авал,  потому  что  дом,  как
считалось, не имеет подвала. Считалось  ошибочно.  Дом  построен  на  старом
фундаменте, а в старом доме подвалы были. И, возможно, сохранились.
   - Безусловно, сохранились, если мы на верном пути.
   - На верном, на верном - голову даю на отсечение!  Эта  та  самая  гиблая
карта - помните, вы как-то говорили, - которая должна выиграть - и выиграла.
Он помешан на соколиной охоте. Благодаря этому Ламли и  откопал  его  адрес:
Старый школьный товарищ вспомнил, что  Шубридж  состоял  членом  Британского
клуба любителей соколиной охоты.
   - Похоже, Ламли сделал за нас всю работу.
   - Сам того не ведая. Странные звуки, о которых  сообщил  Пейкфилд,  могла
издавать какая-то ловчая птица.
   Соколятники часто держат их при себе. Наверно,  он  включил  микрофон,  и
птица забеспокоилась. Им на ноги привязывают такие бубенчики. Дом  стоит  на
высоком месте, грунтовые воды залегают низко. В прошлую субботу, когда  мисс
Тайлер заехала к ним в первый раз, ни его, ни жены не было дама, и вернулись
они только около половины седьмого.
   - То есть она явилась к ним в самый неподходящий момент? И могла  увидеть
архиепископа?
   - Вот именно. Так что им пришлось ее убрать. Судя по всему выдержка у них
железная. Сначала появляется она, потом этот Ламли -  и  с  обоими  они,  не
моргнув глазом, справляются. Ламли сказал в полиции, что Шубридж симпатичный
малый. Вообще они ему  оба  понравились;  всячески  старались  помочь,  сами
вызвались прийти на дознание.
   - Вот это лишнее. Я позвоню в Солсбери, объясню им  как  действовать.  От
Шубриджа достаточно будет письменного объяснения,  заверенного  сомерсетской
полицией. Ламли - другое дело, его можно вызвать. Остается мисс  Рейнберд  -
по-моему, ее тоже не следует привлекать. Пусть снимут  с  нее  показания,  и
довольно. Нужно все сделать тихо, без шума. Я объясню кому надо в  Солсбери,
что от них требуется. Они поймут. Если Шубридж  тот,  кого  мы  ищем,  тогда
главное  -  не  спугнуть.  Дознание  должно  пройти  гладко:   причины   для
самоубийства веские - беременность,  крах  надежд,  связанных  с  Шубриджем,
отягощенная наследственность - самоубийцы в роду..,  что  еще  нужно?  После
чего так же гладко проводим операцию по возвращению архиепископа. В  газетах
ни звука. Правду будут знать немногие - и им придется  помалкивать.  Никаких
новых проверок, никакой слежки за Шубриджами. Пусть живут спокойно.
   - До воскресенья. А потом? Грандисон улыбнулся.
   - А потом наш отдел предпримет нечто, ради чего он и задуман - если  вина
Шубриджей подтвердится. - Грандисон поднялся. - Видите,  нашей  заслуги  тут
нет. Нам просто повезло. И  если  Шубриджи  действительно  преступники,  нам
предстоит только подчистить кое-что напоследок. Пошлите нашего сотрудника  в
Блэгдон. Надо, чтобы в ночь с субботы на воскресенье он был там. К  полуночи
уже поедут возвращать архиепископа. Наш человек должен подождать,  пока  они
вернутся домой, и дать нам знать.
   - А вдруг они не вернутся? Нужно предупредить все посты  в  портах  и  на
аэровокзалах.
   - Если это они, то они не сбегут. Не  бросят  дом.  Там  же  птицы.  И  в
подвале нужно убрать все следы. Нет, они, конечно, вернутся и какое-то время
будут жить как жили. Я подозреваю,  они  еще  даже  не  продали  те  алмазы,
которые получили раньше.
   - Что у них за цель? Деньги? Красивая жизнь?
   - С божьей помощью мы сможем задать этот вопрос непосредственно Шубриджу.
Но я предвижу, что он скажет.
   - Красивая жизнь?
   - Да, в его понимании. Буш тоже встал.
   - Скорей бы покончить с этим раз и навсегда. Грандисон покачал головой.
   - Ни  с  чем  нельзя  покончить  раз  и  навсегда.  Все  имеет  тенденцию
повторяться. Снова и снова - и так без конца.

***

   На дознание Джордж приехал вместе с матерью Бланш. Ни  Шубридж,  ни  мисс
Рейнберд не присутствовали, но от  них  имелись  письменные  заявления.  Все
закончилось очень  быстро.  Официальное  заключение  гласило:  самоубийство,
совершенное в момент утраты  душевного  равновесия.  На  следующий  день,  в
субботу, они с матерью  Бланш  поехали  в  крематорий.  Было  много  венков,
главным образом от клиентов Бланш, включая мисс Рейнберд. (Поскольку ее  имя
фигурировало на дознании, от мысли послать  анонимный  венок  мисс  Рейнберд
отказалась). По дороге домой мать Бланш всплакнула, а потом они  с  Джорджем
долго сидели в кухне и пили чай, подливая в него виски. Миссис Тайлер решила
в память о Бланш  посадить  в  колумбарии  розовый  куст.  Она  даже  слегка
оживилась, когда они  принялись  обсуждать,  какой  сорт  лучше  выбрать,  и
Джордж,  как  новоявленный  садовод,  обещал  снабдить  ее  соответствующими
каталогами. По правде говоря, ни розу, ни урну с прахом он с Бланш никак  не
связывал. Когда гроб,  стоявший  на  мраморном  постаменте,  начал  медленно
опускаться вниз и исчез, он подумал, что вот так же тонет в воде  бревно  во
время ледохода, но осознать, что это имеет отношение к Бланш, он не мог. Для
него Бланш умерла уже много дней назад. Она давно уже по ту сторону бытия, в
компании со своим Генри, и Джордж искренне надеялся, что ей там хорошо,  что
она нашла там все, о чем  мечтала.  Хотя  навряд  ли.  Наши  ожидания  редко
оправдываюся. Выйдя от миссис Тайлер, Джордж отправился в  "Красный  лев"  и
помянул Бланш тремя-четырьмя порциями виски, а чтобы Альберт  не  чувствовал
себя обиженным - хотя Бланш его всегда недолюбливала, - купил  ему  на  ужин
два пирога с мясом.
   По пути домой, его немного  развезло,  и  когда  он  сворачивал  в  узкий
проезд, то слегка зацепил бортом за столб и поцарапал новенькой  фургон.  Он
так разозлился на себя за эту оплошность, что решил два пирога  Альберту  не
давать - и одним обойдется.
   Дома он налил себе еще виски и стал разбирать небольшую стопку  заявлений
от желающих наняться к  нему  в  помощники.  Почти  все  они  были  ужасающе
безграмотны. Ну, и молодежь нынче пошла, чему их только учат! От  возмущения
он выпил еще виски, потом сгреб письма в кучу и швырнул в  огонь.  Когда  он
добрался до спальни, то был совершенно пьян.
   Последнее, что запечатлелось у него в памяти, был  потолок  с  отставшими
обоями, на который он глядел, стоя посреди  комнаты  в  пижаме  и  взывая  к
небесам: "Пошли мне знак, Бланш! Пошли мне  знак!"  Откликнулась  ли  Бланш,
осталось тайной, потому что он тут же рухнул на кровать и отключился.  Когда
утром, пошатываясь с похмелья,  он  вышел  из  дому,  чтобы  при  свете  дня
рассмотреть поцарапанный борт, то обнаружил, что  накануне  забыл  выключить
фары, и аккумулятор сел. И в тот момент он едва не послал свою садовую затею
ко всем чертям.

Глава 11

   Вот уже в третий раз они собрались в просторном вестибюле учебного центра
ВВС в Миддл-Уоллопе. Было четверть первого ночи. По обочинам дороги, ведущей
к главному входу, горели фонари; дул  теплый  западный  ветер.  На  столе  в
центре зала  стояла  широкая  низкая  ваза  с  багряно-красными  карликовыми
тюльпанами. Рядом лежали замшевый мешочек, лупа  и  ювелирные  часы.  Алмазы
были настоящие, общей  стоимостью  в  полмиллиона  фунтов.  В  своем  письме
Коммерсант указывал, что  камни  требуются  голубовато-белые,  бесцветные  и
белые, все чистой воды - допускались только самые незначительные  включения;
оговаривалось также, что среди голубовато-белых - самая ценная разновидность
алмазов - должно быть не меньше половины абсолютно безупречных камней.  Если
на этот раз Коммерсант явится  собственной  персоной,  подумал  Буш,  то  по
крайней мере  несколько  алмазов  подвергнет  тщательному  осмотру.  В  ходе
нынешней, третьей по счету, вылазки ничто не будет приниматься на веру.
   Грандисон, расположившись у камина, читал какую-то книжку. Сэнгвилл сидел
возле телефона. Все как и в первый, и во второй  раз,  но  положение  дел  в
корне переменилось. Буш  нисколько  не  сомневался,  что  Эдвард  Шубридж  и
Коммерсант - одно лицо. Никто не будет знать о том, что они одержали  победу
благодаря  чистой  случайности.  Мучительное  чувство  отчаяния  и  бессилия
исчезло без следа. Его репутация не пострадает. И продвижение по службе  ему
обеспечено. В жизни каждого человека бывает полоса  везения:  видимо,  такой
период сейчас начался и для  него.  Разумеется,  он  предпочел  бы  добиться
успеха собственными  усилиями.  Но  сегодня  удача  сопутствует  ему,  а  не
Шубриджу. Сегодня все  против  Шубриджа  -  благодаря  доморощенному  сыщику
Джорджу Ламли, который никогда не узнает, какую  важную  роль  ему  довелось
сыграть, а также благодаря  впечатлительной  старой  даме,  чью  совесть  по
прошествии многих лет разбередила судьба  племянника  -  незаконнорожденного
сына покойной сестры.
   Зазвонил телефон. Сэнгвилл снял трубку выслушал и коротко ответил.
   - Она едет, - сказал он, положив трубку.
   - Она? - Буш не сумел скрыть удивления. Грандисон сунул книгу в карман  и
встал.
   - Естественно. Арчер и Пейкфилд оба весили немного. С ними  она  могла  и
сама справиться - выгрузить из машины, подтащить к вертолету. Но архиепископ
для нее тяжеловат. Тут требуется мужская сила.
   - Она в машине. Сама ведет. Грандисон кивнул.
   - Все правильно. О тех двух похищениях теперь знает  каждый  встречный  и
поперечный: в первый раз женщина, закутанная в шарф до самых глаз, во второй
раз мужчина в шутовской маске... Лишний риск им не к чему.  Можно  нарваться
на какого-нибудь чересчур памятливого  таксиста,  любителя  погеройствовать.
Эта машина наверняка краденная. Взяли с какой-нибудь стоянки  по  соседству,
например, у больницы. Она ведь сама в прошлом врач. - И он  махнул  рукой  в
сторону двери, давая понять, что Бушу пора идти встречать гостью.
   Буш  вышел  наружу,  кляня  себя  за  несообразительность.  Умозаключения
Грандисона, которыми тот не счел нужным с ним  поделиться,  опять  оказались
верными. Не бог весть как это важно, но все  же  он,  Буш,  должен  был  сам
догадаться. (Четыре часа спустя подтвердилось, что машину угнали от военного
госпиталя - в нескольких милях от центра ВВС и  в  пяти  минутах  ходьбы  от
станции.) Он спустился по ступеням в тот момент, когда машина уже подъезжала
к крыльцу. Она остановилась, фары погасли. Буш ждал - в лицо ему дул  не  по
сезону теплый ветер. Особенно сильные порывы налетали со стороны футбольного
поля, где наготове стоял вертолет.
   Женщина была одета так же, как и в прошлый раз:  вокруг  лица,  до  самых
глаз, обмотан черный шелковый шарф, плащ туго стянут  поясом,  темный  берет
низко надвинут на лоб, волос не  видно.  В  первую  секунду  ее  можно  было
принять за мужчину.
   Она прошла от машины к крыльцу, чуть помедлила, взглянула  на  него  -  и
едва заметно кивнула. Затем поднялась по ступенькам и толкнула дверь рукой в
перчатке. Буш вошел следом.
   Он наблюдал за ее движениями - и его не покидало чувство,  что  он  видит
какой-то повторяющийся, навязчивый сон. Но ожидаемого удовлетворения  он  не
испытывал: Буш так надеялся, что приедет не она, а он. Предвкушал, как будет
стоять и смотреть на него, зная, что этот человек уже обречен,  уже  отмечен
роковой печатью неудачи. Женщина им ни  к  чему.  Мужчина  -  вот  настоящая
добыча. Буш чувствовал себя обманутым. Раз уж боги взялись им  помогать,  то
мог не бы продумать эту сцену более тщательно - сыграть на иронии судьбы.
   Женщина вытряхнула из мешочка часть алмазов и начала рассматривать  их  в
лупу. Затем разделила камни  на  три  кучки  и  каждую  взвесила.  Никто  не
проронил ни звука. Она осмотрела их и взвесила еще одну порцию камней, потом
осторожно сложила их обратно в мешочек, спрятала его в карман плаща, кивнула
Грандисону и направилась к двери.
   Буш двинулся за ней следом. В тот, первый  раз  он  шел  впереди.  Теперь
впереди была она. Она прошла еще немного и свернула направо, в узкую  аллею,
ведущую к полю, где стоял вертолет. В кабине сидел  тот  же  пилот,  который
вылетал на задание и в прошлый, и в позапрошлый раз.
   Через несколько секунд винт начал вращаться, мощная струя воздуха прижала
к земле траву и докатилась до Буша. Он смотрел,  как  машина  поднимается  в
ветреное ночное небо с клочьями туч. Навигационные огни погасли, и  вертолет
растворился во тьме. Шум мотора какое-то время был еще слышен. Должно  быть,
сейчас она пишет пилоту  на  бумажке,  куда  лететь,  и  молча  торжествует.
Ничего, пусть порадуется, подумал он. Пусть наслаждается. Они с  мужем  чуть
не отправили его в преисподнюю, чуть было  не  запятнали  его  имя  на  веки
вечные. Но боги распорядились иначе. Они выкатили на  сцену  мисс  Рейнберд,
Бланш Тайлер и Джорджа Ламли - и весь ход спектакля изменился в его  пользу,
в пользу отдела.
   Он вернулся в вестибюль и налил себе  виски.  Остальные  уже  успели  это
сделать. Грандисон снова раскрыл свою книгу. Буш понимал, что для Грандисона
эта ночь - будничная служебная рутина. Вот завтра он развернется.
   Через час с небольшим вертолет вернулся и приземлился на футбольное поле.
Они втроем вышли ему на встречу. На месте уже поджидала карета скорой помощи
с шофером и  врачом.  Архиепископ  был  все  еще  под  сильным  воздействием
седативного препарата. Его перенесли из вертолета в  скорую  помощь,  доктор
тут же осмотрел его, кивнул, и через несколько минут машина  уже  мчалась  в
Лондон. Вместе с пациентом и врачом поехал Сэнгвилл.
   Буш с Грандисоном повели пилота  в  вестибюль  и  налили  ему  виски.  Он
рассказал, что летел на юго-восток, по направлению к  Борнмуту  -  местность
эту он хорошо знал.  Приземлились  на  территории  Нью-Фореста,  на  поляне,
окруженной  деревьями,  неподалеку  от  проселочной  дороги.  Машины  он  не
заметил, но мужчина ждал их  и  сигналил  фонариком.  Архиепископ  лежал  на
траве, завернутый в одеяла. Мужчина помог пилоту погрузить его  в  вертолет,
женщина в это время держала летчика под  дулом  пистолета.  На  мужчине  был
плащ, низко надвинутая кепка и перчатки, лицо почти до глаз обмотано шарфом.
Пилот не сомневался: это был тот же человек, что и в первый раз - и  рост  и
телосложение совпадали. Как только архиепископ оказался на борту, мужчина  и
женщина  скрылись  в  лесу.  Попыток  обнаружить  их  с  воздуха  пилот   не
предпринимал.
   Когда пилот ушел, Буш разложил на столе  карту  южной  части  Англии.  От
места посадки в Нью-Форесте до Блэгдона езда два - два с половиной часа. Или
больше - если преступники намеренно выберут  окружной  путь.  А  это  весьма
вероятно, поскольку они  могли  предположить,  что  едва  архиепископ  будет
благополучно возвращен, дорожная полиция в районе Нью-Фореста получит приказ
проверять все проходящие машины. С учетом  всего  этого  человек,  посланный
наблюдать за домом Шубриджей, должен сообщить  об  их  прибытии  часа  через
три-четыре.
   Звонок раздался на рассвете, без четверти пять. Агент звонил из  автомата
в Блэгдоне, доложил, что двадцать минут пятого Шубриджи подъехали к  дому  в
небольшом фургоне.
   Буш, у которого рассеялись последние сомнения, обернулся к Грандисону.
   - Они на месте. Полчаса как вернулись. Грандисон кивнул.
   - Тронемся в  восемь.  Надо  хоть  пару  часов  поспать  и  позавтракать.
Одиннадцать утра - вполне пристойное время для воскресного визита.
   - Мы вдвоем? Вы и я?
   - Да. Теперь это наше  частное  дело.  Никакого  шума,  никакой  полиции,
просто небольшое сведение счетов: насилие в ответ на насилие. Другого пути у
нас нет, пока люди не поймут, что компромиссами со злом ничего не добьешься.
Что  иногда  надо   пожертвовать   чьей-то   жизнью,   чтобы   гарантировать
безопасность  других.  Если  бы  обстоятельства  потребовали,  Шубридж   без
колебания убил бы архиепископа. А убить может тот, кто сам готов на смерть в
случае провала.
   - Так в открытую и поедем?
   - А что такого? Дом стоит на отшибе. Пешком к ним никто не ходит.  Откуда
им знать, чья это машина? Подъедем и войдем - вот и все.  Признайтесь,  Буш,
вы не чаяли дождаться этого момента?
   - Да уж. Что верно, то верно. Грандисон улыбнулся.
   - Надо знать на что ставить! Молитва и удача всегда  вывезут.  Я  усердно
молился, а вам улыбнулась удача.  Справедливое  разделение  труда.  Выдержим
этот принцип до конца.
   Он достал из кармана монетку, подбросил ее в воздух и поймал,  прихлопнув
ладонью.
   - Если орел - вам достанется женщина, если решка - мужчина. Идет?
   Буш кивнул, и Грандисон убрал ладонь.
   - Решка. Вам по-прежнему везет! Вы ведь хотели, чтобы вам достался именно
он? Буш снова кивнул.

***

   В воскресное  утро  -  это  было  первое  воскресенье  в  апреле,  шестое
воскресение Великого Поста, Вербное  воскресенье  -  по  ярко-голубому  небу
плыли белые клочья  облаков,  зеленел  молодой  листвой  боярышник,  тяжелые
головки  нарциссов  раскачивались  на  ветру.  Джордж,  весело  насвистывая,
подсыпал своим птицам свежий корм и наливал воду в поилки. Альберт  сидел  и
наблюдал за хозяином. Настроение у Джорджа было превосходное. Рано  утром  к
нему пришла одна деревенская  мамаша  со  своим  сыном  -  рослым,  сильным,
жизнерадостным пареньком лет шестнадцати, который  давно  нравился  Джорджу:
мальчик был чистоплотный, аккуратный и теперь вот захотел у  него  работать.
Царапина на фургоне тоже дело поправимое - пара фунтов, и фургон снова будет
как новенький. Так что в понедельник,  прямо  с  утра,  можно  приступать  к
работе. Все будет хорошо. Он еще покажет, на что способен!  "Солнечные  сады
Ламли. Предприятие с ограниченной ответственностью".  Но  с  неограниченными
возможностями. Точнее, с безграничными. Успех не за  горами.  Он  чувствовал
это нутром.

***

   В воскресное утро солнце  ярко  светило  в  окно  столовой  в  Рид-Корте,
отражаясь в начищенном серебре приборов и  согревая  своими  лучами  снежную
белизну накрахмаленной скатерти. Но мисс Рейнберд была не в духе - ночью она
плохо спала. Вот уже две ночи подряд она  не  высыпалась  -  даже  херес  не
помогал. Ей не давал покоя какой-то сон, но проснувшись, она  не  могла  его
вспомнить. Растревоженная, она просыпалась рано и, лежа в кровати,  поневоле
снова и снова возвращалась мыслями  к  Эдварду  Шубриджу,  который  с  такой
бесцеремонностью отрекся от Рейнбердов. Наглеца следовало бы  проучить.  Что
он  о  себе  возомнил?  Внебрачный  плод  сестриной  глупости!  И  кто   его
воспитывал?  Ничтожный  шофер,  дружок-собутыльник  беспутного  Уолтона.   И
подобный субъект преспокойно заявляет, что она может оставить себе все  свои
титулы, деньги, Рид-Корт - все, чем столетиями гордился род Рейнбердов! Ему,
видите ли, ничего не надо. Незаконное отродье ирландского  проходимца  и  ее
мямли-сестрицы! Такой удар по самолюбию она снести не сможет. И  не  станет.
Она не из тех женщин, которых так легко сбросить со счета. И последнее слово
останется за ней, не за ним. Она поедет к нему  и  поставит  его  на  место:
скажет, что мадам Бланш ввела его в заблуждение, - о  ее  никто  на  это  не
уполномочивал; она сама, мисс Рейнберд, даже и в мыслях не держала что бы то
ни было  ему  предлагать  -  денежные  притязания  с  его  стороны  были  бы
совершенно безосновательными. Она позвонила Сайгону и  распорядилась  подать
ей машину через полчаса. Если мистер Шубридж, вопреки элементарным  правилам
приличия, мог  действовать  через  посредников,  то  мисс  Рейнберд  это  не
пристало. Бывает, что для  восстановления  душевного  равновесия  приходится
делать  что-то  малоприятное,  но  действовать  нужно  только   самому,   не
перекладывая на других. Это  правило  она  усвоила  давно  и  следовала  ему
неотступно.

***

   В воскресное утро, за десять минут до  начала  заутрени,  Мартин  Шубридж
решил пропустить службу, хотя за это ему  могло  потом  здорово  попасть.  В
церкви такая скукотища, а он как раз наметил себе  сходить  на  ферму,  куда
пристроил своих хорьков. Несколько дней назад он  купил  у  знакомого  егеря
самочк