ать, стребует с нее эту тысячу. И попробуй откажись - такой шум поднимет! С
другой стороны, сам по себе адрес еще не означает, что успех обеспечен.  Это
станет более или менее ясно, только когда она своими глазами увидит  Эдварда
Шубриджа и оценит ситуацию. Поэтому лучше Джорджу ничего не  говорить.  Надо
выдать ему обещанные семьсот пятьдесят фунтов, а уж после, если все будет  в
порядке, доплатить ему и  остальные  двести  пятьдесят.  Но  покуда  она  не
поговорит с Шубриджем и не получит дальнейших указаний  от  Генри,  разумнее
держать информацию при себе. Джордж ничего не знает -  и  прекрасно:  меньше
знать - крепче спать. Слава богу, телефон Шубриджа нигде в  справочниках  не
значится. А то, чего  доброго,  Джордж  примчался  бы,  размахивая  им,  как
флагом!

Глава 8

   Памятуя о том, к каким последствиям привело се первое решение  расстаться
с мадам Бланш, мисс Рейнберд приготовилась  к  тому,  что  ей  опять  начнет
сниться Гарриет, а возможно, возобновятся и  мучительные  приступы  мигрени.
Пусть так. Она будет по мере сил им противиться и ждать, когда  все  пройдет
естественным образом - должно же это когда-то пройти?
   Миновало четыре-пять дней, и к счастью, ни дурные сны, ни  головные  боли
не возобновились. Напротив, такого подъема она не чувствовала на  протяжении
уже многих месяцев. Весна набирала ход, пора было договариваться  о  садовых
работах и, кроме того, настало время обновить обстановку в гостиной и у себя
в комнате. Пока будут менять обои, надо купить для окон новые шторы. Значит,
появится повод съездить в Лондон  дня  на  два,  заглянуть  за  покупками  в
"Хэрродс". Как знать, может, если бы она не махнула на себя рукой,  не  жила
такой затворницей, больше бы интересовалась  происходящим  вокруг  -  может,
всей этой дурацкой истории и вовсе не было? Когда тебе за  семьдесят,  нужно
заставлять свое тело  и  мозг  постоянно  работать.  Но,  без  конца  поучая
садовника, доводя до нервного изнеможения продавцов из "Хэрродса" или по два
раза на дню меняя свое решение относительно цвета обоев, она  нет-нет  да  и
вспоминала с семействе Шубриджей.
   Итак, Рональд Шубридж в жизни преуспел. Ну что ж, ради любви к  ближнему,
будем думать, что какие-то положительные  качества  в  нем  были  и  раньше.
Просто, служа в Рид-Корте, он плясал  под  дудку  хозяина.  Так  или  иначе,
никого из них уже нет в живых - ни Гарриет, ни Шолто, ни супругов Шубриджей.
Они уже не могут портить ей жизнь. Но есть еще Эдвард Шубридж, его  сын,  и,
вероятно, жена. И естественно, мисс Рейнберд проявляет интерес к их судьбе -
по-человечески это можно понять.  Строго  говоря,  после  ее  смерти  Эдвард
Шубридж как ближайший кровный родственник  должен  был  бы  унаследовать  ее
состояние.  Пока  что  она  завещала  крупные  суммы   сразу   в   несколько
благотворительных фондов, но на ее  основном  капитале  это  практически  не
отразилось. Она долго ломала голову над тем, как лучше  распорядиться  своим
богатством, но решила оставить все - в том числе и Рид-Корт -  Национальному
тресту  по  охране  культурных  и  исторических  памятников.  Усадьба   была
старинная, очень красивая, а  сколько  ценной  мебели,  картин  -  настоящий
музей. Приятно было сознавать, что дом сохранится точно в таком виде, как  и
при ней. Гораздо менее приятна была мысль о том, что и дом  и  сад  наводнят
толпы бесцеремонных посетителей. Невоспитанные  дети,  вульгарные  родители,
пикники в саду.., чужие люди в доме, наверняка идиотские шуточки... Впрочем,
все это, по счастью, будет уже без нее. Вообще-то.., почему не  помечтать?.,
если бы вдруг оказалось, что Эдвард Шубридж и его семья и  впрямь  приличные
люди (некоторые основания для этого имеются:  все-таки  в  его  жилах  течет
кровь Гарриет, а что до ирландской половины, то там по  части  происхождения
тоже как будто все в порядке, тогда было бы заманчиво сохранить Рид-Корт как
родовое гнездо. Музеи музеями, однако  преемственность  поколений,  семейная
традиция.., это неизмеримо важнее! И, может быть,  не  откладывая  в  долгий
ящик, поручить поверенному нанять  какого-нибудь  человека,  который  сумеет
разыскать Эдварда Шубриджа и, не  привлекая  его  внимания,  собрать  о  нем
достоверные сведения, и тогда она решит, как поступить, не рискуя навлечь на
себя неприятности. И чего ей вздумалось связаться с мадам Бланш? Она, право,
была не в себе. Ну ладно, с этим кончено.  И  насчет  поручения  поверенному
надо еще хорошенько подумать. Пока что хватает других дел. Подрядчик попался
какой-то бестолковый, не понимает, чего она хочет. Где бы  найти  приличного
дизайнера, которому не придется сто раз объяснять одно и то же?..
   На неделе Бланш так и не смогла выбраться в Блэгдон. Дни оказались плотно
заняты - деловые свидания, сеансы, которые нельзя было отменить. Поехала она
только в субботу. Джорджу она ничего не сказала. Обычно, если ей  надо  было
его повидать, она просто заезжала к нему домой или заглядывала в его любимое
заведение - "Красный лев". Но сейчас, окончательно развязавшись с Шубриджем,
Джордж с головой ушел  в  организацию  собственного  дела.  "Солнечные  сады
Ламли. Предприятие с ограниченной ответственностью". Ох, боюсь, с  очень  уж
ограниченной, подумала Бланш, сидя за рулем автомобиля, который  двигался  в
западном направлении, в сторону Блэгдона - шестьдесят с небольшим миль от ее
дома. Загоревшись  какой-нибудь  новой  идеей,  Джордж  взмывал  вверх,  как
сигнальная ракета, но быстро  затухал  и  остывшей  головешкой  шлепался  на
землю. При этом нередко  и  руки  обжигал:  больше  терял,  чем  приобретал.
Бедняга Джордж. Она искренне желала,  чтобы  из  этой  затеи  что-то  вышло.
Хорошо бы. По крайней мере, в нынешнем прожекте больше смысла, чем  во  всех
предыдущих.  Раньше  он  хватался  за  что  попало,  надеясь   одним   махом
разбогатеть - конечно, ничего путного из этого получиться не могло. На  этот
раз он вроде намерен впрячься в работу всерьез. Правда, лучше бы для  начала
навел порядок в собственном саду, а то клиенты испугаются: сплошной  бурьян,
трава по пояс да еще эти так называемые  ценные  птицы.  Остатки  последнего
грандиозного замысла: разведение декоративных птиц  в  клетках  и  вольерах.
Бланш улыбнулась, вспомнив с каким жаром Джордж говорил:
   "В каждом нормальном доме должна быть клетка с птичкой. Какой  мальчишка,
какая девчонка не пристают  к  матери,  чтоб  та  им  купила  канарейку  или
попугайчика? А говорящие птицы - попугаи,  майны,  африканские  вьюрки!  Дай
срок, оборудую клетки электрообогревом, а там только держись -  буду  и  сам
разводить, и закупать за границей, и продавать оптом и в розницу!..  Это  же
золотая жила". Но время идет, а Джордж  как  сидел,  так  и  сидит  в  своем
домишке,  на  своем  жалком  содержании.  С  годами  Джордж  будет  стареть,
дряхлеть, становиться все обтрепаннее, но до последнего  дня  сохранит  свой
неискренний оптимизм. Его и в семьдесят будут осенять блестящие идеи.
   Утро было чудесное. Ласковое солнышко, безветрие,  небо  голубое-голубое,
как яички лесной пичужки-завирушки. Кое-где на живых изгородях вдоль  дороги
можно было разглядеть чуть заметный промельк зелени, а в деревенских  садах,
видных с дороги, там и сям вспенивались бело-розовые шапки цветущих деревьев
- вишни и миндаля. Бланш любила путешествовать. Что  ни  говори,  ее  предки
были кочевники. Как все это далеко - детские годи, кочевая жизнь, но  всякий
раз, проезжая  через  сельскую  местность  мимо  провинциальных  городков  и
деревень, она чувствовала, как сердце начинает щемить.  Видно,  есть  что-то
такое в крови, чего никакими силами не  вытравишь.  Взять  хотя  бы  мамашу:
устроена, живет в тепле и уюте, да уже и возраст преклонный, а  предложи  ей
вернуться к прежней жизни - не то, что пойдет, бегом побежит. Как  ясно  это
помнится... Корка льда на ведре с водой - чтобы зачерпнуть воды,  разбиваешь
лед. Полные зависти глаза местных ребятишек, которые смотрят на тебя,  будто
ты явилась с другой планеты.  Лошади,  собаки,  начищенная  медь,  расписные
повозки, запах дыма от костра... Теперь совсем  другое  дело  -  современные
автофургоны, трейлеры; вместо лошадей - сверкающие  машины,  но  суть  жизни
осталась прежняя. А как она девочкой собирала дикие нарциссы  и  первоцветы,
ходила по домам продавать букетики... А  мамаша  -  в  ярко-красном  платке,
плотно повязанном вокруг головы на цыганский манер, с  золотыми  кольцами  в
ушах - вот она смотрит в магический кристалл,  вот  читает  по  руке  чью-то
судьбу... Да, конечно, оттуда все и пошло.  Она  унаследовала  свой  дар  по
женской линии. Ну что ж, она не посрамила своих предшественниц.  И  кой-чего
добилась - благодаря собственным стараниям. Много читала, набиралась знаний.
И из сопливой девчонки превратилась в мадам Бланш Тайлер,  которая  -  дайте
только срок! - воздвигнет храм Астродель, и сотни людей обретут там душевный
покой, укрепятся в радости и утешатся в горе.
   Она  сидела  за  рулем  своей  малолитражки  -  машину  вела  умело,   но
осмотрительно - крупная, пышнотелая, в меховой шапочке, в замшевой  дорожной
куртке и замшевых перчатках, в  красном  костюме  поверх  зеленой  блузки  с
ниткой жемчуга, обмотанной в несколько рядов вокруг шеи. На  заднем  сиденье
лежал полиэтиленовый пакет на молнии, и в нем кое-что  перекусить:  холодная
курица - ножка и кусочек грудки, листья салата, булочка и  бутылка  розового
вина. Когда она ехала куда-нибудь одна, она любила выбрать живописное место,
поставить машину и с удовольствием  поесть,  наслаждаясь  красотой  природы.
Джордж, тот непременно помчался бы в ближайшую пивную. А  она  нет.  Подобно
тому, как "внутренний глаз"  ищет  отдохновения  и  обновления  в  просторах
вечности, глаз, как физический орган зрения,  обретает  чистоту  и  свежесть
восприятия, скользя по далям и холмам.
   Где-то Генри следит сейчас за каждым ее шагом. Где-то там, в некоей точке
будущего времени, судьба уже закладывает фундамент их будущего храма. И  она
станет там проповедницей, и люди потянутся туда в надежде услышать  послания
своих близких... "Вот вы, мадам... Нет, вот вы, с краю,  в  последнем  ряду.
Да, вы. Некто интересуется вами... Я слышу имя - Берт..,  или,  может  быть,
Билл?.. Он не так давно покинул вас и хочет передать вам..."
   Незадолго до Блэгдона, она съехала вниз к озеру и  остановила  машину  на
крохотной  стоянке  среди  деревьев,  откуда  можно  было   беспрепятственно
любоваться широкой водной гладью. Дорога бежала дальше,  вдоль  плотины.  На
том  берегу  вверх  по  крутому  склону  карабкались  сельские  домики.  Она
расстелила на коленях несколько бумажных салфеток и принялась  за  еду.  Она
сразу определила, что в озере водится форель. Во всем чувствовалась  забота,
порядок. В былые времена ее папаша,  оказавшись  в  таком  месте,  наверняка
поставил бы на ночь несколько переметов. И утром на завтрак - нежная, сочная
форель... Кролик, заяц, куропатка..,  когда  дичь  готовят  дома  на  кухне,
получается совсем не то  -  ни  вкуса,  ни  запаха.  Она  испытывала  полное
блаженство и умиротворение. Хорошо побыть денек  наедине  с  природой,  даже
если попутно уладить кое-какие дела. Пустяки в общем-то. Кое-что выяснить  о
Шубридже, чтобы знать, как дальше вести себя с мисс Рейнберд.  Ну,  а  кроме
того, при благоприятных обстоятельствах, и со стороны Шубриджа вполне  можно
рассчитывать на пожертвование в пользу храма. В  конце  концов,  за  хорошую
новость не грех и отблагодарить.
   Над озером, лениво взмахивая крыльями, пролетела цапля;  Бланш  налила  в
стакан вина и долго  смотрела,  как  вспыхивают  в  нем  розоватые  искры  -
отражение солнечных бликов на воде. Она словно провозглашала тост без  слов,
тост за счастливый день.
   Пока Бланш сидела в машине у озера, Эдвард Шубридж и его жена выехали  из
дома в небольшом крытом фургоне, который приобрели года два назад. По дороге
они должны были остановиться и поменять на машине номерные знаки. В пути они
почти не разговаривали. Каждый четко знал, что ему  делать.  Оба  предыдущих
раза, кроме собственной машины,  им  приходилось  использовать  еще  одну  -
краденую. Но сейчас в этом не было необходимости. После похищения сэр Чарльз
Медхэм получит письмо, и никто не  станет  поднимать  тревоги,  пока  он  не
переговорит с Грандисоном. Никаких проверок документов, никаких кордонов  на
дорогах. Только самые  высшие  полицейские  чины  со  временем  узнают,  что
произошло. Уверенность Шубриджей в своей безопасности основывалась, в первую
очередь,  на  умении  сэра  Чарльза  хранить  тайну  (здесь  можно  было  не
беспокоиться)  и,  во-вторую  очередь,  на  том,  что   официальные   власти
постараются избежать огласки. На сей раз план операции проще, а риска  будет
меньше. Наблюдения за жертвой велись в течение двух лет, тихо и  неприметно.
Трижды в год этот человек проводил свой уик-энд у своего старого друга, сэра
Чарльза Медхэма; эти визиты превратились  в  своеобразный  ритуал,  вошли  в
привычку, стали частью образа жизни.  Охотник  вправе  надеяться  на  удачу,
только изучив все привычки  и  повадки  зверя.  А  привычка  в  значительной
степени  определяет  жизнь  -  неважно,  человека   или   зверя;   привычка,
порожденная  потребностью,   привязанностью,   традицией.   И   сова-сивуха,
вылетающая охотиться по ночам, и лисица, рыскающая по полям и лесам,  всегда
и во всем действуют по одной и той же схеме.

***

   Бланш не сразу нашла Хайленд-Хаус. Оказалось, он находится в  трех  милях
от Блэгдона, на плоской вершине одного из Мендипских холмов, откуда к северу
и западу открывался вид на Бристольский  залив  и  на  болотистые  низины  у
подножья холмов. От небольшой боковой дороги к дому вел мощеный въезд, ярдов
двести длиной, окаймленный каменными бортиками. С двух сторон, в  том  числе
со стороны въезда, к дому подступала рощица  вязов.  Две  другие  стороны  -
восточная и южная, где были кухня и службы, выходили на крутой склон, откуда
виднелись два озера. Дом был красный, кирпичный;  к  одной  стене  примыкали
пристройки, гараж и конюшня, сложенные из камня и сохранившиеся  от  старого
дома, который  когда-то  стоял  на  этом  месте.  Позади  дома,  окруженного
каменной оградой, находились два поросших  травой  участка  для  выпаса.  От
парадного  входа  вдоль  дороги  тянулись  два  длинных  зеленых  газона,  и
посередине каждого красовалась клумба с розами - единственная жалкая попытка
немного  приукрасить  этот  уединенный,  продуваемый  ветрами,  на  редкость
неприветливый и мрачный дом. Высоко в верхушках вязов, деловито  копошились,
устраивая гнезда грачи.
   Надо же забраться в такую глушь, подумала Бланш.  Вот  уж,  действительно
край света. Подъезд к дому и газоны ухожены - не придерешься, дверные косяки
и оконные рамы тоже в полном порядке. А дом мало кому пришелся бы по душе  -
разве что тем, кто старается  держаться  подальше  от  современного  мира  и
сторонится людей.
   Она проехала мимо парадного входа и поставила машину возле гаража.  Когда
Джордж занимался сбором информации и ему нужно было придумать для  прикрытия
какую-нибудь  легенду,  неистощимое  воображение  Бланш   выдавало   десятки
прекрасных идей. Сегодня она решила  выступить  в  роли  сотрудницы  некоего
туристического агентства из Солсбери. Ее направили  сюда  выяснить,  кто  из
местных  землевладельцев  согласен  сдать  на  лето  участок   для   стоянок
автотуристов  (избранной  и  состоятельной  категории).   Достаточно   будет
поговорить с Шубриджем пять-десять минут, чтобы понять, как вести с ним себя
в дальнейшем. И разумеется, подлинной причины своего  визита  она  пока  что
раскрывать не станет. На первый раз  важно  выяснить,  что  он  за  человек.
Прежде, чем хотя бы частично открыть  ему  правду,  надо  будет  определить,
какой линии держаться с мисс Рейнберд.
   Дверь в дом скрывалась в глубине кирпичного крыльца,  по  обеим  сторонам
которого были ниши с небольшими выступами-сиденьями. Она  позвонила,  но  на
звонок  никто  не  отозвался.  Немного  выждав,  позвонила  снова.  Суббота,
подумала она. Да, для визитов день не самый  удачный.  Наверное,  уехали  за
покупками. Что делать, выбраться раньше она просто не имела  возможности.  О
том, чтобы вернуться в Солсбери, не поговорив с Шубриджем, не могло  быть  и
речи. Придется подъехать опять, ближе к вечеру. Она позвонила в третий раз -
и все напрасно.
   Тогда она спустилась с крыльца, прошла мимо конюшни, потом через кусты по
узенькой тропинке вышла на большой мощеный двор позади дома.  Нигде  никаких
признаков жизни. Но когда она повернулась,  чтобы  идти  к  машине,  в  доме
залаяла собака. На всякий случай она снова поднялась и  позвонила.  Никакого
результата.
   Бланш пожала плечами. Досадно,  конечно,  но  ничего  не  поделаешь.  Она
развернула предусмотрительно  захваченную  с  собой  карту  и  увидела,  что
находится недалеко от Чеддара, от живописного ущелья и знаменитых чеддарских
пещер. Все достопримечательности в это время года наверняка для  посетителей
еще закрыты, но все же Бланш решила не спеша доехать туда, выпить где-нибудь
чаю  и  тогда  уж  снова  вернуться  сюда.  Пока  она  ехала,  погода  резко
изменилась. С севера налетел холодный ветер, небо  затянулось  тучами,  и  в
окна ресторанчика, где Бланш пила чай, застучали первые тяжелые капли дождя.
Бланш налила себе  третью  чашку  чая,  съела  еще  кусок  торта  и  заранее
приготовилась к тому, что домой придется ехать под дождем.

***

   Трижды в году, гостя у своего старинного приятеля сэра Чарльза Медхэма  в
Ривер-Парке, он - в силу многолетней привычки - после короткого дневного сна
обязательно выходил в сад, огромный и безупречно ухоженный,  и  спускался  к
озеру, чтобы затем, пройдя вдоль берега,  задержаться  у  фамильной  часовни
Медхэмов. Это была симпатичная часовенка, построенная в девятнадцатом  веке,
в годы Регентства; вокруг росли кусты рододендрона. Маршрут прогулки никогда
не менялся - несколько сот ярдов до озера, потом вокруг  озера  до  часовни,
затем недолгая остановка в часовне. Там он  обычно  опускался  на  колени  у
алтарной решетки и посвящал несколько минут молитве, а  иногда  -  поскольку
поездки к сэру Чарльзу были редкими просветами в его напряженной,  по  часам
расписанной жизни - он просто, преклонив  колени,  разрешал  себе  ненадолго
забыться, отдаться во власть тишине  и  уединению,  и  тогда  память  обычно
возвращала его в окрашенное ностальгическими тонами прошлое (сейчас ему было
уже за шестьдесят), в те дни, когда он проводил здесь студенческие  каникулы
вместе с сэром Чарльзом, таким же юным, как и  он  сам.  Он  отнюдь  не  был
затворником, но такое краткосрочное удаление от мирской суеты действовало на
него удивительно благотворно. Выйдя из часовни, он продолжал прогулку вокруг
озера в полной уверенности, что его никто не потревожит. Сэр Чарльз знал эту
его привычку, а прислуга по случаю субботы была  отпущена,  так  что  кругом
никого не было видно. Дойдя  до  противоположного  берега,  он  доставал  из
кармана бумажный пакетик с хлебными крошками и  кормил  плавающих  по  озеру
уток. Пакет с хлебом всегда уже лежал на столе в холле к моменту его  спуска
вниз после дневного сна. Он мог заранее, с точностью чуть ли не  до  минуты,
сказать, в каком часу он вернется обратно в дом, где  сэр  Чарльз  поджидает
его у себя в кабинете. Чай, а потом традиционная партия в шахматы - согласно
программе, рассчитанной на два свободных безмятежных дня. Таких дней  в  его
жизни было наперечет.
   Пока он шел к часовне, начал накрапывать дождик, не смутивший его, потому
что он был из-за холодного ветра в пальто. Войдя в часовню, он пожалел,  что
солнце скрылось и нельзя лишний раз полюбоваться прекрасными  витражами.  Он
медленно прошел к алтарю и опустился на колени перед  решеткой.  Но  прежде,
чем начать молиться, он,  непонятно