Виктор КАННИНГ
   СЕМЕЙНАЯ ТАЙНА



   ONLINE БИБЛИОТЕКА    http://www.bestlibrary.ru


Глава 1

   На столе в центре вестибюля стояла  широкая  низкая  ваза  с  голубыми  и
розовыми гиацинтами - упругими, чопорными,  словно  искусственными  цветами.
Рядом с вазой лежал замшевый мешочек, лупа и  ювелирные  весы.  Вот  сейчас,
подумал Буш, кто-то войдет из мрака  холодной  мартовской  ночи  и  проверит
содержимое мешочка. Человек этот, кто бы он ни был, приедет на машине.
   Было два часа ночи. Дорогу, ведущую к зданию офицерской столовой Учебного
центра ВВС заливал мертвенный свет прожекторов.  В  сотне  ярдов  отсюда  на
футбольном поле стоял наготове вертолет со снятой рацией.  Пилот  в  кабине,
наверное, дышал  на  озябшие  руки;  он  получил  инструкцию  неукоснительно
следовать полученному предписанию:  малейшее  отклонение,  малейшая  игра  в
геройство - и он потеряет работу.
   Буш, обойдя стол, остановился у камина  и  закурил.  Над  камином  висела
фотография королевы. Перед камином стоял большой  экран,  затянутый  зеленой
декоративной тканью.  В  его  нижнем  углу  Буш  заметил  след  от  небрежно
брошенного окурка. Буш привык подмечать любые мелочи и хранить их в памяти -
на всякий случай. Он был полным мужчиной, лет сорока,  с  редеющими  темными
волосами, карими глазами и румяным лицом, не поддающимся  загару.  Выражение
этого лица - обычно мягкое и приветливое - отнюдь не отражало истинный  нрав
Буша. Он умел расположить к себе, когда хотел. Но это был только один из его
приемов. Он мог стать человеком любого склада в  зависимости  от  полученных
инструкций.
   Буш рассматривал вазу с гиацинтами. В прошлый  раз  в  этой  вазе  стояли
выращенные в горшке рыжие хризантемы. Нижние листья одной из них были усеяны
тлей. В ту ночь из тьмы появилась женщина в плаще, лицо  ее  до  самых  глаз
скрывал шелковый шарф. Буш предчувствовал, что теперь придет мужчина. Как  и
в первый раз, операция проходила под кодовым  названием  "Коммерсант",  и  в
прессе  писали  о  "Коммерсанте-похитителе".  Мысль  о   шумихе,   умышленно
спровоцированной  Коммерсантом,  раздражала  Буша.  Первое  похищение  сошло
преступникам с рук, женщина скрылась. Но даже  если  бы  ее  взяли,  нарушив
условия и пренебрегая угрозой преступников, от нее вряд ли удалось бы  много
узнать. На этот раз должен  был  придти  мужчина  -  из  самолюбия,  чувства
мужского  достоинства  или  из  стремления  насладиться  торжеством   своего
замысла.
   Грандисон  стоял  в  противоположном  конце   вестибюля   у   двери.   Он
рассматривал висящий на стене план территории Учебного Центра. Буш знал, что
каждая  деталь  плана  прочно  отпечатывается  в  памяти   шефа.   Грандисон
повернулся и отошел от стены.
   У него была внешность пирата - не хватало только деревянной ноги и черной
повязки на глазу. Вместо  повязки  он  носил  монокль  на  красном  шелковом
шнурке, прикрепленном к лацкану твидового пиджака. При всей массивности  его
фигуры двигался он легко. У него были черные волосы и черная борода, время и
суровые  испытания  оставили  на  его  лице  морщины   и   шрамы   -   следы
пятидесятилетней бурной, трудной и яркой жизни.  Сейчас  он  был  в  хорошем
настроении. А при необходимости мог  нагнать  страху  и  на  членов  Тайного
совета. Он умел добиваться поддержки от нужных людей и дважды в месяц обедал
с каждым премьер-министром, при котором ему довелось служить.
   - История повторяется, - сказал Буш. Грандисон кивнул:
   - Ничего не попишешь. Все в мире повторяется. Повторение - это жизнь. Вы,
конечно, догадываетесь, что теперь явится мужчина?
   - Догадываюсь.
   - А какая ставка будет в третий раз?
   - В третий?
   Грандисон сдвинул брови, монокль упал ему на грудь.
   - Вам следовало об этом подумать, Буш. - Он кивнул на замшевый мешочек. -
Первые два похищения - только подготовка. "Коммерсант" каждый  раз  посылает
письмо в газету - ему нужно как можно больше шума.  А  зачем?  Чтобы  дважды
получить по  горсти  алмазов?  Стоимостью  двадцать  тысяч  фунтов?  Слишком
скромно. В эти игры на такие деньги не играют. Вы, конечно, уже поняли,  что
будет третье похищение?
   - Откровенно говоря, нет.
   Никто из подчиненных никогда не называл Грандисона  "сэр".  Он  не  любил
чинопочитания.
   - Плохо, черт возьми, что не поняли, - произнес он добродушно.  -  Завтра
же пораскиньте умом и постройте мне логическую цепочку дальнейших событий. -
Он усмехнулся и вставил в глаз монокль. - А если результат меня не  устроит,
сошлю вас на соляные копи. Хотите подскажу?
   - Вообще-то я...
   - Пустое слово - "Вообще-то". Никакой информации, только оттяжка времени.
Скажите ясно: "да" или "нет".
   - Да.
   - Газетная шумиха,  сила  печатного  слова,  общественное  мнение,  -  он
посмотрел мимо Буша на портрет королевы, - великая сила.  Действуешь  руками
других людей, играя на их мелочном страхе за свое положение в обществе, -  и
мир у твоих ног.
   На столике  у  дверей  зазвонил  телефон.  Трубку  снял  непосредственный
начальник Буша, заместитель шефа особого отдела Сэнгвилл -  очки  в  роговой
оправе сдвинуты на лоб, в углу рта - дымящаяся сигарета.
   - Да? - Он слушал, поджав губы, похлопывая по столу  ладонью.  -  Хорошо.
Машину задержите у ворот.
   Буш улыбнулся. Что машину надо задержать у ворот, все и так знали.  Можно
было этого и не говорить. Сэнгвилл всегда  делал  упор  на  очевидные  вещи.
Кабинетный работник. Чиновник. Положительный,  спокойный,  любящий  во  всем
порядок - без таких ни в одном ведомстве не обойтись.
   Сэнгвилл повернулся:
   - Едет. Судя по докладу, это будет забавно.
   Он вздохнул и водрузил очки на нос.
   Через  верхнюю  стеклянную   половину   дверей   вестибюля   Буш   увидел
подъезжающую машину. Машина  была  наемная  -  на  крыше  светился  полукруг
эмблемы фирмы. Яркий дальний свет фар  переключился  на  ближний.  Грандисон
кивнул в сторону дверей, и Буш вышел в темноту мартовской ночи.
   Дул сильный западный ветер, раскачивая у стены голые ветки  глициний.  На
небе не было не единого облачка.  Осколками  алмазов  мерцали  звезды.  Сиял
молодой серп луны.
   Из машины вышел человек, и сразу ночь стала похожа на сцену театра теней.
   Шофер, свесив локоть в открытое окно, наблюдал за вышедшим  из  машины  с
ухмылкой, в которой сквозила плохо скрытая тревога; он спросил хрипло:
   - Подождать, нет?
   - Не надо, - ответил за приехавшего Буш. Шофера оставят у  ворот.  Выжмут
из него все, что можно, но это ничего не даст.  Приехавший  посмотрел  вслед
удаляющейся машине, затем повернулся и стал подниматься по ступенькам.
   Буш рассматривал незнакомца, стараясь не пропустить ни одной детали: рост
- пять футов десять-одиннадцать дюймов, стройный, подвижный. При ярком свете
лампы, висящей над входом, все было видно отчетливо: плохо почищенные черные
ботинки,  серые  фланелевые  брюки  под  распахнувшимися  от  ветра   полами
однобортного плаща, обмотанный вокруг шеи черный шарф (вроде тех, что  носят
в плохую погоду игроки в гольф и  рыбаки).  Все  это  завершалось  клоунской
маской из папье-маше: грубо размалеванный  красный  нос  картошкой,  надутые
щеки,  темные  обвислые  усы  -  нелепый  маскарад,  вульгарный,   дурацкий,
издевательский. Буш не выказал ни малейшего удивления. Он  распахнул  дверь,
отступил  в  сторону,  и  незнакомец  вошел.  Волосы  у  него   на   затылке
перехватывала резинка в дюйм шириной, на  которой  держалась  маска.  Волосы
были  длинные,  светлые.  Парик,  конечно.  Буш  напомнил  себе,  что   надо
ухитриться разглядеть цвет волос на запястьях, когда незнакомец  вынет  руки
из карманов. Он наверняка в перчатках, но, может быть, перчатки короткие.
   Сильный приторный аромат гиацинтов явственно ощущался в  вестибюле  после
холодного ночного воздуха. Грандисон сидел за дальним концом низкого  стола,
в глазу монокль. Ни один мускул не дрогнул на его лице. За свою жизнь  он  и
его люди всякого навидались. Сэнгвилл  стоял  под  портретом  королевы.  Его
бесцветные брови за толстой оправой очков слегка приподнялись. Как у папаши,
привыкшего к проказам детей, при виде их очередной выходки. Незнакомец вынул
правую руку из кармана. Левую вынимать  он  не  стал,  потому  что,  Буш  не
сомневался, в ней был пистолет.
   Грандисон сказал:
   - День всех святых вроде бы давным-давно прошел. Он  показал  пальцем  на
замшевый мешочек. Незнакомец молчал. Он вынул из левого кармана  пистолет  и
положил его на край вазы с гиацинтами - оттуда его было  бы  удобнее  взять,
чем со стола, где он оказался бы на четыре дюйма ниже.  Незнакомец  проделал
это аккуратно, не задевая лепестков и листьев. Цветы совсем скрыли пистолет,
так что Буш не смог определить его марку. Возможно, это  удастся  сделать  с
помощью скрытых камер. Он  преодолел  искушение  взглянуть  на  декоративные
выпуклости потолка, чтобы проверить правильность ориентировки камер.
   Руки  незнакомца  были  в  длинных  черных  хлопчатобумажных   перчатках,
уходивших под рукава плаща. Он взял  замшевый  мешочек,  развязал  шнурок  и
высыпал содержимое на стол. Это были - согласно его условию - необработанные
голубовато-белые алмазы. С виду они  из  себя  ничего  не  представляли.  Но
огранка и шлифовка вдохнут в них жизнь. Рынок сбыта для них - широчайший,  и
никто не задаст лишних вопросов. Пальцем,  обтянутым  перчаткой,  незнакомец
передвигал камни на столе. Он взял  один  из  них,  небрежно  перекатывая  и
встряхивая его на черной ладони, затем положил рядом с другими. Наконец,  не
торопясь собрал алмазы обратно в мешочек.
   - Мы польщены вашим доверием, - сказал Грандисон.
   Незнакомец ничего не ответил. Все они знали, что ни услышат  от  него  ни
слова, так же как в прошлый раз - от женщины. Даже короткого "да", "нет" или
"ладно" нельзя будет записать на пленку, чтобы  потом  попытаться  различить
едва уловимые оттенки в тембре голоса акцент  -  национальный  или  местным,
признаки принадлежности к той или иной социальной группе. Такие данные можно
было бы заложить  в  компьютер  Сэнгвилла  вместе  с  другими  разрозненными
сведениями и получить  сотни  вариантов  моделей,  облегчающих  установление
личности преступника. И в вертолете этот человек не произнесет ни слова.  Он
поступит так же, как до этого поступила женщина: вынет блокнот  и  карандаш,
напишет печатными буквами, куда лететь,  и,  не  выпуская  из  рук,  покажет
летчику, а когда полет закончится - заберет блокнот с  собой.  Этот  человек
все предусмотрел, понимая, что малейшая ошибка обойдется ему слишком дорого.
Залогом его безопасности была та смертоносная власть, которую  он  имел  над
другим человеком, ждавшим теперь где-то спасения. Но у преступника не  будет
повода  воспользоваться  этой  властью.  Так  решили  те,  кто   стоял   над
Грандисоном.
   Если бы решение зависело только от Грандисона, все было бы иначе.  Смерть
других людей стала для него делом обычным. О своей он не думал.  Чему  быть,
того не миновать. Буш отлично знал его философию. Не  обращать  внимания  на
угрозы и посылать соболезнования семьям невинных жертв. Ни в одном  обществе
не будет ни здравого смысла, ни подлинной безопасности, стоит  только  пойти
на уступки тирану - большому  или  малому.  Мир  должен  понять,  что  лучше
смерть, чем бесчестье, что зло не одолеешь ни молитвами, ни деньгами. Только
жертвуя жизнью за жизнь, можно сделать существование безопасным, а кому  что
выпадет - жить в безопасности или быть принесенным в жертву -  это  лотерея.
Конечно, это не по-христиански. Но для самого Грандисона,  для  Сэнгвилла  и
для всех сотрудников их отдела христианство давно заменили параграфы первого
специального наставления. Человек перерос  христианство.  Оно  сыграло  свою
роль, подобную роли выделившегося в процессе эволюции на  человеческой  руке
большого пальца. Нравится это кому-то или нет, теперь жизнь  не  сводится  к
простой способности рвать бананы с дерева в джунглях. Теперь  совсем  другие
джунгли обступают мир со всех сторон.
   Буш наблюдал: мешочек исчез в правом  кармане.  За  тем  незнакомец  взял
пистолет и сунул его в другой карман. Ни на кого не взглянув, он  направился
к двери. Толкнул ее плечом и придержал выжидательно. Буш прошел в дверь мимо
него, как проходил раньше мимо женщины.
   Они зашагали по освещенной прожекторами дороге, затем свернули  в  аллею,
заштрихованную черными тенями голых кустов. Буш  шел  впереди;  наконец  они
оказались на футбольном поле, где ждал вертолет. Минуту  спустя  машина  уже
поднималась  в  воздух,  трава  под  ней  стелилась  по   земле.   Вертолет,
покачиваясь, набрал высоту и  полетел  на  восток.  Навигационные  огни  еще
некоторое время мигали в темном небе, а потом погасли.
   Буш вернулся назад.  Пока  его  не  было,  на  столе  появился  поднос  с
бутылками и стаканами. Грандисон сидел в черном  кожаном  кресле  у  камина,
возле него стоял высокий стакан  с  неразбавленным  виски.  Грандисон  читал
небольшую книжку в кожаном переплете с золотым  тиснением.  Куда  бы  он  ни
направлялся, в кармане у него всегда была  какая-нибудь  книжка.  Сейчас  он
уединился, зная, что  в  ближайшие  два-три  часа  может  дать  себе  отдых.
Сэнгвилл сидел у телефона, перед ним была порция виски с водой, он  принимал
доклад с поста у ворот: слушал, время от времени что-то мыча, и делал записи
свободной рукой.
   Буш налил себе виски с содовой. Сэнгвилл запишет сведения, полученные  от
шофера.  Эмблема  на  крыше  машины  гласила:  "Ривердейл.  Прокат  машин  в
Рединге".  Ночной  гость,  подумал  Буш,  остановил  машину  у  вокзала  или
проголосовал на улице и поехал...  Дальше  строить  предположения  не  имело
смысла. Сэнгвилл все выяснит, но это ничего не даст. Буш взял  стул,  тяжело
опустился на сиденье, сделал большой глоток из стакана и, глядя перед собой,
стал  думать  о  предстоящем  третьем  похищении.  Буш  был  добросовестным,
грамотным, честолюбивым работником. С каждым годом он поднимался все выше по
служебной лестнице.

***

   Джордж Ламли стоял у низкого окна спальни;  пригнувшись,  он  выглянул  в
окно, чтобы посмотреть, какое выдалось утро.  Типичная  мартовкая  мерзость.
Бр-р! Дождь льет, как из ведра. Беленый западный  ветер  раскачивает  старые
вязы вдоль дороги в поле. Стайка грачей беспорядочно мечется под  деревьями,
подгоняемая ветром. Словно клочок жженой бумаги, кружащийся  в  сером  небе.
Очень поэтично. Джордж почувствовал себя бодрым и свежим. Как  всегда  после
утреннего секса. Не то что Бланш. Она обычно после этого без сил. Один - два
глубоких вздоха, и она проваливается в сон еще на часок-другой.
   Он обернулся и взглянул на Бланш. Надо купить кровать пошире. Бланш любит
во сне разлечься по диагонали. Надо будет присмотреть что-нибудь  подходящее
на дешевой распродаже. Какую-нибудь громадину красного дерева, чтобы в такой
постели можно было совсем затеряться. Тогда пусть Бланш ложится хоть  вдоль,
хоть поперек. Только вот втащат ли они такую  кровать  наверх?  Великолепная
женщина - Бланш. Все у нее на месте. Правда, голова неизвестно  чем  занята.
Господи, вот это уж точно! Он нагнулся над  ней  и  поцеловал  ее  в  правую
грудь,  потом  осторожно  заправил  полную  нежную  грудь-под  зеленый  шелк
рубашки. Бланш пошевелилась, по-детски причмокнула губами  и  улыбнулась  во
сне.
   Джордж стал спускаться по крутой неудобной лестнице. Когда у  него  будут
деньги, он  устроит  здесь  канатный  подъемник.  Внизу  на  подстилке  спал
Альберт. Джордж перешагнул через небольшого черно-белого пса  неопределенной
породы, который при этом и ухом не  повел.  Настоящий  сторожевой  пес  этот
Альберт, подумал Джордж. Если грабители на  него  не  наступят,  бояться  им
нечего. И ведь хитрый, черт. Не пошевелится, пока  не  услышит  позвякиванье
открываемой банки с собачьими консервами. Вот кому лафа! Виляй себе время от
времени хвостом да не забывай иногда лизнуть руку хозяину -  и  о  тебе  всю
жизнь заботятся, кормят, поят и балуют. Так и я у Бланш. Только для меня это
временно. Все у меня временно. И  никогда  не  было  ничего  постоянного.  В
том-то и беда.
   Насвистывая, он отправился на кухню. Здесь его владения. Джордж  Ламли  -
гурман, и повар из него хоть куда: переваренное яйцо или подгорелые гренки -
это по его части. Он хмыкнул и приступил к своим обязанностям.
   Крупный, неповоротливый мужчина,  этакий  увалень,  лет  сорока,  он  был
уверен, что лучшие годы у него впереди. И  что  удача  всегда  поджидает  за
углом. В чем именно может  заключаться  удача,  он  не  знал,  се  очертания
постоянно менялись, дразня Джорджа, как мираж, который мог бы превратиться в
реальность, если бы только у Джорджа водились деньги. Настоящие деньги. А не
пустячное содержание, котором он высудил у родителей, давно списавших его со
счетов -  началось  все  много  лет  назад,  когда  его  поймали  "на  месте
преступления"  с  молодой  заведующей  хозяйством  третьеразрядной  закрытой
школы, где он учился и выгнали Иногда,  выпив  стаканчик  -  другой,  Джордж
пытался  припомнить,  как  она  выглядела,  но  всякий  раз  -   безуспешно.
Блондинка? Брюнетка? Одному Богу известно. Запомнилось только, что это  было
не так уж здорово. Действовал он  с  желанием,  но  неловко,  как  неопытный
жеребчик, впервые выпущенный к кобыле. Ну да ничего.  Скоро  ему  повезет  в
жизни. Об этом он вчера прочитал в своем гороскопе в "Дейли мейл".
   Пока закипала вода для кофе, Джордж включил электрическую бритву  и  стал
бриться, мурлыкая что-то себе под нос. Как Винни-Пух,  подумал  он.  Неужели
действительно было такое время, спросил он себя, когда мама читала  ему  эту
книжку? Она была не такая строгая, как другие мамаши, но  все-таки  строгая.
Да и отца ей все равно было бы не переубедить. До сих пор жив, старик-то.  И
все такой же злобный. Джордж кончил бриться и  придирчиво  осмотрел  себя  в
узкое зеркало, висящее на кухне.
   Кожа, как у младенца,  подумал  он.  Только  сосуды  кое-где  проступают.
Приятное, открытое, добродушное лицо. Располагающее к доверию.  Он  растянул
губы в улыбку и стал рассматривать зубы. Ну, не жемчуг, конечно. Давно  пора
бы снять камень, но сначала надо  заплатить  врачу  по  счету  за  последнее
посещение. Он повернулся  и  успел  выключить  горелку,  прежде  чем  молоко
убежало. Кофе с молоком, гренки, джем. У себя дома Бланш привыкла к  другому
меню. Два яйца, три ломтика бекона и сосиска. Но  Бланш  знала,  чего  можно
ждать здесь. Она никогда не выйдет за него замуж.  Она  для  л  ого  слишком
хитрая. Да и он не собирается жениться. Один раз попался, и хватит.  Это  же
бедствие! Слава Богу, нашелся чудак - освободил Джорджа от  обузы.  Неплохой
парень. Управляющий типографией в Уэйкфилде. Наверное, затмение на  человека
нашло.
   Джордж посмотрел в окно кухни на неухоженную лужайку позади дома. С одной
стороны вдоль нее  тянулся  длинный  птичий  вольер,  затянутый  проволочной
сеткой. Там не было никаких признаков обитателей -  волнистых  попугайчиков,
декоративных фазанов и отбившихся от стаи или раненых птиц - пернатых друзей
Джорджа. Все они были в своем зимнем домике. Джордж любил птиц.  Одно  время
он собирался разбогатеть,  разводя  их  для  продажи.  Еще  два  года  назад
собирался. Мечты, мечты! И все-таки приятно  держать  птичек.  Это  украшает
жизнь.
   Он достал банку собачьих консервов и открыл ее. Зевая, вошел Альберт.
   - Проголодался? - спросил Джордж. Альберт завилял обрубком хвоста.
   - Сначала принеси эту чертову газету. Газету. Понял?
   Альберт привычно следуя заведенному порядку, вышел из кухни и затрусил по
коридору. Он вернулся, держа  в  зубах  "Дейли  мейл",  которую  подобрал  с
коврика у входной  двери.  Газета  была  влажная  и  мятая  -  видно,  сумка
почтальона промокла насквозь  от  дождя.  Альберт  положил  газету  к  ногам
Джорджа.
   - О, мой  благородный  повелитель,  со