вот как? А он понимает, что это значит?
     - Понимает. Я его расспросила.
     Сорен задумался.
     - Не хочу тебя обидеть, дорогая, но в своем желании думать о нем хорошо ты могла приписать ему свое понимание дела. Не перескажешь ли ты мне его слова?
     - Что ж... - она помедлила и начала повторять на память: - Налоги в Исе могут взиматься деньгами, товаром или трудом. Труд используется на общественных работах, в течение небольшого периода времени и в то время года, когда это не вызовет излишних сложностей. Поскольку большинство общественных зданий давно достроены и почти не требуют ремонта, трудовая повинность в Исе давно не использовалась.
     Сорен мрачно усмехнулся.
     - Понятно, почему Которин Росмертай взвился на дыбы. Вся его налаженная административная рутина полетит вверх тормашками. Понимает ли это Грациллоний?
     - Несомненно. И ему не хочется применять власть к Начальнику Работ, чтобы не портить отношения на будущее. Он просил меня использовать свое влияние - и уговорить тебя - переубедить Которина. Я согласилась. И с Сестрами я тоже об этом поговорю, - добавила она совсем неофициально, - они будут рады еще раз убедиться, что боги, пославшие этого человека, еще благоволят нам.
     Сорен поморщился.
     - Итак, ты от него в восторге. И не только потому, что он римлянин.
     Она снова вспыхнула, но ответила, гордо подняв голову:
     - Да. Если бы знак сошел на мою дочь Лугайду в царствование Колконора, я бы своей рукой перерезала ей горло, лишь бы она не досталась ему. Но вчера Грациллоний очистил меня. Так он очистит и наш город.
     Сорен сердито оскалился.
     - Как бы не проскреб до дыр, со своими иноземными богами! Это будет не первый раз, когда Трое отвернутся от человека.
     Лицо Ланарвилис исказилось, словно от боли. Она поднялась и протянула к нему руки.
     - Ох, Сорен! Не растравляй себе раны. Не пророчь дурного. Подумай о своих сыновьях и о городе, в котором им жить!
     Сорен ссутулился и проворчал:
     - Пусть так. Я помогу. Ради Иса. И ради тебя.

VI

     - Ах-х, - выдохнула Малдунилис. - Вот это да. У тебя могучее копье, - затем хихикнула: - Скоро ли ты будешь готов снова поднять его?
     Грациллоний лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее. Вечернее солнце окрашивало жаркими лучами пышную плоть. Они отправились в постель почти сразу, потому что других занятий не нашлось. Иннилис догадалась, по крайней мере, застенчиво предложить сыграть в шашки... Малдунилис была рослой и плотной, ее пышные волосы сейчас промокли от пота и висели липкими прядями. Хотя она была дочерью Гаэтулия, тяжелое лицо чертами скорее напоминало о деде, Вулфгаре. Тем не менее, женщина была хороша собой и выказала ленивую чувственность, которая заставила Быка в нем издать громкий рев.
     - Дай хоть отдышаться, - рассмеялся Грациллоний.
     Она тоже приподнялась и потянулась к стоявшему у кровати блюду со сластями. Пышные груди тяжело качнулись. В воздухе стояла странная смесь ароматов. Малдунилис держала множество слуг, но дом ее всегда отличала некоторая неопрятность.
     Королева и мужу протянула конфету.
     - Нет, спасибо, - отказался он. - Я не сластена. Малдунилис попышней взбила подушку и, откинувшись, принялась жевать.
     - Может, и в самом деле не стоит портить аппетит, - согласилась она. - Повара готовят настоящий пир. Только готов он будет не скоро, - и кисло добавила: - Чем бы пока заняться?
     Грациллоний рассудил, что раз уж все равно время до рассвета свободно, можно и подурачиться. Ему в самом деле хотелось отдохнуть и ни о чем не думать, а с такой простушкой можно приятно провести время. Не то что с некоторыми!
     Над ее грудью горел крошечный полумесяц. Как случилось, что из всех дочерей галликен именно эта была отмечена знаком? - задумался он. Непостижимы пути Митры, но пути Белисамы - из Трех, владеющих Исом, - подобны путям ветра, молнии, морской волны, падающей звезды и смерти, подкрадывающейся в ночи.
     Он сел на смятой постели, обхватив руками колени.
     - Не познакомиться ли нам получше? Расскажи мне о себе.
     Она зевнула, почесалась и потянулась за новой конфетой.
     - Да и рассказывать-то нечего. Я не ученая, как наша Бодилис, не провидица вроде Форсквилис и политикой не занимаюсь - пусть Ланарвилис забавляется. Я - всего лишь я. Делаю, что положено, и никому не причиняю вреда, - она подмигнула. - Готова исполнить волю повелителя!
     - Но наверняка тебе есть о чем рассказать, - возразил Грациллоний, заметив про себя, что ей не пришло в голову поинтересоваться его историей.
     Малдунилис вкрадчиво погладила его бедро.
     - Сам видишь, что мне нравится. И Хоэль всегда был мною доволен.
     У него невольно вырвалось:
     - А Колконор?
     - Да-а. Он был не слишком внимателен, но и не так плох, как рассказывают. Он видел, что я готова выполнить любое его желание - как и твое, мой повелитель, - и довольствовался парой шлепков, от которых мой толстый зад и не зачешется. А если бы я родила ему дочь, он и вовсе бы меня полюбил. Я-то была готова, я и не думала пользоваться травами, да не доносила, выкидыш случился, - она подтолкнула Грациллония локтем. - Ручаюсь, с твоим ребеночком все будет в порядке.
     Он окаменел.
     - В чем дело, повелитель? - заискивающе спросила она.
     У него перехватило дыхание от пришедшей в голову мысли.
     - В тот день, в Доме Короля, когда я появился...
     Она кивнула.
     - Мы с Виндилис и Форсквилис задержали его. Тебя поджидали.
     - Но... они считали это необходимым - как Брут, сразивший Цезаря в надежде спасти Республику. А ты...
     Она улыбнулась.
     - Я делала это с удовольствием. Потому-то Сестры и выбрали меня. Колконор знал, что я не притворяюсь. Наоборот, мне было вдвое приятнее от мысли, что я готовлю путь для тебя, его победителя.
     "Самое ужасное, - подумал Грациллоний, - самое жуткое в этом - ее невинность".
     У него зашумело в голове. Резко перевернувшись, он соскочил на пол. Почувствовав под ногами холодные плитки, кое-как выговорил:
     - Прости меня, если это невежливо. Я вдруг вспомнил о неотложном государственном деле. Вынужден тебя покинуть.
     Лицо королевы перекосилось.
     - А мой пир?! - завопила она.
     - Ешь на здоровье. Пригласи кого-нибудь еще. Делай что хочешь. Мне надо идти, - он поспешно натягивал одежду.
     Она немного надулась, но удерживать не стала, просто сидела в постели, задумчиво поглаживая собственную грудь.
     Грациллоний выскочил на улицу. С моря дул свежий ветер. Он решил, что сразу пойдет во дворец. Примет горячую ванну и переоденется. Королевский дворец был единственным в Исе местом, где дозволялось держать лошадей. Прикажет оседлать коня и поскачет в лес, один.
     Его королевы... осталась только Фенналис, но она - мать Ланарвилис. Закон Митры запрещает возлечь и с дочерью, и с матерью. Придется объяснить это Фенналис, постаравшись при том не обидеть. Говорят, она дружелюбна, всегда весела и занята делами благотворительности. Да, кроме того, имея уже семерых детей от Вулфгара, Лугайда, Гаэтулия и Хоэля, она, вероятно, не стремится более к постельным утехам. Оставим Фенналис. С остальными он, как мог, выполнил свой долг.
     И неважно, кто из них заранее знал об этом заговоре, достойном шлюх. Заманить мужчину! Дахилис не знала. Она просто молила своих богов об избавлении.
     Не замечая приветственных криков, Грациллоний шагал по городу. Он будет скакать по дороге над морем, пока хватит сил у коня. Потом вернется. Снова вымоется, оденется понаряднее и пойдет к Дахилис.
     Он проведет с ней столько времени, сколько позволят боги. Пусть люди говорят, что хотят. Или он не римский префект?

Глава тринадцатая

     Разнеслась весть: король Темира и в этом году направит свое копье за пределы страны. Пусть корабли и карраки собираются в устье реки Боанд. Пусть благородные землевладельцы со своими людьми будут готовы к тому сроку, когда зерно ляжет в землю, а стада отправятся на горные пастбища. Пусть каждый, кто желает подвигов, славы и добычи, собирается к нему. Ниалл Мак-Эохайд ждет их и готов вести - на сей раз не в Альбу, где ждут славные бои и богатства, но где по-прежнему крепко стоит Римский Вал, - но к югу, в золотую Галлию!
     Однако прежде надо было совершить ритуалы Белтейна, встречая лето и заклиная его принести добрые плоды. По всей земле Эриу люди встанут до рассвета, чтобы собрать целительную росу. Женщины омывают в ней лица и становятся прекрасными, мужчины - руки, чтобы стать искуснее. Потом женщины достанут из колодцев волшебную первую воду и оставят у источников цветы; мужчины посадят перед домом куст и будут зорко стеречь, чтобы соседи не похитили его вместе с удачей; молодежь отправится за целительными травами и цветами, чтобы украсить алтари, сбрую лошадей и все места, угодные богине. Днем все станут обмениваться дарами, танцевать хороводы, посвященные Солнцу и Луне, и затеют игры, которые из года в год кончаются драками и кровопролитием. Юноши и девушки с песнями отправятся в лес, чтобы разыграть представление, описывающее Ее приход, приносящий свет и жизнь. Свадьбы в этот день приносили злосчастье, а тех, кому выпало родиться в Белтейн, ждала тяжелая жизнь. Однако многие пары приносили друг другу обет верности и сходились прямо на земле.
     Ели только холодное - весь огонь в домах гасили еще с вечера. На закате все жители селений выходили из своих жилищ и молча собирались на ближайшем холме. Поэты и барды пели, друиды ждали предзнаменований. Тем временем выборные высекали кремнем и железом новый огонь. Разводили два костра, в которые все бросали праздничные кусты и вещи, которые принесли несчастье, чтобы сжечь зло. Крестьяне прогоняли скот между кострами, чтобы предохранить от мора. Потом народ начинал расходиться по домам, унося горячие угли, чтобы разжечь домашние очаги. Самые стойкие оставались до рассвета и утром нетвердо держались на ногах.
     Король и его королева играли главную роль в праздновании. От них зависела удача всего Темира. Ниалл заранее знал, что в ночь Белтейна у него не будет ни минуты для себя, а потом налетит вихрь дел в связи с предстоящим походом. Между тем ему нужно было поразмыслить спокойно.
     Накануне Святого дня он вышел на закате вместе с друидом Нимайном Мак-Эйдо и Лэйдхенном Мак-Бархедо, ставшим главой поэтов. Шел теплый дождь - ни холодного восточного ветра, ни заморозков, предвещающих неудачный год. Облака плыли низко над головой, скрывая солнце и неся в долину ранние сумерки. Ветерок капризно играл с травой и листьями. Пахло сырой землей. Вдали шумела стая возвращавшихся на ночлег галок, и больше ни звука.
     Ниалл направился по северной дороге, проходившей меж Ратом Граинны и Крутым Рвом. Дорога поддерживалась в порядке, луж и грязи не так уж много, но в этот час путников не было видно, по сторонам тянулись пустынные луга и перелески. В придорожных хижинах не светились огни. Во всем мире тускло блестели только наконечники копий четверых телохранителей Ниалла, которые сопровождали троих великих, держась на почтительном расстоянии, да еще поблескивал золотой обруч на шее короля. Цвета роскошных одеяний, в которых он принимал гостей, терялись в сумраке.
     - Нам лучше не задерживаться надолго, - посоветовал Нимайн. - Скоро откроется Шид, и его обитатели выйдут на свободу.
     Канун Белтейна, как и Самайн, был временем, когда темной землей владели духи.
     Ниалл тряхнул блестящей гривой волос.
     - Вывернем плащи наизнанку, это собьет их с толку.
     - Кое-кто верит в это, - отвечал Лэйдхенн, - но я мог бы рассказать тебе, милый, немало историй о тех беднягах, которые слишком полагались на это средство. Иногда не помогает даже умывание собственной мочой. Да и цели существ Извне могут быть более глубоки, чем просто сбить нас с дороги.
     - Ну, то, о чем я хотел поговорить, не займет много времени, - огрызнулся Ниалл.
     - Говори же, - пробормотал друид.
     Король смягчился. Он смотрел вперед, в сгущающийся сумрак. В его голосе звучало беспокойство:
     - Я не мог говорить о том на людях, чтобы они не подумали, что я боюсь, и сами не прониклись страхом. Но от вас, дорогие мои, я могу ничего не скрывать. Вы поймете меня. Я хотел просить вас в эту колдовскую ночь прочесть знаки судьбы и, если возможно, наложить заклятия, отводящие зло от моего предприятия.
     - Что тревожит тебя?
     - Ничего. Неужели я повел бы за собой людей, будь у меня причины тревожиться?
     - И все же тебе неспокойно?
     - Я думаю о сыне, о Бреккане. Он сгорает от нетерпения, хочет показать себя. Несколько дней назад я на радостях пообещал ему, что возьму с собой в этот поход.
     - И конечно, ты не можешь отказать своему мальчику в праве добыть себе славу?
     - Но он еще так юн...
     - Не моложе, чем был ты, когда вернулся, чтобы заявить права на свое наследство.
     - Я был сильнее. О, он будет хорошим бойцом, если доживет, но пока он хрупок, как его мать, - голос Ниалла дрогнул, у него вырвалось: - О Этниу, твое лицо...
     - Ты любил ее...
     - Как Диармат любил Гранину! Я и сейчас люблю, хотя она уже четырнадцать лет как в могиле. Она оставила мне Бреккана, свое живое подобие... - Ниалл рубанул ладонью воздух. - Довольно! Я мужчина! Но я обращаюсь к вам обоим за советом и помощью.
     - А честь Бреккана тебя не тревожит?
     - Постой, - перебил друид. - Наш повелитель просто задал вопрос, Лэйдхенн, как ему поступить, дабы не случилось беды. Если бы король Коннар вовремя спросил совета, он, быть может, не нарушил бы гейса и не навлек на себя гибель в доме Да Дрега. Убери капканы с тропы молодого оленя, а с волками он расправится сам!
     Они замолчали, только посох друида стучал по земле при каждом шаге. Дорога нырнула под своды дубравы. Ветви простерлись над головами, как руки дряхлых великанов, а в глубине рощи таилась темнота. Над головой просвистели крылья птицы. Где-то послышался голос запоздалой кукушки. Лэйдхенн застыл на месте.
     - Этот крик! Недобрый знак - в такое время услышать кукушку.
     - Но не для нас, - возразил Ниалл. - Крик послышался справа, а это к удаче.
     - Нам, прежде чем начать гадание на тисовых ветках, следовало бы узнать побольше о том, что ты задумал, - заметил Нимайн. - Ты ничего не рассказывал.
     - Чтобы секрет не дошел до ушей римлян, - пояснил Ниалл.
     Друид кивнул седой головой.
     - Это понятно. Однако нам ты доверяешь, дорогой мой, иначе бы не обратился за советом. Так скажи, в какую часть Галлии ты направляешься?
     - Судя по приготовлениям, - проницательно заметил поэт, - не на северное побережье.
     - Верно, - согласился Ниалл. - Те места давно разграблены. Кроме того, не хочется сталкиваться с саксами. Не дело двум воронам драться за одну кость.
     - Берегись, - предостерег Лэйдхенн. - Не поминай зря птиц Морригу.
     Ниалл рассмеялся, чем поверг друга в еще больший трепет, и пояснил:
     - В своей семье можно не слишком стесняться!
     Друид согласно кивнул, но смотрел сурово. Ниалл имел в виду не только то, что часто поставлял корм для птиц трехликой богини войны. Многие верили, что старуха, с которой он возлег в юности, была сама Мида.
     - Как бы то ни было, - добавил король, - я думаю не только о саксах. Есть еще Ис.
     Они стояли под дубами. Мгла здесь была не столь непроглядной, как казалось со стороны. Сквозь листву просвечивало серо-голубое небо, но ветви и стволы скрывала глубокая тень.
     - Ис! - воскликнул Нимайн. Его голос резко прозвенел в тишине леса. - Сердце мое, ты ведь не думаешь нападать на Ис?!
     - Никогда! - объявил Ниалл. - Я не безумец. Стена, да еще те ведьмы... Я и близко не подойду к Арморике. Ис - союзник Рима. Теперь, когда римляне воюют, исанцы могут счесть своим долгом защиту всей этой части побережья. Мы далеко обойдем Ис. И я надеюсь, что вы поможете мне, призвав на нас покровительство Манандана, пока мы будем в море.
     - Куда же ты направишься? - спросил Лэйдхенн.
     - Обогнув Ис, двинусь на юг, к устью Лигера и вверх по реке. Там богатые земли и большие города. Во время войны они останутся почти без защиты - уязвимее, чем Альба, где прошлогодний набег насторожил римлян, - несмотря на грызущую сердце тревогу, Ниалл засмеялся. - О, мы соберем богатый урожай!
     Деревья расступились, и в сгущающихся сумерках путники различили огромную сову, которая бесшумно пролетела над их головами и унеслась к югу.
     Нимайн остановился и поглядел ей вслед. Его спутники, насторожившись, шагнули поближе к друиду.
     - Что случилось, мудрый? - выдохнул наконец Ниалл.
     Друид повел узким плечом.
     - Не знаю. Но чую недоброе. Думаю, нам лучше повернуть к дому и постараться до темноты оказаться под крышей. Ночь будет темная.
     ...Ниалл, послушный своему гейсу, встал до рассвета. Лишенный света очага дом казался темнее могилы. Под ногами сухо шелестела солома. Он отворил ставни. Небо прояснилось. Клочки тумана и капли росы блестели тусклым серебром. Воздух был наполнен ароматами трав.
     Ниалл глубоко вздохнул и вдруг замер. С ближнего вяза донесся мелодичный голос кукушки - слишком рано! Услышать кукушку из дома на Белтейн - примета смерти.
     Но вчера она куковала к добру. Предзнаменования редко бывают ясными. Ниалл отвернулся от окна. Нимайн проведет гадание, а Лэйдхенн сложит для Бреккана песнь силы.
     Король должен быть тверд.

Глава четырнадцатая

I

     От гавани к рынкам, через форум и богатые кварталы, от философов в Доме Звезд к морякам в Доме Воинов, от прибрежных поселков к туманным мастерским за Верхними воротами перелетал шепоток. Что-то готовится. Баржа, отправившаяся за королевой, несшей Бдение на острове Сен, не повезла туда другую, готовую сменить Сестру. Все Девятеро собрались в храме Белисамы.
     Несколько человек различными путями прознали, что Сестер собрал король. Зачем - не знал никто.
     Грациллоний вышел из дворца в одиночестве. Король Иса мог, если пожелает, быть